Симбиоз

Моё имя — Гарри Джеймс Поттер. Мне десять полных лет.       Сколько себя помню, я был воспитанником приюта «Надежда», но сейчас мне приходится переезжать, потому что денег, что присылали спонсоры, перестало хватать даже на разовое питание, а про остальные условия я и говорить не хочу.      Нас рассадили в разные автобусы — как мне сказали, все мы будем расселены по приютам Лондона и соседних городов, но это меня мало интересует. От присматривающего за нами взрослого — бородатого мужчины, который не сводит с меня глаз уже минут пять так точно, пугая меня до дрожи, я узнал, что приют Вула следующая остановка. Больше он ничего не сказал, а я не решился расспрашивать — не хочу нарваться на чужой гнев. Оторвав взгляд от потрепанных листов записной книжки — его первый и единственный подарок на день рождения, который Гарри бережно хранит уже две недели, припоминая слова своей прошлой воспитательницы, что с таким взрывным характером, ему нужно все свои чувства переписывать на бумагу и это поможет ему в саморегуляции, не даст разразиться гневом, страхом и другими всепоглощающе негативными эмоциями. Она имела в виду, что, дескать, изображая весь негатив на бумаге, тот там и остается. Гарри не верил в это, но попробовать стоило хотя бы из интереса. Мальчик сунул свой первый дневник в узкий карман брюк, проводя напоследок по гладкой зелёной обложке пальцами и туда же пихнул красную ручку, которую стащил у своей последней приёмной семьи, — синей, что ему отдала та же воспитательница, он не хотел пользоваться из чистого принципа, потому что его мнение насчёт красного цвета — неоспоримо лучшего из всех существующих — воспитатель попыталась оспорить. Нет уж, теперь Гарри точно не будет пользоваться подаренной ею ручкой. Гарри вновь уставился в окно, провёл кончиками пальцев по грязной раме, собирая многолетнюю пыль. Он рассматривал её серые крапинки на светлой коже своих рук и старался не думать о том неприятном чувстве, как будто ты стоишь на краю обрыва, не зная, что будет за твоим следующим шагом, но ощущая, как земля под ногами начинает дрожать. Остальные безостановочно галдели, словно пытаясь перекричать друг друга и шум колёс, но это казалось чем-то далеким, будто и не с Гарри происходит — он не мог расслышать ни одного цельного предложения, хотя даже те, кто сидел всего в метре от него, говорили так, что и конца автобуса наверняка можно было услышать. Ловя взглядом немногочисленные деревья за маленьким, грязным окошком, мальчик чувствовал едкую тоску — к своему приюту он привык. К наглым старшим, что вечно задирали, а то и выписывали пару «профилактических» пинков в живот, к своим соседям по комнате, которые, хоть и были громким, раздражающим пятном за его спиной, оставались безобидными ребятами — ну, или пугливыми, тут уж как посмотреть. По крайней мере, Гарри они не трогали, — вероятно, потому что тот показал нескольким одногодкам, какие вещи он может сотворить в гневе, — но юношу мало интересовали причины. А теперь вот оно — новое место, к которому он не был приспособлен, где он никого не знал, кроме парочки едва знакомых лиц, которые находились в этом автобусе, — но он их даже не замечал, до сегодняшнего дня, где мальчика лицом ткнули в тех, на кого он по идее должен был полагаться в своем новом доме. Но, очевидно, как и всегда, Гарри Поттер мог положиться только на себя. В животе противно заурчало, и мальчик против воли приложил руки к животу, мгновенно зардевшись — в целом, ничего удивительного в его голоде не было, но в приюте часто издевательски подшучивали над теми, кто хотел поесть раньше положенного — что в этом было смешного, Гарри искренне недоумевал, но запомнил на долгие месяцы, как старшие ребята пародировали звук урчания, стоило ему появиться в их поле зрения. Иногда он задавался вопросом, как им не надоедало? Но, скорее всего, приютские отпрыски таким образом заменяли себе хобби. Быстро приняв изначальную позу, Гарри покосился назад — не обсуждали ли его конфуз дорогие