Сбежать

Было совсем не холодно. Белым-бело вокруг, но, опять же, это была не пурга. Будто кто-то просыпал муку и включил вентилятор. Или в волшебном цветке повертелась пчела, встормошила пыльцу, и она поднялась в воздух белыми частицами. Пахло в том месте тоже преволшебно: целый спектр цветочных благоуханий, целый сад сочных запахов и ароматов. «Где это я?» Мару выплыла из облака блестящей пыли, из которой была соткана реальность этого места. Под ногами словно разлили теплое и мягкое молоко. Или это был вязаный, пушистый, почти неосязаемый плед. Или гусиный пух. «Как здесь чудесно». Каждая секунда нахождения здесь ощущалась как истинное счастье. Мару осторожно ступала по белевшей дорожке, наблюдая за своими шагами и следами, что она оставляла. Они превращались в плавные круги, какие остаются, когда ступаешь по лужам после дождя. Воздух здесь был мягкий и чистый. — Эй, — тихо позвала Мару, — Тут есть кто-нибудь? Ее собственный голос звучал куда спокойней, чем обычно. В нем не слышалось ни единой нотки страха. А всему виной это место. Это дивное, прекрасное место. Может это сказка? Или смерть? По ту сторону наверняка все именно так, мерцательно и тепло. Ведь должно же хоть где-то, хоть в конце пути быть тепло и спокойно. И что за песня слышалась вдалеке? Чудная, верно, мелодия, если подойти поближе. Где же притаилась эта божественная птица, пением ласкавшая слух? Мару прислушалась. Трель перерастала в писк. Такой прерывистый, цикличный писк. Будто та птица кого-то звала. Она потеряла птенцов или же искала Мару? Давала клич, призывала откликнуться. Мару вдруг поняла, что пение доносилось не из этого мира. Оно звучало за его пределами. За стенами из чистого сияния небесных звезд.

***

Призывала Мару не птица, а монитор, считавший пульс. Вообще-то он ее не призывал, а лишь безразлично делал свою работу. Первым делом Мару обнаружила трубки, воткнутые в руку. Всего их было две и соединялись они катетером в одну иглу. Оглядевшись, она приметила большой экран, из которого исходил тот пищащий звук, уже начинавший раздражать. По экрану бежала светло-голубая линия, которая дергалась при каждом ударе сердца. Там были еще несколько таблиц с какими-то данными, но до того мелко написанными, что прочитать их было практически невозможно. Еще и этот экран, слепивший глаза. «И когда в Сейкай появились такие навороченные штуки?» — подумала Мару, затем выдернула иглу из взбухшей вены и привстала на локтях. Она много раз просила Керо не ставить ей капельниц, даже если ситуация будет критическая. «Делай со мной что хочешь, только не коли», — просила она, ведь знала, что Керо, будучи потомком сефиры, мог излечить ее по щелчку пальца. А вот уколы она до жути не любила, особенно те, которые ставились в вену, включая капельницы. Делать их ей не было нужды, ведь так? Тогда к чему эти трубки? Она огляделась еще раз. Нет, это точно была не Сейкай. Уж очень мрачно, и уж очень банальная отделка. Сильно белая. По мифам, во всех больницах белые стены, но это, опять-таки, всего-навсего мифы. На деле же далеко не во всех больницах и даже не в большинстве их стены выкрашены в режущий глаз белый. Сейчас это не модно. И в Сейкай белых стен нет уже как несколько лет. Вообще-то в той палате, где Мару проснулась, стены были не белые, а светло-серые. Этого она не заметила в силу того, что свет там был приглушен. Помимо стен был еще потолок. Из металлических пластин. Видок так себе, но все еще терпимо. Чего только стоил этот огромный экран передовой технологии. Настолько передовой, что Мару и не доводилось раньше видеть ничего подобного. А этот аппарат, что стоял неподалеку от койки, был и вовсе похож на разработку инженеров ДЖАКСА*. Мару вдруг стало интересно, что за капельницу ей поставили — уж больно сильно кружило голову после нее. Она потянулась к пакету, еле выскребла его из отсека в стене, в который тот был вставлен — он не был подвешен на штатив, как это обычно делалось в больницах — и попыталась прочитать написанное на обороте, но буквы там пусть и были похожи на известные Мару буквы энтина и древнего центрумианского, но никак не поддавались прочтению. — Где это я… — всполошилась Мару, подскочила и на ватных ногах подошла к двери. Та долго не хотела открываться. А чего вы ожидали? Открыть дверь без дверной ручки не так-то просто. Похлопывания и постукивания тоже не многим помогли. Мару начинала нервничать, оттого постукивания превращались в уверенные грохочущие удары. Ей поскорее хотелось выбраться из палаты, где ее заперли, и где даже не было кнопки вызова персонала. «Где хоть кто-нибудь?» Мару бахнула кулаком по встроенному в стену считывателю не то пропусков, не то карточек. Удара он не выдержал, хрустнул, заискрился, поминал, погас, и дверь открылась. Она была раздвижной, но не как в Японии. Она делилась на две створки, въезжавшие верх и вниз, обеспечивая полную герметичность палаты. Мару выскочила на волю. В темный коридор, но тут же пожалела, что сделала это так спонтанно и без всякой подготовки. В том коридоре, куда она выскочила, почти не было кислорода. Здесь было безумно трудно дышать. Мару побежала в единственный выход, который имелся, проносясь мимо десятков таких же раздвижных дверей и прикрывая руками рот, чтобы нечаянно не начать прерывисто дышать, растрачивая драгоценный запас воздуха. К концу пути она повалилась с ног с головокружением, еще более сильным, чем было по пробуждению, но к счастью дверь, в которую Мару чуть не врезалась, сама открылась и выпустила ее в просторный светлый коридор. Мару выползла наружу, глотая воздух с непомерной жаждой, после чего дверь за спиной захлопнулась обратно. Мару огляделась: белый коридор с подсветкой, ввинченной в полупрозрачные стены, оттого казалось, что они светятся сами собой. Окна, закрытые плотными жалюзи, напоминавшими жалюзи в самолете. На размышления времени не было. Надышавшись вдоволь, Мару поднялась с колен, подалась в сторону, затем развернулась, метнулась в другую. Две абсолютно одинаковые стороны одного коридора сводили с ума. Куда идти? Ответ нашелся непроизвольно, когда в одном из концов коридора показался человек. А за ним и еще несколько, одетых сплошь с белое, людей. Мару не спешила к ним бросаться: ей автоматически не нравились люди, служившие