Несвободное падение

Давай

Поклянёмся быть счастливыми,

Обниматься, быть любимыми,

Забывать обиды прошлого…

День Рождения удался. Несмотря на всё. Он был особенным во всех смыслах этого слова. В начале суток, ночью, на пальце Мари появилось столь значимое и символичное кольцо. Этот символ их с Лизой связи, преданности и любви идеально сел на её палец и выглядел там едва ли не самой красивой вещью в мире. Обручена. Она теперь обручена с самой любимой женщиной, без которой не представляет своей жизни, и этим всё сказано. Мать вместе с Аней утром устроили ей не менее грандиозное поздравление, когда приехали с цветами и шариками. Они с Лизой едва успели проснуться и привести себя в порядок, когда в палату сначала вплыли шарики, потом букет, и только потом за всем этим праздничным великолепием они увидели Алёну и Аню. Поздравления, смех, счастье и любовь — вот что наполнило палату буквально в считанные секунды. — Господи, как я вас всех люблю, — утопая в объятиях сначала Ани, потом Алёны, улыбалась Марина. — А мы тебя любим, — Алёна поцеловала крутую дочку, прижимая к себе. — Как ночь прошла? — вопрос был адресован уже скорее Лизе, ведь про её проблемы со сном никто не забывал. — Всё хорошо, мамуль, — Ёлка почувствовала тепло материнских губ на макушке, легко сжала её руку на своём плече. Мари рядом, вспомнив случившееся ночью, не смогла, да и по большому счету не хотела, подавить искренней улыбки и заискрившегося в глазах счастья. В считанные мгновения у них с Лизой состоялся беззвучный диалог глазами, который можно уместить всего в две фразы. «Расскажем?» — приподнятые вверх брови, Мелкая поправила правой рукой на плечах рубашку, на пальце блеснуло кольцо. «Конечно,» — кивок головой, Лиза прижималась к матери, не желая больше иметь тайны от самых близких людей. За одну такую тайну уже пришлось заплатить слишком высокую цену. — Анют, мамуль, — Марина подошла к любимой с другой стороны, — по поводу спокойной ночи это не совсем так, — усмешка на губах, встречные мгновенно обеспокоенные взгляды на неё и на Лизу, — в хорошем смысле слова! — поспешила исправить ситуацию Мелкая. — Я поздравила Мелкую, едва минуло полночь, и сделала ей предложение, — Ёлка решила, что Мари не должна отдуваться одна, а та подняла правую руку, показывая кольцо с такой улыбкой, что в ее ответе сомневаться не приходилось. — Предложение, от которого я не могла и не хотела отказываться, — искрившееся на лице Мари счастье и их взгляды с Лизой друг на друга в этот момент говорили больше всех выше сказанных слов. — Это вас с чем, с помолвкой что ли поздравлять можно? — радостный голос Ани нарушил тишину в палате, вызванную легким ступором от неожиданности. Ёлка с Мелкой синхронно кивнули. — Поздравляю, мои дорогие! И снова палату наполнило счастье, которое рвалось наружу из светящихся глаз, которое связывало узами теплоты всех находившихся в палате, следуя зову которого Лиза с Мариной не могли перестать улыбаться. Последняя в итоге уселась рядом с брюнеткой на кровать и переплела их руки таким образом, что окольцованная ладонь Мари была сверху. Алёна вместо тысячи слов крепко обняла обеих. Она была единственным человеком, который знал о существовании кольца и одно время о намерении. Михайлова вообще всё знала о них, а если не знала, то каким-то невероятным образом чувствовала. Кажется, она единственная, кто видел и знал обе стороны конфликта. Для неё это было не меньшей пыткой, чем для самих Марины и Лизы, ведь именно у неё в кабинете обе выплескивали свою боль. Михайлова вспомнила на мгновения, как сначала Ёлка советовалась с ней по поводу выбора камня, цвета, самого кольца, вариаций исполнения которого была масса. Как потом показывала покупку и с почти детским трепетом рассказывала о своих чувствах по отношению к Марине. О том, что фатально, бесповоротно влюбилась. И затем, без переходов, в памяти отобразилась картина: Лиза лежит головой