соседи по приюту. Однако, им всем, кажись, было всё равно, так сильно те были увлечены своим новым местом проживания, что не затыкались об этом рассуждать, очевидно, надеясь, что теперь-то их ждёт новая жизнь, а, быть может, они попадут в какой-нибудь приют для богатеньких, где на завтрак у них будут те блюда, которые они видели в кулинарных журналах, стащенных из общественной библиотеки. Вновь обратив свой взгляд вперёд, Гарри едва удержался от того, чтобы не вздрогнуть всем телом, — с проглядывающей из-за бороды щербатой улыбкой, ранее безразлично рассматривающий его мужчина, протягивал конфету в темной упаковке. Популярные «Toffees» — о которых он мог мечтать только на рождество — и то, в последние пару лет ему их так и не доставалось из-за длинноруких старшеньких. Живот вновь скрутило, но на этот раз беззвучно и от одного лишь чувства тревоги, которое сжало его дыхательные пути так, что Гарри ощутил, словно оказался на месте одной из кошек, которым приютские дети наматывали полотенца на голову, наблюдая, как те слепо тыкаются в траву мордой, без возможности сделать вдох. Но сейчас он был всего-лишь ребенком, к которому, казалось, был благосклонно настроен жутковатый старик, однако мальчику эта доброжелательность всё равно не придала смелости, — он уже знал, как взрослые, рассыпающие добрые намерения, могли поступить с ним — так что Гарри едва не подавился вздохом, перед тем, как пробормотать смущенное «Спасибо» и мгновенно сунуть конфетную сладость под язык — та сразу же растеклась во рту приятным карамельным привкусом, от которого он уже успел отвыкнуть за долгие пол года без праздников, — настроение поднялось по шкале от нуля примерно к тройке, — «быть может, этот день не так уж и плох». Гарри упорно сжимал губы, ждал, что от него потребуют чего-нибудь в ответ, но его ожидания себя не оправдали, — мужчина, махнув рукой, глядел теперь неотрывно в глубь транспорта, более не обращая внимания на Поттера, ничего не прося и не спрашивая — впрочем, мальчику, закончив с конфетой, было уже плевать — он только немного злорадствовал, что ему единственному досталось угощение, тогда как остальные могут лишь глотать свои слюни, смотря на его довольное лицо. Не то чтобы Гарри был злобным ребёнком — оно и понятно, что нет, но, в отличии от, он уверен, почти что всех находящихся в этом душном автобусе, он один побывал в семьях — не то что добрых, а целых богачей. И все заслуги списывались на его миловидную внешность, да огромные зелёные глаза, которые каждый встреченный им в приюте взрослый не мог не назвать «волшебными» — и всегда, вот всегда, они сдавленно выдыхали и рассыпались и дальше в комплиментах. И каждый раз Гарри понимал, что этот человек хочет забрать его себе. Правда, как легко можно понять по его местонахождению прямо сейчас, надолго он нигде не задерживался — максимум пол года, и то, у выродков державших его в кладовке у самого дальнего угла в их доме. Они содержали его в роли покорного официанта, уборщика, немного повара, в общем — удобный раб. Но Гарри, по правде, понимал, почему его всегда возвращали на место, руша каждую наивную детскую мечту о счастливой семейной жизни, прижимающей его, трясущегося от кошмаров, к груди матери, о заботливом отце и, может быть, добром старшем брате, — но, конечно, ничему из этого не суждено было сбыться — он буквально рушил всё вокруг себя, даже не осознавая этого. Предметы подле мальчиших рук вечно падали, разбивались, а от его гнева или страха — удивительно, бывало и взрывались. Этим явлениям он не находил абсолютно никаких объяснений, но изредка был благодарен — папуля Фрэнк, тот упырь, державший его в кладовке — в попытке закрыть ненавистную Гарри дверь, желал наказать Поттера за то, чего он не делал, но совершил ошибку — и тогда мальчик, почувствовал невероятную ярость от вопиющей несправедливости — ведь это родной сын семейства на деле съел кастрюлю каши, после отказав признаваться в содеянном, при том ещё и обвинив Гарри. В ту самую секунду, как