Сила, стоящая большой платы

Вечер в доме Гилбертов был тихим, но атмосферу напряжения невозможно было скрыть. Все девушки сидели на уютных диванах в гостиной, обвешанных подушками, что придавало комнате теплоты. Адель, хотя и сидела среди подруг, чувствовала, как её сердце бьётся быстрее от беспокойства. Мало кто мог понять, через что ей предстоит пройти. Родительство, неизвестность, Левиафан и всё, что было связано с его отношениями с её ребёнком, терзало её мысли. Ребекка сидела рядом с ней, улыбаясь и подбадривая, но даже она чувствовала, что её слова не всегда могут утешить. Всё, что Адель сейчас чувствовала, было связано с огромным страхом — страхом за будущее своего ребёнка и за то, что Левиафан, с его могуществом, не отдаст его ей. — Мы все здесь, чтобы поддержать тебя, — сказала Елена, качая головой. — Всё будет хорошо, Адель. Ты ведь сильная. — Это не только обо мне, — Адель вздохнула, опустив взгляд. — Это ещё и о Левиафане. Ребекка пожала плечами, её глаза искрились, но в них читалась тяжесть мыслей. — Он меня слушает, — сказала она, — но ты же понимаешь, ему будет сложно просто так отказаться от наследника. — Мы все понимаем, что его амбиции не ограничиваются только земными пределами, — добавила Бонни, поднимая чашку с чаем. — И этот ребёнок может стать важнейшим для Левиафана. — Мне не нужно, чтобы он забрал моего ребёнка, — Адель сказала это так тихо, что все сразу замолчали. — Ты же знаешь, что мы с тобой, Адель, — сказала Кэролайн, наклоняясь вперёд. — Если нужно будет, мы поможем тебе бороться. Адель благодарно кивнула, но её мысли вновь унеслись к Левиафану. Она помнила, как он говорил о своём желании увидеть ребёнка, но также помнила, что он никогда не скрывал своей способности манипулировать ситуациями. Ребекка взяла её за руку, пытаясь поддержать. — Я поговорю с ним, — произнесла она уверенно. — Я не дам ему забрать ребёнка. Ты же знаешь, что я его люблю. Но я также понимаю, что и тебе нужно думать о будущем. Адель посмотрела на неё с благодарностью, но также с печалью. Ребекка и Левиафан, несмотря на все различия, действительно чувствовали друг друга. Их чувства были настоящими, но в таком мире, как их, любовь — это не всегда та сила, которая способна победить. — Ты уверена, что он останется на земле? — спросила Дженна, выражение её лица было серьёзным. — Я имею в виду, Левиафан не тот, кто будет мириться с ограничениями, как я поняла. — Я знаю, что ему будет тяжело, — ответила Ребекка, её взгляд становился всё более решительным. — Но если я смогу убедить его, он останется. Я постараюсь сделать всё, чтобы это был его выбор, а не какая-то… жертва. В комнате повисла тишина, каждый ощущал важность этого момента. Адель знала, что не может так просто передать судьбу своего ребёнка кому-то другому. Но было ясно одно — она не будет сдаваться, даже если ей придётся бороться с самим Левиафаном. — Я не могу оставить всё в его руках, — тихо сказала Адель. — Это мой ребёнок. И я сделаю всё, чтобы он был в безопасности. И тут Кэролайн, поглаживая живот Адель, вдруг произнесла: — Кстати, что вы решили с Клаусом? Будете жить в его особняке? Адель резко повернулась к ней, и Ребекка, заметив напряжение, решила ответить вместо неё: — Мы все переедем в Новый Орлеан, — произнесла Ребекка с таким видом, как будто уже всё было решено. Адель посмотрела на неё, её глаза сузились от удивления и недовольства. — Ребекка! — возмутилась Локвуд, её голос был полон удивления и недовольства. — А что? Рано или поздно они бы все узнали, — фыркнула блондика, скрещивая руки на груди. — И ничего нам не сказала? — возмущённо спросила Дженна, сидя с другой стороны от Адель. — Да, времени как-то не было, — уклончиво ответила Адель, не встречаясь с их взглядами. Все обменялись взглядами, и атмосфера в комнате на мгновение накалилась. И тут в дверь постучали. Все переглянулись, ведь не ожидали кого-то еще. Мгновенная