у неё на коленях и беззвучно плачет, а она лишь поглаживает её по голове и спине, тихонько обещая, что всё обязательно наладится и эта боль не навсегда. Потом она вспомнила Мелкую. Которая не говорила и не признавалась, но светилась рядом с Лизой так, что можно было ни о чем не спрашивать. Которая убеждала всех, что это просто большая дружба, а потом ревновала, сама того не замечая. И в одно мгновение Марина из светящейся счастьем девушки превратилась в потухший факел, в робота, который работал на износ, лишь бы не говорить, не думать и не вспоминать. Лишь спустя несколько месяцев после разрыв плотина внутри девушки рухнула, от смывая остатки обиды и ненависти, и Мари несколько часов провела в руках Алёны. И ей тоже приходилось говорить, что всё наладится. Выходило, что она оказалась права. Пусть не сразу, пусть таким, мягко сказать, витиеватым путём, но всё действительно наладилось, и то кольцо, которое однажды Лиза едва не выкинула вообще к чертям собачьим, оказалось там, где должно быть. На пальце одной сумасшедшей Мелкой. — Тот самый Кладдах? — тихий вопрос. — Да. — Тот самый? Ты знала? — брови Мелкой поднялись вверх в беззвучном недоговоренном вопросе, взгляд бегал по очереди от Алёны к Лизе и обратно. Узнавание матерью кольца могло значить только одно. Оно у Лизы давно. Что из этого вытекает, Мелкой очень хотелось бы не понимать, но правда была именно в этом понимании. Они всё разрушили, чуть-чуть не дойдя до самого главного. Они не поговорили вовремя, предпочтя тихому разговору слишком громкий скандал. Ёлка в эти секунды с улыбкой, в которой сквозила горечь прошедших событий, опустила глаза. Сердце отозвалось фантомной болью воспоминаний, из-за чего она лишь положила голову Марине на плечо, после коснулась губами ее скулы в немой фразе «всё хорошо». — Да я вас обеих, как облупленных, знаю. Вы теперь только пообещайте обе быть вместе счастливыми. Договорились? — выразительный взгляд на ставших слишком родными девушек, Алёна окончательно прогнала мелькнувшие у обеих на лицах негативные эмоции. Их сменил звонкий синхронный смех, вслед за которым все утонули в общих обнимашках. День потёк привычной уже суетой и чередой занятий и процедур. Всё то, что раньше давалось через дикую боль и где-то слова «не могу», становилось всё легче. Лиза крепла, мышцы набирали силу, боль уходила. Персонал клиники пошел навстречу и был даже праздничный обед с тортом. Тем более за прошедшие месяцы Лизу полюбили едва ли не все, кто с ней работал, так что помочь устроить мини-праздник её любимой девушки было сущим пустяком. Глядя на торт с зажжёнными свечами, Мари чувствовала себя тем самым счастливым ребёнком, у которого сбывались все самые заветные желания. Рука Лизы, крепко державшая её ладонь, была ярким тому подтверждением, как и кольцо на безымянном пальце. — Моё самое главное желание уже сбылось, — тихо прошептала Мелкая прямо в губы любимой после того, как потушила свечи, — ты рядом и ты моя. — Я всегда была твоей, малышка, — Лиза поцеловала родные губы первой, а рядом улыбались Алёна с Аней, — даже когда была очень далеко. С Днём рождения, любовь моя. После обеда Ане пора было уезжать в аэропорт, её маленький отпуск не был безграничным, но провести его здесь, рядом с Лизой, было определенно лучшим решением. Те месяцы страха от неизвестности, месяцы, которые они всем лейблом провели в подвешенном положении, потихоньку стирались из памяти. Потихоньку исчезали те царапающие изнутри шипы горя и неизвестности, которая отравляла подобно смертельному яду. — Я так рада, что ты нашлась. Ты нам нужна любой, наша любимая певица, — прошептала Плетнёва, обнимая Ёлку на прощание. — Увидимся дома, правда? — вопрос глаза в глаза. — Правда, — кивнула Лиза, ощутив, как Аня на мгновение крепко сжала её руки. Теперь она, кажется, тоже верила, что вернётся домой. Пока Алёна провожала Аню в аэропорт, Мари с Ёлкой пошли гулять к