чужая рука обхватила дверь, он представил, как пальцы Фрэнка с влажным хрустом ломаются, чтобы тот никогда больше не смог дотронуться к той чёртовой двери. Гарри сам в это изначально не поверив, словно силой мысли, заставил эту самую дверь захлопнуться, да так, что упырь взаправду поехал в больницу, без остановки осыпая мальчика оскорблениями. Это был счастливейший день за те ужасные полгода, что он у них провёл. Хоть Мэри — жена того ублюдка, и достала после этого ремень с тяжёлой металлической пряжкой, Гарри всё равно был безмерно рад, потому что, сам не ожидая, он отстоял себя перед Фрэнком. А новость о том, что его отправляют обратно в приют, и вовсе заставила Поттера вскрикнуть от счастья, разлившегося в ту секунду сладостной патокой на каждый миллиметр его тела и сразу же после этого проявления эмоций, мальчик получил ещё один болезненный разряд по телу, — но что он мог с собой поделать? Ведь в приюте он ел почти что в два раза больше, чем в доме этой ненормальной семейки. Мальчик устало считал повороты, находя это занятие сейчас единственным отвлекающим от тревожных мыслей. Хоть карамельное послевкусие на языке и скрашивало унылость его настроения, до того, чтобы заставить его придти в себя и помочь полностью осознать, что обратно, в привычную обстановку, он не вернется, сладость дорасти не смогла. Однако спустя несколько томительно долгих, словно растянувшихся в часы минут, которые он сравнивал с бесконечным наказанием в углу директорского кабинета, что, по ощущениям, шло даже быстрее, Гарри заметил, что мотылять из стороны в сторону его стало куда реже, а значит, они едут по прямой уже довольно долго. «быть может, — подумал мальчик, прикусывая тонкую полоску нижней губы — скоро прибудем на место» и эта мысль отдавала неприятно запекшимся, словно под нещадно палящим солнцем августовского дня, страхом. Задержав смятенный взгляд на своих руках, мальчик почувствовал, что подтверждая его мысли, постепенно рык колес становиться тише, а на периферии деревья и здания уже можно разглядеть, не напрягаясь. Он поднял глаза, стараясь не останавливать их на бородатом мужчине, хоть тот уже и стоял возле выхода, нетерпеливо подергивая ногой. Минули перед взором громоздкие буквы, местами потертые и в болоте — Гарри знал, что их периодически закидывали грязью и камнями приютские, ведь больше не на кого было выплеснуть злость, родителей-то нет, работники приюта сами по первое число дадут, стоит только кривое слово вставить, — а вот название учреждения, которое мысленно разрушает тебя, давит осознанием, что ты, по сравнению с детишками, которые за руку с любящими родителями шагают каждое утро в школу напротив, всего лишь жалкое, обреченное на бедность и голод существо — и Поттер тоже иногда хулиганил подобным образом, желая влиться в компанию детей-отбросов, которых из-за этого звания никто не осмеливался цеплять на территории его прошлого места жительства; но после того, как на него спихнули всю вину за их шалости, а Гарри потом, со стертыми в кровь коленями оттирал самый тёмный коридор в приюте, чувствуя, как пальцы немеют от холода, а в желудке сжимается пустота, отдавая колющей болью, — после этого урока Гарри более никогда к отбросам не подходил. Автобус резко затормозил. — На выход! — сипло рявкнул мужской голос, перекрикивая сразу всех болтавших. Наблюдающий переместился по другую сторону двери, ожидая на асфальте. Гарри собирался встать, но, драгоценные секунды, потраченные им на пустые мысли, были использованы другими сиротками за тем, чтобы столпиться у выхода, тем самым загораживая ему не только путь, но и не давая возможности подняться, не толкнув при этом кого-нибудь. Раздраженно фыркнув, мальчик так и остался ожидать в сидячем положении, не зная, чего хочет больше — выйти и принять неизбежное или остаться в этой консервной банке подольше, растягивая драгоценные секунды перед знакомством с его новым домом. — Гарри! — вскрикнул в нескольких сантиметрах от его уха довольный тон. Мальчик