Новички

Учебный корпус

      В палате только два тёмных пятна, выбивающихся из белизны стен и простыней: Чеслок, дремлющий, скрестив руки на груди и уронив голову на плечо, и Роман, которому очень хочется переложить его в кровать, но сил на это совершенно нет. А вообще очень хочется спать, но никак не выходит. Каждый раз одно и тоже, ужасная слабость и сонливость. Ну и вспоротая кожа, конечно, болит, особенно после того, как Инек залили её медицинским клеем, но на это лучше не обращать внимания. А ещё горит щека, боль ушла, но осталось чувство ужасной вины. Он подставил друзей, себя… Но с другой стороны, это стоило того, чтобы Чеслок сидел весь день рядом.       На тумбе стынет ужин. Чай, вроде «Эрл Грей», они тут все на нём помешаны, салат, какая-то рыба… Неплохо. Особенно если вспомнить, чем кормили в психушке. Но лучше бы не вспоминать, особенно кашу, которая останется в тарелке, даже если её перевернуть, чай, воняющий помоями… Неприятно. Не хотелось бы туда вернуться, но, впрочем, какая разница? Его обколят до состояния беспамятства, он будет лежать на пожелтевших простынях, смотреть на потрескавшуюся побелку потолка, а в голове будет гулять сквозняк и полная тишина.       — Не спишь? — вопрос Чеслока вырвал из мрачных воспоминаний. Спросонья голос у него хрипловатый, от чего кажется взрослее и как-то притягательней.       — Не сплю, — тихо подтвердил Роман и перевёл на него взгляд. — Ты ужин пропустил… Если хочешь, можешь съесть мой. Я всё равно не буду.       — Тебе надо поесть, — невпопад ответил Чеслок и недовольным взглядом окинул тело напротив себя. Бледное, тощее, синеглазое…       — Меня мутит. Каждый раз такое. Как станет лучше — поем.       — Мне в тебя через силу еду запихать? — мрачно предложил скрипач и угрожающе подвинулся ближе.       Роман изогнул губы в улыбку, правда, насмешливую, и протянул к нему руки:       — Обними меня, тогда выпью чай… Всё остальное, уж прости, я если и съем, дружок, то тут же выблюю, — и вновь истеричный смешок, — причём на тебя.       — Ты издеваешься?!       Рома улыбается, Чеслок хмурится. Сверлят друг друга взглядом. Чеслок чертыхается и пересаживается на кровать, помогает парню сесть и аккуратно прижимает к себе, невольно оказывается лицом у его шеи и задыхается от запаха табака и вишни. Это такой парфюм или он курил, пока Чеслок спал? Хотя тогда бы и в палате пахло… И если это парфюм, то почему вишня? Странный выбор для мужчины, лучше бы амбра или сандал, они бы ему подошли…       Роман сводит руки за его спиной и без стеснения кладёт голову на плечо, просто тихо радуясь исполнению своего желания. Чеслок дёргается, чтобы высвободиться, но Роман плотнее сплетает руки:       — Ещё минутку… Можно?              И Чеслок послушно сидит рядом, голодными глазами поглядывая на тумбу с ужином, упиваясь запахом чужой кожи и поражаясь, что в их колледже есть кто-то костлявее префекта фиолетовых.       А по коридорам во всю ползут слухи о парне, что ночью после совета разрезал руки, о том, что его нашёл префект… Слухи дошли и до учительской, сегодня там впервые за долгое время собрались методисты всех четырёх домов.       — Сукины дети, что им спокойно не живётся?! Надо ещё эти проблемы создавать! — в сердцах чертыхнулся профессор фиолетовых.       — За языком следите, — бросил Инек, проверявший тетради.       — У вас, профессор Морт, ещё молоко на губах не обсохло, мне указывать! И вообще этот мальчишка с вами приехал, насколько мне известно. Так отчего же…       Михаэлис заметил, как напрягся молодой профессор: всё же Морт был значительно младше всего преподавательского состава, но ученики его уважали, вряд ли его можно обвинять в недостатке компетенций.       