тишина пронзила комнату, и все замерли, ожидая, что произойдёт дальше. Елена, как хозяйка, встала, направляясь к двери, хотя на её лице было написано: «Кто это ещё?». Она открыла дверь и застыла на мгновение, а затем не сдержала удивление. — Кэтрин? — выдохнула Елена, словно её увидела в первый раз. — И тебе здравствуй, Елена, — ответила Кэтрин с едва заметной ухмылкой, её глаза скользнули по компании и остановились на Адель. — Может, пригласишь меня? — добавила она, демонстративно посмотрев на Елену, как будто она тут единственная, кто мог дать разрешение. И потом, как будто что-то вспомнив, продолжила с притворным изумлением: — Ах, точно, меня же пригласили. Она сделала театральный шаг в помещение, с явным удовольствием ощущая на себе взгляды всех присутствующих. Адель, не сдержавшись, накатила взгляд на Кэтрин. Её терпению пришёл конец. — Катерина, хватит понтоваться, иди сюда уже, — закатила глаза Локвуд, ощущая, как её нервная линия натягивается до предела. — Мы тут не на красной дорожке, чтобы ты демонстрировала свои умения. Кэтрин приподняла брови, но ничего не ответила, продолжая своё уверенное шествие в комнату, будто она была здесь хозяйкой. С каждым её шагом в комнате становилось всё более напряженно. Ребекка хмыкнула и откинулась на спинку дивана, совершенно не скрывая своего недовольства. — О, мне нравится, как ты себя ведёшь, Адель, — сказала Кэтрин, теперь полностью сосредоточив внимание на ней. — Ты такая… прямолинейная. Это красиво. — Могла бы хотя бы немного сдерживаться, — ответила Адель, не собираясь уступать. — Хотя ты же такая, не знаешь, что это такое. — В этом моё очарование, — хмыкнула вампирша, дерзко усмехнувшись. Она протянула Адель яркий подарочный пакет, который до этого никто даже не заметил. — А это небольшой презент для будущей мамочки. Адель удивлённо приподняла левую бровь, но, опираясь на уже заметно округлившийся живот, всё же встала с помощью Ребекки и осторожно взяла подарок. Она мельком заглянула внутрь, не ожидая ничего особенного, но, заметив содержимое, удивлённо распахнула глаза. Из пакета она достала два комплекта крошечных костюмчиков — один розовый, другой голубой. — Это ты так решила подстраховаться? — с лёгкой усмешкой поинтересовалась Локвуд. — Чтобы не прогадать, девочка или мальчик? Кэтрин лишь хитро улыбнулась, её глаза блеснули лукавым огоньком. — Нет, я выбрала их специально, — с загадкой в голосе ответила Петрова. Адель нахмурилась, пытаясь понять смысл её слов, но Кэтрин, как всегда, оставалась непредсказуемой. Что именно она имела в виду? Почему выбрала оба цвета? Однако Локвуд решила не забивать себе голову и просто приняла подарок, обняв вампиршу насколько могла, учитывая свой выпирающий живот. Пусть ответы найдутся позже — сейчас оставалось только поблагодарить давнюю подругу за её странное, но всё же приятное внимание. — Спасибо, Кэтрин, — с лёгкой улыбкой произнесла Адель, отстраняясь от подруги. Она осторожно опустилась обратно в кресло и положила подарок на стол. Последние недели беременности давались ей всё сложнее — передвигаться становилось тяжело, и даже обычные вещи теперь требовали усилий. К счастью, у неё были верные друзья, которые всегда были рядом. И, конечно же, Клаус. Он буквально не отходил от неё, помогая во всём, что только возможно. Порой его чрезмерная забота даже раздражала — Адель никогда не любила чувствовать себя слабой, это было ей несвойственно. Но в то же время что-то внутри неё неизменно таяло, когда она замечала, с каким трепетом и вниманием Клаус обхаживал её. Он, казалось, был готов свернуть горы, лишь бы она чувствовала себя комфортно. И сколько бы она ни возмущалась его опеке, в глубине души это неизменно вызывало у неё тёплую улыбку. А вот мать Адель — Кэрол Локвуд — вечно ворчала, что её дочь слишком много времени проводит над документами, которые, по-хорошему, должна была подготовить сама Кэрол. Она категорически