дёрнулся, и, обернувшись, едва не вскрикнул на позвавшего, но успел схватиться за свое самообладание и теперь пилил взглядом незнакомого ему сиротку его возраста. Приподняв бровь, Гарри оглядел его с ног до головы, пока взор зелёных глаз не остановился на засохших кусках болота, распустившихся на потёртых туфлях, которые они всегда донашивали за старшими. Вновь вернув взгляд на его лицо, Гарри едва удержался от того, чтобы брезгливо скривиться — конечно, в жизни он не то чтобы встречал много красавцев среди сирот-то, те об уходе за собой знали только от воспитателей, пренебрегавших осмотром их чистоты, лишь требовавших, чтобы в душ ходили раз в неделю. Но сейчас на Гарри смотрел ребенок, наверное, один из самых уродливых, которых он когда-либо видел: его уши были такими мясистыми и большими, что казалось, прикоснись к ним пальцем — и они уплывут вниз, растягивая кожу, делая мальчика ещё ужаснее. Длинная тонкая шея была усеяна пятнами, видными лишь на свету, словно кто-то усердно, но недостаточно долго пытался оттереть грязь; лицо же было необычного желтоватого оттенка, будто подгнивший полумесяц дыни, который доставался им на летние праздники. Мальчуган растянул рот в улыбке, показывая Гарри ряд неровных зубов и открывая вид на заметную щель посредине, словно специально делая свой образ ещё безобразнее. — А я всю дорогу на тебя смотрел! — он протянул ему руку, помогая подняться, и Гарри, уже стоя с ним на одном уровне, старался не обращать внимания на коричневый цвет его ладоней, сразу же нервно сжавшихся в кулаки.       — Как хорошо, всё-таки, что нас распределили в один приют! Я уж было думал, что совсем не найду друзей… — закончил он, прижимая руки к груди и посматривал на него блестящими надеждой глазами. Но у Гарри, вместо ответа на чужое ласковое приветствие, было два вопроса — первый заключался в том — кто это, чёрт возьми? Даже при попытке воспроизвести всех своих соседей по прошлому приюту, Гарри точно не помнил этого человека и был уверен, что поговори он хоть раз с таким… таким необычайно несуразным мальчиком, то наверняка запомнил бы этот. Второй вопрос был даже проще — за что же ему всё это? — Ох, я понимаю, что ты, скорее всего, меня не помнишь, — он неловко потёр затылок и двинулся в сторону выхода, когда толпа рассосалась, — ну ничего. Я Стью. Видел тебя много раз в столовой, да и тяжело не узнать, ты же почти-что звезда — тебя забирали чаще всех нас вместе взятых, — Стью усмехнулся, наверное, желая добавить и то, что возвращали его с той же частотой, но, рассудив, что шарма это ему сейчас не добавит, а ходить за кем-то нужно, промолчал. — Ага, приятно познакомиться, — мрачно буркнул Поттер, надеясь, что Стью раствориться в воздухе в ближайшие пару секунд. Но тот лишь радостно вздохнул, явно никуда не собираясь. Когда они выбрались из автобуса, Гарри даже не успел насладиться успокаивающими прикосновениями солнца, как их тут же выстроили в линию. — Слушайте меня, — Наблюдающий вновь заговорил и теперь в его тон примешивались назидательные и немного раздраженные ноты, — я знаю, что вам нелегко было уходить из своего дома, но теперь это, — он обвел рукой здание приюта, усмехаясь, — ваш новый дом. И вы должны понимать, — мужчина нахмурился, выглядя достаточно грозно, чтобы несколько детей рядом с Гарри сжались, — что не стоит создавать проблем своей новой… семье. Вы должны показать, что труды, вложенные в вас вашими прошлыми воспитателями, были не напрасны — он улыбнулся, пытаясь смягчиться, но выглядело это скорее жутко, чем успокаивающе — я надеюсь на вас. Когда с речью было покончено, Наблюдающий принялся ждать, когда хоть кто-нибудь выйдет встретить новых обитателей сего поместья. И эти короткие минуты молчания, когда даже сироты позволили своим ртам сомкнуться, Гарри потратил на то, чтобы осмотреться. Приют Вула, расположенный на окраине небольшого городка, представлял собой мрачное здание, нависавшее над Гарри, с высокими, покрытыми застарелой пылью окнами, в которых