Инек в сердцах кинул в стопку очередную тетрадь и прямо взглянул на методиста дома волка, пожалуй, годящегося ему в отцы, а может и в деды:       — Спешу заметить, что во время обучения за студентов каждого дома отвечают методисты и префекты. Я был занят исключительно учащимися своего дома.       — Господа! — прервал их Себастьян. — Прошу, давайте не будем устраивать балаган.       Когда же все вопросы, требующие обсуждения, были исчерпаны, Инек устало потёр виски и обернулся на Себастьяна, к счастью, теперь они вновь были только вдвоём:       — Спасибо вам, я уже еле держался от того, чтобы вспомнить весь нецензурный лексикон.       — Бросьте, это мелочи. Вы довольно молоды для преподавателя, подозреваю, что вам приходится нелегко.                    Морт задумчиво покрутил армейский жетон на шее и пожал плечами:       — Возраст не больше чем цифра, кто-то и в шестьдесят остаётся полным идиотом, ну а лекции мне читать не впервой. Опять же, мой близкий друг только-только став совершеннолетним умудрился устроиться мелким чиновником, имея за плечами только школу. Дело случая и желания самого человека.       — Вы говорите о Доре? — усмехнулся демон, наконец ухватившись за ниточку, ведущую к правде о связи Морта с адскими коллегами Михаэлиса.       Инек напрягся ещё больше, чем когда обвинения сыпались в его адрес:       — Допустим, но откуда…       — Вчера у меня состоялась беседа с вашей подругой и её покровителем. Полагаю, вы понимаете, о чём я?       Морт хмыкнул и придирчиво оглядел демона, свёл брови к переносице, обдумывая, как уйти от обсуждения Сойки, Данталиона и уж тем более Астарота:       — Допустим, — хмуро повторил Инек.       За его спиной тут же, как по приказу, склубился дым, чёрный и непроглядный. Фигура в чёрном фраке, в которую и собрался дым, отдалённо напоминала Себастьяна, но сильно выбивалась смуглая кожа и волосы, отпущенные до лопаток:       — Попрошу вас не лезть не в свои дела, — холодно попросил Астарот, — я ведь не гоняюсь за вашим ужином?       — Тебе лишь бы пожрать, — цыкнул Морт, скашивая на него взгляд. Стоит отметить, с Астаротом он говорил куда менее вежливо, чем с Себастьяном. — Что ты выперся?       Астарот рассмеялся, но с заметным напряжением: взгляда от Михаэлиса не отводил, чувствуя угрозу. От Себастьяна это не укрылось, элегантным жестом поправив очки, он чуть прищурился и ядовито-насмешливо заметил:       — Очень иронично слышать от вас об ужине, учитывая, какие отношения связывают вас с профессором Мортом. Однако, от этого у меня только больше вопросов. Но, замечу, я думал поймать вас будет куда сложнее, чем семьдесят первого герцога.       — Вы говорите о Данталионе? — хмыкнул Астарот. — Я и не думал, что кто-то помнит о рангах, это не более чем придумки людей. Однако, если вам совсем нечем заняться… Потакая своим подопечным, мы с Данталионом призвали мелких духов для ремонта сгоревшего дортуара и, разумеется, я подсунул местному проректору фальшивый контракт, помимо ремонта там ещё была прописана и его душа, и знаете что? Души у него нет. Так вот, развлекайтесь с этим, а от Инека уберите лапы подальше.       — Вот как, что же, благодарю за информацию, — Себастьян потёр сгибом пальца подбородок. — Отчего же я должен убрать свои, как вы выразились, лапы, только от него?       — Потому что судьба этой женщины меня интересует мало, а в день, когда она окажется в аду, я буду первым, кто взвоет.       — Интересное замечание… С нетерпением буду ждать этого дня. Что же, вернёмся к вопросам на которые я вчера, увы, так и не получил ответа. Для чего вы здесь?