в этом месте. Тот, кто вышел в коридор первее остальных, человек с глубоким прожженным шрамом на лице, указал на Мару и громко, чтобы все его провожатые услышали, крикнул: «поймать ее!» Эти слова вызвали в Мару неотвратимое стремление бежать прочь без оглядки, и даже если люди в белом хотели помочь, Мару и не думала более оставаться в этой больнице. На одном из участков коридора окна оказались открыты. Мару ринулась к ним, опережая собственные заплетавшиеся ноги. В стекло, плотное, как камень, она ударилась, подобно досаждавшим в Токио птицам — любительницам высоты. Или подобно мушкам, что расквашивались о стекло мотоциклетного шлема, когда набираешь большую скорость. Мару отпрянула от стекла, совсем позабыв о погоне, ведь по ту сторону она увидела не Токио, и не Осаку, и даже не Энте Исла. Хотя нет, его то она и увидела. Разве что в том виде и с того ракурса, к которым привыкла. Она увидела планету с пятью континентами, омываемыми океаном. Помимо этой земли, образовавшей условную крестообразную фигуру, планета ничего не имела. Если приглядеться внизу, под пластом, который из себя представлял корабль, виднелась поверхность луны, а вместе с ей и растопыренные в разные стороны, увядавшие ветви Сефирот. Но в ступор вгоняли не они: Мару никогда до этого самого момента не бывала в космосе. Она знала, что Небеса находятся не на Энте Исла. После знакомства с ангелами стало известно, что Небеса сокрыты от глаз где-то в космосе, о чем Мару и без того догадывалась. Но она и думать не думала, что когда-нибудь побывает на их «борту». В окно коридора — внешнего большого диаметра, если быть точнее — было видно, что из себя представляли Небеса. Самый настоящий громадный космический корабль, по форме напоминавший пластину или блюдце. Мару попятилась назад, определив по металлическому топоту, что ее нагоняют, и ринулась наутек, но навстречу вышло еще одна порция людей в белом. Все они были светловолосые, и даже сквозь панику Мару провела параллель с Габриэлем и Лайлой. Теперь она окончательно убедилась, что попала в лапы к ангелам, прямиком на Небеса. Стоит называть это место исследовательской станцией, ибо схожестью с привычным представлением о Небесах и с тем, о чем писали в книгах, тут и не пахло. Мару осмотрелась, думая, что это, возможно, последняя ее оглядка. Но она оказалась спасительной: у самого пола была обнадеживающая закрытая решеткой вентиляционная прорезь. Оторвав решетку вместе с винтами, Мару юркнула внутрь, после чего ее с головой накрыла темнота тоннеля, чудом подошедшего ей по размерам. В лицо дунул прохладный ветер, и Мару двинулась вперед, а лазейку очень скоро обнаружили. Внутренности корабля, коих Мару не видела, но слышала, гудели и завывали. Детали скрипели, все это походило на пасть страшного чудовища, которая в секунду может захлопнуться и раздавить маленькую Мару, раздробить каждую косточку и превратить ее в кровавое месиво. Оттого хотелось поскорее выбраться, и высшие силы, если они и существовали, услышали ее пожелание даже из космоса. Путь, ведущий неизвестно куда, вдруг дал резкий наклон, и Мару, не успев зацепиться за выступ, кубарем покатилась вниз. Она билась о стенки с такой частотой, что времени не было даже на то, чтобы закричать. В конце спуска сильно завертело. Мару поджала колени и голову, вновь ощутив себя букашкой, на этот раз спущенной в унитазный водоворот. Когда вентиляционный рукав изрыгнул Мару в центральном пункте управления, о чем она тогда и не догадывалась, ее раскрутило словно детскую вертушку на палочке, если на нее подуть. Когда вращение завершилось, толпа расступилась и настороженно покосилась на Мару. Она разделалась со спутанными лохматыми волосами, перекинула их обратно за спину и огляделась: высокие стены и скругленный потолок в аккурат как стеклянный купол в Сейкай. Здесь он был закрыт серым шлюзом. Мару смотрела документальный фильм о космических станциях и знала, что такие шлюзы используют для закрытия обзорных окон и иллюминаторов, и защиты от радиации. Это помещение, отсек, модуль или корпус — Мару не представляла, как правильно называть это место — походило на Сейкай при условии, что у Накамуры был бы огромный подвесной монитор на одной из стен в холле и собственный балкон внутри здания, выходящий все в тот же холл. Специальный вещательный балкон, какой имелся здесь, и на который Мару обратила внимание незадолго до того, как толпа, в эпицентр которой ее выплюнула вентиляция, всполошилась появлением — даже врывом — того ангела со шрамом. — Никому не приближаться! — голосил тот один, самый главный в группе, — Не вздумайте его коснуться! Толпа засуетилась и стала жаться по углам. «Клипот, Клипот!» — вторила она встревоженности преследователя. Не металась единственная персона на том самом балконе около гигантского экрана во всю стену. Она пристально наблюдала за Мару, эта женщина со светлыми волосами. Впрочем, ее волосы не были опознавательной зацепкой. Таким же цветом волос обладали и другие ангелы на корабле. У кого-то они были чуть светлее, у кого-то оттенок уклонялся в синеву, а кто-то имел совсем серебристые волосы, как, например, эта самая женщина. Ее глаза, ярко-красные, выцепили Мару из того кавардака, что творился внизу, и пытались наладить с ней неощутимый контакт, считать, о чем она думает, понять, каков будет ее следующий шаг. Из всех ангелов она — единственная, кто не боялся и не испытывал отвращения, а наоборот, питал интерес к Клипот. Даже если так, времени на переглядки у Мару не осталось, ведь преследовавший ее ангел и его банда уже подошли близко. И снова в коридор. Толпа утихла далеко позади, когда Мару выскочила в ближайший проход. Она все еще не знала, куда бежит, но к этому моменту у нее созрел план. Точнее тот единственный способ, которым она могла вернуться домой. Делать этого она не умела, но ей необходимо было открыть портал. По дороге она все искала место, где можно затаиться, но так и не смогла найти нужного закутка. Каждый уголок корабля контролировался. Здесь нельзя спрятаться. Она бежала до тех пор, пока ей на встречу не выскочили ангелы. Они были вооружены пистолетами, но несмотря на явное преимущество, Мару все равно удалось миновать их. Она не успела затормозить и налетела на ангелов как налетает мяч для