
Глава 11.
Возможно, мне не суждено быть счастливой —
я лишь расплачиваюсь за ошибки,
о которых уже забыла.
━━━━━━ ◦ ❖ ◦ ━━━━━━
Вновь те же чувства. Те же страшные, унизительные ощущения. Моё тело превратилось в неумолимое побоище, где внутренние органы рвались на части, а едкий, горький металлический привкус заполнил каждую клетку моего существа. Сознание возвращалось мучительно медленно, пробиваясь сквозь липкий туман боли и слабости. Головная боль пульсировала с такой силой, что казалось, будто внутри черепа бьёт не барабан, а разъяренный зверь, пытающийся вырваться на свободу. Попытка открыть глаза стоила мне нечеловеческих усилий. Веки казались налитыми свинцом, адская боль пронзила их при первом же движении. Комната вокруг была залита мёртвенным светом одинокой лампы под потолком. Но даже этот тусклый свет казался мне ослепительно ярким, он словно вгрызался в мои воспалённые глаза. Я зажмурилась, чтобы дать себе время привыкнуть, однако мысли уже торопливо крутились, разрывая на части мои последние воспоминания. Хаотичные, беспорядочные образы мелькали перед внутренним взором — похищение, резкий, тошнотворный запах химикатов, чьи-то грубые руки, сжимающие мои плечи с ненавистью. И этот голос… Я вдруг вспомнила, кто забрал меня. Голова загудела сильнее, словно кто-то с силой увеличил громкость шума в моём сознании. Тошнота волной охватила горло, поднявшись внезапно и резко. Но даже если бы мне захотелось вырвать, я знала — желудок был пуст, как и моя заледеневшая душа. Дрожащими, одеревеневшими руками я оперлась на локти, пытаясь осмотреться. Каждый жест отзывался в теле кричащей болью, словно хрупкие кости вот-вот разлетятся на острые, кровоточащие осколки. Я замерла, ожидая, пока спазм утихнет, и только потом вновь огляделась. Первая деталь, за которую зацепился мой взгляд, — незнакомец в кресле. Он сидел неподвижно, его голова склонилась набок, а самодовольное, равномерное дыхание говорило о том, что он спит. Сердце начало биться быстрее. «Не сейчас, не теперь». Я не могу позволить страху парализовать меня, как это было в другие разы. Комната была пугающе пустой, словно меня поместили в склеп. Единственная кровать, на которой я лежала, казалась заточением. У стены стоял старый, обшарпанный шкаф, его краска облупилась, обнажая древесные прожилки. На полу валялись грязные бумаги, а возле кресла я заметила стакан воды. Горло пересохло так, что каждый вдох обжигал лёгкие словно пламенем, но я заставила себя отвернуться. Сейчас не время для слабости. «Думай, Регина», — мысленно взревела я. Внутренний голос звучал обрывисто, хрипло, словно это был не мой голос. Я позволила взгляду вернуться к незнакомцу. Его поза была расслабленной, вызывающей отвращение: руки закинуты за голову, ноги вытянуты. И вдруг я заметила — на его поясе висела связка ключей. Металл блестел в свете лампы, словно змея, искушающая к побегу. Я медленно опустила ноги с кровати, и холодный, ледяной пол вызвал вспышку резкой, невыносимой боли, заставившую меня прикусить губу, до крови, чтобы не вскрикнуть. Каждое движение требовало нечеловеческих, титанических усилий, но я продолжала. Один шаг. Ещё один. Половицы под ногами скрипели так громко, что мне казалось, их шум отдаётся в каждом углу комнаты. Когда я почти подошла к креслу, незнакомец зашевелился. Сердце ухнуло вниз, с бешенной скоростью, словно свалилось в бездонную пропасть. Я замерла, почти перестав дышать. Он тяжело