Дортуар «Сапфировый филин»

      Вечер лёг незаметно, подкрался к стенам готовящихся ко сну дортуаров и словно укрыл тенью крыльев огромной птицы. Но стоило Клейтону проверить, что самые младшие улеглись, и покинуть общую спальню, как в дверную щель просочилась прихрамывающая тень с гитарой за спиной. Без сомнений, Ливингстон.       Макмиллан поднялся на локтях, расплываясь в улыбке:       — Вы снова пришли рассказать нам легенду?       — Тс, — жестом указал Джон, склоняясь к замочной скважине, и стал следить за коридором. Убедившись, что всё спокойно, приказал шёпотом: — Берите пледы и обувайтесь. У меня для вас сюрприз.       — Что происходит?! — растерянно спросил Фантомхайв, поражаясь, что его одноклассники торопливо начали выполнять приказ.       — Тихо, — тут же шикнул Джонатан, — как мышки на выход за мной. Надо незаметно дойти до главного корпуса. Нас уже ждут.       — Там же фиолетовые! — шёпотом возразил кто-то.       — И зелёные. Говорю же, сюрприз. От меня и профессора Морта.       Им действительно удалось незаметно выбраться из общежития, на улице довольно прохладно, небо затянуто тучами, погода неумолимо портится. А вот учебный корпус в темноте казался таинственным и нереальным, всё же обычно жизнь здесь кипела в дневное время. Каждый шаг отзывался тихим гулким эхом, картины на стенах представали живыми лицами, а за окнами мерещились сказочные чудовища.       Джон шёл впереди, порой оглядываясь на идущую следом вереницу первогодок. Сиэлю невольно вспомнилась сказка про крысолова, уводящего детей из домов, стало смешно и неловко, а потом пришлось поёжиться от нагрянувшей в память истории о цирке, чья трупа крала детей.       — Пришли, — шепнул Джон, распахивая дверь.       Одну из створок тут же поймали, на Джонатана тихо шикнули, это оказался профессор Морт, сидящий на полу спиной ко входу с гитарой из музыкального класса:       — Привёл?       — Ага. Мелочь, рассаживайтесь. Можете, конечно, и постоять, как эти, — Ливингстон кивнул на Вайолета и Гринхилла, — но быстро устанете, мы тут надолго.       — Может хоть ты скажешь, для чего мы здесь? — хмуро спросил Герман, замечая, как при виде Джона просветлело лицо Мидлфорда.              Тот действительно искренне радовался появлению этого парня, ну, по крайней мере он думал, что парня. Истерика и обвинения в глупости стёрлись почти мгновенно, а вот солёный от слёз поцелуй, первый в его жизни, никак не давал покоя и, конечно, теперь, когда это неугомонное создание возникло здесь с гитарой за спиной… Не радоваться было невозможно.              — Не-а, сами всё увидите, — ярко улыбнулся Джонатан, садясь напротив Инека и плечом к Ромке, ещё бледному и слабому, но явно оживившемуся с приходом друга.       Николас тут же подорвался к ним, но, получив от Морта: «На километр друг от друга, вас же не заткнешь», сел обратно, чуть понурил голову. Задумка друзей ему нравилась, он в целом любил такие вечера: они проходили довольно редко, но всё же каждый раз получались сказочно-атмосферными и тёплыми, даже если они сидели где-нибудь в лесу в сломанной машине. Инек ненароком вспоминал солдатское прошлое и поигрывал «Комбата», Дора пела песни о рыцарях и драконах, а он сам — «Дайте танк», группу, которую полюбил, ещё не зная чужой язык, и с неё же начал его учить. А потом на смену «просто» песням приходили костровые и лагерные, их знали только Инек, Дора и ещё Ромыч, но от этого создавалось впечатление, что их допустили к чужой тайне, светлому детству. Тем более что пахли эти песни костром и запечённой картошкой, чужими мечтами и надеждами на светлое будущее, свершениями, победами, безоблачным небом и брызгами лесного озера, куда их с Эдом привёз Инек в их первое лето в чужой стране.       