боулинга на кегли. Повалившись на одного из них, Мару словно ошпарило: она быстро поползла прочь, опасаясь ангельских рук как смертоносного вируса, но кто-то из валявшихся на земле успел схватить ее за ногу. Глаза Мару быстро потемнели, она обернулась, показывая ангелу, что не собирается вновь быть запертой в палате с капельницей. Ангел перепугался черных глаз, хотя Мару и не думала применять на нем мгновенное уничтожение. После недавнего инцидента с Клипот, она боялась использовать свои силы. Даже сейчас, в напряженной обстановке, она не хотела этого делать. Однако теперь к ней пришло понимание, что ангелы могут появиться внезапно, и защищать себя нужно хотя бы угрозами. Для этого отлично подойдет пистолет, что оказался в руках у Мару. Она рефлекторно ухватилась за него, пока вылезала из ангельской кучи-малы. «Камаэль, осторожней! Оно вооружено!» — крикнул ангел тому настырному типу со шрамом, что продолжил эстафету. Оружие, которое Мару стащила, напоминало бластер из лазертага, только не цветастый, а серебристо-белый. По крайней мере, раньше Мару не встречала подобных моделей даже когда ходила в музей современного вооружения. Выстрелить из бластера у нее не вышло, он либо не был заряжен, либо стоял на мудреном предохранителе. Мару не умела обращаться с огнестрельным оружием, особенно с космическим. Она дернула за элемент, напоминавший затвор, согласно тому, как это делали в фильмах и щелкнула курком. Пистолет в ответ начал нагреваться и неестественно гудеть. «Сейчас рванет», — догадалась Мару и бросила вышедший из строя бластер в противников. Позади послышался взрыв, не сильный, но достаточный для того, чтобы сработала система сигнализации. Информация о взрыве в правом отсеке нижнего уровня сразу же дошла до директора станции и вывелась на голографическую панель. Тем временем Мару с ужасом поняла, что в той части коридора, куда она намеревалась бежать, начали с грохотом захлопываться металлические дверные створки. Они подбирались все ближе, преграждая путь, но Мару вовремя свернула в закуток с запасной скрытой лестницей и спрыгнула вниз, придерживаясь руками за перила. — Полезло в жилые блоки! Разрешаю открыть огонь! — скомандовал Камаэль. — Подтверждаю, открыть огонь! — ответил кто-то, кто бежал за ним. Когда послышался первый выстрел, вновь сработала сигнализация, на этот раз предупреждавшая всех о том, что огонь был открыт, и что необходимо обезопасить все жилые помещения. «Тревога! Тревога! Стрельба в жилом блоке! — орала сигнализация, — Тревога! Тревога!» Стены в коридоре с личными комнатами замигали красным предупредительным светом. Мару чувствовала, что ее вот-вот настигнут или заденет пулей. Пистолета она лишилась, так и не разобравшись, как из него стрелять, а красный коридор обещал когда-нибудь закончится. Что же делать? В это время унять кипиж на корабле уже выдвинулся директор, именуемый здешними «Боссом» или простым междометьем «Он». Светловолосая и высокая женщина с яркими глазами шла медленно и вальяжно, будто всего лишь прогуливалась и не спешила вовсе прекращать пальбу в жилых блоках. Последний раз на корабле выстрелы слышали много тысячелетий назад, однако ее это никак не волновало. — Эй… — прошептал детский голос в одной из комнат, когда Мару пробежала мимо. Этот же голос заговорил снова, несколько метров спустя: «Эй». Мару оглянулась по сторонам, замечая мелькавший облик ребенка. Он догонял ее, будто призрак, но Мару не могла остановиться посреди коридора. Маленькая девочка то возникала рядом, то вновь исчезала, словно глюк. — Стекло можно разбить, — сказала девочка. Мару подумалось, что это — лишь детская шалость. Шутка, сказанная невзначай. Но это было совсем не шуточное предложение. Очередной иллюминатор виднелся в конце коридора. Еще два заворота ждали там же — и там Мару наверняка схватят. Стоило ли доверять ребенку? Мару боялась, что стекло не разобьется, что она врежется в него, потеряет сознание от удара и ее затащат в палату, еще мрачнее, чем предыдущая, от которой она собственноручно отказалась, и поставят еще больше капельниц, в каждую руку по две, а то и хуже — вгонят по катетеру в каждое запястье. Наверняка еще и на цепь посадят, чтоб не сбежала вновь. Но тоже самое произойдет, если она и вовсе не попытается разбить стекло. А что ждет ее за окном? Открытый космос. Живое не может бороздить космос само по себе. Космос не море. Тем не менее, Мару решила попытаться, приняв тот факт, что это — единственный шанс выбраться из этого места. «Лучше умру в стратосфере, чем останусь здесь». Ни то адреналин, кипящий в жилах, ни то боязнь уколов так подействовала, но Мару действительно прибавила ходу. А что, если это вновь параллельный мир кого-нибудь из сефир? Эта идея пришла в голову после появления маленькой девчушки, которая совсем не была похожа на ангела. Вдруг это — ее выдуманный мирок, и в нем она заперла Мару? Может у сефир такое хобби: играть в подобие квеста, цель которого — избавиться от Клипот? Если так, то сейчас эта девочка получит то, чего хочет. Мару готова была распрощаться с жизнью, выпрыгнув в космос, даже если это была не игра. В конце концов, сколько можно убегать? И как долго еще она будет заниматься вредительством, если сейчас не покончит со всем этим? Ее решение было окончательным. С приличного разбегу она налетела на стекло и в итоге осталась не до конца уверенна, применяла она силы Клипот или нет. В любом случае, она пробила стекло, и ее выбросило в атмосферу, такую жгуче-холодную и темную. Настоящий космос, вакуум, полное ничего. И одновременно в тем бесконечность, всеобъемлющая длань, дом миллиардов звезд, планет и галактик. Хорошую смерть Мару выбрала, красивую. Навсегда остаться в океане звездной пыли. Она похвалила себя за такую находку. Но терзающий холод до того сильно кусал кожу, что она не выдержала, и форма Клипот сама по себе взяла вверх. Мару парила в невесомости, обращая внимание в первую очередь на то, что заветные десять секунд, которые обещали знатоки из документальных фильмов, уже давно прошли, а сознание она так и не потеряла. Более того, она даже могла дышать. Точнее не могла, было нечем. Но ей и не нужно было. В детстве она пробовала задерживать дыхание, но никак не могла подумать, что это умение поможет ей в подобной