вздохнул, чуть повернув голову, но его глаза остались закрытыми. Я облегчённо выдохнула и снова двинулась вперёд. Моё тело дрожало, как натянутая струна, готовая лопнуть с громким, ужасающим треском. Ключи висели низко. Чтобы дотянуться до них, мне пришлось наклониться, и в этот момент я почувствовала, как слабость, словно морок сковала мои мышцы. Слишком резкое движение, и ключи едва не выскользнули из моих дрожащих пальцев. Я стиснула зубы, сосредотачивая всё своё неожиданно разъяренное внимание на одном действии. Мои пальцы наконец обхватили холодный металл. С трудом слышный, звон раздался в комнате, заставив меня замереть. Незнакомец шевельнулся снова, но, к моему же невероятному счастью, не проснулся. Стараясь не выдать себя, я медленно выпрямилась и направилась к двери. Мои руки дрожали, пока я вставляла ключ в замочную скважину. Щелчок замка раздался непозволительно громко, и этот звук отпечатался в моём сознании так сильно, будто в сознании снова ударили в барабаны. Я сделала глубокий вдох, наполняя лёгкие яростью и плавно потянула дверь на себя. За дверью был коридор, освещённый более тусклым, мерцающе-желтоватым светом. На мгновение мне показалось, что свобода так близко, что я могу коснуться её рукой, ощутить её вкус на своих губах. Но это ощущение рухнуло, как карточный домик, когда я увидела его. Никита стоял у стены, опершись плечом о потрескавшуюся, заплесневелую штукатурку. Весь его силуэт был резким и тревожным в мягком, предательском свете лампы. Голова была опущена, а изо рта лениво тянулась струйка дыма от сигареты. Он выглядел самодовольным и расслабленным, словно кот, играющий со своей мышкой. Моё дыхание застыло. Сердце колотилось, словно у пойманной птицы. Я сделала шаг назад, инстинктивно пытаясь сбежать, но половица скрипнувшая под моей ступнёй выдала меня. Никита обернулся. Его взгляд встретился с моим, и всё внутри меня заледенело, обратившись во всепоглощающую ненависть приправленную страхом. В его глазах вспыхнуло что-то дикое и хищное, смесь ярости и удовлетворения, наслаждения моей беспомощностью, которое заставило кровь застыть в жилах, но тут же вскипеть яростью. — Регина, — сказал он тихо, словно ухмыляясь, но от его спокойного, морозного тона меня охватил леденящий ужас, перемешанный с жгучим гневом. — Куда это ты собралась? Я попятилась, крепко сжимая ключи в руках. Их острые края впивались в кожу, напоминая о боли, которую я должна причинить ему, но я едва замечала физическую боль, меня пожирала лишь жажда побега. Сердце билось так гулко и быстро, словно пыталось проломить грудную клетку и звонко разбиться об пол. — Стой там, — прохрипела я, чувствуя, как с каждым словом моё горло сжимает не страх, а ярость. — Я не вернусь. Я больше не вернусь! Никита сделал шаг вперёд, и я инстинктивно отступила ещё дальше. Его глаза сверкали, как раскалённый металл, готовый выжечь всё живое. — Думаешь, я не знал, что ты попытаешься сбежать? — его голос стал громче, насмешливый, почти угрожающий тон поднимал новую волну ледяного страха, который тут же сменился пламенем ненависти. — Думаешь, я не предусмотрел этого? — Ты… ты не можешь меня удерживать, — выкрикнула я, собирая остатки смелости. Нет, не смелости, а злобы, в кулак. — Я не твоя кукла, ублюдок! На мгновение его лицо исказилось странной гримасой — смесью гнева и печали, отчаяния и предвкушения. Он наклонил голову, словно задумавшись, пытаясь подобрать правильную