Новички

      Вайолет на пару с фэгом слонялись по коридорам, пытаясь угомонить учеников. Сегодняшнее возвращение в дом волка хоть и было плановым, но взбудоражило студентов до ужаса. Мало того, что пришлось впустить в свой дортуар чужаков, так ещё и весь вечер со всех сторон раздавалось нелепое нытьё о пропавшей коллекции марок, испорченной копотью рубашке и вообще кровати по-другому стояли! Что Чеслока, что Вайолета это вымотало до ужаса, но что уж поделать, такая уж у них задача, слушать нытье, решать нелепые проблемы и в целом руководить жизнью дома. И ладно Чеслок, он сам согласился с ролью помощника префекта, а вот Вайолет уже спустя пару месяцев на своём посту понял, что всё это до ужаса утомительно и, в общем-то, на них просто скинули обязательства старшие. Где вообще сейчас бродит методист? Мог бы и помочь…       — Вы уляжетесь сегодня?! — зло стукнув по двери, прикрикнул Чеслок.       Префект недобро на него покосился:       — Тише, сейчас и тех, кого уже успокоили, перебудишь.       Чеслок поджал губы и отвёл взгляд, стало как-то неловко:       — И что теперь, всю ночь так бегать будем?       Вайолет молча пожал плечами и с лёгким усилием толкнул дверь спальни первогодок, поднёс указательный палец к губам, внимательно изучая лица подопечных. Те и правда притихли, всё-таки они пока ещё больше всех уважали его, а вот ученики постарше Чеслока побаивались сильнее. Грегори ещё минуту молча стоял в дверном проёме, ожидая, пока все прикинуться спящими, хотя выходило у них не очень.       — Там твои одноклассники теперь шушукаются, сам пойдёшь или мне? — глухо спросил Чеслок, стоило префекту вернуться.       Грегори ненадолго замер, прислушиваясь, потом махнул рукой:       — Негромко, чёрт с ними.       — Как скажешь, — Чеслок вздохнул и присел на край подоконника, блуждающим взглядом окинул коридор, — такое чувство, что они весь дортуар переделали, хотя ремонт-то дня три шёл… Странно так.       — Угу, — задумчиво ответил Вайолет, поправляя капюшон.       — Так и не нашли поджигателя?..       — Даже если и нашли, нам не скажут.       — Я думал, префекты в курсе всего.       Вайолет мрачно усмехнулся и отстраненно посмотрел куда-то вдаль коридора, но тут же нахмурился:       — Отбой был двадцать минут назад, почему ты ещё не в постели?!       Чеслок резко перевёл взгляд на него, а потом и на тёмную фигуру в конце коридора. Тон префекта его знатно удивил, а вот от вида спокойно приближавшегося к ним парня защемило сердце.       Заметив его ошарашенное лицо, Роман мягко улыбнулся и кивнул:       — Простите, меня только сейчас отпустили из лазарета. В такое время, конечно, в одиночку не должны были отправлять, но там что-то срочное у доктора, так что… В общем, извините.       Ромка, его персональное чудовище. Идиот, порезавший из-за него руки, идиот, что как истукан замирал, когда он входил в палату, и так же молча и глупо смотрел на него, не решаясь сказать хоть что-то, пока пытливые взгляды других обитателей лазарета были направлены только на них. Кинуться бы к нему, прижать к себе и больше не отпускать.       — Иди в свою комнату… — тихо прошуршал Вайолет и, помедлив, нехотя добавил: — Чеслок, ведите себя тихо.       — Что? — Чеслок на секунду замер. — Вайолет, подожди. То есть можно?..       — Я всё сказал, — почти неслышно ответил префект, идя в другой конец коридора, то ли успокаивать кого-то ещё, то ли вовсе в свою комнату.       Конечно, даже самому себе не хотелось признаваться в том, как он ненавидит эту синеглазую физиономию и как не хочется отпускать Чеслока. Но скрипач, пожалуй, имеет права выбирать сам, кто ему нужен.       Вайолет остановился в коридоре и повернулся к окну, мрачно разглядывая темноту за тонким стеклом, сходную с той, что творилась сейчас в его головое:       «Какая глупость. Неужели я и вправду мог бы претендовать на что-то? Конечно, у нас особые отношения, но не дружбой, ни тем более любовью… Какое же бессмысленное слово… Я бы их не назвал. И он, думаю, тоже. Наверное, лучше было бы отправить их по собственным спальням, но Чеслок бы не усидел, да и за дни, что новичок был в лазарете совсем себя извёл. В любом случае, это не моё дело, так даже и лучше»       Из мыслей вырвал очередной шум, тяжело вздохнув префект отлип от окна и вновь отправился успокаивать студентов, так по крайней мере мысли будут заняты, всё равно сегодня вряд ли уснёт.       