неразличимо покатывались тени, являвшиеся, скорее, воображением мальчика, чем нечто действительно реальным. Массивные стены, выложенные из серого камня, обрамляли лианы, похожие на ползущих к небу змей, но достигали те всего лишь до черепицы крыши, прорастая меж щелками и глядя на солнце издали. На дворе, окруженном каменной оградой, росли кустарники с давно увядшими цветами, которые добавляли окружающей атмосфере ещё большего чувства забитости и брошенности, даже несмотря на то, что приют Вула был полон маленькими обитателями. Гарри прислушался к мелодии деревьев, склоняющихся над высокими стенами, словно пытаясь укрыть здание от чужих глаз, а шорохом листьев, кажущимся поскрипываем зубов в дневной тишине, отпугнуть. Переведя взгляд на потёртую входную дверь, он сразу увидел, как делает изнутри шаг пожилая, короткостриженая женщина, с покрытым морщинами лицом, свидетельствующими о строгости ее выражений, которая и без того чувствовалось в мрачной фигуре и тяжёлой походке. Остановившись перед линией детей, она перекинулась парочкой слов с Наблюдающим, а после повернулась лицом к ним, пройдясь по каждому незаинтересованным взглядом. — Называйте меня миссис Коул, — произнесла она и её голос оказался под стать: низкий, твёрдый и непреклонный, невольно отбивал всё желание ослушаться эту женщину. Тон её был так же строг, как и осанка — прямая, как стрела, она выглядела очень уверенно. Сироты вглядывались в её лицо, надеясь увидеть в темных омутах проблески теплоты, но натыкались лишь на непробиваемую стену недовольства, подведенного лёгким оттенком тусклости, что отражал её мир, полный дисциплины и порядка. В нём не было места любви в отношении сирот. Длинное темное платье, больше похожее на рясу, ложилось на ее полноватую фигуру лёгкими складками, рукава ниспадали до запястий, обрамлённых браслетами —самодельными, вероятно, ведь выглядели те несуразно, такие точно могли сделать только дети, с теплотой думающие о своей воспитательнице. Однако воспоминания о тех, кто подарил миссис Коул браслеты, померкли в её памяти. Теперь она не могла найти в своём охладевшем сердце и грамма той нежности, что раньше согревала её в тихие ночи, когда она успокаивала детей, напуганных байками о подкроватных монстрах. Когда каждый по очереди представился, миссис Коул скомандовала, — за мной! — и голос её, со старческой хрипотцой, отлетел от темных стен, раздаваясь эхом в голове Гарри. Минув громко скрипнувшую дверь, они на несколько мгновений остановились, осматриваясь: длинный, узкий коридор приюта тянулся в тусклом полумраке. В свете потрепанных настенных ламп, были заметны пятна, краска облупилась, показывая лишь то, что о красоте строения давно никто не заботился. Старые, уже давно потерявшие былую свежесть ковры, хранили отголоски чужих шагов, они покрывали скрипучий пол полностью, расстилая под ногами сероватый цветочный узор. Миссис Коул провела им экскурсию, сопровождая каждое свое действие поучениями, словно видела в них что-то совершенно неразумное. Гарри, конечно, не сомневался, что некоторые и впрямь представляли собой обратных эволюционеров, но от этого голос женщины не становился более терпимым. Когда же они осмотрели прачечную, душевые комнаты и общую уборную на первом этаже, то вернулись в столовую, которая находилась неподалеку от выхода на задний двор — тот выглядел достаточно ухоженным, в сравнении с противоположным концом приюта. Впрочем, долго разглядывать скрипучие качели и старые песочницы Гарри не дали — Стью схватил его за локоть и последовал за остальными. Поттер даже рыкнуть на него не успел за такое наглое вторжение в личное пространство — холодный взгляд, которым его одарила старушка Коул тут же приковал его язык к нёбу. Столовая представляла собой помещение с облупившейся голубой краской на стенах, несколько распечаток с иностранными блюдами, пестрящие разнообразием красок в тусклом помещении и десятком столов для шестерых, что растянулись рядами по помещению. Стойка для раздачи