ситуации. Космос больше не жег голые руки и ноги. Мару рассматривала корабль и его иллюминатор, выбитый несколько мгновений назад. Осколки уже успели магическим образом собраться воедино, и потерь ангелы не понесли. «Подумать только, я даже не выбила им окно, какая досада!» — расстроилась Мару, которая совсем недавно размышляла о том, что лучше бы ей исчезнуть в космосе и никому больше не портить жизнь. Стресс так сказывался на ней. На борту потухло красное мигание. Ангелы вышли поглазеть на происшествие, выяснить, кто стрелял и в кого. «Поди и не помнят, как веселье выглядит», — дразнилась Мару. Она ничего не знала о быте ангелов — знала только, что они носят белую одежду — но, тем не менее, высказалась у себя в голове абсолютно правильно. Беготни на Аль-а-Риж не происходило с тех пор, как Люцифер решил отправиться на Энте Исла. Много шуму он тогда наделал. — Собрать линкор, я выйду за ней! — распыхтелся Камаэль, наблюдая за Мару, барахтавшейся в невесомости. К нему приблизился размеренный стук каблуков. Мару вновь увидела ее: ту женщину. Замечая, как послушно остальные ангелы расступились, а Камаэль в миг остыл и перестал гонять свой отряд, Мару поняла, что она — и есть «Босс». Директор Аль-а-Риж. Мару сглотнула и замерла. Ее начало разворачивать кверху ногами, как это обычно бывает в космосе, но и это ее не отвлекло. Перед ней была та, чьей карой пугали ее и других детишек в церкви. Мару опомнилась, когда «Он» кивнула ей как-то подозрительно приветливо, и решила, что ей только что дали разрешение лететь домой. Она пустилась к планете, подвешенной на ближайшей орбите. В невесомости полет был плавный и легкий. Минуту назад, грузно топая по металлическим коридорам, Мару и не думала, что вес вскоре станет просто словом. Здесь она не ощущала ни себя, ни окружающего мира. Все было неосязаемым, таким воздушным. Планета медленно приближалась, становилась все больше. Мару с трудом представляла, как прорвется в стратосферу, как ее завертит-закрутит ветряными потоками. Как притяжение потянет вниз, намереваясь размозжить ей череп о твердую землю. Нельзя сказать, что ей совсем не хотелось вернуться в привычные атмосферные слои, но на Энте Исла ее не ждали. Вокруг не было ни одной планеты, схожей с Землей, или хотя-бы напоминавшей планету из Солнечной системы. Мару заблудилась. Как бы причудливо не звучало, но она не знала, как ориентироваться по звездам и как найти нужную планету, бороздя при том открытый космос. Нечто, что произошло дальше, похожее на вихрь или торнадо, коих никак не могло возникнуть в космосе, затянуло Мару в себя. Она барахталась в голубых лучах, образовавших струю. Как подводное течение, возникавшее столь же внезапно, она тянула Мару в неизвестном направлении и не желала выпускать. — Нет! — кричала Мару, не заметив изменений в окружающей среде и того, что у нее вдруг появилась возможность слышать свой голос, — Нет! Она сопротивлялась тяге, боролась за свою свободу. Не хотела, чтобы ангелы вновь затащили ее на свой корабль, а ей думалось, что это именно они орудуют неизвестной силой, создавая этот тоннель. Канал, если быть точнее. Он представлял из себя поток света, плавно несущий на своих волнах все, что в него попадет. Канал направлялся в сторону планеты, на которую Мару и нужно было попасть. Это был тот самый канал, какими пользовалась Мишель для спуска на Землю. Но Мару не знала об этом. Она сражалась с плотными световыми стенами, удерживавшими ее внутри. В результате сопротивления, ей все же удалось высвободиться из ловушки и вновь выйти в космос. Дальше каждый своим путем: канал двинулся к Земле, а Мару отбросило в сторону. К тому моменту, когда воздействие гравитации планеты стало достаточно значительным, Мару совсем выбилась из сил. Она отключилась и проснулась уже преодолев звуковой и любые другие барьеры, какие могли возникнуть на пути к заветному месту во вселенной, которое она называла домом.

***

Она проснулась, неотвратимо падая. Вокруг голубое небо, серые пушистые облака, а внизу — почти черное, с легкой зеленцой, море. Увиливать от падения было поздно. Скорость Мару развила колоссальную, и вода вот-вот поглотит ее. Мару самостоятельно упадет ей в пасть, широкую, раскидистую жидкую пасть. Мару почувствовала соленую воду, затекшую в глаза, и резко зажмурилась. Вода была холодной, и своей кожей — не кожей Клипот — Мару ощущала этот холод. Он был настоящим, природным. Мару даже показалось, что он был сильней, чем холод космоса. Он проникал под кожу, в кровь, в легкие, обездвиживал, усыплял. И одновременно окрылял, заставлял двигаться. Эти два противоборствующих стремления — стремления плыть вверх и смиренно тонуть — смешались в Мару и не давали сделать выбор. Разум помутнел вновь, как тогда, на борту космического корабля. «Не лучше ли остаться здесь? Уснуть навечно на дне, в темноте. Чтобы никто не нашел. Чтобы никто не обнаружил. Здесь мне и место». Мару опускалась все ниже и ниже. Вода меняла цвет, синева становилась интенсивней, будто кто-то ополоснул в море художественную кисть. Люди опускаются на глубину по разным причинам. В зависимости от них, люди либо хотят услышать что-то, кроме бурлящей воды и эха подводных скал, либо же нет. Для кого-то такая вещь, как пение китов либо станет благословением и подарком, либо испугает и обледенит сердце. Это зависит еще от самого человека и от его нервов. Но Мару была не из пугливых. Она проснулась. Не понятно, спала она тогда или нет, но ощущалось это прозрение словно отход ото сна. Китовьи трели разбудили ее. Она открыла глаза, не различая, где свет, а где тьма глубины. Вода была беспросветно синей. Где-то плыло целое семейство китов. Они переговаривались, общались. Их голоса то поднимались то тонкого свиста, то опускались и исходили из самых недр их больших, полосатых животов. Удивительный миг, испортивший Мару похороны. Она всполошилась после пронзительного зова. «Это наши воды, — кричали они, — Не здесь тебе оставаться». Мару проморгалась, выбивая из глаз воду, и принялась плыть туда, где, как ей казалось, располагалось солнце. На поверхность она выплыла, приняв, что ей и вправду рано тонуть. Солнце стремилось прилечь на горизонт, отдохнуть. Небо окрасилось в кораллово-рыжий, цвет предупреждения и опасности. Этот