Der anblick ist ihm sehr gewogen.

Предупреждение: Действия данного фф происходят вне канонного сюжета, в тексте могут встречаться неточности, касающиеся лора; Приятного чтения! Замешательство — это оцепенение разума, паралич воли. Безвыходность — это холодный мрак, объявший душу, лишающий всякой надежды. Агата пыталась что-то сказать, но из рта вырывались только несвязные звуки, словно ее голосовые связки отказывались служить сбитому с толку разуму. Каждая попытка найти решение приводила только к новому витку беспомощности, и это её молчиливое иступление ужасно раздражало мужчину. «Глупая или глухая?» — его бровь изогнулась, усмехаясь собственным мыслям. Обходясь без лишних церемоний, он схватил девушку за запястье, с силой сжимая его, словно в тисках, и едва дёрнул заставляя качнуться вперёд. -Следуй за мной. Солнце, пробиваясь сквозь густую завесу голых ветвей, едва касалось земли, окрашивая опавшие листья в багряные и золотые тона. Красота эта была призрачной, хрупкой, как тонкий лед на замерзшем озере — завораживающая, но таящая в себе опасность. Густые заросли ежевики цеплялись за одежду, словно пытались удержать в своих колючих объятиях. Воздух был тяжел от сырости и аромата увядания, а тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и хрустом веток под ногами, усиливала чувство тревоги. Пестрый ковер скрывал под собой коварные корни и ямы, от чего, медик то и дело спотыкалась, привлекая к себе не нужное внимание мужчины, буквально волочащего её за собой. Спустя некоторое время утомительных скитаний по лесу, она долго собиралась с мыслями, что бы найти в себе силы задать, казалось бы, такой логичный вопрос… -Зачем вы это делаете, неужели во всем полку не нашлось других врачей? — Мужчина замедлил шаг и тихо хмыкнув, обернулся к ней. -Врачи были...Arschlöcher… Надолго не задерживались. — он не предал особого значения этому разговору, продолжая уверенными, широкими шагами пробиваться сквозь толщи листвы. Лес стоял недвижимый, погруженный в сумрак. Смеркалось. Они оба были измождены явно не по плану затянувшейся дорогой, и не смотря на сгущающуюся темноту, участь быть обглоданной дикими волками, все больше казалась ей спасением. В момент девушка ощутила, как хватка на её запястье ослабла. Безусловно глупое решение, уже рассматривалось ей как вариант. Она стояла на краю пропасти, но пропасть эта была не физическая, а душевная. Перед ней зияла бездна неопределенности, и в глубине таилась лишь крошечная надежда на спасение… Она дернулась что есть сил. Однако, попытка не то что не увенчалась успехом, она очернилась полным провалом. Его рука тут же сжала запястье девушки, ещё крепче чем раньше. Казалось, убери он руку, на бледной девичей коже неминуемо останутся синие полосы. Кровь, пульсировавшая во всем его теле, отбивала неумолимый ритм растущего негодования. Ладони сжались до побеления костяшек, пальцы напряглись. Даже дыхание стало прерывистым, коротким, как будто лёгкие не успевали наполняться воздухом. Сожалению Агаты о содеяном не было предела, агрессия буквально вскипала в мужчине, бурлила и кислотой выплескивалась во все их окружающее. — Больше не пытайся этого повторять. — процедил он тихим, опасным тоном, останавливаясь, что бы «наградить» медика презренным взглядом. Она кротко кивнула, выглядев при этом жалко до невозможности, точно побитая собака, скулящая и прижимающая уши в стыде и страхе. И пускай её поведение создавало ненужные проблемы и жутко нервировало мужчину, часть его была удовлетворена её моментной покорностью. Дальнейшая их дорога прошла в полном молчании, лишь стрекотание насекомых и шелест листьев сбиваемых под ногами нарушали мёртвую тишину. Вскоре показались крохотные деревянные домишики, напоминающие глухую деревушку, типичную, для этих мест. Избушки, покинутые и поврежденные, стояли в глубине леса, свидетелями недавней трагедии. Выбитые окна, облупившаяся краска, заросшие огороды — рассказывали историю былой жизни, прерванной войной. Вместо добродушных стариков, туда-сюда шастали напыщенные военные, как горделивые индюки выпячивающие широкую грудь, упиваясь собственной важностью. Было забавно наблюдать, как быстро менялся их настрой при появлении на горизонте командира. Вся их кичливость резко пропала, и на самом деле, осознание того, каким авторитетом пользовался неизвестный, тащащий Агату за собой, отнюдь не казалось ей смешным… Он мгновенно и четко оценивал обстановку в лагере. Быстро минуя любопытные взгляды нескольких солдат, мужчина продвигался к центру деревушки. Никто из подчиненных не решался ничего сказать или тем более задавать вопросы, становилось очевидным что его уважают скорее из страха, нежели любви. Он подвёл ее к одиноко стоящему дому, находившемуся на окраине, словно брошенный зверь, среди высоких елей. Деревянные стены, когда-то покрытые тёплым цветом краски, теперь облупились, обнажив серую древесину. Окна, словно глазницы без глаз, зияли пустотой, затянутые паутиной. На крыльце, покрытом мхом, лежали забытые детские игрушки — потрепанный плюшевый медведь, сломанная машинка. Возле дома, в заросшем бурьяном огороде, виднелись остатки былого достатка — полусгнивший забор, засохшие кусты малины. Тишина стояла тяжелая, давящая, нарушаемая лишь шелестом ветра в деревьях. Во всей деревне — та же картина: пустые дома с распахнутыми дверями, заросшие тропинки, тишина, пропитанная привкусом покинутости и страха. Осознание того, что совсем недавно здесь, в этом доме, жила молодая семья, и то, что вероятно их судьба сложилась крайне трагично, заставило девушку потупить взгляд, борясь с комом в горле и подступающими слезами. Ей не хотелось думать, о том где они сейчас и главное живы ли вообще, мучились ли они, или несут тяжёлое бремя по сей день… Казалось, только мужчину вся эта ситуация и забавляла. Он толчком распахнул дверь, отворившуюся с противным скрипом, жестом приглашая даму пройти внутрь.