Drink With Me

Ты пытаешься избавиться от сухости в горле и снова обрести голос. — У тебя есть лед? Силко лениво жестикулирует в сторону тележки с напитками, установленной сбоку от красного кожаного дивана. Ты берешь два стакана с его стола - тяжелые, еще больше утяжеленные металлическими украшениями вокруг обода и основания - и осторожно подходишь к нему. Пока ты повернута к нему спиной, ты немного расслабляешься и добавляешь в стаканы несколько кубиков льда из мини холодильника. Глаза Силко отслеживают каждое твое движение, когда ты возвращаешься к столу, ставишь стаканы и откручиваешь крышку бурбона, ломая восковую печать вокруг горлышка бутылки. Ты наливаешь бурбон, и лед издает приятный щелчок, когда янтарная жидкость касается его. Ты наливаешь себе меньше - это само собой разумеется, когда пьешь с акулой. — Нетипично пить бурбон со льдом, ты знаешь, — говоришь ты легкомысленно, — некоторые пуристы могут не одобрять этого. — Тогда зачем добавлять? Ты на секунду забываешься, и твои губы немного поднимаются вверх: — Это мой талант. — Знать, кто добавляет лед? — его голос выдает все нюансы, которые его лицо отказывается показывать. Игривый; но опасным способом кошка может играть с мышью. — Да, — ты закрываешь бутылку крышкой и убираешь ее в сторону, к счастью, умудряясь держать руки и голос устойчивыми, несмотря на нервы, — и кто какой ликер предпочитает. Какой микс они хотят, если таковой имеется. Какой тип стекла они предпочитают. Нужно ли украшать ли их напиток. В какой момент их можно легко убедить потратить деньги на более дорогой бренд, вдвое или втрое дороже, — колко заканчиваешь ты. Его бровь слегка поднимается, первое изменение в выражении лица, которое ты видела от него. Он тянется к своему стакану. — Ура, - говорит он, с сардоническим наклоном головы. — Ура, - повторяешь ты и тянешься за своим. Он пьет, лед звенит о стакан, и ты наблюдаешь, как он наслаждается дорогим виски за мгновение до того, как проглотит - горло двигается под его аккуратно завязанным галстуком. — Так и будешь стоять? — сухо спрашивает он. Ты быстро хватаешь деревянный стул, который стоит в стороне, и садишься напротив стола, в панике чуть не пролив напиток. Он издает вздох, который может указывать на какую-то форму развлечения. Ты крепко сжимаешь свой стакан в обеих руках, как ребенок, в то время как он безмолвно оценивает тебя. Внезапно ты понимаешь, что он ждет, когда ты выпьешь. Так ты и делаешь, и как только жидкость попадает на язык, замираешь. Вкус насыщенный, пряный и сложный. Ты одобрительно хмыкаешь, прежде чем остановиться. — Импорт из Палклиффа, — говорит он в качестве объяснения. Ты глотаешь: — Неплохо, — Воцаряется тишина. Ты вспоминаешь о манерах, — Спасибо. Кожа стула с высокой спинкой скрипит, когда он откидывается и бесцельно медленно кружит свой стакан. Кубики льда царапают стенки стакана - невыносимо громко в тишине кабинета. — Ты выглядишь немного нервной, — комментирует он. — Немного, — невозмутимо отвечаешь ты, делая еще один глоток напитка для акцента. — Могу я спросить, почему? Ты почти смеешься над провокационным вопросом. Он точно знает, почему ты нервничаешь. Он бы не дошел до того места, где находится сейчас, если бы не осознавал, какую власть он имеет над людьми, и как может использовать ее с разрушительным эффектом. Но у тебя такое чувство, что он тебя проверяет. Что ему любопытно. Не нужно быть гением, чтобы понять, что такие люди, как Силко, ценят честность; так что ты делаешь ставку на это. — Потому что ты пугающий. Уголки его рта слегка поднимаются вверх: — Тем не мене, это ты спровоцировала разговор. — Я, — признаешь ты, — Однако это не значит, что я не нахожу тебя страшным. — Как ты думаешь, что я собираюсь сделать? Ты слегка пожала плечами: — В первый день здесь я видела, как парень