Пустота в её глазах была так искусно подчёркнута тушью,
что казалась почти красивой.
━━━━━━ ◦ ❖ ◦ ━━━━━━
Звенящая пустота в голове лишь отчётливее позволяла мне чувствовать себя в разы хуже. Дрожащими пальцами я коснулась затылка. В одно мгновенье кожа рук окрасилась в мою липкую кровь. Вот
она, награда, Регина. Вот
то, чему ты позволила случиться. Мой внутренний голос звучал одновременно будто бы повсюду и в то же время и внутри меня. Агония на мгновенье окутала тело, дрожь прошлась от макушки до пальцев, а вместе с удушающей волной паники прорезалось и зрение.
Я видела, как мой напарник Саша ударил Никиту, а затем тот прижал его к стене, ведь изначально выигрывал как минимум силой. Мои пальцы скользнули под пальто и выудили пистолет из кобуры. Щелчок перезарядки и снятый предохранитель заставили Никиту медленно обернуться ко мне.
— Отпусти его, — процедила я ледяным голосом, будто он и не принадлежал мне вовсе. — На этом пистолете очень чувствительный курок, не советую делать резких движений.
Ворошилов медленно опустил голову, а затем, подняв руки вверх, сделал несколько шагов назад, отпустив Соколовского. На его лице прорезалась едкая ухмылка, когда он плавно коснулся разбитой губы.
— Ты подтвердила все мои опасения, Несвицкая. И правда
их подстилка.
Я подавила импульс выстрелить рядом с ним, чтобы напугать, но каждым миллиметром желала этого. Желала доказать, что я не пустое место. Но для этого ещё представится возможность. Он, с всё ещё поднятыми руками, осторожно подошёл к лестнице и наконец вышел из подъезда. Я сокрушенно выдохнула. Вернув пистолет на предохранитель, мне потребовалось несколько минут, прежде чем я собралась с мыслями и лёгким кивком пригласила Сашу в квартиру.
Он оказался тут не случайно, по дороге из школы в ПДН, я позвонила ему и предложила встретиться у меня чтобы прочесть результаты вместе и ненадолго погрузиться в работу. Но теперь моё состояние просто не позволяло погрузиться в работу.
— Регина…
— Возьми документы, я сейчас едва ли в состоянии работать. Прости, что выдернула… да ещё и в потасовку ввязала.
Я говорила будто на автомате. Словно заученный текст. Переведя всё ещё двоившийся взгляд на напарника, я виновато улыбнулась.
— Ты оставишь это так просто? Он ведь группировщик, и это крупная рыба.
— Нет, всё не так… — поморщившись, я потёрла переносицу. — Он не… Мы не можем так просто взять его. На то есть причины.
Поверь.
Я вдруг поняла, что в любой момент могу навлечь беду на Вову и Марата. И даже не столько своей работой, сколько личными взаимоотношениями. Это чувство оставляло липкие следы тревоги на моей душе.
— Защищаешь его? — недоуменно произнёс Соколовский нахмурившись. — Он спустил бы тебя с лестницы, если бы я не появился на горизонте!
Отчасти мне доводилось понимать опасения и волнения напарника, но я не могла раскрыть карты и подставить братьев.
— Я накажу его! — раздражённо рявкнув я порывисто провела рукой по волосам в попытке сконцентрироваться. — Он получит
своё наказание в
своё время.
Теперь Саша поднял руки так, будто бы сдавался. Бросив тихое «Хорошо», он покинул стены квартиры и осторожно прикрыл за собой дверь. Я спустилась на пол, опираясь о стену. Голова гудела и была готова расколоться от боли. Осознание того, что Ворошилов обошёлся со мной таким мерзким образом, резало по живому. И ведь действительно он спустил бы меня с лестницы. В голове промелькнуло, с каким отвращением он оттолкнул меня от себя под ноги Вадима. Затем отшвырнул в стену. Вспоминалось только плохое, хорошему теперь места не было.
Прикрыв глаза, я стала медленно отсчитывать до десяти, чтобы выкинуть его из головы раз и навсегда. Этому человеку не место ни в моём доме, ни в моём сердце.
Один.
— Даже имени своего не назовёшь? — он свёл брови к переносице.
— Захочешь — узнаешь, — я улыбнулась, мягко вывернувшись из хватки и вернулась в зал.
Два.
— Вырядилась, ходишь как кукла… — не желая слушать этот бред, я залепила ему пощёчину, а затем зашагала домой.
Три.