запрещала Адель перегружать себя работой, уверяя, что беременной женщине не место за стопками бумаг, особенно в таком положении. — Тебе сейчас нужно отдыхать, а не разбираться с отчётами! — в очередной раз напоминала она, забирая у Адель документы. Но больше всего Кэрол раздражало, когда дочь пыталась выполнять даже самые простые домашние дела. Она не раз ловила Адель за тем, что та, вопреки запретам, пыталась навести порядок в своей комнате или готовить завтрак. В такие моменты Кэрол либо отправляла Тайлера выполнять всю работу по дому, либо просто нанимала персонал, лишь бы Адель не бралась за уборку. — Ты же не хочешь, чтобы я упала в обморок от переживаний, да? — восклицала Кэрол, складывая руки на груди. Адель закатывала глаза, но в глубине души знала — мать просто заботится о ней по-своему. Хоть она и ворчала без остановки, но делала всё от чистого сердца. И семейство Майклсон тоже не оставалось в стороне, проявляя заботу о девушке в положении. Они, как и Клаус, стремились окружить Адель вниманием и поддержкой. Но, в отличие от него, делали это со своим особым, порой эксцентричным размахом. За последние месяцы они скупили столько детских вещей, игрушек и прочего добра, что этого хватило бы не на одного ребёнка, а на целый детский сад — и даже не один. Комната, предназначенная для малыша, уже напоминала склад элитного детского бутика: кроватки, пеленальные столики, миниатюрные костюмчики от дизайнеров, игрушки всевозможных форм и размеров. Казалось, что Майклсоны решили обеспечить ребёнка сразу на несколько лет вперёд. — Вы вообще в своём уме? — однажды воскликнула Адель, обнаружив в числе покупок миниатюрный костюм, похожий на наряд самого Элайджи, с идеально выглаженным пиджаком и карманным платком. — Он или она должны с детства привыкать к стилю, — невозмутимо заметил первородный, оглядывая свои покупки с довольной улыбкой. Но самое забавное было то, что практически каждый раз, когда Майклсоны встречались с Адель, они не просто помогали ей, но и разговаривали с будущим ребёнком. Особенно этим увлекался Клаус, который, как ни странно, проявлял к малышу особую нежность. — Ну что, малыш, надеюсь, ты не будешь таким упрямым, как твоя мама? — шутливо говорил он, осторожно касаясь живота Адель. Ребекка, в свою очередь, рассказывала о том, как научит его или её всему, что знает, а Кол обещал стать «самым крутым дядей в мире». Адель лишь улыбалась, наблюдая за их взаимодействием. Порой это было забавно, иногда даже раздражало, но в глубине души она понимала: её ребёнок уже был окружён любовью и заботой. И что бы ни случилось, у него всегда будет семья, готовая защитить его любой ценой. Еще Клаус подошёл к вопросу выбора колыбели для ребёнка со всей серьёзностью. Он долго изучал лучшие мастерские, заказывал образцы дерева, даже придирался к оттенку резьбы, пока, наконец, не выбрал единственную — из крепкого дуба, украшенную изящными узорами, которые, если присмотреться, складывались в символы защиты. Но когда долгожданную колыбель привезли, он не доверил её сборку никому, кроме себя. — Ты уверен, что это хорошая идея? — ехидно поинтересовался Кол, наблюдая, как Клаус ворочает детали, разложенные по полу. — Я не доверю такую важную вещь никому другому, — буркнул Клаус, изучая инструкцию с таким же напряжённым выражением лица, с каким обычно разрабатывал военные стратегии. — Ага, а то вдруг твой ребёнок рухнет на пол из-за неудачно вкрученного винтика, — продолжил подначивать его Кол, с ленивой улыбкой растягиваясь на диване. Клаус лишь одарил его своим фирменным предупреждающим взглядом и продолжил работу. Он провозился с колыбелью полдня, ворча на неудачно вырезанные детали и ненужные, по его мнению, болты. В какой-то момент Ребекка зашла посмотреть, как идут дела, и, едва взглянув на хаос вокруг, только закатила глаза: — Ты строишь колыбель или крепость? Но, в конце концов, Клаус справился. Он