еды сейчас была абсолютно пуста, как и весь приют — утро было слишком ранним, чтобы дети поднимались добровольно. Миссис Коул сразу же проинструктировала, что подъем летом в десять, а с началом учебного года на два часа раньше, отбой же неизменно остается в половину десятого. Через несколько минут в дверь вошла молодая девушка в одежде церковной работницы и блестящим на свету серебряным крестиком, расположенным на обтянутой в черную ткань шее, её губы растянулись в подобии нежной улыбки, а руки сразу же притянули к себе нескольких сирот. Ещё спустя недолгое время их разделили на две группы по десять человек и Гарри с раздражением покосился на Стью, который решил прижаться к нему сбоку, как бы давая понять молодой девушке, что не стоит их разделять. Мальчик попытался его оттолкнуть, локтем стуча тому по рёбрам, но было уже поздно, сестра Дороти, мазнув по ним взглядом голубых глаз, сообразила, что к чему. Конечно, всё в очередной раз складывалось не в пользу Поттера. — Да отцепись ты от меня! — прошипел Гарри, раздражение которого можно было почувствовать почти физически, в самое ухо Стью, поглядывая на сестру — та, к счастью, ничего не услышала за гулом вопросов от других сирот. — Прости, Гарри, но ты мой единственный приятель здесь — Стью покосился на него с жалостливым выражением, которое делало его лицо ещё более убогим. Гарри поморщился, мысленно желая себе удачи. — Я не твой приятель, Стью — злостно прошептал мальчик, стараясь вложить в свой голос побольше яду — Я знаю тебя от силы десять минут! — и, конечно, Поттер знал, что тому и так об этом известно. Но что Стью ещё оставалось делать, кроме того, чтобы найти себе «крышу» в первые несколько часов на новом месте? Правда, он даже не удосужился проверить, не протекает ли та — потому что Гарри, чёрт возьми, определенно не тот человек, кто хотел бы защищать этого уродца! С таким экспонатом под боком его затравят в первые пять минут появления на людях. Горестный вздох сорвался с его губ, когда он не почувствовал, чтобы чужое присутствие покинуло его хотя бы на секунду. И сейчас, шагая по второму этажу с сестрой Дороти, даже не останавливаясь взглядом на дверях, в которые отправляли по несколько сирот, не задерживаясь дольше минуты со словами напутствия ни перед одной — Гарри понял, что обречен. Абсолютно точно без возможности что-то исправить. Оставалось две двери и два человека. Надежда на то, что их разделят по разным углам медленно таяла, когда он проследил на направление взгляда сестры, которым та даже на мгновение не одарила последнюю в коридоре комнатушку, заранее зная, что там им делать нечего. Номер двадцать восемь ярко контрастировал белым на потертой поверхности дерева. Тонкой рукой сестра распахнула её и из-за одеял показались две сонные, растрепанные головы. Одним лишь взглядом сестра Дороти дала им понять, что нужно встать и поприветствовать новоприбывших. Слипшиеся ото сна глаза, наконец, полностью раскрылись и два невысоких мальчишки подбежали к двери с нарастающими улыбками — у Гарри же в груди витиеватыми спиралями закручивался ужас. И отвращение. Почему же ему так не повезло? Сестра Дороти одобрительно покачала головой и развернулась боком, чтобы её взгляд касался их всех одновременно. — Гарри, Стью — её голос был мягким и высоким, Дороти повела рукой в их сторону, — это Бобби и Стив. Я надеюсь вы поможете своим новым друзьям освоиться, в конце концов, теперь мы все одна семья, — её губы тронула едва заметная улыбка, а глаза стали чуть теплее. Она потрепала Бобби по спутанным, сальным волосам, — Гарри отметил, что в этом жесте прослеживался яркий оттенок родительской заботы, направленный лишь на Бобби, — и, развернувшись, сестра удалилась. Стью продолжал прижиматься к нему с такой настойчивостью, что Гарри почувствовал, как кожа под его одеждой на секунду становится липкой от неуютного ощущения. Стив и Бобби, в свою очередь, бесстыдно разглядывали их с таким неподдельным любопытством, что Гарри в мгновение ока почувствовал