День Победы

Июль 1941 года

      Пару недель назад немецкие войска вторглись на территорию Советского Союза. Жизнь граждан перевернулась с ног на голову в один день. Матери не хотели отпускать своих сыновей, жёны — мужей, дети вешались отцам, старшим братьям на шею, не до конца принимая ужасающий факт: это объятие может оказаться последним. Осознание, что этот горячий солëзный поцелуй в нахмуренный лоб может быть последним, тяготила сердца любимых. Может, старенькая мать в последний раз видит своего милого сына. Или любящая супруга безуспешно прячет горькие слëзы, провожая мужа. Мужчины шли на фронт, обещая "вернусь, родная, только жди!" , отстаивать честь и свободу Родины, своих семей и друзей. Своего народа. Уже несколько лет шла мировая война, но только 22 июня она коснулась СССР.       Никите Кащенко через несколько месяцев только-только стукнет девятнадцать лет. Сидя в военном грузовике он уже не думал, что доживёт до октября.       Душа была исполнена приятным трепетом перед светлым будущим. Совсем юный, жаждущий получить всë и сразу от жизни, предприимчивый и свободный, Никита думал о поступлении в Москву на факультет мехмата. Работëнка механика требует мозгов, чем юноша не был обделëн в силу своей потрясающей сообразительности способности схватывать всë на лету, и несмотря даже на некоторое разглильдяйство в школьные годы. Главное душа расположена к машинам, механизмам, пружинкам-шестерëнкам, да и платят работягам предприятий порядочно. Никита мечтал о Москве, хорошем институте, о получении специальности и хорошей постоянной работы. Потом можно в предприниматели податься, а там и семью завести. Ну, это если всё сложится хорошо.       Всё случилось слишком быстро. И не так позитивно, как себе воображал Никита. В дом явился военный комиссар, и тогда всё сладкие фантазии о беззаботной жизни с грохотом провалились в хододную землю. Парень сидел за стеной и возился со старенькими настенными часами в попытке снова вернуть их шестерëнкам ход. Мама Никиты часами этими очень дорожила — об еë отце память. До слуха вдруг донëсся истеричный вскрик, а после рыдания матери. Никита прежде никогда не слышал столько сокрушения и боли в мамином голосе. Выскочив в переднюю комнату с кочергой (в тот момент некогда было разбираться кто, зачем и почему плачет мать, главное было в моменте защитить еë) и увидев сжатую в руках дрожащей мамы письмо, на которое ритмично капали слëзы, и мрачного усатого военкома на пороге дома, всë стало ясно: война, повестка, призыв.       Совсем юного мальчишку со светлыми озорными глазами забрали в кровавые лапы войны. Вырвали из родного дома, оставив несчастную мать совершенно одну... Отец Никиты угас от тяжёлой болезни, когда мальчишке только исполнилось шесть. Несмотря на то, что мальчик рос без мужской руки и должных отцовских наставлений, воспитан был отважным и храбрым. Мать души в нём не чаяла, как и Никита в маме. Та едва не потеряла сознание, услышав о призыве сына на фронт.       Никита будет долго помнить, как мама плакала, прижимая дюжего дорогого сына к своей груди. Будет помнить, как её теплые трепещущие губы целовали его щëки, как сломаная дрожью рука крестила его, как мгновенно осевший сладкий мамин голос шептал самые искренние слëзные молитвы, как умаляла бога вернуть милого сына домой живым.       — Мам, — содрогнулся Никита, протягивая к матери руки и заключая в свои самые крепкие объятия. Самые отчаянные, полные плохо скрываемого страха, — всë хорошо будет, — он чувствует всë: как трясëтся мать, усиленно сдерживающая стенания, как ослабленные, но цепкие пальцы сжимают одежду на спине. И вдруг Никита в одно мгновение понимает: неизбежно. Глаза безбожно щиплет, воздух рывками рвëтся наружу, сын жмëт мать к себе, окольцовывает руками хрупкое тело. — Мама... — тяжкий вдох, чтобы спрятать дребезжание собственного голоса. Юноша устремляет глаза в небо и ищет в нём что-то. Ответа? Помощи? Как бы самому не сорваться на истошный плач.       — Всë будет хорошо... Я вернусь, мам, слышишь?!       Мать кивала головой, беспорядочно шептала "да, да, да... ", снова целовала и молилась, приглаживая шальные кудри сына похладевшими, нежными ладонями. Никита прижал сухие губы ко лбу матери, попрощался, пообещав писать всякий раз, как выпадет шанс, и поспешил уйти, чтобы не ранить мамину измученную душу долгим прощанием.       