Но всё-таки куда веселее мешать всем, отвлекать Сойку, а она отвлекается на всё, утягивать медиаторы и смотреть как их ищут, нелепо ворочаясь вокруг себя и перетряхивая одежду и пледы, незаметно подкручивать колки в самый неподходящий момент, чтобы вместо Am вышел жалобный «бряньк», а лучше, чтобы струна порвалась. Нет, до такого он доходил редко. Но иногда бывало.              Чеслок, слонявшийся между своими студентами и проверявший, чтобы у всех были пледы, нахмурился:       — Ещё и синие? Вы издеваетесь?! Уже отбой.       — Брось, правила созданы для того, чтобы их нару… — Джон резко метнулся взглядом к двери.              В церемониальный зал, отведённый под ночлег погорельцев, озираясь как воришки, вводили студентов красного дома Редмонд и Тафт.       Ливингстон подкатил глаза, Морт изогнул бровь и бросил с лёгким укором:       — А вы здесь откуда?       — Меня Ник позвал, — растерянно отозвался Тафт. — Не надо было?       Джонатан тихо простонал, Инек потёр переносицу и, глядя на парня с укором, насмешливо заметил:       — Что именно сказал Фокс?       Тафт замялся и, ища поддержки, взглянул на Редмонда, но быстро догадался, что тот в целом не знает ничего, кроме того, что услышал от него же:       — Ну, что ты и Джон собираетесь тут ночью на круг, как когда э-э-э…       — Короче, эволюция даровала человечеству речь зря, — хмыкнул Джон, выставляя пальцы на ладах, — по крайней мере, на нас с Ником она явно перестаралась.       Чеслок хмыкнул и присел между Романом и Вайолетом:       — Вы хоть что-то понимаете? — тихо шепнул он префекту.       Грегори лишь покачал головой и обнял колени. Ему бы очень хотелось выгнать вообще всех, но спорить с профессором как минимум признак неуважения.       — Джон, начинай ты, у меня с «красиво» проблемы, — попросил профессор Морт, стоило всем занять места в кривеньком круге.       Редмонд взволнованно шепнул Тафту:       — Я из синих никого не вижу.       Эд огляделся в полумраке зала, из света здесь были только свечи в середине зала:       — Кажется, нету… Ну, по правде говоря, нас тоже не звали, но я такое пропускать не собирался. Сами поймёте.       Гитарные струны пропели тихо и задумчиво, Джон наигрывал простенький мотив, даже не глядя на гриф в моменты, когда требовалось сменить аккорд:       — Хм… Во-первых, приветствую всех, кто здесь собрался. Как оно и случается обычно, всё пошло не по плану с самого начала, и нас немного больше, чем мы планировали изначально. Впрочем, кому какое дело. Когда устанете — просто тихонько выйдете и вернитесь в комнату, главное, предупредите префектов. Правда, это правило не относится к фиолетовым, вам идти некуда, придётся страдать и слушать нас, — вполголоса произнёс Джон, дополняя нежный перебор струн. — В моём детстве такие вечера назывались орлятским кругом или просто огоньком. Да и не только в детстве. Я уже лет пять знаком с профессором Мортом, и подобные вечера было принято устраивать в день знакомства, в день разлуки и просто когда все на пределе. Думаю, последний вариант как раз наш, слишком уж многое произошло за последнее время. Правила обычно есть, но сегодня их не будет, представьте, что мы в лесу у костра, а большего и не нужно. Обычно только каждому дают право высказаться, но нас слишком много, будут песни, может быть, легенды, разговоры… А большее останется где-то внутри, кому-то будет просто скучно, кто-то отдохнёт… В общем, начнём. С легенды, как водится, но в песне.