цвет пробивался сквозь темные облака, уже почти разразившиеся дождем. Волны начинали нервничать, колыхаться. Землю отсюда не было видно. Мару выбралась на поверхность, встала ногами на воду, утихомирив ее. Немного прошлась. Вода вздымалась. Близилась буря. Мару находилась последи водных просторов совсем одна. И почему здесь было так одиноко? Куда более одиноко, чем даже в космосе. Так, наверное, чувствуют себя все потерянные корабли. Одни-одинешеньки в бесконечном океане, которому не было предела. Вода бликовала, ее волновал холодный ветер. Мару опустилась на колени. В том месте вода была спокойной, тихой. Мару увидела в ней свое отражение. Ее худое, светлое лицо, синие глаза и дрожащие губы. Мокрые волосы завивались в неопрятные кудри, спадали на плечи и обвивали голые руки. Мару глядела на себя и в упор не могла представить, что это ее лицо, эти отвратительные волосы и холодные руки принадлежали Мишель. Теплой и радостной Мишель. Мишель, от которой пахло лимоном, травой, дождем. От нее пахло цветущей весной, жизнью. Даже морем. От нее пахло всеми прекрасными вещами, которые только можно было себе представить. Ее улыбка и розовые щеки, на которых оставили отпечаток солнечные лучи, обещали скорый приход лета никак не могли быть одинаковыми со щеками Мару. Нет. Это не Мишель. Мишель больше нет. Теперь осталась только одна версия. Эта гадкая черная вариация Мишель. Ее копия. Ее подделка. Мару хотелось зажмуриться, чтобы никогда больше не видеть свое лицо. Она украла его у Мишель. Это было ее лицо. Обезображенное, ужасное, гадское. Кому оно могло прийтись по вкусу больше, чем яркое, светившееся чем-то небесным и божественным, личико Мишель? Почему выбрали это грязное неказистое лицо? Почему не его придали смерти, почему не на нем нарисовали конец? Мару никогда так не хотелось вырвать себе глаза. Вернуть украденное. Вернуть Мишель. Вернуть ей жизнь. Это Мару ее украла. Теперь она — гордый обладатель ее лица. Единственный обладатель. Но ей не хотелось им быть. Она хотела отдать все, что у нее было, свое или чужое, лишь бы им не быть. Лишь бы им была Мишель. Вновь Мишель. Она смотрела себе в глаза и не могла наглядеться на ту, кого ненавидела больше всего на свете. «Как ты могла?» — мысленно спросила она у убийцы. «Я не хотела», — стала оправдываться Мару. «Ты виновата в ее смерти. Ты виновата во всем». Она повторила снова, громыхая вместо грозы в небе: «Во всем виновата только ты одна». Мару не сдержалась, и из ее синющих глаз от злости и горя потекли слезы. Они медленно стекали по щекам, не имевшим ни капли нежного, бархатного румянца, каким владела Мишель, и падали в море, смешивались с соленой водой и навеки становились ее частью. Их больше не существовало. Мару тоже словно перестала существовать. А существовала ли она когда-то? Всю жизнь она была сворованным, скопированным телом. Ее разум — стоил ли он того? Конечно нет. Лучше бы его не было. Лучше бы была Миша. «Теперь уж ничего не поделаешь», — наверняка сказала бы она, утешая свою копию. От мыслей об этом Мару окончательно разревелась. Затем, когда она перестала, ее лицо опухло от частых всхлипов и литья слез. Она еще раз оглядела воду. Море. Небо. Остатки солнечного света. Она больше не думала ни о чем. Ей хотелось исчезнуть, раствориться так же, как растворялись ее слезы, капая в океан. И не думать. Излишек думанья как раз приводит именно к таким желаниям. Скорбную тишину разбавил гул моторной лодки. В ней рыбак в оранжевом жилете со светоотражающими вставками. Держу пари, ему не встречалось ничего подобного. Даже если он бороздил море всю свою жизнь. Об этом достаточно ясно говорило его ошеломленное лицо, скругленные маленькие серые глазки и морщины на лбу, которых от полученного удивления стала в два раза больше, чем было обычно. Даже его борода встала дыбом. Хотя нет, забудьте, она всегда была такой. Рыжая и взъерошенная борода. — Вам нужна помощь? — спросил он по-английски. Мару не нашла в себе сил отослать его куда подальше. Она подала ему руку и влезла в лодку. Маленькую рыбацкую лодку со всеми снастями внутри. Сперва ее не смущало, что она сидела в ней совсем голая, но позже ей все же захотелось прикрыться. — Вот, возьмите, — сказал ей рыбак, — У меня есть только брезент. Мару накрыла плечи черным брезентом и шмыгнула носом. Ее счастье, что рыбак был изрядно пьян. — Приближается шторм, — сказал он. На его лице надолго зафиксировалось это выражение. Он до сих пор не мог поверить в то, что видел, — Я иду в Кетчикан. Вы знаете, где это? Мару молча покачала головой. Она уставилась в лодочный пол, покрытый грязью, смешанной с водой. На нем блестели рыбьи чешуйки, а в дальнем углу, под кормилом, валялись сети со спутанным в нем уловом. По запаху, исходившему от рыбака, Мару поняла, что в море он уже не один день. — Я отвезу вас в Кетчикан, — рыбак прошел в рубку и стал выруливать на нужный курс.

***

Прошел где-то час с тех пор, как они тронулись с места. Лодка летела, подпрыгивая на волнах. Она достигла острова Форрестер и обошла его с южного берега. Эта заповедная земля, над которым повис туман, был опознавательным и заменял морякам маяк. — Вы — синена? Скажите честно, — заговорил рыбак, когда взял заворот на пролив Дикенса, — Сначала я подумал, что вы — тюлень или касатка, но потом я подошел ближе и… вы уверены, что вы не шелки* или что-то в этом духе? Мару покачала головой, затем с нарочитым акцентом ответила: — Я просто не местная. — Никогда не встречал в океане иностранцев. Вы из далека? — Из далека. Да, вы правы, я нечасто здесь бываю. Для рыбака Мару все еще являлась фольклорным существом и, возможно, останется таковым навсегда. Ну либо же до тех пор, пока он не проспится и не отрезвеет.

Спрус-Милл-уэй, Кетчикан, Аляска