отступил назад, оглядел своё творение и с удовлетворённым видом провёл ладонью по гладким, тёплым деревянным бортикам. Колыбель получилась не просто красивой, а по-настоящему особенной — с лёгким ароматом дуба, изящными узорами, вписанными в общее оформление, и прочной конструкцией, готовой пережить не одно поколение. — Эту колыбель мы возьмём с собой в Новый Орлеан, — твёрдо заявил Клаус, словно это был не предмет мебели, а символ будущего наследия. — О, так ты уже планируешь переезд? — усмехнулся Кол. — Я планирую обеспечить своему ребёнку лучшее будущее, — ответил Клаус, и в его голосе не было ни капли шутки. И в этот момент Адель, наблюдая за ним со стороны, поняла: каким бы жестоким и беспощадным ни был Клаус в глазах врагов, для своего ребёнка он собирался стать самым надёжным защитником. Ребекка подошла к выбору первого подарка для ребёнка с истинным аристократическим размахом. Она долго искала что-то особенное, пока, наконец, не остановилась на огромном, почти в человеческий рост, плюшевом волке с густой мягкой шерстью и выразительными стеклянными глазами. Когда она торжественно вручила его Адель, та только приподняла бровь: — Ребекка, он больше меня! — Это чтобы ребёнок с детства привыкал к благородному символу, — с гордостью ответила первородная. — К символу чего? — усмехнулась Адель, поглаживая пушистую голову волка. — Свободы, силы, семейного единства! — с воодушевлением перечислила Ребекка, но, поймав скептический взгляд Клауса, добавила: — Ну и просто потому, что он чертовски милый. — Ты уверена, что это не оборотень в следующей фазе трансформации? — с сарказмом спросил Кол, покручивая в пальцах бокал виски. — Не будь неблагодарной, Адель, — фыркнула Ребекка, проигнорировав брата. — Этот волк стоил мне целое состояние! Адель покачала головой, но улыбнулась. Кол, разумеется, не мог позволить Ребекке единолично задавать тон в выборе подарков. Поэтому, однажды явившись в дом Локвуд, он с заговорщическим видом протянул Адель небольшую коробочку. — Только не говори, что внутри ещё один плюшевый монстр, — вздохнула она, принимая подарок. Но когда открыла, удивлённо приподняла брови: на мягкой бархатной подложке лежал крошечный деревянный кинжал с замысловатой резьбой. — Кол… Это что, оружие? — Пусть ребёнок с пелёнок знает, что в этой семье не только плюшевые волки! — лукаво усмехнулся первородный, устраиваясь рядом. Элайджа, который в этот момент спокойно читал книгу, только тяжело вздохнул и закрыл её, явно готовясь к очередному театральному представлению брата. — Ты серьёзно? — недоверчиво спросил он, мельком взглянув на кинжал. — Конечно! — бодро ответил Кол. — Это традиция! В моём представлении, первый кинжал должен идти в комплекте с первой колыбелью. Клаус, который как раз вошёл в комнату, бросил быстрый взгляд на подарок и пробормотал что-то про «безумца в семье». — Расслабьтесь, джентльмены, это всего лишь символический подарок! — театрально вздохнул Кол. — Хотя, зная нашу семейку, вполне возможно, что этот ребёнок раньше научится драться, чем ходить. Адель улыбнулась, вертя кинжал в руках. Пусть у Колa была странная манера выражать заботу, но в глубине души она знала — это его способ сказать, что он всегда будет рядом, готовый защищать её и малыша. Элайджа, как всегда, был строг и методичен. Он не мог оставить вещи на волю случая, даже когда дело касалось будущего ребёнка. Однажды вечером, когда Адель сидела в кресле с чашкой чая, Элайджа вернулся домой с целой стопкой книг, которые, казалось, весили больше самого малыша. Он осторожно положил их на стол перед Адель и, не торопясь, начал их раскладывать. — Образование — основа становления личности, — сказал он, как всегда, спокойно, но с тем тоном, который не терпел возражений. Адель, слегка приподняв бровь, взглянула на книги: Шекспир, Диккенс, Гёте и даже пару томов по философии. Она искоса глянула на Элайджа. — Ты собираешься читать