морю. Разговаривали, смеялись, обнимались, целовались. Чувствовали себя до такой степени счастливыми, что это в какой-то момент стало казаться невозможным. Нельзя испытывать такие эмоции просто от того, что рядом нужный человек. — Уезжаешь — не спать; уезжаешь, — и пусть, — тихонько запела Мари, обнимая Лизу за плечи сзади. — А море, море помнит всё наизусть, — Ёлка подхватила, вдвоём голоса звучали гармонично и как-то по-особенному. Ведь сейчас и смысл они обе в песню вкладывали особенный. — Разучусь целовать и когда-то вернусь… — Сказать, что: «Море, море — я остаюсь» Обе вспомнили один и тот же день. Обе вспомнили те самые эмоции, которые уже никогда не забудут. Их встречу. Первую встречу в Израиле на этой же набережной. Их шок, их слёзы, их вырвавшиеся наружу чувства. Но Мелкая внезапно вспомнила ещё кое-что. Вспомнила тот день, когда впервые где-то глубоко в сознании мелькнула мысль: её чувства к Ёлке — это нечто большее, чем сестринская любовь. Тогда она этого чертовски испугалась. Думала, что этим она напрочь разрушит их дружбу, а потерять Лизу немыслимо было уже тогда. Поэтому она старательно гнала из головы это понимание, переводя всё на самую светлую и самую искреннюю в её жизни дружбу. И тот день тоже связан с этой песней. — Лиз. — Мм? — Ты помнишь биг лав 2019 года? — Марина присела около неё на корточки, заглядывая в глаза, словно силясь найти там ответ. — Конечно. Почему ты спрашиваешь? — Мы ведь пели эту же песню, — Мелкая взяла Ёлку за руку, — а в проигрыше перед началом очень долго смотрели друг на друга. Я тогда впервые стала что-то понимать, — два голубых океана сейчас столкнулись между собой, волны схлестнулись, создавая один, слишком бурный поток, девушки не отрывали глаз друг от друга. — Ты уже тогда что ли, малышка? — как только Лиза осознала, о чём говорит Марина, по спине пробежала дрожь, сердце в груди предательски ускорилось. Горечь понимания ощутилась неприятным комом где-то в груди. Сколько же они потеряли времени. — Стала понимать что-то. Но так страшно было тебе об этом говорить. Я так боялась потерять то, что мы к тому моменту с тобой имели. Так боялась, что заставила себя забыть об этом, заставила себя поверить, что между нами просто очень большая дружба. — А я слепая идиотка. Я убедила себя, что нельзя портить тебе жизнь всем этим, что тебе нужна традиционная семья. Ты же так мечтала… Лиза почувствовала теплую ладонь на своей щеке, а после ощутила вкус родных губ. Оторваться друг от друга они смогли лишь через несколько минут. — Сейчас я понимаю, что всегда мечтала лишь о том, чтобы ты была со мной. — Я была уверена, что с Клавой ты счастлива… — Это не то, — покачала головой Марина, — она хорошая, правда. Она очень помогла мне в тот период, она ни разу меня ни в чем не упрекнула, хотя, я, блин, называла её твоим именем. Но мой дом — это ты. Всегда была, есть и будешь. Понимаешь? — Сколько людей, которые любят друг друга, но не берегут? — снова пропела Лиза, с трудом справляясь с душившими её чувствами. Они обе были слишком открытыми друг другу и слишком искренними. Касаться друг друга, целовать, путаться в волосах и обнимать — всё это в тот момент было сродни потребности. Жизненно необходимой потребности, без которой сидевшие внутри эмоции не нашли бы своего выхода. — Милая. А как давно мать знает про кольцо? — Марина весь день в глубине души мучилась этим вопросом и своими догадками по поводу ответа. Ей для себя нужно было знать правду до конца. Для себя нужно было сейчас распутать клубок этой ссоры. — Около трёх лет, — шепот слился с плеском волн, Лиза впуталась пальцами в светлые пряди Марины, опустившей голову к ней на колени. — Малышка, оставь это в прошлом. Мы вместе, это главное. Марина ничего не ответила, но её глаза сказали Лизе больше любых слов. Кольцо на безымянном пальце, сверкнувшее в лучах дневного солнца, послужило дополнением и подтверждением одной мысли: связаны.