Как только оказалась в квартире, закрыла за собой дверь, а после, не включая свет в кухне, подошла к окну, осторожно выглядывая из-за шторы. Никита остался стоять внизу, смотря на мои окна закурил сигарету. А затем, улыбнувшись помахал. Вот же… увязался.
Четыре.
— Ты как? — он коснулся моего лица, убирая мокрые, прилипшие к лицу пряди. Я устало опустила голову на его руку, ведь даже сил держать себя у меня не было, — Ну, ну… Сейчас, — Никита накинул на меня ещё одно полотенце, а затем подняв на руки отнёс в кровать.
Пять.
— Уходишь?
Ореховые глаза посмотрели на меня как-то неоднозначно, а затем Кащей ушёл, хлопнув входной дверью.
Шесть.
Закрыв за собой дверь на ключ, я ушла в комнату, чтобы убрать пистолет на место, а затем вернулась в гостиную где Никита уже успел завалиться на диван в попытке снять верхнюю одежду. Едва мои руки потянулись чтобы помочь, как он скинул с себя куртку, а затем сев напротив меня он обвил руками мою талию. Опешив я застыла на месте. Боялась даже сделать вздох от резкого порыва мужчины.
— Ничего не говори, просто стой.
Семь.
— Та-а-ак, успокойся, — приблизившись ко мне, он заправил выбившуюся прядь за ухо, а после оставил поцелуй в лоб. То чего я вовсе не ожидала, а потому замерла на месте, выпучив на него глаза, — Сейчас вернусь и решим.
Восемь.
— И всё-таки она девушка, не стоит так себя вести.
— Ах не стоит? — он рывком кинул сигарету в снег, а после толкнул меня в сторону того мужчины, отчего я не устояла на ногах и рухнула к его ногам, — Всего хорошего, ментовская подстилка, — саркастично поклонившись он скрылся за дверьми.
Девять.
Ошарашенная мерзостью ситуации, я продолжала сидеть на снегу, периодически вздрагивая. Все звуки мира исчезли, я не слышала абсолютно ничего, даже собственного дыхания. В голове застрял писк, но он не раздражал. Будет ли так всегда? Будет ли он ранить туда, куда после оставлять поцелуи? Я знала, что ввязалась в опасную игру, знала, что теперь он просто так меня не оставит, но в голове предательски застрял всего один единственный вопрос: Будет ли мне достаточно того, что его рука дрогнет, когда он направит на меня пистолет?
Десять.
Он вдруг снова тряхнул меня что было силы, а затем толкнул на бетонный пол. Упав, я ударилась головой о стену. Резкая тупая боль пронзила всё тело. Перед глазами появилась мутная пелена, а тошнота подобралась комом к горлу. Тело сжалось под страхом получить новый удар.
С последним выдохом в такт счёту я открыла глаза. Голова была пуста, но по-прежнему болела. Аккуратно поднявшись с пола, я выпила обезболивающее лекарство, а затем обработала неглубокую рану, забинтовав поверх. Стоило мне закончить, как в дверь раздался лёгкий стук. Натянув улыбку, я подошла к двери, открывая её.
— Что случиться-то успело?! — несколько секунд назад улыбавшийся Марат мгновенно помрачнел.
— Поскользнулась и припечаталась хорошенько… — я немного поморщилась, но улыбаться не прекратила. — Заходи давай, хватит в дверях стоять.
— Дай посмотрю, — Марат продолжал оставаться серьёзным. — Может, в больницу надо? — Скинув куртку и повесив её на вешалку, брат порывисто подошёл ко мне и усадил на стул в попытке всё осмотреть.
— Всё хорошо-о-о, — протянула я. — До свадьбы заживёт, — улыбнувшись, я перехватила его руки. — Всё правда хорошо! Садись, оладушки приготовлю сейчас.
Вечернее солнце мягко освещало мою маленькую кухню, скользя по старым занавескам и раскрашивая комнату в золотистые оттенки, что для зимы было редкостью. В тишине дома звук шипящей сковороды казался чем-то успокаивающим, словно мир за окном на мгновение приостановил своё бесконечное движение, а все проблемы в миг испарились. Я переворачивала оладьи, стараясь, чтобы каждая из них получилась идеальной — золотисто-коричневой, с румяной корочкой. Память о бабушкиных руках, таких же ловких и заботливых, всплывала в голове. Каждое её движение казалось мне магией, и я всегда стремилась повторить её мастерство, особенно теперь, когда у меня остался только Марат и Вова.
— Они почти готовы, — сказала я, оборачиваясь к нему с улыбкой.
