Ветры из прошлого

      «Роксен» грохочет на всю олимпийскую арену низким мужским голосом. Уж сколько раз твердили миру, что эту мелодию брать не стоит, особенно для совсем ещё юных девочек, которым и объяснить толком: кто такая эта Роксен и чем она занимается, вряд ли получится. И вопреки этим заявлениям, среди девочек Тутберидзе Майя с лёгкой руки Глейхенгауза получила именно эту композицию для произвольной программы. А ещё под эту композицию прямо сейчас, последний раз перед финальным и решающим прокатом тренировались Диана и Глеб.       За бортиком кроме тренеров танцоров сегодня была и Этери. Но тренировочный прокат она не смотрела. Оперевшись на бортик она вслушивалась в музыку и совсем не слышала в ней слов, лишь мелодию, под которую в далёком 2014 году была поставлена короткая программа Плющенко. Та самая, которую она видела вживую лишь на чемпионате России. Та самая, смотреть которую в личном первенстве она отказалась, потом узнав, что и смотреть-то было нечего, ведь спортсмен снялся с проката.       Тутберидзе покачала головой. Нечего сейчас думать о всякой ерунде. Но как назло Плющенко из головы выкинуть не получалось. Как и вчерашний телефонный разговор. Ей очень хотелось сделать вид, что никакого разговора и не было, но он плотно засел в голове, заставляя размышлять: какие же именно цели преследовал Евгений, чего хотел. Потому что звонок только ради поддержки в их ситуации выглядел уж очень странно и подозрительно. Были у неё подозрения, что этот разговор — работа на перспективу, на будущее. Холодный расчёт. И Этери постарается сделать всё, чтобы соперник просчитался.       — Мам, всё в порядке? — внезапно интересуется Диана, и только тут Этери понимает, что музыка больше не звучит и прогон программы завершён.       В ответ на вопрос дочери она лишь слабо кивает, надеясь, что Диана поймёт и не будет заваливать её ненужными вопросами.       — Может, тебе стоит отдохнуть? — продолжает проявлять чудеса заботливости Дэвис, и в любой другой ситуации Этери бы гордилась собой, что воспитала такую замечательную дочь. Но не сейчас.       — А ты не обидишься, если я буду отсутствовать на одном из главных соревнований в твоей жизни? — только и спрашивает Тутберидзе.       — Мам, я не обижалась, когда ты Жене и Алине уделяла больше внимания, чем мне. А тогда я более нуждалась в участии родителей, чем сейчас, когда понимаю, какой кошмар на тебя обрушился.       — Я в порядке, Ди, — отмахивается Этери, принимая решение остаться на арене вплоть до соревнований.       Само выступление дочери она снова практически не смотрит, а узнав оценки, поздравляет Диану с завершением произвольной программы и уходит в номер. Смотреть на арене ей больше нечего. Она на сто процентов уверена, что Синицина и Кацалапов удержат своё серебро, а Степанова и Букин не выбьются в призы. Уж слишком в этих танцах всё предсказуемо.       Отдохнуть толком после выступлений дочери ей не удаётся — нужно бежать на тренировку девочек.       Олимпийское трио она находит на тренировке в зале. Каждая, как полагается по правилам, держится обособленно и соблюдает все предписанные нормами социальные дистанции.       — Когда же уже официально-то объявят, что Камилу допустили до личных соревнований? — неожиданно тихо ворчит стоящий рядом с Тутберидзе Глейхенгауз. — Уже и порядковый номер ей дали, а сказать нормально, что до соревнований человек допущен, никак нельзя что ли?       — До последнего дотянут, — отозвалась Этери, не поворачивая головы. — Поэтому нам расслабляться никак нельзя, нужно быть готовым ко всему.       — Расслабишься тут после семи часов заседания суда, — фыркнул Глейхенгауз.       Дудаков упорно молчал, никак не комментируя ситуацию. Этери продолжала периодически обновлять ленту новостей. Даниил пару раз предпринял попытки растормошить коллег, но, потерпев поражение, стал частью общей меланхолии, которая могла бы продлиться вечность, но какие-то боги смилостивились на этот раз.       — Допущена, — внезапно прошептала Этери, широко улыбнувшись. — Официально. А после в привычной строгой манере прокричала на весь тренировочный зал: Камила, подойди, мне нужно тебе кое-что сказать.       К тренерам Камила подошла вполне спокойно, хотя Этери вдруг подумалось, что будь она на месте Валиевой, шла бы к тренеру как на расстрел. Но, стоит отдать должное девочке, она переживала все на неё свалившиеся тяготы весьма достойно. Да, перестала вывозить почти половину программы, но уже не впадала в истерики. Тутберидзе знала, что немалый вклад в психологическое состояние сделали другие участники этой олимпиады. Тренер знала, что её ученицы ходили на прогулки по олимпийскому Пекину вместе с парнями, также представляющими олимпийский комитет России, слышала, что Камила сблизилась с Марком Кондратюком. И, может быть, в другой ситуации, Этери была бы против прогулок и общения, но сейчас она видела, что подобного рода активности идут Камиле лишь на пользу.       Без лишних слов главный тренер повернула экран телефона так, чтобы Камила смогла прочесть написанное. Девочка, к слову, не сразу поняла, что именно хочет от неё Этери, посмотрела растерянно ей в глаза, лишь только потом переводя взгляд на телефон и вчитываясь в текст. Прочитала и улыбнулась. Только как-то слабо, вымучено, с пониманием, что этот допуск ещё ничего не значит. А затем снова вернулась к своим упражнениям.       — Они, суки, уже условия выставили, — прошептал Глейхенгауз, удостоверившись, что спортсменка его не слышит. — Пишут, что если Камила займёт призовое место, церемонии награждения не будет.       — Это ожидаемо, — бесцветно ответила Тутберидзе, снова чувствуя опустошение и волнение за подопечных.