себя зверюшкой, беспомощно запертой в террариуме и выставленной на показ с целью доставить смешливое удовольствие смотрящим. Но Поттер решил не отдавать тем чувство победы, которое они бы определённо смаковали бы, стоило только отвести взгляд, — нет, мальчик сосредоточился на их лицах с тошнотворно внимательным выражением лица, будто действительно изучал свою новоприобретённую семью. Бобби представлял из себя ещё более жалкое зрелище, чем Стью, хотя каких-то несчастных пол часа назад Гарри был уверен, что хуже уж точно быть не может — оказалось, он ошибался. Всё, что он думал раньше, отошло на второй план. Пятно, покрывающее его правую часть лица от брови до подбородка, было насыщенно красным и Гарри уже хотел было испугаться, но, приглядевшись, понял, что похоже оно скорее не на болезнь, а на шрам и облегченно выдохнул. Бобби выгнул бровь, но Поттер проигнорировал это движение — хочет заговорить, так пусть сделает это первым, рассудил мальчик и вернулся к своему занятию, глаза сосредоточились на чужом лице — сначала взор пал на огромные, багряные щеки, которые делали пятнистого похожим на куклу — очень некрасивую куклу, с которой ни один здравомыслящий ребёнок не захочет сыграть, — взгляд Гарри скользнул по ночной рубашке, которая в сравнении с общим видом пятнистого казалась почти безупречно опрятной, — «кто-то у нас очень любит заигрывать с сестрой Дороти» — мысль эта лениво перекатилась на язык, но Гарри, конечно, не озвучил её и принял решение держаться от пятнистого на приличном расстоянии — его дружок, в отличии от самого Бобби, был, хоть и не совсем уж неухоженным, но всё же было заметно, что взрослые не уделяют ему особенного внимания. Чёрный ёжик на голове, пятна на ночнушке, которые у пятнистого отсутствовали, очень напоминали жир — ворует еду в столовой? и куда же он её сует? — «Хотя нет — рассудил мальчик — я не хочу этого знать». Безразличные, тёмные, отливающие усталостью, глаза Стива сложились в подозрительный прищур, сильно стиснутые губы разомкнулись и он разорвал напряжённую тишину, которая, по меркам Гарри окружила их на минут как минимум пять, хоть прошло и не более шестидесяти секунд. — Ты к нам из любящей семейки пришёл? — он приподнял подбородок и выпятил грудь, пытаясь принять насмехающийся и грозный вид одновременно, Стив обратился к Гарри — «ну, конечно же. Было бы странно, если бы он сказал это Стью, — мысленно щёлкнул языком Поттер», — такой начищенный, будто тебя сюда мамашка на обезьянок посмотреть отправила. Краем глаза Гарри заметил, как неловко заёрзал Стью, уже собираясь что-то сказать и как усмехнулся пятнистый, быть может, желая поддержать друга, добавить к его словам что-нибудь глумливое. Поттер опередил их двоих. — Вас не предупреждали? — он сложил руки на груди и закатил глаза, его голос звучал сухо и спокойно, будто он взаправду излагал факты, — да, ваш приют любезно согласился приютить двадцать детей из богатых семей, в обмен на то, что наши родители будут его спонсировать. Так что, вы должны быть нам благодарны, теперь-то на завтрак будет не сухая каша, а красная икра. На секунду их глаза расширились, но долго эта смутная надежда на то, что сказанное является правдой, не просуществовала — они, наконец, рассмотрели его губы, пытающиеся не скривиться в саркастичном изгибе, издевательский наклон головы и откровенное веселье во взгляде. Стью натянуто посмеялся и этим действием переключил внимание на себя, пятнистый буркнул себе под нос «идиоты», а Стив, помрачнев, схватил Гарри за грудки, припечатывая к стене. Пятнистый громко охнул, а Стью сделал шаг назад, испуганным взглядом следя за ними — и несколько раз прошёлся им по Бобби, явно страшась, что тот тоже выкинет нечто подобное, но уже в его сторону. — Ты у нас тут самый умный по-видимому? — процедил Ёж, — как секунду назад мысленно прозвал его Гарри, — и прижался к Поттеру ещё крепче, будто надеясь с концами вдавить его в отвратительно зелёный цвет стены. — Ну да, умный, — пнув Стива освободившейся