ложь. Только сейчас я заметила, как сильно были расширенны его зрачки. То, о чём твердили все. То, что неслось из двора во двор, слетая с губ сплетников. Кащей был зависим. Мои глаза скользнули к венам. Я видела синяки на предплечье от жгута, а ещё несколько свежих ран от иглы. Живот предательски скрутило от страха. — Кукла? — повторил он, его голос прозвенел, как осколок стекла, стал ледяным. — Ты не понимаешь! Ты — всё, что у меня есть. Ты — моя собственность! — Это твои проблемы, — выплюнула я, резко развернувшись и бросившись прочь. Пол казался зыбким песком, ноги подкашивались, но я продолжала бежать, ведомая слепой яростью. За спиной я слышала его шаги. Он гнался за мной, словно хищник за своей добычей. Коридор вывел меня к лестнице. Мой бег был таким стремительным, что я с трудом верила в происходящее. Я почти упала, перепрыгивая через ступени, но осталась на ногах, не споткнувшись, не сломавшись. Внизу слабый ветер донёс запах улицы, наполненный свободой, кровью и местью. Свобода была так близко, что я почти ощущала её привкус на вкус. Но когда я сделала последний шаг за порог, меня резко схватили за руку, словно пташку пойманную в клетку. Хватка младшего Ворошилова была стальной, как кандалы. Я обернулась и увидела его лицо — перекошенное решимостью и каким-то болезненным, мерзким триумфом. Его глаза горели адским пламенем. — Ты не уйдёшь, Регина, — его голос был твёрдым, словно похоронный марш. — Ты уже принадлежишь мне, навсегда! Собрав всё, что у меня было, всю злобу и всю ненависть, я изо всех сил ударила его связкой ключей. Никита пошатнулся, хватаясь за лицо, а я бросилась в ночь, чувствуя, как наконец-то разорвала цепь, которая сковывала мою душу, я стала свободной. Я бежала, не оглядываясь, собрав все остатки моей силы, которая была готова вот вот иссякнуть. Слова Никиты — «ты принадлежишь мне» — звучали как проклятие, разжигая пламя ненависти в моей душе. «Он думал, что может владеть мной? Что может запереть мою волю? Он ошибся». Я больше не была той испуганной девушкой, которую он знал. Я была огнем, готовым испепелить всё на своем пути. Улицы Казани были неестественно мрачны и пусты, словно все, кто тут жил, вдруг исчезли. Мое дыхание становилось тяжелее, настолько, что я уже с трудом могла вдохнуть обжигающий, словно пламя, морозный воздух. Едва замедлившись у своего подъезда я перевела взгляд на тёмные окна. «Где они? Что с ними?» — эта мысль, как ледяной нож, впилась в сердце, вызывая приступы ярости, которые буквально заставили меня дрожать, когда я не увидела света в окнах моей квартиры. Я поднялась вверх по лестнице, с трудом открывая дверь. — Вадим? Есения?! Тишина. Запах уюта и тишины, который обычно успокаивал, теперь вызывал тошноту. Здесь не было ни Вадима, ни Есении, никого. Только пустота, наполненная их отсутствием. На столе лежала записка, словно змея, свернувшаяся в кольцо. Мои пальцы дрожали, когда я подцепила ногтями край бумаги.«Ты думаешь, месть — это твой ответ? Ты готова убивать и разрушать жизни, думая, что так добьёшься справедливости. Но ты не учла одного — в поисках мести твои руки могут коснуться тех, кого ты любишь. Помни, за каждое твоё действие будет расплата. И она не всегда поразит тех, кто действительно виноват. Ты уже заплатила цену, но помни, что она может быть гораздо выше. Если ты продолжишь, это будут не только твои жертвы — ты потеряешь тех, кто рядом с тобой. Судьба — коварная штука».
