Der anblick ist ihm sehr gewogen.

Будучи вновь пойманной с поличным, Агата, как ошпаренная, отпрянула от окна. Однако, скрываться было уже поздно, да и если говорить честно - бессмысленно. Небольшая деревянная коробка, явно не лучшее место для игры в прятки, тем более с таким опасным зверем. Первый хруст – сухой лист, раздавленный под чьей-то ногой, – пронзил промозглую осеннюю тишину, словно предупредительный выстрел. За ним – еще один, ближе, резче. Хруст сменялся чавканьем по размокшей земле, и эти звуки, сливаясь, сплетались в зловещий ритм, напоминающий поступь зверя. Ритм этот, не был беспорядочными – он складывался в размеренную, по армейски выверенную чеканку, подобную ударам сердца хищника, затаившегося в засаде. Каждый звук отдавался в напряжённом нутре Агаты болезненным эхом, словно сама земля шептала о приближающейся опасности. Незапертая хилая дверь отварилась с мерзким скрипом. Их переглядка напоминала скорее крохотную дуэль, однако никто первым не спешил кидать перчаток на пол. -Как ваша рука? - настороженно спросила девушка, невольно делая шаг назад. -Отлично -коротко и сдержано отвечал мужчина, не в силах скрыть лёгкой улыбки - Что ты думаешь о том, что видела только что? Тебя это увлекло, не так ли? - он сразу перешёл к делу, не ища способов подступиться к ней, действовал "порывом", не оставляя шансов для капитуляции. -Не преувеличивайте. Мне всего-то было интересно, почему вас нет в доме. - Агата, стараясь сдержать тремор в голосе, говорила уверено, но слова выходили с трудом, разорванные и прерывистые. Голос предательски дрожал, не повинуясь ее воле. Она старалась удержать контроль, но чувствовала, как он выскользывает из рук. Она понимала, что близка к краю безумия, что её разум вот-вот сломается под столь грубым натиском. А он приближался… еще ближе… затмевая все окружающее своей громадной, неумолимой тенью. – Конечно-конечно, тебе было просто... Интересно. - кажется, подыгрывал мужчина - Продолжай отрицать, то как была заинтригована. – Заинтригована? Вы меня льстите. Я всего лишь пыталась оценить, сколько времени мне понадобится, чтобы убежать от вас, не споткнувшись о собственную тень. Так что, спасибо за… затмение. Очень эффектно. – Убежать? - прорычал он, голос был полон презрительного смеха. - Да ты что, дитя? Конечно, твоя крошечная тень — это серьезная преграда, надо же учитывать такие мелочи. Ты настолько наивна, что это даже забавно. С такой фантазией тебе лучше в кукольном театре играть, а не строить смехотворные планы побега. Забудь об этом. - Мужчина приблизился практически вплотную и меж тем, ловко подцепил выбившуюся прядь ее волос, мотая ту вокруг пальца и слегка подёргивая, тем самым доставляя явный дискомфорт. Ей же оставлось только с трудом пытаться подавить нарастающий в горле ком и молниеносно вдаривший в голову адреналин. – Прекратите эти игры. Вы сами сказали, что я - ценный ресурс. Я врач, и только врач, а не вещь для восполнения ваших, непонятных мне, животных потребностей. Повисла неловкая тишина. Его брови взметнулись вверх, а уголки губ приподнялись в неожиданной усмешке, смешанной с раздражением. Реакция девушки, дерзкая и неожиданная, застала его врасплох. Это было словно наблюдать, как крошечный, пушистый котенок, вместо того, чтобы испугаться огромной собаки, внезапно выпускает когти и шипит, пытаясь выглядеть угрожающе. Забавно, конечно, но и одновременно беспомощно. – Какой... очаровательный способ выразить свой протест. Ты думаешь, я заинтересован в тебе, только потому... что у меня есть какая-то примитивная, плотская потребность? Какой же глупый и приземленный способ истолковать мой интерес... Уверяю тебя, я не такой примитивный "зверь", у меня есть гораздо более стратегически обоснованные причины держать тебя здесь. - Кёниг, верно ученный многолетним опытом, умело вывернул смысл фраз наизнанку, превращая обвинения в комплименты, а вопросы – в заявления, вставая в удобную для себя позицию и оставляя Агату той, кто