Он сидел за столом, подперев голову рукой, и улыбался, глядя на мои старания. Его глаза, несмотря на юный возраст, уже видели слишком много, но прямо сейчас, когда я готовила для него, в них снова появлялся тот блеск, которым наполнялись его глаза в детстве.
Я аккуратно положила оладьи на тарелку, добавив немного сметаны, как он любит. И ел он их исключительно со сметаной, ни варенье, ни другие приблуды не восхищали его так сильно. Ощущение уюта и домашнего тепла наполнило меня до краёв, я села напротив него, наблюдая, как он пробует первый кусочек.
— Ну как? — спросила я, затаив дыхание. Его молчаливая благодарность была мне дороже любых слов, но в этот раз он поднял на меня глаза и тихо, но уверенно сказал:
— Спасибо, Регина. Ты всегда знаешь, как сделать так, чтобы всё стало чуть лучше.
Эти слова проникали прямо в душу. Я знала, что ему нелегко высказывать свои чувства, но его признательность была самой ценной наградой за все мои старания. Я улыбнулась ему в ответ, чувствуя, как в сердце расцветает тепло. В одинокой и пустой квартире мне снова стало комфортно и уютно.
После перекуса мы перебрались в гостиную. Марат подошёл к пианино и провёл пальцами по его потемневшим от времени клавишам. Я заметила, как его взгляд стал задумчивым, и понимала, какая просьба сейчас последует.
— Регина, — его голос был тихим, почти неуверенным, — сыграешь что-нибудь?
Я мягко улыбнулась. Музыка уже давно стала для меня чем-то вроде забытого воспоминания, связанного с болью и утратой. Но в этот момент я видела в глазах брата искреннюю просьбу, словно он искал в музыке утешение, какое-то напоминание о том, что не всё потеряно.
— Хорошо.
Я села за пианино, мои пальцы нерешительно замерли над клавишами. Воспоминания о том, как папа учил меня играть, хлынули в голову. Я вздохнула, стараясь отпустить все тяжёлые мысли, и позволила музыке самой найти дорогу к моим пальцам.
Звуки начались медленно, мелодия, которую я когда-то играла, будучи ещё ребёнком. Она была простой, но в ней была какая-то тёплая, уютная сила, словно она могла обнять и согреть в самые холодные моменты жизни.
Марат сел рядом со мной, закрыв глаза и полностью погружаясь в звуки. Я видела, как его напряжение постепенно уходит, как он расслабляется под эту мелодию, так знакомую, но такую далёкую.
Играть для него было одновременно и трудно, и легко. Трудно, потому что музыка всегда возвращала меня к прошлому, но легко, потому что ради него я готова была сделать всё, чтобы он чувствовал себя хоть немного лучше.
Когда последние ноты растаяли в тишине комнаты, я посмотрела на Марата. Он медленно открыл глаза, и в его взгляде я увидела нечто, что наполнило моё сердце радостью и болью одновременно.
— Спасибо, Регина, — прошептал он, голосом, полным благодарности.
— Заходи почаще, — я обняла его одной рукой и оставила поцелуй в макушку.
Марат пробыл у меня ещё некоторое время, пока не начало темнеть. С ним будто бы ушёл и комфорт, но на душе осталось тёплое чувство. Голова ещё немного болела, поэтому я решила сходить в аптеку и купить что-то обезболивающее, к тому же пачка сигарет печально пустовала. Накинув шубу, я вышла из квартиры. Благо аптека была рядом.
Я всегда любила зимний вечер в этом городе — этот уникальный момент, когда ночь поглощает город, оставляя его в полумраке и покое. Небо было укутано в тонкую шаль облаков, а звёзды прятались за пеленой инея, словно стыдясь своей яркости. Свет фонарей слабо освещал улицу желтовато-тусклым светом. Снежинки плавно кружили в воздухе, а изо рта шёл пар. Было в этом что-то уютное, то, что возвращало в детство. Вспомнилось, как мы с папой и Вовой играли в снежки, а Диляра стояла с Маратом на руках и широкой улыбкой. Детство. Словно забытое чувство, которое кутало в тёплую шаль и пахло клубничным вареньем.
Упрямо шагая по тропинке с перебинтованной головой и руками в кармане, я зажала сигарету между зубов, ожидая закурить после похода в аптеку. Тогда как рядом со мной вырос мужской силуэт.
— Ходишь по улицам одна, кошка?
— Вадим? — я обернулась на него с удивлённо вскинутыми бровями.