***

      С поворотом ключа в замке мир за пределами комнаты, кажется, исчез. Или, по крайней мере, замер. Оглушительная тишина рухнула на плечи, все чувства обострились в тысячу раз, а воздух стал неподъемно тяжёлым. Они наконец-то одни, только вдвоём. Ни надоедливого Джона, ни любопытных младшеклассников, ни доктора. Вообще никого. Их только двое.       Роман тихо вздохнул, чувствуя, как кровь в венах загустевает от волнения, а сердце, наоборот, бьётся так, что, пожалуй, слышно и в коридоре. Почему-то стало страшно оборачиваться. Он знал, что Чеслок перешагнул порог сразу после него, знал, что он стоит сейчас на пороге и растерянно или, быть может, нервно смотрит на его спину… Надо повернуться, а ноги как будто прилипли к полу.       Опустив голову, Роман нервно сделал один шаг, а затем и другой, поражаясь тому, какими громкими могут быть его действия.       — Теперь мы можем поговорить? — тихо спросил Чеслок, и сам не решаясь поднять голову.       Было что-то неправильное в происходящем. Сначала новичок его ужасно злил, потом заставил себя буквально ненавидеть, потом это липкое чувство вины и сострадания, а теперь… А что теперь? Он и сам не знал.       — Если хочешь, — проглотив половину слов, ответил юноша, заставляя себя поднять взгляд.       — Не хочу, но у меня накопилось много вопросов…       — Так, может, до лучших времён? — изящно улыбаясь, Роман сделал шаг навстречу и чуть наклонил голову набок.       Чеслоку показалось, что человек перед ним надел маску, причем так элегантно и легко, что та секунда, в которую это произошло, куда-то скользнула. Быстро сделав шаг навстречу, он резко прижал парня к себе, словно стараясь удержать то, что ему в нём нравилось и было банально понятно.       Роман вздрогнул, как от удара. Замер, не понимая, куда себя деть, и ещё некоторое время не мог понять, как реагировать, и только после догадался обнять в ответ. Робко, неуверенно, осторожно.       В горле тут же встал ком, перекрывающий весь воздух, надо что-то говорить, а что? Закусив губу, он пристроил голову на плече Чеслока и вновь улыбнулся, но в этот раз нежно и искренне:       — Прости, что напугал и… Я больше так не буду, честно.       — Идиот, — цыкнул в ответ Чеслок, отстраняясь, и отошёл к кровати, просто чтобы куда-то себ деть, — покажи руки…       Алёхин смущенно убрал часть волос за ухо и присел рядом, нехотя стягивая пиджак, расстегнул рубашку и высвободил одну руку и неуверенно протянул парню, отводя взгляд.       Чеслок закусил губу и осторожно взял за запястье, рассматривая тонкую кривую линию, бегущую почти от самого запястья до сгиба локтя:       — И как можно резать себя? И вообще, почему рука не забинтована? Это не надо было зашить или вроде того? — голос предательски дрожал, он всё ещё чувствовал вину и брезговал смотреть на последствия своей ненависти, по сути просто красную линию на почти белой коже, но всё-таки это чужая боль, выплеск безысходности и отчаяния и слабости. Он-то ведь всегда считал, что оборвать собственную жизнь могут решиться лишь последние слабаки и идиоты, а тут такое.       — Можно, уж поверь. Я ведь не впервые. Если посмотришь, у кисти есть шрамы… — тихо отозвался Рома, внимательно изучая пол, — а бинтовать уже не нужно, Ин… Блин. Профессор Морт заклеил медицинским клеем, не знаю, как объяснить, но из названия, думаю, понимаешь, что это…       — Угу, — буркнул Чеслок, неуверенно проводя подушечкой пальца по коже рядом с раной, — это ведь больно, как ты мог?.. Чёрт. Всё, не будем об этом.       Юноша тяжело вздохнул и наконец отпустил его руку, упёрся ладонями в кровать позади себя и чуть откинулся назад, закрыл глаза, ища нужные слова. Слишком трудно, но говорить надо, если он сейчас не скажет ничего, то всё это останется висеть над ним ещё на долгое время.       «Надо же, я слишком привык, что с Вайолетом говорить невозможно. С этим чудовищем так нельзя… Мозг плавится. Хочется его обнять и не давать в обиду, ни ему самому, ни другим…»       — Ты сказал, у тебя много вопросов, — робко напомнил Роман, продолжавший возиться с пуговицей на манжете.       — Угу, — вновь буркнул Чеслок и решил отшутиться, надеясь, что это разгонит странную атмосферу, — первый — это почему ты такой тощий?       — Странный у тебя способ заткнуть собеседника.       Роман наконец плюнул на манжет и осторожно, боясь, что его отринут, погладил по щеке:       — Прости ещё раз. Мне жаль, что я заставил тебя волноваться. Знаешь, я, наверное, и вправду псих, раз уж посчитал, что так проблема исчезнет, — отстранив руку, он обнял колени и положил на них голову и так же вполголоса продолжил, ощущая, как связь между ними становится прочнее, а от волнения ненавистная картавость стала сильнее, — после смерти матери отец начал меня сильно бить и орал как ненормальный, что жалеет, что я родился, вскоре появилась мачеха, она особо не трогала, но регулярно напоминала о том, что лучше бы меня вообще не было… Когда подходило время к моему совершеннолетию, они упекли меня в дурдом. Меня не связывали, но обкалывали так, что я был не в состоянии поднять ложку. За это тоже били, могли ткнуть лицом в тарелку, это было особенно мерзко. Прочие совсем уж мерзкие вещи я рассказывать не буду…       Чеслоку показалось, что его окунули в ледяную воду. Роман говорил спокойно, но очень тихо и старался вообще не смотреть на него, что было ему не свойственно.       — Ром… Мне жаль, что так…       — Да ладно, я ведь не для сочувствия это рассказываю, просто хочу, чтобы ты понимал, какой я человек, — сквозь ком в горле ответил парень, но глаза уже затянула пелена слёз.       — Не вспоминай, — слова вышли какими-то надломанно-резкими, не просто просьба, приказ.       Сев ближе, Чеслок вновь прижал его к себе, пряча в объятиях:       — Это всё в прошлом. Сейчас ты здесь. Со мной.       Луна незаметно подобралась к окну, проливая свет на две слившиеся фигуры на краю кровати. В комнате тихо и прохладно, наверное, даже на улице теплее, но эти двое сейчас совсем не способны воспринимать происходящее вокруг, тела дрожат не от холода, а от нервов, от первого детского ощущения искренних чувств, пусть и совсем неправильных. Счастливые истории не рождаются из ненависти и чувства вины, но сейчас их это вовсе не волнует. Они есть друг у друга, большего не нужно. Роман искренне надеется найти принятие и понимание, Чеслок путает чувство вины с симпатией и привязанностью, но именно этой ночью они становятся по настоящему близки и честны друг с другом.              — Останься со мной сегодня, ладно?