Едва Никита уселся в машину, как тяжëлые слëзы мгновенно наполнили его глаза и без зазрения хлынули. Парень непрестанно смотрел на отдаляющийся дом и тающий силуэт мамы, которая, казалось, машет рукой вслед и зажимает ладонью свой рот. Стон материнского отчаяния прошëл волной по всей Руси великой, но никто его не услышал среди сотен и тысяч таких же убитых горем женщин.              — Парень, — начал мужчина, перевесив автомат и положив тяжëлую ладонь на плечо новобранца, по-отечески сжимая и похлопывая, — всё нормально будет. К мамке вернëшься героем.       По глазам видно: солдат сам в не меньшем ужасе и панике. Тошно ему глядеть в эти юные разбитые неизвестностью и страхом души. Видел мужик, как пацан с мамкой слëзно прощался и держал надежду в своей улыбке до последнего, чтоб сильно мать не ранить. А после уже волю себе дал по дому и маме затосковать.       — Мы на войну, — Никита спешно стирает с лица слëзы, заламывает пальцы и глядит в сторону покинутого дома, отвернув бледное лицо от солдата. — какой "нормально"...— с тяжестью вздыхал юноша.       Старший тягостно покачал головой, но от парня отстал. Так и ехали все в тишине, по пути набирая ещё таких же молодых мальчишек.       По приезде в сборный пункт молодняк отправили в казарму переодеться в форму.       — Меня Вова Суворов зовут. А тебя? — невзначай представился парень, что переодевался рядом с Никитой. Новые знакомые не помешали бы.       — Никита. Никита Кащенко,— рассеянно пробурчал юноша и протянул руку для приветствия, — тоже призвали служить отчизне? — с натянутой горькой усмешкой поинтересовался Никита.       — Добровольцем пришёл. Не хочу ждать призыва, пока другие будут гибнуть,— спокойным голосом ответил Вова, — Мать не хотела отпускать, да и говорила что не возьмут меня. По возрасту не походил, но в итоге... я здесь, — было видно, как парень трудно давались слова о матери, но он всё равно закончил свои мысли.       — То есть... ты сам? — всё ещё не верил в услышанное Кащенко. Слова младшего паренька крайне поразили его. Совсем юный, такой светлый и,кажется, совсем нежный как лучик, едва окончивший школу мальчишка, которому впору сейчас сачковать на берегу речушки и подставлять белые щëки знойному солнышку, а не коптиться в окопах и стирать радони об приклады. Вова кивнул и кротко улыбнулся.       — А как? Тебе лет-то сколько? — всё не унимался Никита. Он бы всё отдал, лишь бы быть сейчас с матерью, а не идти на добровольную гибель.       — Мне семнадцать, в октябре только восемнадцать будет. Но меня сразу взяли, людей не хватает на фронте, — Вова пожал плечами и несмело улыбнулся новому знакомому. Соврал, конечно. И Никите, и военкомату. Несовершеннолетних при мобилизации сразу разворачивали на предприятия, в госпитали помогать. Однако подделать документы — почти раз плюнуть.       Никита не стал ничего отвечать, он всеми силами переваривал услышанное: "добровольцем пришёл" , "мне семнадцать", "меня сразу взяли"... всё это не укладывалось в голове. Как так? Он же совсем юный, несовершеннолетний, ему обязаны были отказать, но, видимо, всем плевать. Абсолютно всем.       — Здравия желаю, солдаты! — в казарму вошёл мужчина, одетый в такую же форму, что и остальные мальчишки, единственное отличие — это погоны. У мужчины они были высшего чина, а у всех собравшихся юношей их вообще не было, — Новобранцы! Сегодня вы вступаете в ряды нашей армии, и пусть это будет для вас моментом гордости, но не обманитесь: вас ждёт трудный путь. Я не буду лукавить — здесь нет места слабости, и только самые решительные смогут устоять перед испытаниями, которые вам предстоят. Мы будем требовать от вас полной самоотдачи, дисциплины и мужества. Каждый из вас — часть команды, и только вместе мы сможем добиться успеха. Запомните: за вами стоит не только ваше имя, но и честь всей нашей страны, — мужчина оглядел притихших юношей и спокойно продолжил после торжественной речи: —Сегодня вас ждёт обучение, а уже завтра вас всех расформируют. Вольно!       И ушёл, оставив всех в негодовании от происходящего.       — Пойдем на обучение, — слишком простодушно предложил спросил Вова, будто на чай домой приглашал. Сейчас Никита уже не выдержал: схватил мальчишку за плечи и стал трясти, желая, возможно, немного поправить ему мозги.       — Да что ты несёшь?! Ты зачем вообще пришёл сюда? — не унимался старший. Он хотел знать, понять, догнать, зачем юноше всё это было нужно, — Ты мог ещё спокойно жить несколько месяцев, а подписался на верную гибель! Тебя завтра могут уже убить, зачем тебе это? Зачем?! — Никита с каждым разом всё громче и громче задавал вопросы, которые так и оставались без ответа. В голосе его ощущалась зыбкая паника. Ему так страшно. Почему Вова не боится и так радуется, словно ждал этого всю свою жизни? На парней стали оборачиваться другие, своими косыми взглядами напоминая, что в помещении они не одни, и это всё не шутка.       — Я просто... А-э...— Суворов заозирался, скидывая с себя широкие ладони товарища, — Не хочу. Не хочу об этом говорить. Давай потом,— смотря на ноги, тихо бормотал младший, растеряв прежний энергичный настрой. «Если, конечно, ещё встретимся... »       Никита опешил и отпустил мальца. Он не был готов к таким словам, хотя прекрасно понимал, что им осталось не долго. Да что уж там. Никита не был готов ни к чему. Да никто из них, наверное. Он всё ещё с большим трудом принимает резкий для сердца факт: началась война. Он не был готов покидать родной дом и маму. Не был готов прощаться со своей мечтой о светлом будущем.       Никто не хотел.       — Ладно, прости. Вспылил. Пойдем,— Кащей развернулся и направился к выходу из казармы, высматривая осторожным взглядом окружение под блëклым жëлтым светом. Суворов последовал за парнем, так и не поднимая на того глаз.       Обучение прошло достачно просто. Всех молодых, не служивших мальчишек научили пользоваться оружием. Более опытных бойцов обучали вождению военной техники. Так и прошел день, а уже глубокой ночью началось распределение по военным дивизиям.       — Астёпов Олег, третья воздушная дивизия, — командир направлял всех мальчишек в различные дивизии для дальнейшей службы.       — Бирюков Константин, седьмая танковая! — без остановок диктовал командир полка, заставляя всех ни на шутку нервничать. Никита в моменте ушëл от внешнего мира, вспоминая о матери, по которой уже успел соскучиться и заволноваться.       — Кащенко Никита, четвëртая стрелковая! — услышав своë имя и фамилию, парень тут же остепенился и с облегчением вздохнул, он не хотел работать с какой либо военной техникой, за исключением огнестрельного оружия.       — Надеюсь, нас вместе определят, — еле слышно проговорил Вова на ухо старшему, чью дивизию уже назначили. Никита лишь аккуратно кивнул головой, показывая, что и сам бы хотел находится рядом.       — Суворов Владимир, пятая стрелковая! — как гром среди ясного неба пронесся голос командира..       — Прошу прощения,— голос мальчишки раздался над самым ухом, — А можно не в 5, а в 4 зачислить? — аккуратно попросил младший. Командир вскинул брови от такой наглости, вокруг воцарила тишина, изредка прерываемая криками воронья в небе.       — Наглый мальчишка, сделал шаг вперёд!— грозно произнес командир, сжав губы в тонкую полоску. Вова послушно вышел из роты молодых солдат и тут же все взгляды устремились на него.       — Ты хочешь, чтобы я тебе зачислил в 4 стрелковую дивизию, я правильно понял? — с грозным прищуром интересовался мужчина.       — Так точно, товарищ командир!— громкой произнес мальчишка, уверенность с каждой секундой уменьшалась, но пути назад уже не было.       — Ладно, так тому и быть. Первый и последний раз, — на последних словах мужчина обвел всех присутствующих суровым взглядом и вновь остановился на младшем, — Только потому, что ты добровольцем сюда пришёл.— добавил тот тише прежнего. Вернувшись в строй , Вовка пытался скрыть свою улыбку, это же делал и Никита, стоящий рядом с парнем.       —Слушай, а мы что, уже прям завтра будет биться с фашистами?— младший никак не унимался, он был слишком рад, что он со своим единственным , пока что, знакомым будет в одной дивизии, бороться бок о бок с врагом.       —Наверное, не знаю,— тихо отвечал старший, стараясь лишний раз не привлекать внимание остальных.       — Так, на сегодня отбой, подъем в 6 утра, со своими капитанами отправитесь на свои места, прошу, будьте все осторожны! — скомандовал командир, но всё же чувствовалось некое беспокойство в его голосе, не каждый ведь день приходится бороться с наступающим врагом, хотя... с недавних пор уже каждый день.       — Так точно, товарищ командир!— гул голосов разнёсся по всей казарме, давая знак, что все, без исключения, услышали приказ старшего по званию.       —Никит, спокойной ночи, до утра— тихо прошептал младший. — Мгм, спокойно ночи. — таким же шёпотом отвечал Кащей. День выдался нервным и выматывающим, но ,вероятно, последующие будут не лучше, а наоборот.