Мои пальцы, охваченные внезапным приступом ярости, задрожали сильнее, отшвырнув на стол клочок бумаги. Сердце рухнуло в пропасть, но я не дала себе осесть, не дала себе распасться. Скрип двери заставил резко развернуться. На пороге, облокотившись на стену, стоял Марат. Его лицо было бледным, губы посинели, а под рукой, прикрывавшей ухо, струились тёмные струйки крови. Он пытался что-то сказать, но рухнул прямо у моих ног. Я не закричала. Уже просто не могла. Всё внутри будто онемело. Спешно опустившись перед братом на колени, я сорвала с вешалки плотный пуховой платок, чтобы прижать к его ране. — Держись, слышишь?! Я сейчас… — голос дрожал, но пальцы работали быстро и точно. Что-то в моём сознании ломалось. Каждое движение, каждая мысль. Всё смазывалось в одно — это моя вина. Моя глупая месть, моя ненависть… Если бы я просто оставила всё как есть… Они бы были живы. Но уже ничего не исправить. В глазах Марата плескалась боль, но он слабо улыбнулся, пытаясь меня успокоить. Этот жест окончательно сломал плотину, сдерживающую мой гнев. Ярость, копившаяся во мне, прорвалась наружу, сметая остатки разума. Слёзы брызнули из глаз, но это были не слёзы отчаяния, а слёзы кипящей ненависти. К себе, к Ворошилову, к этому проклятому городу, забравшему всё, что мне дорого. — Кто это сделал? — прошипела я, сжимая зубы до скрипа. Голос сорвался в рык, чужой и пугающий. Марат что-то прохрипел, но я не разобрала слов. Главное — он жив. Я перенесла его в комнату, уложила на диван, продолжая давить на рану платком. Кровь пропитывала ткань, липла к рукам, но я не обращала на это внимания. Мозг работал как бешеная машина, выстраивая планы мести. Хладнокровной, жестокой, безжалостной мести. Нужно было его спасти. И спасти Диляру с Кириллом. Они не должны быть здесь. Я не могу потерять ещё и их. С трудом поднявшись, я ринулась к телефону в прихожей, набирая номер скорой. Пальцы дрожали так сильно, что я несколько раз ошиблась. Голос диспетчера казался далёким и нереальным. — Скорая помощь, что случилось?— Мальчик, ножевое ранение, — мой голос был сухим и бесчувственным. — Некрасова 42, квартира 15. Срочно!
Бросив трубку, я стала судорожно набирать номер Диляры. Гудки тянулись мучительно долго, словно время решило сыграть со мной злую шутку. Наконец, она ответила. — Регина? Что-то случилось?— Диляра, слушай меня внимательно, — голос звучал ровно, но внутри бушевал ураган. — Собирайте вещи. Ты, Кирилл… уезжайте. Срочно! Марат у меня.
— Куда уезжать? Что происходит?— Не важно. Просто уезжайте. Подальше отсюда. Не спрашивай ни о чём. Я не могу… Я не могу потерять ещё и вас.
Я положила трубку, не дожидаясь ответа. Мои действия были быстрыми и уверенными, словно я годами оттачивала этот план. Теперь главное выпроводить их и разобраться со всем этим дерьмом. Скорая помощь прибыла быстро. Настояв на том, чтобы они сделали всё пярмо здесь, я осталась в гостиной. Фельдшеры молча взялись за работу, а я стояла в стороне, чувствуя себя абсолютно пустой. Когда рану Марата зашили и наложили повязки он попытался что-то сказать, но я лишь покачала головой. — Всё будет хорошо, — прошептала я оставляя поцелуй на его прохладном лбу. Хотя знала, что это ложь. После того, как скорая уехала, я вышла во двор. Воздух был морозным и свежим, но не принёс облегчения. Сев на лавку и закурив сигарету, я потупила взгляд отключаясь от реальности. Всё было пустым. Я услышала шум подъехавшей машины. Диляра и Кирилл. Они стояли возле такси, испуганно глядя на меня. Марат остался в больнице, но они всё равно были в опасности, ведь были частью моей жизни. Этого достаточно, чтобы их убили. — Регина, что происходит? — взволнованно