— Что произошло? — он заметно нахмурился, когда разглядел повязку в тусклом свете.
— Упала. — Вадим поднял руку резче положенного, от чего я дёрнулась. Его эта реакция явно смутила, голубые глаза сквозили тем же холодом, что и в первую встречу. — Я…
— Кто?
— Шла сегодня домой и поскользнулась, представляешь? — я прибавила голосу уверенность, однако Желтухина она явно не впечатлила. Глаза вдруг зацепились за букет цветов в его руках, я ухмыльнулась: — Идешь на свидание?
— Нет, — он хмыкнул. — Это тебе, — Вадим протянул мне букет тёмно-красных роз, которые я тут же перехватила. Букет был увесистым.
— Красивые какие, — в моих глазах вспыхнул восторг. — Спасибо, — сдержанно ответила, сделав шаг к мужчине, а затем оставила аккуратный поцелуй на его щеке.
Его лицо мгновенно озарилось улыбкой, а глаза довольно сощурились.
— Точно не красивее тебя. И куда ты направляешься в такой поздний час? — он выставил руку, предлагая взяться за его предплечье. Я мягко приняла предложение, обвив его тонкими пальцами, которые контрастом играли на фоне его широкой руки. Я в целом казалась фарфоровой куколкой рядом с Вадимом, который был выше меня как минимум на голову.
— В аптеку и магазин. А ты теперь со мной, я так понимаю?
— Как тебя одну оставить-то? Падаешь, оказывается, хоть и кошки всегда на лапы приземляются.
Желтухину явно требовались подробности, он точно не поверил в мою ложь. Теперь я понимала, что он добьётся правды любой ценой. Едва ли меня это заставило напрячься.
— Значит, я необычная кошка, — я ухмыльнулась, взглянув на его профиль в свете ночных фонарей, который казался особенно завораживающим теперь.
— Необычная, — он хмыкнул с лёгкой улыбкой.
Вадим любезно оплатил каждую мою покупку, несмотря на все препирательства, покупка сигарет сопровождалась недовольным взглядом, но он не проронил ни одного замечания. Мы дошли прямиком к моей квартире ни на минуту не умолкая. Комфорт — вот как я себя ощущала рядом с ним. Мне бесконечно хотелось
говорить, хотелось
смеяться, хотелось
жить.
Вадим остановился у двери, а я, немного смущённая, но всё же полная решимости, предложила:
— Знаешь, я приготовлю чай. Если хочешь, можешь зайти.
Его глаза загорелись интересом, и я заметила, как его лицо озарилось теплым светом, отражённым от уличного фонаря, который просачивался в подъезд. Я старалась выглядеть естественно, но в глубине души была полна волнения. Словно за эти несколько минут вечер стал значить для меня больше, чем я могла предположить.
Мы вошли в квартиру, и я почувствовала, как приятное тепло сразу окутало нас. В комнате, где висел аромат свежезаваренного чая и корицы, было уютно и спокойно. Я заметила, как Вадим, сняв свою тёплую куртку и оставив её на вешалке, огляделся вокруг с лёгким удивлением, словно был тут впервые. Он остановился у окна, откуда открывался вид на зимнюю улицу, и на мгновение потерялся в своих мыслях.
— Это место удивительное, — произнёс он, вернувшись ко мне с искренним выражением на лице. — Здесь так тепло и спокойно. И как я раньше не заметил?
— Прошу, — сказала я, указывая на уютный диван и расставленный столик с кружками и чайником. — Чай уже готов, можешь устраиваться поудобнее.
Пока Вадим размещался на диване, я заметила, как он бросил взгляд на пианино в углу комнаты.
— Это пианино… — начал он, не скрывая интереса. — Ты на нём играешь?
Его голос был полон искреннего любопытства, и я почувствовала, как сердце забилось немного быстрее. Я кивнула и подошла к пианино, прикасаясь к его холодным клавишам.
— Нечасто, — ответила я, стараясь скрыть волнение. — Если хочешь, могу сыграть что-то.
Когда я начала играть, комната наполнилась мягким, почти волшебным звуком. Музыка струилась, как тихий ручей, заполняя пространство между нами. Я старалась вложить в каждую ноту всю ту теплоту и эмоции, которые носила в себе.
Вадим сидел, наблюдая за мной, и его глаза светились как никогда. Он явно был поглощён тем, что происходило. Его взгляд был полон восхищения и, возможно, чего-то большего, что я не могла сразу определить. В этой тишине, наполненной только звуками пианино, между нами завязался невидимый разговор, который говорил о многом — о том, что мы оба искали в этом холодном зимнем вечере.