Выбравшись из лодки, рыбак пообещал ей, что обязательно расскажет обо всем прессе. «Нечасто такое случается. Возможно, вообще никогда», — объяснился он и попросил не винить его. Мару и не думала его в чем-то винить. Пусть хоть весь мир узнает, о том, как она лила слезы посреди океана, оплакивая самое прекрасное существо на свете, которое сама же и погубила. Рыбак отдал ей куртку, которую хранил в метровой будке на причале; она давно пропиталась судоходным духом свободы. — Загляните в лавку «А-Ми-Кук», там я продаю рыбу! — Американцы… — вздохнула Мару. Каждый домик, украшенный причудливой резьбой, был похож на сказочную избушку. «Неужели все это — рыбные лавки?» — подумала Мару. Она не очень-то любила морепродукты, но была вынуждена вспоминать о них. Улицы лососевой столицы — не спроста же Кетчикан так называют — разили промышленным букетом. Перед грозой все разбежались, помимо Мару, флегматично плетущейся вдоль дороги, и влюбленной парочки. Они сидели на скамейке, шептались о путешествиях, о кораблях, и не спешили покидать друг друга. Вдалеке слышались лодочные гудки и крики чаек. Левее от улицы, где тянулось море, на старом деревянном пирсе, обветшалом, но все еще крепком, дети ловили крабов. Они тащили их из-под камней, выуживали из песочных норок. Здесь же стояли красные рыбацкие лодки, готовые выйти на промысел, в открытые воды. Их подтянули потуже в преддверии шторма. Кетчикан был местом, полным страсти к морю. Мару тоже к нему тянуло. Наконец она остановилась, дав себе время перевести дух. Взгляд остановился на небольшом кафе с открытой верандой, но вряд ли ее собирались обслуживать в грядущую грозу. Она хотела сделать шаг, но ноги отказывались идти дальше. Главная городская дорога уводила не весть куда, в гору. Идти по ней — и можно дойти до зеленых шумных гор. Спустя минуту раздумий, Мару-таки решилась войти внутрь. Первым в глаза бросился бармен с густой шевелюрой и старомодной прической. Он тоже приметил Мару. Точнее курту, надетую на ней. Он поприветствовал вошедшую улыбкой с одним недостающим зубом. — О, это что, куртка Фрэдди? — усмехнулся бармен, — Этого старого чокнутого! Мару не хотела привлекать к себе много внимания — это бармен учуял и не побоялся говорить только потому как кафе пустело. — Он не чокнутый… — пробурчала Мару. — Хорошо-хорошо, как скажете! Не вполне нормальный старый господин! Лучше? Шутки Мару не поняла, уселась за столик, ничего не заказав. Она смотрела в окно. Вода в заливе вздымалась, чернела. Бармен возник вдруг напротив. — И все же как-то некультурно, что наш единственный клиент сидит за пустым столом, — сказал он и преподнес маленький стаканчик кофе. — Спасибо, — со сдержанной благодарностью отозвалась Мару. — У нас чудесные круассаны, желаете? Лосось, форель, мальма? От перечисления рыбных продуктов Мару замутило. Она покачала головой. — Ну что же это вы, из-за Фрэдди обиделись? Зачем он всучил вам это грязное тряпье? — Я попала в затруднительную ситуацию, и этот добрый человек мне помог, — сказала Мару с досадой и осуждением, — Вы вообще знаете его? Бармен пристыженно умерил пыл. — Фрэдди — славный малый. Да, вы правы, он добряк, но со своими причудами. Пожалуй, все мы такие. Хорошего вечера. Мару была рада, что этот разговор завершился. Даже если бы продолжился, она бы отстаивала доброе имя Фрэдди до последнего. Она пощупала пуговицу на потертой куртке. «Славный малый», — вертелось в голове. Славные люди не должны ей встречаться. Они должны были разбегаться кто-куда, да подальше. Разве заслуживала она чего-то, подобного поступку Фрэди? Заслуживала людской доброты? Нет. Она презирала себя. Презирала и ненавидела. Даже та толика жалости к себе, на которой держалось все ее существование, сегодня угасла. Ей не было жалко себя в своих сожалениях и скорби. Она заслуживала всей этой боли. Ей не хотелось умирать; ей хотелось получить свое, заслуженное. Заработанное годами бездействия, годами увиливания и игнорирования главной своей проблемы. Она всегда сбегала. От ответственности, от тайн, от сложностей. Но сейчас ей не хотелось никуда спешить. Не хотелось щемиться, лишь бы не чувствовать тяжесть на плечах. Она будет страдать, не один день и не один год. Она подставит себя под удар последствий, и пусть волна горечи захлестнет ее с головой. Пусть раздавит ее. И только тогда из остатков, размазанных по земле вперемешку с грязью, Мару соберет себя заново. Она не будет сопротивляться, не будет противится. Не попытается больше сбежать.

***

На следующий день после происшествия в лесу Мао, Ашия, Урушихара, а также Тюрдис и Камио, которые обещали убраться восвояси, как только решится вопрос с Карабахалями, поселились на полуострове Босо в фамильном поместье Накамура. Вообще-то этот скромный домик в поселке на западе от шоссе Отаки-Кайдо сложно было назвать поместьем. Он привлекал отнюдь не размерами, а настроением и антуражем. В этом удаленном от суматошной жизни и большого города районе собрать достаточное количество самобытных побрякушек было задачей нетрудной, но вот украсить ими дом — именно украсить, а не завалить — уже куда сложнее. Кио Накамура — учредительница больницы Сейкай, что передала свое детище по наследству сыну — жила здесь уже не один десяток лет и занималась коллекционированием различной дребедени на профессиональном уровне. В отличии от сефир Бины и Даат, приходившихся ей братом и сестрой, Кио мало путешествовала. Путешествиями она называла походы на рыбалку к небольшому и неглубокому озеру и редкие выезды в ближайший магазин безделушек, предназначенных для туристов. Туда она ездила тогда, когда Керо не привозил ей ничего новенького или вовсе не приезжал из-за рабочей загруженности. «Мама, остановись, — говорил он, — дому нужно дышать». Но в действительности, откинув все метафоры, дому дышать не обязательно. А вот японские сувениры и интерьерные вещицы Кио Накамуре нужны были как воздух. Будучи сефирой мудрости Хокхмой, она имела нестабильную связь со своей человеческой оболочкой. У других сефир и даже у ее родных брата и сестры таких проблем не наблюдалось. Ее обделило само мироздание. Это началось после того, как родился Накамура младший, но Кио никогда его в этом не винила. Она и не думала, что сын может быть связан с ее здоровьем. И да, периодическую потерю контроля над своим телом она называла именно так: проблемы со здоровьем. Купировать симптомы удавалось соблюдением неких ритуалов, из которых состоял почти весь день Кио. В их числе прогулки, рыбалка, пересчет сувениров, накопленных в доме, и неспешное зажигание свечей. В доме Накамура было очень много свечей. Их Кио зажигала по утру, затем только садилась завтракать, после завтрака тушила и шла на улицу. Вечером свечной ритуал повторялся. Из-за ритуалов и необходимости их