спросила Диляра, подбегая ко мне. — С Маратом всё в порядке? Что с ним? — С ним… — я запнулась, не зная, как сказать им правду. — Ему оказали нужную помощь. Я не стала вдаваться в подробности, просто взяла Диляру за руку и повела в подъезд. Кирилл следовал за нами, молча и тревожно. Поднявшись в квартиру, они увидели кровь на полу и пуховой платок, которым я пыталась остановить кровотечение. Глаза Диляры наполнились ужасом. — Что здесь произошло?! Где Марат? — Он в гостиной, — ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее. — На него напали. — Кто напал? За что? — Диляра была на грани истерики. — Не важно, — отмахнулась я. — Сейчас главное — забрать его и уехать. Всем вместе. — Куда уехать? — спросил Кирилл. — Подальше отсюда. В любой другой город. Где вас никто не знает. Здесь опасно. — Но… — Слушайте меня внимательно, — перебила я, глядя им прямо в глаза. — Сейчас главное — безопасность Марата. Заберите его и уезжайте. Не задавайте вопросов. Просто сделайте это. — А ты? Ты поедешь с нами? — спросила Диляра. — Нет, — ответила я, чувствуя, как внутри меня разгорается пламя. — Я должна остаться. У меня здесь дела. — Но… — Пожалуйста, Диляра, — взмолилась я. — Поверьте мне, это единственный способ защитить вас всех. Я позабочусь о себе. Я знала, что прошу о многом, но выбора не было. Я не могла рассказать им правду. Не могла втянуть их в свою войну. Диляра кивнула, вытирая слезы. — Хорошо. Мы сделаем, как ты говоришь. Но ты обещаешь, что будешь осторожна? — Обещаю, — солгала я. Я смотрела, как они забирали Марата. Внутри меня всё сжималось от боли и вины. Но я знала, что поступаю правильно. Перед отъездом Диляра крепко обняла меня. — Береги себя, Регина. И помни, что мы всегда будем рядом. — Я тоже вас люблю, — прошептала я в ответ, едва сдерживая слёзы. Я проводила взглядом такси, пока оно не скрылось за поворотом. Тяжело вздохнув, я развернулась, чтобы вернуться в квартиру. И тут мой взгляд упал на стену дома. Там висела листовка. Ориентировка на Вову. Моё сердце бешено заколотилось. Рука сама потянулась к листовке. Под фотографией крупными буквами было написано: «Особо опасен. Подозревается в тяжких преступлениях». Я сорвала листовку, комкая её в руке. «Что происходит? Ворошилов пытается подставить Вову?». Мысли метались в голове, словно пойманные птицы. Нужно узнать, в чём его обвиняют. Нужно помочь ему. Я увидела телефонную будку на углу и, не раздумывая, бросилась к ней. Дрожащими пальцами я набрала номер своего отделения. Гудки тянулись мучительно долго, словно сама судьба издевалась надо мной, затягивая момент истины. Наконец, ответил дежурный. — Отделение милиции, слушаю. — Это Несвицкая. Я хочу узнать, что происходит? Почему разыскивают Суворова? — Регина Владимировна? — в голосе дежурного прозвучало удивление. — Вам лучше знать. Он подозревается в убийстве… одного авторитета. — Какого именно? — выдавила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Вадима… Вадима Желтухина, — ответил дежурный, и мир вокруг меня рухнул. «Вадим. Мёртв. Его больше нет. Не может быть…» В ушах зазвенело, перед глазами всё поплыло. Я почувствовала, как меня начинает трясти. — Вы уверены? — прохрипела я, хватаясь за будку, чтобы не упасть. — Абсолютно. На месте преступления найдены его отпечатки. И есть свидетели, которые видели, как он уходил. — Это ложь! Это подстава! — выкрикнула я, но дежурный уже повесил трубку. Я стояла в будке, словно парализованная, не в силах поверить в то, что услышала. Вадим мёртв. Вова подозреваемый. Всё летело в бездонную пропасть. Мои мечты, надежды — всё разлетелось на мелкие кусочки. «Есения… Где Есения?». В груди разгоралось