Когда я закончила играть, в комнате повисла тишина, которую мы оба ощущали как что-то значительное. Вадим посмотрел на меня с какой-то новой мягкостью в глазах.
— Это было… потрясающе, — сказал он. — Я даже не ожидал, что музыка может быть такой трогательной. Ты сказала, что играешь нечасто… Почему?
— Раньше мне пророчили карьеру пианистки. Я даже сольные концерты давала в Москве… — с отчётливой досадой произнесла я. — Песен много написала. А потом мой папа… — всего мгновенье, на котором я запнулась, — Умер.
Слово далось мне с неимоверной тяжестью. Вадим заметил, как слова, которые я произнесла, сделали меня поникшей. Он встал с дивана и подошёл ко мне, с теплой искренностью в голосе сказал:
— Регина, я понимаю, что это было нелегко. Потеря близкого человека — это всегда сложно, и когда что-то, что раньше приносило радость, становится тяжёлым, это может быть особенно болезненно.
Он присел рядом со мной на корточки, его взгляд был полон сочувствия. Слова были такими мягкими, словно кутали в кашемир, но в то же время полными уверенности.
— Знаешь, иногда самое трудное — это позволить себе снова найти ту радость, которую ты когда-то испытывал. Музыка — это не просто звуки, это часть твоей души. Твой отец был горд за тебя не только потому, что ты играла, но и потому, что ты следовала своему сердцу. Я уверен, что он хотел бы видеть, как ты вновь находишь удовольствие в том, что любишь.
Я ощущала, как его слова буквально оказывали исцеляющее действие. Вадим продолжал:
— Нельзя забыть о том, кто был важен, и иногда такие моменты, как этот вечер, могут помочь снова связать тебя с тем, что тебе дорого. Твой отец не был бы недоволен, если бы видел, как ты продолжаешь двигаться вперёд, даже если это сложно.
Его поддержка была такой тёплой и искренней. После смерти папы никто не говорил мне ничего такого, хотя я нуждалась в поддержке как никто другой. Заперев эти чувства глубоко внутрь под сотни замков, я оставила в себе эту печаль на долгие годы. Слова Вадима стали катализатором боли, которая долгие годы продолжала кровоточить в сердце не до конца зажившей раной. Я вдруг снова ощутила себя той восемнадцатилетней девчушкой только потерявшей отца, внутри поселилось ощущение что могу довериться ему, и это облегчение было почти физическим. Я кивнула, благодарно посмотрев на него.
— Спасибо, Вадим, — сказала я с небольшой улыбкой. — Мне никто не говорил ничего такого за все годы и… мне было важно услышать это.
Он взял мою руку и слегка сжал её, добавив:
— Мы все проходим через трудные моменты, но важно помнить, что мы не одни. Я рад, что могу поддержать тебя. Если ты когда-нибудь захочешь снова играть или просто поговорить, я всегда рядом.
Эти слова и его теплоту я почувствовала глубоко в сердце. Вечер продолжился, но теперь он был наполнен новым значением — пониманием, поддержкой и тем особым чувством, когда ты не один, несмотря на все трудности, которые переживаешь. И это ощущение было лучше многих во всём мире.
━━━━━━ ◦ ❖ ◦ ━━━━━━
Мы просидели с Вадимом ещё долгое время, но всё хорошее заканчивается быстро. Рассвет наступил быстрее положенного, а мои обязанности не могли ждать. Полусонная, но бесконечно счастливая, я пришла на работу с ощущением душевной радости. Чувством, которое я совершенно забыла.
Выпив кружку крепкого кофе едва ли не залпом, я села за стол, разбирая накопившуюся работу. Оформив несколько заявлений по разбою, в которых неоднократно мелькала фамилия Андрея, стала дожидаться Соколовского. Нужно было разобраться с заключением и отчётами из других отделов по поводу сбора крови. В тот же день я отправила несколько запросов по городским поликлиникам с результатами редкой крови и попросила содействия. Ответы должны прийти уже через несколько дней.
Голова практически не болела, а повязку перед работой я всё же сняла, чтобы избежать лишних вопросов. Заварив ещё две кружки кофе, себе и Саше, я закурила сигарету, тогда как дверь позади меня распахнулась. В кабинет вошёл Ильдар Юнусович. Внутри меня что-то взорвалось, прошибая тело ударом тока, но я сохранила внешнее спокойствие.