вышел без большого пальца. Силко немного наклоняет голову, как хищная птица, рассматривающая маленькое животное в траве: — Если он ушел без большого пальца, я думаю, что он вызвал мое недовольство. Делала ли ты это? — Насколько мне известно, нет. — Тогда у тебя нет причин нервничать, — отвечает он шелковистым голосом, поднимая бокал к губам. Твое напряжение немного снимается. — На будущее, ты бы узнала быстро и наверняка, если бы чем-то меня разозлила. Напряжение сразу же возвращается. Полусмешок достигает тебя, и от него встают волосы на затылке. — Я снова заставляю тебя нервничать. Тебя успокоит то, что расчленениями занимается Севика, и ее сейчас здесь нет? Твои большие пальцы в безопасности. — Надеюсь, — шутишь ты, — я довольно привязалась к ним. Его губы снова немного дрогнули. Разговор угасает, и ты называешь свое имя как что-то, что заполнит сокрушительное молчание. — Я уже знаю. — Да? — Я считаю своей обязанностью знать имена всех, кто находится под моим руководством. Хотя моя дочь, безусловно, делает из этого испытание, учитывая ее привычку нанимать новых сотрудников, стоит мне отвернуться, — он резко заканчивает. Ты неловко ерзаешь на своем месте: — Получается, это обычное явление? — Необходимость, я полагаю, — признает он, — Твоя конкретная позиция, кажется, это постоянно вращающаяся карусель лиц; никогда не задерживаешься надолго, прежде чем просто исчезнуть, чтобы быть замененной кем-то новым. — Севика рядом, когда они исчезают? Еще один бархатный смешок: — Ничего зловещего, уверяю. Только последовательный поток увольнений, общим фактором которых является еженедельная обязанность доставлять мой бурбон. Как ты отметила, я заставляю людей чувствовать себя некомфортно. Ты не думаешь, что он даже отдаленно оскорблен таким высказыванием. На самом деле, его тон, кажется, указывает на то, что он находит идею ужасать постоянный поток барменов довольно забавной. Однако ты все равно чувствуешь небольшой укол вины. В конце концов, двадцать минут назад ты жалела, что не смогла избавиться от этого аспекта работы, а теперь сидишь здесь, ведешь совершенно цивилизованный разговор с этим человеком. — Судя по прошедшей неделе, ты являешься новым рекордсменом. Странное чувство гордости распирает твою грудь, и ты не можешь не ухмыльнуться: — Ну, я не планирую никуда уходить. Мне здесь нравится. — Рад это слышать, - Он смещается таким образом, что скрещивает ноги под столом и прижимает локоть к одному из подлокотников своего стула. — Моя дочь к тебе очень привязалась. Это заставляет тебя искренне улыбаться: — Она мне тоже нравится. Отличный ребенок. То, как его глаза смягчаются, едва заметно, но преданность, которая сияет в них, ясна, как день — Спасибо, что заметила. Какую странную вещь он сказал. Что может не понравиться в Джинкс? — Почему ты задержалась сегодня? Вопрос резко возвращает тебя к реальности. Любая мягкость в его взгляде снова исчезла и заменилась резким интересом, как будто ты загадка, которую он пытается разгадать. — Потому что ты переживаешь из-за чего-то. Он мгновение смотрит на тебя, прежде чем поднять свободную руку, чтобы убрать выбившуюся прядь волом со лба. Когда он говорит, его тон пропитан сарказмом: — И ты думала, что я, возможно, захочу довериться? — Нет, — ты смеешься, — я думала, что смогу отвлечь тебя. Темная бровь над его нормальным глазом медленно поднимается вверх. — Разговором, — быстро уточняешь ты, с опозданием понимая, насколько сомнительно это прозвучало, — Компания кого-то, с кем ты не так тесно работаешь... Я думаю, что не имею ничего общего с тем, что тебя разозлило, учитывая, что большие пальцы все еще при мне? — Ты двигаешь пальцем. Его губы опять изогнулись, а взгляд остается на тебе сверху края его стакана, пока он пьет свой напиток: — Что ж. Я ценю... отвлечение.