новорождённому Шекспира? — её голос был полон легкого недоумения. Элайджа лишь улыбнулся, продолжая аккуратно расставлять книги на полке. — А почему бы и нет? — ответил он, словно это было самое естественное в мире. — Никогда не рано развивать интеллект. Адель рассмеялась, покачав головой. Она была тронута его заботой, но в то же время не могла не представить, как, возможно, её ещё не рожденный ребёнок будет в младенчестве сидеть в коляске и внимательно слушать сонеты Шекспира. — Ты уверен, что твой подход не слишком… амбициозен? — спросила она, нежно поглаживая живот. — Амбиции — это то, что нужно с самого начала, — ответил Элайджа с привычной серьёзностью. — А кроме того, если уж мы собираемся воспитывать достойного человека, пусть он с пелёнок учит настоящие основы. Адель улыбнулась, чувствуя, как в её сердце растёт благодарность за такую особенную заботу, даже если эта забота была несколько необычной. Элайджа был уверен в своём методе, и, возможно, именно его подход и поможет создать ребёнка, достойного великих дел. Как-то раз Адель, не сумев заснуть, вышла в сад и неожиданно услышала тихий голос Элайджи. Он сидел рядом и читал что-то вслух, направляя взгляд на её живот. — Что ты делаешь? — удивилась она. — Говорят, младенцы запоминают голоса ещё в утробе, — невозмутимо пояснил он. — Пусть привыкает к хорошей литературе. Адель не смогла сдержать улыбку. А Левиафан всегда был тем, кто предпочитал оставаться в тени, скрывая свои эмоции за маской холодной сдержанности. Он не любил показывать слабости, а тем более — свои чувства. Однако, несмотря на это, он, как и все вокруг, переживал за Адель и её малыша. Однажды, в один из обычных вечеров, когда Локвуд сидела в кресле и читала, Левиафан заметил, что она положила ноги на небольшой пуфик, пытаясь немного расслабиться. Однако в её выражении лица было что-то напряжённое. Он молча подошёл к ней и, несмотря на свою склонность избегать лишнего внимания, тихо произнёс: — Ты слишком много сидишь. Нужно больше двигаться. Адель подняла взгляд, немного удивлённая, но не возразила. Она знала, что Левиафан не из тех, кто будет активно вмешиваться в её личные дела. Но её недавняя усталость говорила сама за себя. Она кивнула и попыталась встать, но почувствовала, как её живот затрудняет движения. Тогда Левиафан, не говоря больше ни слова, осторожно подхватил её под локоть, поддерживая, чтобы она не потеряла равновесие. Он не сказал ничего, но его действия говорили гораздо больше, чем слова. Адель почувствовала, как его рука осторожно и надёжно держит её, как если бы он хотел сказать: «Я рядом. Ты в безопасности.» Как только она села на диван, Левиафан отступил на шаг назад, снова скрыв свои чувства. Он ничего не сказал, не стал смотреть на неё с нежностью, как это делал Клаус или Элайджа. Вместо этого он просто стал стоять у окна, как всегда — холодный и дистанцированный. Но его глаза, слегка прищуренные, наблюдали за Адель с тем невидимым вниманием, которое только могло бы выдать его скрытую заботу. Адель почувствовала его присутствие и поняла, что он тоже переживает за неё, хотя и не может позволить себе проявить это открыто. Это было не так, как у Клауса или Ребекки, но было в этом что-то необычное и трогательное — Левиафан, несмотря на свою приручённую жестокость, всё равно всегда был рядом, готовый поддержать, когда она этого не ждала. Месяцы беременности пролетели, как один день. Адель уже успела выпуститься досрочно из школы, благодаря мощным связям её матери, мэра Локвуд. Это сняло с её плеч тяжёлую ношу не сделанных уроков, и она могла наслаждаться остатком своего времени, не думая о будущем. Однако на последних месяцах, несмотря на всю эту свободу, внутри неё всё равно жил тревожный страх. Она проводила много времени в кругу подруг: Ребекка, Кэролайн, Бонни, Елена и Дженна были рядом, поддерживали её, готовились к будущему материнству, шутя и рассказывая о