      «Король сказал: «Я созвал на пир Лучших своих людей. Все ли кто в радости рядом был, Мне присягнут в беде? Враги уже подступают к сёлам, И вскорости быть войне… За верность короне И трону что вы Потребуете взамен?» Тот, кто желал серебра и злата, Первым покинул зал. А юный рыцарь в зеркальных латах Вышел и так сказал: «Рядом с тобою встану я, Но всё же спросить позволь: А не подарит ли Небо Британии Мне щедрый наш король?» Грянул под сводами дружный хохот, Ядом сочится двор: «Надо быть полным безумцем, чтобы Выдумать этот вздор!». Смеётся король: «А не мало ли? Впрочем, давай, бери! Пусть небо Британии, Небо Британии Будет теперь твоим».

      На середине песни дверь залы тихо отворилась, но Михаэлис, который и привёл оставшихся студентов синего дома, то есть почти всех — всё же Ливингстон взял только первогодок — вытянул руку, не позволяя юношам войти в зал. А Джон пел, покачиваясь в такт песни, аккомпанементом ему отзывался тихий голос Романа, которому иной раз прилетало грифом поддых, но он не обращал на это внимания.       

      Только таился злодей меж нас, Он выжидал не зря. Лук натянул и в недобрый час Выстрелил в короля. Казалось, уже предрешён исход — Казалось, проигран бой… Но рыцарь неба Шагнул вперёд, Закрыв короля собой. Увы, бесконечно везти не может, Он выронил меч из рук: «Знай, всё проходит. И это тоже Скоро пройдёт, мой друг»… Король над смертельно раненым Горькие слёзы лил. И небо Британии Небо Британии Плакало вместе с ним».

             Редмонд положил подбородок на скрещённые руки и прикрыл глаза, вслушиваясь в строфы. С одной стороны, баллада незамысловатая, да и явно написана не им, но что-то царапнуло, задело… То ли то, как пел этот мальчишка, то ли сами слова. Бесконечно везти не может, всё проходит. Что именно? Увидеть бы написанный текст, может тогда бы понял.       — Мальчики, входите, — тихо проговорил Михаэлис, наконец убирая руку, стоило гитаре умолкнуть. — Профессор Морт, надеюсь, вы не против? Раз уж вы собрали всех, мне кажется невежливо оставлять моих студентов скучать.       — Когда кажется, креститься надо, — усмехнулся Джон, убирая лезущие на лоб волосы, в кои-то веки он избавился от смешного хвоста на затылке, — особенно вам, не посчитайте за грубость.       — Благодарю за уточнение, — усмехнулся в ответ демон, — и ни капли не удивлён тем, что вы устроили данный концерт.       — Знали бы вы, какими методами, в ход шло всё, уговоры, слёзы, шантаж… Вы же знаете, что мне отказали в переводе в другой дортуар? Раз уж ваши коллеги против моего душевного спокойствия, вынужден испортить его всем, — бойко отозвался Ливингстон, чуть прищуривая глаза.       «Игра, всего лишь игра, затеянная вчера. Попробуй угадать, что я имел в виду, попробуй угадать, что я выкину в следующий раз. Ты знаешь мою тайну? Что же, я знаю твою. Демон? Ну что же, у меня есть свой, ручной, такая же адская тварь, как и ты. Правда, моя тварь любит сладкое и треплет меня по волосам, когда я засыпаю. Может, он и не кинется меня спасать, как ты к своему господину, может, и не придёт, если позову, но даст оружие. Мало кто знает, но помимо уроков фехтования от Инека за моими плечами и уроки Данталиона, неплохо, что думаешь?»       — Лучше сыграйте, это выходит у вас куда лучше светских бесед, — мирно предложил Себастьян, ловя взгляд своего господина.       Фантомхайв был заметно поражён: что-то произошло за его спиной, но что?       — Джон, сыграй, — попросил Инек, — я с тобой.