Your stupid smile is in photographs

— Мне так жаль, — шепчет доверительно Бутхилл, губами прижимаясь к холодной, чувствительной шее. Аргенти вздрагивает, но не отстраняется. Его руки мелко-мелко дрожат и, хоть и ковбой не видит, капризно-пухлые губы наверняка поджаты. Всё тело рыцаря, всего секунду назад вальяжно расслабленное, застыло в нелепой позе обиды. Бутхилла это немного злит. Совсем чуть-чуть, потому что он понимает - и правда, накосячил. Ему самому было бы странно, отреагируй Аргенти иначе. Так, словно всё равно, будто и дела нет. Это куда хуже. А сейчас дело за малым. Аргенти, тряхнув головой, показательно отодвигается от него в противоположный конец дивана, так и не обернувшись, а Бутхилл едва успевает подавить смешок. Это так по-детски, что даже мило. — Аргенти-и, — хрипло тянет он, положив голову на столь возмутительно удобное мягкое плечо, — ты же слышал, я точно знаю. Наушников, — ковбой слегка прикусывает тут же покрасневшее ухо, — нет, не притворяйся. — Я и не пытался, — цедит тот, но уже в голосе слышится эта свойственная только ему особенная мягкость, невесомая ласка, обволакивающая Бутхилла всего словно тающей сладкой ватой, — но мы ведь уже проходили это, и ты говорил ровно то же самое. Бутхилл слышит рваный вздох, и рыцарь поворачивается, упираясь ладонями в его грудь, вынуждая отодвинуться. — Ты ещё не победил, — мимолётно усмехается он, вновь грустнея, — дорогой, я понимаю, что ты меня предупреждал. И я сам согласился, но- — Но? — перебивает Бутхилл, перехватывая его ладони и с удовольствием наблюдая, как сбивается дыхание и появляется лёгкий румянец, стоило ему только коснуться в невесомом поцелуе нежной кожи. — Но я и подумать не мог, что это так, — запинка, — так больно. Каждый раз. Бутхилл замирает, в неверии смотря на упорно отводящего взгляд рыцаря. Он не помнит, когда тот говорил о чувствах настолько открыто, не прикрываясь слоями метафор и порой просто-напросто избегая темы. И это ощущается ново, что ли. И оттого Бутхилл понятия не имеет, как себя вести, глупо моргая и сжимая хрупкие пальцы всё сильнее. — Я не хрустальный, — хмурится Аргенти досадно, когда молчание затягивается, — и ты не обязан меняться. Но, прошу тебя, хотя бы не рискуй настолько беспечно жизнью. Не окажись я рядом тогда, то, — торопливое, — стоп, нет, не хочу думать. Ты бы справился, но с большим трудом. Да, именно. Он резко поднимается с дивана, сжимая ладони в кулаки и комкая домашнюю и без того помятую длинную футболку. Мечущийся взгляд останавливается на Бутхилле и чуть теплеет. — Забудь. Тебе это кажется нелепым, верно? Разумеется. Оставим этот разговор в прошлом. Я, — он сглатывает, вновь отводя глаза, — не лезу в твои дела, пока не попросишь, ты делаешь так же. Мы ничего друг другу не должны, как ты и говорил, дорогой. Прошу меня простить, я забыл границы. Аргенти ломано улыбается, осторожно касаясь щеки Бутхилла и, слегка склонив голову, уходит в другую комнату. Ковбой слышит, как он собирает вещи и вполголоса иногда говорит что-то, но, будто скованный оглушившим его непониманием, не сдвигается с места. Голова кажется совсем пустой, лишь отдающей туповатой методичной болью. — Как мы дошли до этого? — шепчет он. Это должен был быть очередной несерьёзный разговор. Если бы у него получилось рассмешить рыцаря, то и вся обида на этом и закончилась. Ну, ему так казалось. Или - его прошибает осознание - Аргенти только притворялся? — Мой драгоценный ковбой, — Бутхилл невольно вздрагивает, и Аргенти извиняюще сжимает его плечо, — мне пора. Сумка с вещами выглядит довольно объёмно. Очевидно, её обладатель уже успел обосноваться здесь с расчётом остаться надолго. Но что-то пошло совсем не так. Волна злости захлёстывает Бутхилла с головой. Не на Аргенти - на себя. Всё идёт совершенно не по плану, и как-то дичайше не вовремя. Будь такое возможно, он бы с готовностью подорвал статую Часика, лишь бы перемотать время назад на пару суток, лишь бы не было этого пропитанного горькой неловкостью разговора. — Хорошо, — кивает ковбой, криво ухмыльнувшись, — всё забрал? А то устал натыкаться на твои милашные вещицы повсюду. Всё-таки, им тут не место, сам понимаешь. С каждым своим словом он наблюдает, как тускнеют чужие глаза, и внутри разливается гаденькое чувство злорадства, щедро сдобренное стыдом. Хотел отплатить - получай результат. — Я, — начинает было Аргенти, но запинается в самом начале. Жмурится, дрожаще выдыхая, и всё же продолжает, — да. Если что найдёшь, просто выброси, раз мешает. Он даже не хлопает дверью - прикрывает аккуратно-аккуратно, без единого звука. Бутхилл и правда находит ту самую футболку, которую он давал Аргенти обычно для носки «делай с ней что угодно, не жалко». Но, хоть и закинул её в корзину для стирки, она молчаливым напоминанием еще несколько дней мозолит ему глаза и отправляется комком в глубину шкафа. Не выбрасывается.