том, что ждёт её, как только малыш появится на свет. Но среди смеха и разговоров о детях, в глубине её души росла напряжённость. Не говоря уже о том, что в её жизни всегда был Левиафан. Да, он стал более внимательным, начал прислушиваться к ней, а его скрытая забота становилась заметнее. Он приходил, когда ей было трудно встать, поддерживал в моменты усталости, но в его глазах оставалась некая холодная решимость, которая не оставляла её равнодушной. Что бы там ни было, между ними был контракт, который не забывался ни на минуту. Адель помнила, что в нём чётко говорилось: после рождения ребёнка он заберёт его. Она не могла не задумываться об этом, как бы сильно она не пыталась отогнать эти мысли. С каждым днём, когда её живот становился всё больше, а Левиафан продолжал приближаться к ней и её окружению, его молчание по поводу контракта лишь угнетало её. Он больше не говорил о том, что заберёт ребёнка, но это не успокаивало её. Внутри неё нарастал страх, что если Левиафан всё-таки вспомнит о контракте, если он решит забрать ребёнка, ей придётся пойти на крайние меры, чтобы его удержать. Она не могла позволить этому случиться. Адель часто обдумывала возможные варианты действий. Она знала, что её жизнь и жизнь её малыша могут зависеть от того, как она поступит. Но она также понимала, что Левиафан — не человек, которого можно легко обмануть или уговорить. Его решимость была такая же крепкая, как и её собственная. Пока он молчал, она надеялась, что, возможно, его чувства изменились, и он не будет настаивать на своём требовании. Но глубоко в сердце она ощущала, что этот вопрос рано или поздно станет для них решающим. И если ему вдруг придётся напомнить ей о контракте, Адель будет готова пойти на любые жертвы, лишь бы защитить своего малыша. — Я принесла сок! — громко объявила Елена, врываясь в мысли Адель и разрушая её задумчивость. Адель улыбнулась, принимая стакан и отпивая немного персикового сока. Она давно не могла себе отказать в этом напитке, и теперь сок стал для неё чем-то вроде повседневного утешения, заменяя воду. Вспоминая, как часто она налегает на соки в течение всей беременности, она не могла не улыбнуться. Порой ей казалось, что это было почти единственным, что могло помочь утолить жажду. — Хоть где-то можно отдохнуть от опеки будущего папаши, — вздохнула Ребекка с лёгким выражением усталости на лице, покачивая головой. Адель усмехнулась в ответ, зная, что Ребекка не единственная, кто чувствовал на себе постоянное внимание Клауса. Все они были в каком-то смысле «под наблюдением». Он словно не отходил от неё ни на шаг. Клаус, конечно, был заботливым, но его внимательность порой становилась чрезмерной. Это мешало Адель проводить время с подругами, как раньше. Каждый раз, когда они собирались, он, казалось, появлялся из ниоткуда, словно подслушивая их разговоры, и находил какие-то оправдания, чтобы забрать её. — Как только мы встречаемся, он всегда появляется, будто из-под земли, — заметила Кэролайн, покачав головой. — Ты только отдохни, и вот он опять. — Он просто переживает, — сдержанно сказала Бонни. — Но я понимаю, почему это вас бесит. Адель немного пожала плечами, вежливо улыбаясь. Она любила Клауса за его заботу, но иногда, когда нужно было просто побыть с подругами, эта излишняя опека раздражала. — Давайте просто поговорим о чём-то хорошем, а? — предложила Ребекка, поднимая бокал с вином. — Без всех этих ужасных дел и забот. Что у нас нового? Все согласились с её предложением. Елена, всегда готовая к лёгким и весёлым разговорам, первой завела тему. — А как там твой будущий малыш, Адель? Чувствуешь себя готовой к родам? — её взгляд был полон искреннего интереса. — Ты же говорила, что он всё больше пинается? Адель улыбнулась и положила руку на живот, словно ощущая, как малыш двигается. — Да, он довольно активен, — ответила она с лёгким смехом. — Кажется, хочет вырваться на свободу. Но всё-таки