***

Дни сменяли друг друга, превращаясь в недели. Алёна успела ещё раз слетать в Россию и вернуться обратно, вновь показывая Лизе: она будет рядом до конца. Окончательно она вернётся в Москву только вместе с Ёлкой. Иногда женщина всё ещё ловила отголоски той боли, которая держала её сердце в ледяных тисках бесконечно долгие месяцы. В такие минуты она крепко обнимала блудную дочь за плечи, а та понимала всё, шепча одними губами «прости». Рассказ Ани для Лизы стал той деталью пазла, острые углы которой больно врезались во что-то слишком нежное и светлое. В ту незримую, но ощутимую связь между Аленой и Лизой. В то самое «мамуля», которое было не пустым набором букв, а словом, под которым скрывалась вторая жизнь. Жизнь, которую подарила и показала Алёна. Сентябрь наступил, а с ним всё ближе был тот момент, о котором Лиза мечтала и которого боялась. Этот момент был неизбежен, ей говорили, что однажды надо будет это сделать, несмотря на все страхи. Никто не обозначал четкого дня, поэтому его наступление стало неожиданностью, которую Ёлка запомнит на всю жизнь. Точно также, как и день, когда они с Мариной встретились на той набережной. И то утро, когда, проснувшись, она в начале почувствовала, а после и увидела около себя Алёну. Маму, которая сорвалась к ней в ночь ближайшим же рейсом. Так и этот день Ёлка запомнит. Как тот, в который она впервые спустя полгода после аварии и травмы встала. Да, около опоры. Да, рядом страховали и инструктор, и Мелкая, и мать, но она встала. Сначала обычная тренировка, обычный комплекс упражнений. Привычное присутствие рядом Мари, её поддержка и заботливые руки, убирающие со лба капельки пота. — Ты молодец, Лиза, — после завершающего подхода упражнений на спину Тамир улыбнулся. — Это чертовски непросто всё после таких травм, но ты справляешься. — Справляюсь вроде, — улыбнулась брюнетка, выдыхая и делая несколько глотков воды. После почувствовала согревающие объятия за плечи Мари, накрыла ладонью её руку и подняла к ней глаза. Говорить что-то им было необязательно. Ёлку снова поглотил голубой океан родного взгляда, который окутал её нежностью и излучал бесконечную веру. Тамир тем временем отошел куда-то в другой конец тренировочного зала, а вернулся оттуда со вполне определённым предметом в руках. — Вставай, — просто сказал мужчина, поставив перед Лизой ходунки в качестве опоры, сам же отошел в сторону от нее, чтобы страховать, — давай-давай, не коси под инвалида. — Ты серьёзно? — А ты сомневаешься? — интонации мужчины отдавали абсолютной уверенностью в Ёлке, которую сама брюнетка отнюдь не разделяла. Ей было до чертиков страшно. Одно дело, когда тебя поставили в тренажер, который чисто физически упасть не позволит, и другое дело, когда всего лишь дали опору и не позволить упасть должно уже собственное тело. — Я боюсь, Тамир, — совершенно серьёзно выдала Лиза, смотря на инструктора. — А если я упаду? — Значит, я поймаю, — отозвалась Мелкая. — Ты сможешь. — Лизок, смелее. Тебе просто некуда падать, мы все рядом, — мать тоже оказалась около Ёлки, положила руку на плечо. — Изверги вы, — как-то даже по-детски протянула Лиза, берясь за опору. — Мы не изверги, мы садисты, — усмехнулся мужчина. — Ты делай, не думай. Начинаешь думать — начинаешь бояться. Всё то же самое, как в тренажере, только сама. Обе руки крепко сжали поручни, с одной стороны стоял Тамир, с другой Марина, мать была чуть впереди. Сердце гулко стучало в груди, дыхание стало глубоким. Полгода. Полгода она мечтала об этом моменте, представляла. Хотя большей частью в принципе сомневалась, что он когда-нибудь настанет. А сейчас, когда мечта стала реальностью, стала спустя месяцы работы, боли и преодоления, она не могла решиться сделать последнее движение. Подняться. — У тебя получится, малышка, — Мари ощутимо сжала ее плечо, стремясь передать свою в ней уверенность, — не бойся. — Давай, Лизок. Иди ко мне, — характерные призывающие движения руками от матери, до которой было всего-то два