***

      Когда Этери выходит на тренировочную арену, её не покидает ощущение дикой неправильности происходящего. Её тошнит от этих голубых бортиков. А ещё больше — от Саши в красном платье на голубом фоне. Невольно она снова вспоминает девочку в красном пальто. Чуть морщится и качает головой, отгоняя воспоминание. Не лучшая ассоциация.       — Как у вас дела? — слышит она знакомый голос позади.       — Можешь остаться и посмотреть, Макс, если конечно хозяева олимпиады позволят, — не оборачиваясь отвечает она. Траньков, как всегда, пришёл в самый неподходящий момент. И без него от воспоминаний об олимпиаде 2014 было не отделаться, а теперь и подавно. — Как там Женя с Вовой?       — На пьедестале точно будут, — уверенно отвечает Максим, становясь рядом.       — Дружок твой где? Или сегодня ты за него? — интересуется Этери, вдруг обращая внимание на буквально сияющие коньки Ани без единой царапины и какое-то не совсем уверенное её катание.       — Мы сегодня в комплекте идём, — заявляет Глейхенгауз, становясь от Этери по другую сторону. — Что-то конкретное узнать хотела, или соскучилась?       — Так с Олей своей разговаривать будешь, — беззлобно и спокойно отзывается Этери. — Что у нас с коньками Щербаковой? Она сегодня, смотрю, в новых.       — Да, — подтверждает догадку Даниил Маркович. — в том, что осталось от предыдущих кататься уже практически невозможно.       — Завтра короткая программа, она не успеет их раскатать, — со вздохом констатирует Этери, наблюдая за тем, как Аня пытается прочувствовать новые коньки. — Аннушка, можно побыстрее пожалуйста уже к элементам приступить, или ты весь час по кругу планируешь кататься?       — Зря ты так с ней, — подаёт голос Макс, они ж только вышли на лёд.       — Пока мы раскатываем коньки, другие будут получать медали, — отрезала Этери, впервые за всё время взглянув на Макса, да так и замерев на месте.       Во внешности Транькова сегодня в принципе не было ничего необычного. Всё та же серьга в ухе, всё те же крашенные белые волосы, сегодня так гармонирующие с белым свитером олимпийской экипировки. Вот только экипировки не этой олимпиады.       — Макс, — едва слышно выдохнув, не смогла удержать язык за зубами женщина. — Скажи, а ты не боишься, что организаторы олимпиады на тебя обидятся, за то, что ты в экипировке восьмилетней давности?       Максим меняется в лице тут же. Сначала пару секунд не понимает, о чём же хотела ему сказать Этери, а после едва ли не ударяет себя рукой по лбу, понимая, что этот свитер из сочинской экипировки сейчас явно не изменит настрой Тутберидзе на более позитивный.       — Организаторам точно наплевать, — всё же отвечает Макс. — Ведь экипировка всё равно наша. Обидеться может только «За спорт», но пусть уж извиняют, но качество одежды у «Боско» мне нравится больше. — Но если тебе некомфортно, — добавляет Макс намного тише, чтобы не услышал даже Глейх, потому что понимает, что у Этери и без сочинских флешбеков сейчас в жизни всё совсем несладко, — я пока не буду носить этот свитер.       — Да носи сколько хочешь, — снисходительно отвечает Этери. Хотя, конечно, она предпочла бы не видеть на Максиме этот свитер, но признать это равносильно признанию в том, что с Плющенко их когда-то связывали не просто приятельские отношения. А такого она себе позволить не может.       Голубые бортики, красное платье Саши, пятнадцатилетняя Камила, после командника начавшая валить многие прыжки на тренировках, чёртов свитер Макса… хвала богам, что Мишин со своим новым Женей покинул Пекин уже вчера.       Впереди у них остался последний рывок. Решающий момент. Только вот Этери хочется убежать куда-то и спрятаться, чтобы не видеть ни прокатов девочек, ни итоговых баллов и медалей. Вот только так отсидеться в стороне, увы, не выйдет.       Этери никогда не жаловалась на память, вот только сейчас она многое бы отдала за умение забывать.