я немного переживаю. Как только я начинаю думать об этом, меня охватывает паника. Ребекка подбодрила её. — Не переживай. Мы с тобой всё переживём. Ты знаешь, мы все рядом. Это будет потрясающе. Тебе понравится быть мамой. И разговор перешёл на более лёгкие и личные темы. Каждая из девушек делилась чем-то из своей жизни. Бонни рассказала, как она разработала личное заклинание, а Кэролайн поделилась своими планами о поступлении в колледж. Елена заговорила о своих отношениях с младшим Сальваторе, а Дженна вдруг предложила организовать праздник для Адель, чтобы поддержать её перед родами. — А может быть, мы устроим для тебя вечеринку? — предложила она с ярким блеском в глазах. — Что скажешь? Адель засмеялась, думая о том, как она могла бы устроить такой праздник в своём положении. Но мысль о поддержке друзей согревала её. — Я бы не отказалась от чего-то такого, — ответила она с улыбкой. — Вы все действительно сделали эти месяцы намного легче. Девушки продолжали обсуждать идеи для праздника и совместные планы. В какой-то момент все темы перевели на более лёгкие и забавные вопросы, вспоминая старые истории из их жизни и шутки, которые заставляли всех смеяться. — Ой, — схватилась Адель за живот, и в этот момент время словно замедлилось. — Что такое? — спохватилась Ребекка, мгновенно насторожившись, сидевшая рядом. — Ой, ой, ой, — захныкала Локвуд, не в силах сдержать боль, прижимая ладони к округлившемуся животу. Взоры подруг обратились к Адель, и все сразу поняли: её воды отошли. В комнате воцарился внезапный хаос. Кто-то ринулся к ближайшему телефону и, дрожа, набирал номер скорой помощи, стараясь передать каждую деталь в панике. Другой, не теряя ни минуты, позвонил Клаусу с требовательным тоном, умоляя его принести родильную сумку, как будто это могло мгновенно исправить ситуацию. В углу, кто-то сел рядом с Адель, осторожно прикасаясь к её руке, чтобы поддержать её, шепча слова утешения, пытаясь растопить страх, заполонивший её взгляд. В эту суматоху каждый действовал инстинктивно. Смех и лёгкие разговоры, которые ещё мгновение назад наполняли уютную гостиную, уступили место напряжённым голосам, звонкам и поспешным шагам. Между тем, Адель, несмотря на боль и страх, пыталась собраться, её губы дрожали, но она пыталась улыбнуться, чтобы показать, что всё будет в порядке. — Не волнуйся, Адель, — мягко говорила Ребекка, стараясь успокоить подругу. — Мы здесь с тобой. Всё скоро уладится. Клаус, уже возвращаясь с родильной сумкой в руках, быстро оценил ситуацию и, хотя его привычное строгое выражение лица не изменилось, в его глазах мелькнула тень обеспокоенности. Каждый миг был наполнен надеждой, что помощь придёт вовремя, что эта буря суматохи сменится моментом спокойствия и появления на свет нового чуда. Клаус, почувствовав неотложность ситуации, мгновенно схватил родильную сумку и, не теряя ни минуты, помог Адель сесть в машину. Его взгляд был спокоен и решителен, несмотря на то, что в его душе бушевали тревожные чувства. В тусклом свете ночных фар он тихо произносил слова поддержки, словно обещая, что теперь ничто не помешает ей обрести нового начала. По дороге в роддом воздух казался наполненным ожиданием, а каждое слово Клауса, тихое и уверенное, дарило Адель частичку спокойствия, несмотря на усиливающуюся боль. Она пыталась сосредоточиться на его голосе, черпая силы в его присутствии, как будто сама судьба сливалась с его решимостью. В родильном отделении хаос сменился организованной суматохой: медсёстры быстро оценили состояние Адель, врачи готовились к неминуемому процессу, а Клаус, оставаясь рядом, не отводил глаз от её лица. Родовой процесс был бурным и напряжённым. Каждая схватка давалась с огромными усилиями, и время тянулось бесконечно, словно испытание на прочность. Вокруг витала смесь боли и трепета, а тихие слова утешения медицинского персонала заполняли комнату. В родильном зале, где боль и