шага. Но какие это были шаги. Голос родных людей, слова, ими сказанные, имели нужный эффект. Дали уверенности и смелости, смогли вытеснить остатки страха. Крепче схватившись, Лиза сделала последнее движение. Она поднялась на ноги. В первые секунды даже не поняла, что сделала. Потом удивилась тому, что упасть её не тянет, что в ногах хватает силы удерживать её. Снова стоять было непривычно. Раньше, до аварии, это было как само собой разумеющееся. Как что-то, что она может по умолчанию. Сейчас это состояние она воспринимала иначе. Словно оно имело для неё теперь особую ценность. Потому что шла к нему долго, трудно и больно. Потому что уже не верила в какой-то момент, что это вообще когда-нибудь произойдет. — Ну вот и весь страх, — улыбнулся рядом Тамир, — как ощущения? Спина не болит? — Нет, — Лиза отрицательно покачала головой, глубоко вдыхая и выдыхая, — тяжеловато, но небольно. О Боже… — Постой немного, привыкни. Тяжело только в начале. Лиза стояла, держась за ходунки, на нее были направлены три пары глаз. Во всех она видела такую веру в собственные силы, что казалось преступлением самой в себе сомневаться. Алёна с Мариной улыбались ей, но не спешили что-либо говорить. Давали возможность осознать: она снова стоит. Спустя несколько минут Лиза попробовала переступить на месте с ноги на ногу. Снова получилось. Снова не упала, даже не повело никуда. Тело как будто помогало ей, понимало ее команды и выполняло их, не желая подводить хозяйку. В ногах не было той болезненной слабости, а снова была сила, способная удержать ее. — Иди к Алёне, — снова озвучил Тамир необходимое действие. — У тебя получилось встать, получится сделать и несколько шагов. Лиза молча кивнула головой, сосредоточившись на том, чтобы сделать эти самые шаги. Страх сменился каким-то азартом. Хотелось доказать самой себе, что она может. До матери было и правда едва ли больше двух-трёх шагов, но именно они должны были стать переломными. Именно им предстояло окончательно разрушить внутри Ёлки последние крупицы неуверенности, развеять последний тонкий слой пыли сомнений. Выдох. Первый неуверенный пока еще шаг. Тело всё так же слушалось. Спина не отозвалась дикой болью, а ноги вполне себе выдержали это испытание. Взгляд вперёд. Алёна стояла всё так же, чуть вытянув обе руки, словно зовя ее. — Молодец. Ещё один шаг, — тихо подбодрил мужчина. Вдох. Второй шаг. И тут же она почувствовала, как ладони матери обхватили ее лицо, нежно поглаживая. — Вот ты это и сделала, Лизок. По щеке покатилась слеза, которую тут же убрала Алёна. — Ты была права, — шумный выдох. Это явно были лучшие мгновения последнего полугода. Это был тот момент, когда она окончательно поверила: она будет ходить. Всё будет хорошо. Эти первые самостоятельно пройденные метры отпечатались в памяти, навсегда оставшись там одной из самых трудных дорог. И словно вся боль осталась позади, осталась лишь воспоминанием, коротким кадром в плёнке памяти. — Я горжусь тобой, — прошептала Мелкая, стоило Лизе повернуться к ней лицом с широкой улыбкой, — моя маленькая сильная девочка. Они вдвоем тихонько рассмеялись от последнего обращения. Несколько лет назад так Мелкую называла Лиза. Тогда всё было по-другому. Тогда Лиза опекала, была старшей сестрой, была опорой. Сейчас же они поменялись ролями. Теперь опорой была Мари, и её это нисколько не тяготило. Скорее, наоборот. Быть сейчас рядом с Лизой, заботиться о ней, любить её и иметь возможность доказывать эту любовь поступками было для Марины самым большим счастьем. Девушки потянулись друг к другу, Мари коротко её поцеловала, а Ёлка в очередной раз убедилась, как же ей повезло с Малой. Каждый день она снова и снова вставала и каждый день это было всё легче. Ноги привыкали заново, мышцы вспоминали, а тело, на удивление, слушалось. Рядом её в любой момент были готовы поймать два самых близких человека. Постепенно расстояние увеличивалось, как и время на ногах. Постепенно траектория движения обретала повороты. Привычные