от давления ногой, не без улыбки ровно произнёс Гарри. Стив отшатнулся и он полностью освободился — я бы даже на секунду не поверил в тот бред, что сам произнёс, а у тебя от него уже слюнки потекли — мальчик усмехнулся и хотел завершить этот разговор, толкнув Стива на кровать, чтобы тот, без сомнения, приложился своей тупой головой о перекладину, но тут же передумал. Улыбка увяла на губах, когда его взгляд метнулся к пятнистому — точнее к его довольному лицу и заплясавшим в глазах чертям, — точно прямо сейчас в бег к сестрёнке Дороти сорваться хочет. Злостно прикусив губу, Гарри не дал подлизе скрысить на него, так что лишь слегка задел плечом всё ещё сердитого, но больше растерянного от оказанного сопротивления Стива, Поттер скинул серый кардиган, оставшийся от прошлой формы, на свободную кровать. — Ваша форма там, как и всё остальное, — разочарованно буркнул Бобби, которого до последнего не покидала надежда на то, что Гарри вдарит Стиву. Ёж же принялся натягивать одежду, старательно делая вид, что его не существует — выдавали его окрашенные отчаянным красным стыдом уши. Стью подбежал к полке, с таким интересом разглядывая новую форму, новую зубную щётку и маленький, размером с палец, тюбик зубной пасты, будто это действительно имело значение сейчас. Его грязные руки пригладили волосы, и Стью тут же стал расспрашивать пятнистого о работниках приюта, пытаясь заслужить его одобрение — и не прогадал. Толстые щеки прогнулись под весом улыбки Бобби, который без промедлений отвечал на каждый его вопрос, добавляя к каждому кучу деталей, всем своим видом тот показывал, как ему нравится безостановочно трепать своим языком. Впрочем, едва ли для Гарри это что-то значило — ему нравилось, что никто из них больше не обращал на него внимания. Вскоре они втроем вышли из комнаты и отправились на завтрак, который Гарри решил пропустить — хоть он и был безмерно голоден, сегодня был первый и последний день, когда он мог отлынивать от приютских правил, а собраться с мыслями в одиночестве ему определенно не помешало бы. В конце концов, он определенно возненавидит их всех сегодняшним же вечером — подсказал ему внутренний голос раздражённым тоном. Стью, который будет ходить за ним, пока кто-нибудь другой не раскроет перед ним уже добровольные объятья. И по первой же просьбе Стью хоть грязь слижет с чужих ботинок в попытке заслужить одобрение, а всё ради того, чтобы бы не остаться одному в приюте, не быть чьей-то жертвой. Гарри на его месте предпочёл бы быть трижды избитым, лишь бы не подвергать себя такому унижению. Мысли переключились на Пятнистого, который, Гарри уверен, будет докладывать работникам о каждом его шаге. Гарри усмехнулся, испытывая невероятную благодарность к уродцу Стью, который потащил его за собой в столовую и передал в группу Дороти. Без этого он наверняка ещё долго не узнал бы, что пятнистый является крысой — ведь то, каким взглядом сестра одаривала только Бобби, как ласково, родительским жестом она растрепала его волосы, говорило мальчику о их близких отношениях. Подтверждало догадку и то, что по Стиву Дороти лишь вскользь провела безразличным взглядом, после чего сразу же удалилась. О Еже он даже думать не хотел — с глуповатым задирой и без того всё было понятно. Гарри слишком привык к таким придуркам в Надежде, так что новым опытом последние пару минут для него не стали. И, хоть сегодняшний страх, который он почувствовал в автобусе, а после — в момент, когда чужие руки с силой вцепились в него, полностью не ушёл, но пока он находился один в этой комнате, под ребрами начало расцветать мягкое безразличие, окатившее его словно тёплый, неуловимый ветерок. Пожалуй, хоть сейчас воспылай адским пламенем приют, он бы и не поднял своих глаз. Отстранённо подумав о том, что нужно будет записать всё произошедшее в дневник, Гарри, предварительно оставив свою обувь под кроватью — дабы не испортили чем — прилёг на кровать, отворачивая лицо к стене. Да, этот день определённо ничего уже не спасёт.