ожидание сливались в единое неумолимое течение времени, Адель, охваченная схватками, не отпускала руку Клауса. Его присутствие было для неё тихим убежищем в этом бурном шторме страданий, а её решимость и скрытая сила оборотня просыпались в самые критические моменты. В разгар очередной схватки, когда каждая мышца напрягалась до предела, Адель так мощно сжала руку Клауса, что раздался тонкий, но предательски болезненный хруст. Несколько раз в приступах неистовой силы она невольно сжимала его так крепко, что его кости подчинялись этому натиску. Клаус, несмотря на внезапные боли, молчаливо терпел, думая: «Для моей девочки сейчас это незначительно, по сравнению с чудом, которое вот-вот произойдёт». Его стойкость была испытанием не только для тела, но и для сердца, ведь он знал, что сейчас главное — дать Адель силы и поддержки. Ночь тянулась в бесконечном череде схваток и мучительных усилий, пока, наконец, в тишине родильного зала не зазвучал первый детский крик. На миг Адель захотелось вздохнуть с облегчением, но новые схватки вернули её в водоворот боли, и акушерка поспешила взять ребёнка, помогая ей продолжить рождение. Спустя семь минут в этом хаосе страстей и боли раздался ещё один детский вопль — второе чудо, второе доказательство силы жизни. Лишь когда боль начала утихать, и наконец Адель, покрытая потом и вымотанная до предела, смогла выдохнуть полной грудью, врач, с усталым, но искренне радостным голосом, произнёс: — Поздравляю, молодняк, родители! У вас близнецы: девочка и мальчик. Эти слова застали Адель врасплох — она почти потеряла сознание, но, собрав последние силы, попросила показать детей, пока Клаус, всё ещё в состоянии шока от пережитого, стоял рядом. Как только медсёстры подали малышей, Клаус бережно взял на руки своего сына, а Адель, словно растворяясь от радости, прижала к себе новорождённую девочку. — Они такие милые, — хриплым, но полным любви голосом сказала Адель, едва сдерживая эмоции. Клаус, его глаза были намокшими от слёз, тихо любовался крошечным телом, которое он держал в руках. Никто бы и не поверил, что этот жестокий тысячелетний гибрид, на счету которого — сотни тысяч жизней, способен испытывать такую нежность. В этот миг вся его древняя жестокость уступила место заботе, и он молча обещал себе, что больше ничто не сможет отнять у них эту новую, бесценную жизнь. Таким образом, через боль, случайные сломы и мужество, роды превратились в торжество новой жизни, где каждое испытание стало залогом будущего счастья для Адель и её близнецов. На следующий день в роддом к Адель потихоньку начали приходить гости. Почти половина Мистик Фолса, тобиш друзья Локвуд, спешила поздравить молодую мамочку. Однако, большинство из них не получили немедленного доступа в палату — им пришлось применить внушение, чтобы пройти. Обессиленная, но сияющая от счастья, Адель лежала на своей койке. Она наблюдала за своими детками, которые, после того как мама их тщательно покормила, сладко спали рядом. На удивление, малыши оказались тихими и спокойными, не издавали привычных криков, что для врачей казалось странным, а для Адель — настоящей отдушиной. — Какие они милашки, — тихо шептала Ребекка, едва сдерживая слезы, когда смотрела на спящих племянников. — Он серьёзно уснул? — с улыбкой спросил Кол, легонько тыкая пальцем в спящего в углу кресла Клауса. — Тише, — мягко прижала палец к губам Адель. — Он только недавно уснул. Кол тихо рассмеялся, наслаждаясь этой, странной на его взгляд, картиной, а Элайджа, оставаясь верным своей сдержанности, тихо стоял возле койки. Несмотря на свою внешнюю отстранённость, в его глазах блеснула нежность, когда он смотрел на новорожденных племянников. Так утро прошло в атмосфере удивительного спокойствия и радости. Подруги и близкие, несмотря на необычные условия их появления, собрались вокруг Адель, чтобы вместе отпраздновать новое чудо, которое уже изменило их жизни навсегда.