и обыденные, казалось бы, каждому человеку действия. Но для Лизы каждое из них было отдельной маленькой победой. Потому что заново училась. Потому что через боль. Хотя боль казалась такой мелочью по сравнению с тем счастьем, которое испытывала Лиза, передвигаясь сама. Вскоре мужчина встал перед ней снова с уже хорошо знакомой улыбкой. — Вставай сама, — снова констатировал он факт, который необходимо было выполнить, — ты абсолютно точно уже можешь. — Тамир, — Лиза засмеялась от неожиданности, — ты думаешь? — Уверен. В этот раз она не сомневалась и не тратила время на страх. Вложив свои ладони в руки мужчины больше для страховки, чем для опоры, она поднялась, по инерции чуть качнулась вперед, но равновесие удержала, к тому же, ее страховал Тамир. — Маленькими шагами иди на меня. Лиза вслед за мужчиной сделала несколько шагов, но до конца в голове не укладывалась мысль о том, что ходит она сама. Что рядом только лишь страховка, но не опора. Что опирается она сама на себя. Мама с Мелкой были рядом. Стояли чуть поодаль и молча наблюдали, как Лиза побеждает собственных демонов в голове, как исчезает на глазах её «не могу». — До Алёны с Мариной метра четыре, дойдём? — Да. — Вперёд. Медленно, аккуратно переставляя ноги, она пошла вперёд. Тамир не держал её, лишь страховал. Лиза шла сама. Пусть пока не очень уверенной и не слишком плавной походкой, но шла сама. Финалом этих четырёх метров стали крепкие руки Алёны и Марины, которые сжали её в объятиях. Она прятала лицо на плече у мамы после этих абсолютно самостоятельно пройденных метров, чувствовала, как её гладят по спине, и понимала, как мало в сущности надо для счастья. — Ты молодец, — тихо прошептала Алёна, — я же говорила: ты всё сможешь. Ёлке столько хотелось сказать в ответ, но слов не было: все они переплелись в один большой клубок, который застрял где-то в горле. Единственным его вестником были чуть покрасневшие глаза, в которых плескалась благодарность и любовь. Мать и Мелкая всё это время были рядом. Они видели ее абсолютно сломанной, они принимали любые её эмоции. Абсолютно любые. От боли, страха, слез и тотального отчаяния, которые могли наблюдать в начале, когда она раз за разом пыталась оттолкнуть обеих, до слез от осознания, что к ногам вернулась чувствительность, до радости от отступающей боли, до счастья от первых самостоятельных шагов. Сейчас ощущая их рядом, ощущая, как ее держат ее за руки, ей было уже ничего нестрашно. Первый круг по помещению своими ногами был сделан, мать шла рядом. Лиза точно знала: ей не то что упасть, ей оступиться не позволят. — Такими темпами скоро на лестницу пойдем, — искренне улыбнулся инструктор, наблюдая, как Лиза идёт рядом с Алёной. — Дай к этому привыкнуть, а, — хохотнула Лиза. Лестница для неё всё ещё выглядела как одно большое приключение-испытание, которое она очень надеялась пройти без падений и прочих травм. Ей не по себе было от того, что ноги снова слушались, тело снова было другом и в нем хватало сил на то, чтобы быть опорой. Это было так непривычно и от этого так странно. Ещё недавно она вообще ниже бедра себя не чувствовала, а сегодня уже сама ходит. — Теперь старайся сама ходить, привыкнешь быстрее, чем думаешь. В конце концов, тело помнит на самом-то деле и тебя не подведёт. Смотря в глаза Лизы, где вновь зажглась вера в собственные силы, Алёна с Мариной лишь переглядывались и улыбались. И пусть эта глупышка говорит что угодно, но ради этих огоньков в её глазах Алёне стоило разрываться между двумя странами, а Мелкой уменьшать количество концертов и тормозить участие в шоу и съёмках. Они абсолютно точно были уверены, что в этот период Лизе они обе были нужнее. — Я говорила тебе, что горжусь тобой? — Маринка поймала подошедшую к ней Лизу в свои объятия. — Всего лишь тысячу раз, — выдохнула в плечо блондинки Ёлка. — И повторю это снова. Я горжусь тобой, моя маленькая сильная девочка. — А я люблю тебя, — взгляды девушек встретились, излучая взаимность и искренность.