соблюдать, Керо сильно беспокоился перед переездом жильцов Вилла-Розы: он знал, сколько всего может начать происходить вокруг Мао и его компании, сколько сумбурности и внезапностей они приносили. Кио, привыкшая жить в компании одной лишь собачки Сиси, могла быть не готова к таким резким и насыщенным переменам. Но она убедила сына, что волноваться не о чем, и что она справится. Для нее главное быть рядом с домом, иметь возможность пошарить по чулану и перебрать бусы из ракушек или коллекцию статуэток Манеки-неко и поесть свежей рыбы. Эти ценности отличали ее от Бины и Даат. Даже в этот самый момент они разъехались по заграницам. Друг с другом они почти не виделись. Кио не осуждала их за нравы, но сама никогда бы не променяла очередной рыболовный сезон на круиз или даже мировое турне. Ей было хорошо в Отаки. Она считала, что, будучи сефирой, нужно как можно дольше довольствоваться тем, что имеешь. Наслаждаться природой, людьми и культурой. Жизнь сефиры длится миллионы лет, и рано или поздно придется сменить обстановку. Почему бы не отложить этот момент на как можно позже? Мао и Ашия не раздумывая согласились переехать в дом семьи Накамура. Во-первых, оставаться в Токио надолго сейчас опасно. Приехать в МагРональд на смену не было проблемой, но вот ночевать в Токио было слишком рискованно. Карабахали рыскали по ночам. Что они делали днем — неизвестно. Сперва Мао решил, что они убрались на Энте Исла, испугавшись всплеска демонической силы, что произошел в лесах Чибы, но, связавшись с Габриэлем, он узнал, что демонов в Токио сейчас пруд пруди. Главное, чтобы Мики не узнала о том, что творится. Как хорошо, что сейчас она отправилась по путевке в Тайланд. Габриэль обещал проследить за ситуацией в городе и сообщить, если Карабахали покажутся. Из-за этого Мао и его генералам нужно было временное укрытие. Засекреченный лагерь, желательно, в отдалении от их цитадели, и домик в Отаки подходил на эту роль идеально. Второй пункт, из-за которого Мао и Ашия выбрали именно дом Накамура, заключался в том, что комната обошлась им бесплатно. Абсолютно бесплатно. Им предстояло лишь покупать продукты и не мешать Кио с ритуалами. Эми, Сузуно, Хироши и Цубаса тоже сочли это за плюс, правда поселились они не вместе с парнями, а в отеле «Ровен Отакимачи». У всех у них были дела в Токио, а рядом с отелем удобно расположилась станция. Железнодорожная линия сперва уходила на восток, доходила до прибрежного поселка Итиномии, а затем делала резкий крюк и направлялась до Токио. Она шла в разрез со скоростным шоссе Отаки-Кайдо, которое пересекало живописное озеро Такатаки и входило в морскую магистраль «Токио Бэй Аква-Лайн», протянутой через весь залив и соединявшей Хонсю с Босо. Через Кавасаки добраться до Хатагаи в Токио было делом пятнадцати минут. Мао и Эми планировали первое дело ездить в МагРональд порознь: один на поезде, второй наземным транспортом, а потом сравнить, что будет удобней. Проезд на междугородних автобусах был дороже, чем на городских, но это не представлялось проблемой ввиду того, что платить за жилье в этом месяце не придется. Отаки — довольно крупный поселок, пожалуй, самым крупный в префектуре. Лес Отаки простирался на несколько километров и был наполнен симпатичными тропками и парками для кемпинга. Поглазеть на водопады часто приезжали туристы, а смотровая площадка у реки Исуми была одной из самых посещаемых достопримечательностей Чибы. Дом госпожи Накамуры находился вдалеке от всех туристических маршрутов. Он стоял на окраине, неподалеку от винокурни Мисотая, замыкавшей самую отдаленную от центра дорогу. В винокурню тоже периодически наведывались экскурсионные группы, но тихое место в лесу и домик на опушке к счастью обходили стороной. Еще одним прелестным явлением в Отаки было масштабное выращивание здесь белого бамбука. Чиба как префектура славилась поставкой самого лучшего бамбука в Японии. Молодые побеги почти не горчили и отличались белым цветом. Их можно было есть просто содрав твердую шкурку и не выбирая горьких прожилок из сердцевины. Этот бамбук высоко ценился даже в Токио, а тэмпура из побегов давно полюбилась столичным жителям. Бамбуковые плантации пересекались с простым лесом и раз на раз, гуляя где-то в окрестностях, можно было наткнуться на насаждения тонких высоких стволов. Мао надеялся, что они не задержатся здесь надолго. Как бы уютно здесь не было, Ашии и Урушихаре тяжело дался этот переезд: проблема номер один заключалась в перебоях Интернет-соединения. Урушихару подобное не впечатлило, и пусть он не закатил истерику тех масштабов, на которые рассчитывал Мао, медленное соединение его все равно выбешивало и заставляло постоянно нервно постукивать по крышке ноутбука, подгоняя его. Вторая проблема заключалась в том, что с Ашией под боком теперь жила Тюрдис. Их с Камио отселили в гостевой домик у забора. В нем как раз помещались два человека, а человек и птичка, которой Камио обернулся, когда запас демонической силы иссяк, чувствовали себя более чем просторно. Но Тюрдис все равно наведывалась в дом и приставала к Ашии с расспросами о том, почему они до сих пор не вернулись на Энте Исла. «Я уже приходила за вами раз, тогда Джейкоб сказал, что у него здесь неотложные дела, — шипела она, — В результате у нас проблемы с Карабахалями. Почему ты его не вразумил?» Ашия и сам не знал, почему Мао предпочел так долго оставаться на Земле. Начался кризис не только в армии, но и в ближайшем окружении Мао. Его подданные не понимали, каков его замысел. Обычно — тому свидетельствуют учебники истории — такое приводит к свержению царствующей персоны и захвату власти. Случится ли подобное на Энте Исла пока под вопросом. Уже в первый день после переезда дела шли туго. Но не из-за Тюрдис или Камио и даже не из-за сбежавшего Гарпи. Урушихара, конечно, не закатил истерику в честь отсутствия стабильной сети, но вот в честь очередного похищения Мару решил всех поставить на уши. Все началось с того, что еще в машине, на которой Керо подобрал их в лесу, он начал искать информацию про токийский информационно-туристический центр, где, предположительно, находилась платформа, которой пользовалась Мишель. В его планах было найти ту платформу и отправиться за Мару, но никто ему не позволил, отсюда и скандал.