— Доброе утро, Ильдар Юнусович, — я натянула улыбку, наблюдая как за мужским силуэтом пряталась напуганная девчушка.
— Доброе, Регинушка. Дело такое… — он снял очки, потирая переносицу. — Знаешь, историй много разных бывало, но чтобы девчонка пришилась, да ещё и за разбой влипла… Впервые вижу такое. — Я удивлённо вскинула брови, тогда как он издал смешок: — В общем, на мужчин реагирует буйно. Оформишь, пожалуйста?
— Конечно, — я медленно качнула головой в знак согласия, тогда как глаза удивлённо расширились, стоило мне увидеть девочку лет пятнадцати. — Проходи, садись.
Ильдар молча кивнул и оставив на моём столе папку с документами на девочку вышел из кабинета.
— Чё, тоже будешь выбивать из меня информацию? — её голос был тихим, но довольно уверенным.
— Ну во-первых я не выбиваю информацию… — я подошла к папке, чтобы узнать её имя, — Есения. А во-вторых, чай будешь? — я подняла на неё взгляд, тогда как её лицо пронзило удивление.
— Чай? — в глазах вдруг блеснул детский восторг.
— Есть просто чёрный, а есть с чабрецом, какой хочешь? — я мягко улыбнулась при виде такой реакции от неё.
— Я… С чабрецом… наверное.
Вся уверенность Есении куда-то в миг испарилась. Она неловко заёрзала на стуле, опустив ладони на колени. Её пытливый взгляд рассматривал меня с ног до головы, я же вела себя непринуждённо и спокойно. Попутно завариванию чая, я обернулась на настенные часы. Соколовский должен был приступить к работе ещё час назад. Я тяжело вздохнула, налив чай в кружку, я поставила кружку перед девочкой.
— Имя у тебя красивое, — поставив перед ней тарелочку с печеньем, я взяла папку в руки. — Не стесняйся, ну же.
Нерешительность девчонки в какой-то степени изумляла. Из документов удалось узнать, что Юсупова из детдома. Сердце неприятно кольнуло, когда я осознала к чему было напускное хамство и уверенность, которые совершенно не вязались с её внешностью. Бросив беглый взгляд на её сбитые костяшки, я вяло улыбнулась.
— А ты не такая как другие, — нерешительно начала Есения, вытянув ноги и немного съехав на стуле. Отхлебнув чая она продолжила: — Тут все такие злые, как собаки. А ты… как тебя вообще занесло на эту работу?
— Амбиции. Ты о чём-то мечтаешь? — отчего-то спросила я. Компания этой девчушки мне определённо нравилось.
— Мечтаю конечно! Хочу увидеть море, — она тут же оживилась, оставляя чашку на столе и принялась эмоционально жестикулировать. — Особенно пляж с галькой который. Представь как занимательно встречать морские рассветы и засыпать под морской шум!
Каждое действие Есени вызвало улыбку, я опустила подбородок на раскрытую ладонь внимательно слушая каждое её слово.
— Это прекрасная мечта. Говорят самые лучшие галечные пляжи на чёрном море. Хотела бы туда?
— Однозначно! А ещё маленький такой домик у моря из берёзовых досок… — её карие глаза горели от восторга.
— Мечтам свойственно сбываться, Есеня.
Расположив её к себе, я невзначай попыталась вразумить юную голову, которая набилась плохими вещами. И, как ни странно, слушала она меня внимательно. Когда все бумаги были оформлены, я вызвалась сопроводить девчушку в детский дом и проследить за порядком.
По дороге к нужному адресу мы зашли в магазин, и я купила фруктов для неё, а ещё картину с изображением моря. Оказавшись на нужной улице и у нужного здания, я встретила одну из воспитательниц.
— День добрый, привела к вам пропажу, — я улыбнулась глядя на девчушку которая крепко держала меня за локоть.
— Добрый! Вот тебе раз! Юсупова, тебя обыскались все! Спасибо вам огромное!
Я обернулась к Есении протягивая ей пакет с подарками.
— Вот и всё, мышонок. Пора прощаться, — почему-то эти слова дались мне с трудом. Сердце неприятно защемило.
— Регина, пообещай, что придёшь! — она требовательно сжала мою руку.
— Обещаю, — я поразмыслила над своим рабочим графиком. — В четверг, идёт?
— Идёт! — тонкие ручки крепко обняли меня, прежде чем улыбнуться и скрыться в стенах здания.
— До встречи, Есения.
Прошептала я в тишину морозной уличной зимы.