надумал себе всякой грязи и чепухи. И, на сия манипуляцию, она, безусловно, повелась. Стыд сковывал движения и заглушал собственный голос. Взгляд не мог найти пристанища, скользя по полу, по стенам, по всему. Казалось, все окружающее давит на нее с презрением и осуждением наблюдая за ее позором. Ну и ляпнула. Ведь действительно, за все разговоры, он не изъявлял напрямую никаких таких желаний... Она сама додумала себе всю эту грязь и мерзость... Начинало становится противно уже от самой себя. -Ну-ну... Теперь, не выгляди такой смущённой, Schönheit. Ты будешь полезной мне и моим солдатам в Лазараете, однако... Если тебе хотелось бы, что бы твоя жизнь здесь была, скажем так... Проще. У меня есть условие. - Он сделал шаг назад, выпуская мягкую прядь из рук, давая девушке пространства и создавая иллюзию безопасности. Будто притаился. – Какое ещё условие?.. - Брови девушки нахмурились, а взгляд, помрачневший, устремился на мужчину. Слова повисли в воздухе, не находя места в голове. Щеки её запылали, выдавая внутреннюю бурю, а внутри все сжималось от неловкости и до сих пор неотпустившего чувства стыда. – Ты начинаешь задавать правильные вопросы, Schönheit. Мне бы хотелось, что бы кроме врачевания в лазарете, ты стала моим личным медиком, на документах. Кажется, ты действительно рукастая. Предложение застало врасплох, прозвучало, как выстрел в тишине. Глаза расширились, отражая не только искреннее удивление, но и целую гамму других, более сложных эмоций совмещающих в себе и сомнения и некую, пропитанную азартом, интригу. Однако молчание затянулось, но не потому, что ей было нечего сказать, а потому что слова еще не нашли своего места в этом неожиданно, волнующем разговоре. – А если я откажусь то...? - тихо рассуждала Агата, на что получила только едкий, полный грубости смешок. – А вот сейчас, я полагаю, ты задаешь неправильный вопрос. Она сжала губы, чувствуя, как горло пересыхает от нарастающего страха. Взгляд вновь устремился на Командира, словно цеплялся за последнюю надежду в бушующем море сомнений. – Неужто "ликвидируете"?... - Выпалила она на выдохе, полном холодного, острого ужаса, как осколок стекла, пронзающего душу насквозь. И каково же было её удивление, когда на пике собственного отчаяния, послышался заливистый, бесчувственный мужской смех, ранящий своей бездушной лёгкостью. –Нет, конечно нет. Если ты откажешься стать моим личным медиком, то разумеется, я тебя, как ты это завуалированно называешь, не "ликвидирую", это было бы расточительно и контрпродуктивно, не так ли ? Знаешь, в эту глушь, не хочет ехать ни один наш врач, у нас большие проблемы с кадрами. Однако, я даю тебе реальную возможность выбора, ибо вопрос: "что будет если ты откажешься?", это в первую очередь тот вопрос, который ты должна задать только самой себе. Понимаешь? Она не знала, что ответить от того только кивнула и то, лишь для того, что бы избежать лишних разговоров. Пусть Кёниг и говорил о какой-то выгоде, которую она извлечет если согласиться, сама девушка не до конца понимала, как такой статус смог бы "облегчить" её жизнь. Она вообще, мало что понимала за последние пару дней. Мир перевернулся, словно огромный, неустойчивый пасьянс, и все привычные фигуры – её жизнь, её убеждения, её мораль – рассыпались в прах. Как так вышло, что теперь она "ценный ресурс" врагов? Этот абсурдный, оскорбительный ярлык прилип к ней, как клеймо. В этой, казалось, откликающейся болью и тоской в сердце, деревушке, она теперь такая же вражина, пусть и не по своей воле. В поиске оправданий, Агата представляла себе других солдат, оказавшихся в её положении: безысходность, ужас, отчаяние, завершающиеся пулей в висок... Любой бы выбрал умереть, чем жить с этим позором, с тяжёлым грузом предательства.  Однако... Виновата ли она? Виновата ли в том, что инстинкт самосохранения, глубоко зашитый в душе, сильнее всех моральных установок? Виновата ли в том, что просто хочет жить? Даже такой подлой, грязной, пропитанной горьким вкусом предательства жизнью?   – Полагаю, ты можешь преступать к работе уже сейчас, Schönheit. - Прервал её мысли, грубый голос мужчины, явно изнуренный пустым молчанием, тратившим его время. *** Деревня давила серостью, монотонностью. Дома, сгрудившиеся друг к другу, напоминали ей родные края, но только в искаженном, изломанном зеркале. Та же скромная архитектура, те же низкие крыши, но вместо привычного покоя – угрюмое молчание, пропитанное страхом и безысходностью. Деревянные стены домов, прежде окрашенные в тёплые, солнечные тона, теперь словно выцвели, поблекли, став такими же бесцветными, как лица немногочисленных выживших селян, снующих туда-сюда скорее, как тени. На конце улочки виднелся деревянный домик, один из самых больших в деревне. Он был приспособлен для оказания медицинской помощи. Стены, хилые и прохудившиеся, словно иссохшая кожа старика, показались ей невероятно родными. Они хранили в себе запах старой древесины, смолы и земли – тот самый запах, что был так знаком с детства; когда по-лету, приезжаешь к бабушке в деревню, где сохранились все эти крохотные коробки, вероятно, строявшиеся еще до революции. Неровно оштукатуренные поверхности покрывала паутина трещин, словно морщины на лице, хранящие историю пережитых невзгод. Низкие потолки, с проступившими на досках тёмными пятнами от сырости, наливались тёплым, приглушённым светом единственной лампы. Окна, затянутые поблёкшей от времени бумагой, едва пропускали свет, создавая в комнате атмосферу затишья и задумчивости. Даже скромная мебель – деревянные стулья с выщербленными сиденьями и потрёпанный стол, на котором лежали аптечка и несколько записанных от руки рецептов – показались ей какими-то уютными... Однако, взглянув на Кёнига, она поняла, что тот явно не разделяет её теплой настольгии. Его лицо выражало только сильное отвращение и брезгливость к подобному убожеству быта. Для него, человека не знавшего подобной жизни, это все выглядело настолько жалко и бедно, что ему явно не приносило никакого удовольствия быть отправленным Комендантом, в эту, грязную, чужую для него, дыру. Из комнатки, представляющей собой подобие палаты, вышла грузная женщина, наверное чуть старше самого Кёнига. На ней была накрахмаленная белая шапочка и передник с широкими наплечными лямками и карманами, верно та приходилась медсестрой. Из разговора комендантна и этой женщины, она поняла, что обращаться к ней стоит не как иначе как к "мадам Дюбуа". Её фигура, грузная, округлая, напоминала перевернутый колокол, скрытый под серой формой. Лицо, хотя и не искажённое явным злом, выражало то, что не подлежало сомнению: презрение, чистейшей воды презрение. Не столько злоба, сколько холодное, расчётливое отвращение. Оно читалось в каждом намеке на складку, в каждом едва заметном движении губ. Мелкие глаза, скользнули по Агате, оценивая её с головы до пят, с застывшей, немигающей настороженностью. И эта оценка не оставила никаких сомнений: вражеская форма, в которую была одета девушка, стала главной причиной столь явного отторжения. В этом взгляде чувствовалась не просто неприязнь, а глубокое, закоренелое отвращение к всему, что было связано с врагом, как к чему-то грязному, недостойному минимального внимания и сочувствия. Девушке становилось все более неуютно под таким пристальным, оценивающим взглядом женщины... Однако, неловкое переглядки прервал внезапно выскочивший в предбаник солдат, заметно отличающийся от других в этой деревне, наверное приходился Адъютантом... Он увёл Кёнига, по каком-то делу, оставляя Агату наедине, с названной мадам Дюбуа... Всех чудесных дам, с прошедшим праздником весны! Прошу прощения, за долгое отсутствие продолжения, учёба к сожалению отнимает слишком много моего свободного времени и сил 🙂‍↕️. Хочу сделать небольшой телеграмм-канал, где смогла бы выложить проиллюстрированную внешность персонажей, рассказать о них. Вам был бы удобен такой формат? Просто не знаю, можно ли на фикбуке прикреплять изображения к тексту(