Отаки, Исуми, Чиба

На часах с причудливой кукушкой, напоминавшей и кота, и ящерицу одновременно, значилась половина третьего утра. Именно на это время Урушихара запланировал побег, но неловким движением задел чашку, которых в доме имелось немерено, и которые были распиханы по самым неожиданным местам. Чашка разбилась, и Мао с Ашией тут же забежали в комнату, в которой поселили Урушихару. — Куда ты собрался? — прошипел Ашия, схватив Урушихару за крылья. На этот раз они неравномерно окрасились и были черными с белыми пятнами. Или наоборот, белыми с россыпью черных перьев. — Сама она не выберется! — А ты-то за двоих справишься, как же! — Тише, разбудите госпожу Накамуру… — упрашивал Мао. Урушихару разрывало на куски от желания закричать во весь голос. Но кричать посреди ночи в чужом доме со спящей в соседней комнате хозяйкой — заведомо плохая идея, потому вместо того, чтобы выложиться по полной, он только взбешенно зарычал. — Вы ничего не понимаешь! — отчаянно повторял он, — Вы не знаете, что с ней там сделают! — А ты почем знаешь? Сам же говорил, что не помнишь ничего. Про провалы в памяти Люцифера на Центральном континенте издавна ходили легенды. Многие разочаровывались, так и не узнав ничего о заветных Небесах, о который хотелось хотя бы анекдоты травить. Люцифер всегда отнекивался, либо прямо говорил, что не помнит. Его самого это не беспокоило. По крайней мере, так казалось. Память Люцифера была на деле своего рода сундуком с тысячей замков. Иногда он вытягивал что-то из этого сундука, но вскрыть его было не просто. Возможно и не стоило этого делать. Как и многим, кто потерял память, ему не хотелось знать, что было на Небесах и почему у него забрали воспоминания. Предчувствия на этот счет были отрицательными. Прошлой ночью, когда на Земле открылся небесные врата, он что-то вспомнил. Размытое пятно, сгусток сумбурных воспоминаний, состоящий в основном из эмоций. И это яркое, нечеткое представление о прошлом вспыхнуло аккурат тогда, когда тот ангел посмотрела на него. — Я догадываюсь, что может произойти, — заговорил Урушихара уязвленно. — Так поделись сперва с нами, потом уже лети. — Я думаю, что они решат выяснить, что из себя представляет ее Клипот. — То есть, как это? — Ну… — Урушихара почесал затылок. В голову не приходило ничего, что могло бы объяснить его предположения. Но он точно знал, что случится нечто плохое, если не вызволить Мару срочно. — Возможно они будут ее тестировать. — Тестировать? — переспросил Ашия. Урушихаре не хотелось озвучивать те страшные вещи, которые возникали в голове под влиянием мрачных воспоминаний. Скажи он вслух, о чем думает и как представляет себе те самые «тестирования» — и они тут же станут реальней. — Я лечу в Токио, — отрезал он. — Нет, — последовал ответный отказ Ашии. Он сильней сжал черно-белые крылья. — Серьезно, Урушихара. Не надо торопиться. Дай ей время, она сама вернется. Она всегда возвращается, — уговаривал Мао. — Ладно они, — Урушихара обратился к Мао, — но тебе что, тоже на нее плевать? Мао точно знал, что Мару выберется. Более того, он хотел дать ей больше времени изучить Небеса, ангелов, возможно даже Сефирот. Он немного нервничал, но был уверен, что она сможет за себя постоять. И сможет вернуться. — Ты ее недооцениваешь, — сказал он мягко, желая успокоить Урушихару, — Маркелла живучая, не волнуйся за нее так. «Вы недооцениваете «Его» — хотел сказать Урушихара, но в итоге сложил крылья и уселся за ноутбук. Он нервно топал ногой, дожидаясь погрузки нужного сайта. Как бы ему не хотелось, но его сил было все еще недостаточно для оказания сопротивления Небесам. Сама Мару начинала его бесить: снова ее похищают и утаскивают в место, откуда невозможно ее спасти. С ней всегда так, то одно, то другое. Но не это ли, с другой стороны, и привлекало его? Как бы ему ни хотелось, но обратную сторону монеты придется принять. Казусы с Маркеллиной непостоянностью терпеть предстояло бесконечно долго. Их терпели все, кто ее знал. Это было закономерной нормой. Даже для нее самой. В этот раз Урушихара волновался куда сильней, чем в предыдущие похищения. И от шлейфа мрачных воспоминаний, и то того, что за последнее время успел сильнее привязаться к Кагаяки. — И что теперь делать? Просто ждать? Ничего не смущает? — вновь начал он, когда перестал надеяться, что в этой глуши что-нибудь загрузится. Экран ноутбука потух, так и не выдав никакой путной информации. Раздалась мелодия, которую Ашия и Урушихара знали лучше любых других. Рингтон Мао не менял ни разу, и даже после того, как его старая моторолка разбилась вдребезги. На новом телефоне была установлена все тот же, приевшийся мотивчик. — Алло? Кто это? «Это я», — оповестили с той стороны. Голос звучал устало, грустно. — Кто? — не сразу сориентировался Мао. Он чуть было не выронил трубку, когда осознал, что с ним разговаривала Мару. Ее словно подменили. Голос был чужой. Да и номер неизвестный. Мао точно помнил, что записывал номер Кагаяки себе в список контактов. Ашия подошел поближе, подслушать разговор и выяснить, кому не спится в три часа ночи. Урушихара потянул руку Мао: он уже догадался, кто звонил, но убедиться и отбросить сомнения окончательно не терпелось. — Где ты? «Я не так уж и далеко, — заметила Мару. В сравнении со станцией Аль-а-Риж, Аляска и впрямь была не таким уж далеким местом. — Звоню из телефонной будки узнать, все ли у вас в порядке». — Что произошло? — продолжал расспрашивать Мао. Его живой, заинтересованный тон убедил Мару в том, что зла на нее никто не держит. «Это долгая история. Расскажу при встрече. Где вы сейчас?» — она бы не сказала ничего подобного, если бы услышала хоть нотку неодобрения в словах парня. Мао назвал настолько точный адрес, насколько смог, полагая, что это поможет Мару в одночасье оказаться у него за спиной. Так и случилось. Ей потребовалось около тридцати секунд, чтобы достичь побережья Босо, и где-то пять секунд на нахождение нужного дома. Она ориентировалась по яркому огоньку — лучу света, который, как и в случае с побегом из зеркала, являлся головой Урушихары. Для Клипот пересечь Тихий океан было плевым делом. Половицы скрипнули на первом этаже. Мао обернулся, прошел к лестнице, увидел, что свет внизу горел. Это светила маленькая настольная лампа, которая держалась на столике около дивана. Мао узнал этот тонкий теплый свет. Втроем они с Ашией и Урушихарой спустились вниз. Мару как ни в чем не бывало стояла за диванной спинкой и поглаживала цветастый вязаный плед. Она тяжелым взглядом поприветствовала парней. — Только не надо драмы, — вздохнула она, когда Мао и Урушихара подбежали к ней, — Меня не было всего сутки. — Что они с тобой делали? — спросил Урушихара. Он довольно грубо провел осмотр, ворочая голову Мару из стороны в сторону. — Ничего, — отрешенно ответила Мару. — Вот видишь, Урушихара, а ты переживал! — выдохнул Мао. — Ничего я не переживал, просто… слегка напрягало. Урушихара отмахнулся от Мао и взял Мару за подбородок. Он повертел ее голову, рассматривая лицо, но ничего сомнительного, кроме вопиющей апатии, не заметил. Он побоялся обнимать ее на публике, хотя какая-то его часть желала сделать это. Даже несмотря на то, что минуту назад пропащая девчонка выводила его из себя своим очередным исчезновением. Ее вины в том не было, но Урушихара все равно воспринимал подобное как предательство. Кагаяки все еще слышала, как поют киты и бурлит морская глубина. Казалось, что они звучат из ее нутра, что засели где-то в районе желудка или поселились в голове. Звуки мешались с рокотом моторной лодки, шелестом волны и криком портовых чаек. — Ну ты присядь, — предложил Мао, — Вот сюда, пойдем. Он взял ее за руку и повел к старому замшевому дивану. В некоторых местах, в большей степени на подлокотниках, обивка протерлась почти до дыр. Мао усадил Мару сбоку и сам сел рядом. Этим закончился тот вечер. Никакого расспроса не случилось — его единогласно решили отложить на грядущее утро. Тем более, что знакомым из «Ровен Отакимачи» определенно интересно будет узнать, как прошло путешествие на заветные Небеса. Трио отправилось спать. Как-никак, пока на Аляске воскресный вечер, в Японии уже наступило утро тяжелого трудового понедельника и первый день лета. В голове Мару гремел китовый зов. Он медленно, но верно преображался в рев какого-то страшного зверя.