пламя. Ярость, смешанная с горем, захлестнула меня с головой. Они убили его. Они забрали у меня всё. И они за это заплатят. Теперь всё кончено. Больше никаких сомнений. Никакой жалости. Только месть. Медленно выйдя из будки, я направилась в сторону дома Ворошилова. Каждый шаг отдавался гулким эхом в голове, словно молот бил по вискам. Мир вокруг словно померк, оставив лишь одну цель — месть. Ярость, горькая и всепоглощающая, заполнила меня до краев, не оставляя места ни для страха, ни для сомнений. «Вадим мёртв…» Эта фраза продолжала эхом отдаваться в голове, словно зловещий рефрен. Вадим… Мой Вадим. Человек, который любил меня, верил в меня, поддерживал меня во всём. Они забрали его. Бесстыдно, жестоко, подло. И они заплатят за это. Метаквалон… Он продолжал действовать, искажая реальность. Зрение двоилось, звуки казались приглушенными, в голове роились обрывки воспоминаний. Но я не обращала внимания. Я просто шла вперёд, ведомая одной лишь целью. «Есения… Где она? Жива ли она? Или эти твари добрались и до неё?». Эта мысль, как ледяной нож, пронзила моё сердце, заставляя меня ускорить шаг. Я должна найти её. Я должна спасти её. Подойдя к дому Ворошилова, я остановилась, глубоко вдохнула и выдохнула. Нужно успокоиться. Нужно собраться. Нельзя позволить эмоциям взять верх. Хотя каждое мгновение промедления кажется вечностью, когда я не знаю, где Есения. Оглядевшись, я попыталась оценить обстановку. Дом погружен во тьму, но это ничего не значит. Ворошилов не из тех, кто оставляет свои владения без охраны. И точно. Едва я шагнула в тень ближайшего дерева, как за спиной раздался шорох. Инстинкт сработал мгновенно. Я резко развернулась, приседая и уходя с линии атаки. На меня набросился охранник. Здоровенный детина с перекошенным от злобы лицом. Он попытался схватить меня, но я ловко увернулась, нанося удар ногой в пах. Охранник согнулся от боли, и в этот момент я со всей силы ударила его кулаком в висок. Он рухнул на землю, как подкошенный. «Один готов», — подумала я, осматриваясь по сторонам. Нужно двигаться дальше. Перепрыгнув через забор, я бесшумно проскользнула на территорию. Дом Ворошилова возвышался передо мной. Подойдя к двери, я прислушалась. Ничего. Слишком тихо. Это настораживало. Зная Ворошилова, в доме наверняка есть ещё как минимум один охранник. Выудив пистолет из кобуры и сняв с предохранителя, я сделала вдох. Осторожно толкнув дверь, я вошла внутрь. Оказалась в просторном холле, обставленном дорогой, но безвкусной мебелью. Пахло ладаном и пылью. И тут из тени возник второй охранник. Он держал в руках пистолет. Я отреагировала мгновенно. Сделав резкий рывок в сторону, я ушла с линии огня. Я бросилась на него, стараясь сократить дистанцию. Он попытался выстрелить, но я успела выбить пистолет из его руки. Подхватив оружие, я с силой ударила мужчину прикладом по голове. Он рухнул на пол, потеряв сознание. «Теперь можно действовать спокойно», — подумала я, подбирая пистолет. Проверять пульс у них не было времени. Важнее найти Есению. Я знала, где спальня Ворошилова. На втором этаже. Поднявшись по лестнице, я тихо подошла к нужной двери. Прислушалась. Тишина. Не раздумывая, я толкнула дверь и вошла внутрь. Ворошилов спал в своей постели, безмятежно и спокойно. «Как он может спать, зная, что творится вокруг?». Я подошла к нему, держа пистолет наготове. Он проснулся от скрипа половиц, его глаза расширились от ужаса. — Ты… — прохрипел он, пытаясь сесть в постели. — Это за Вадима и моего отца, — прошептала я, и выстрелила в его голову. Он хотел закричать, но звук тут же захлебнулся в крови. Я наблюдала, как его глаза закатываются, как жизнь покидает его тело. Месть свершилась. Но это было лишь начало. Сбросив с себя оцепенение, я принялась обыскивать дом. Мне нужно найти хоть какую-то зацепку, хоть какой-то след, который привёл бы меня к Есении. Я перевернула всё вверх дном, обыскивая каждый шкаф, каждую полку, каждый ящик стола. Нашла кучу денег, оружия, наркотиков. Но ни следа Есении. Вдруг мой взгляд упал на сейф, спрятанный за картиной. «Вот оно!». Там может быть что-то важное. Но как его открыть? Я попыталась взломать его, но безуспешно. Сейф был слишком крепким. И тут меня осенило. «Что если код от сейфа — это дата рождения Кащея?» Я набрала дату на кодовой панели. Щелчок. Сейф открылся. Внутри лежали документы, фотографии и… письмо. Я схватила письмо и быстро прочитала его. Это был приказ. Приказ об убийстве Вадима и похищении Есении. Подпись — Ильдар Юнусович. Дядя Ильдар… Мой наставник, мой друг, человек, которому я доверяла. Которому доверял мой отец. Он предал нас. Пусть это и было очевидно, он был частью этого кошмара с самого начала. Я почувствовала, как меня снова охватывает ярость. Но теперь она была направлена на Ильдара. Он следующий в моём списке. Забрав из сейфа все документы и фотографии, я покинула дом Ворошилова. Теперь я знала, что делать. В голове сложился план. Я знала, что сейчас Ильдар на смене в отделении. Я направлюсь туда. Притворюсь, что ничего не знаю. Выманю его на разговор, а потом… А потом он поймет, что такое настоящая ярость. Я мчалась по ночной Казани, не обращая внимания на скорость и правила дорожного движения. Сейчас это не имело значения. Главное — успеть. Успеть спасти Есению и отомстить Ильдару. Подъехав к отделению, я заглушила двигатель и вышла из машины. Ночное небо давило своей чернотой, а холодный ветер пронизывал до костей. В окнах отделения горел свет. Значит, кто-то еще не спит. Направляясь ко входу, я заметила знакомую машину, припаркованную неподалеку. «Наташа. Что она здесь делает?» И тут я увидела его. Вову. Он бежал к ней, словно к спасению. И тут что-то внутри меня сломалось. Интуиция, профессиональный опыт, инстинкт — всё кричало об опасности. «Что-то не так», — пронеслось в голове. «Что-то здесь нечисто». Я вспомнила ориентировку, план Ворошилова подставить Вову. Не раздумывая ни секунды, я бросилась к ним. — Вова! Стой! — закричала я, изо всех сил стараясь догнать его. Он обернулся, удивлённо глядя на меня. Наташа тоже смотрела в мою сторону, в её глазах читалось недоумение. И тут я увидела его. Ильдара. Он стоял в тени, держа в руках пистолет. Он целился в Вову. Он собирался убить его при задержании, как грязную собаку. Время замедлилось. В голове пронеслась вся моя жизнь. Смерть отца, предательство, боль, потери… И вот, сейчас, всё повторяется снова. Я не могла этого допустить. Не могла позволить им забрать у меня еще одного близкого человека. Не раздумывая, я бросилась вперёд, закрывая Вову своим телом. — Вова! Беги! — успела я выкрикнуть, прежде чем раздался выстрел. Пуля вошла в мою грудь, пронзая сердце. Боль была адской, но я не чувствовала страха. Я чувствовала только облегчение. «Я успела. Я спасла его». Вова подхватил меня на руки, его глаза были полны ужаса и отчаяния. — Регина! Что ты наделала?! Зачем?! — Я… я не могла… позволить… им… забрать тебя… — прошептала я, чувствуя, как жизнь покидает меня. — Береги… Есению… Я посмотрела на Вову. В его глазах плескались слезы. Он был потрясён и раздавлен. Затем мой взгляд упал на Наташу. Она стояла, словно парализованная, не в силах произнести ни слова. — Я… люблю… вас… — прошептала я, обращаясь к Наташе. Я закрыла глаза. Всё закончилось, а боль стала отступать.Но, может быть, в другом мире… я была бы счастлива.