lilith

«Сонет 145

С уст, созданных любви рукой, "Я ненавижу" сорвалось. И сердце стиснуто тоской, Печалью горькой налилось. Увидя скорбь мою, она Свой разбранила язычок, И, сострадания полна, Сменила на привет попрек. "Я ненавижу" - да, но вот Слова иные вдруг звучат, Как вслед за ночью день идет, Ее с небес свергая в ад. "Я ненавижу", - и любя Меня спасает: "не тебя".»

Уильям Шекспир.

Два дня назад, 2230 год. Великобритания, Лондон. Планета номер три. Станция *** До момента катастрофы сорок четыре года семь месяцев. Напряжение в воздухе витает, оно настолько осязаемо, что до него пальцами можно докоснуться. Рубашка на спине и по плечам скоро по швам затрещит. Взгляд бешеный, по сторонам скользит, оценивая, выбирая кого зацепить. Руки сжимают листок, оставляя из него мятый шарик, сразу выкидывая в мусорное ведро. И так один за другим, пока из урны не торчит гора «неудачных попыток». День сегодня отвратительный. Месяц, год, столетие, два века. Все они отвратительные. Голова просто кипит, глаза не фокусируются, во рту сушит, как в Дюне. Пальцы подрагивают при каждом движении, а легкие сжимаются, оставляя пронзительную боль между ребрами. Ученый пытается вчитаться в текст доклада, но у него буквы перемешиваются, предложения сжимаются, лист какой-то сам по себе непонятный, словно не из бумаги сделанный, а из сахарной ваты, которая в руках таит. Нужно сходить к врачу с подозрениями на дислексию, иначе Намджун не может оправдать свое состояние. Трогает лоб, пытаясь определить есть ли температура, потому что настолько плохо просто так быть не может. Закрывает глаза и кажется, что сейчас свалится без сознания, но нет. Отрывает глаза, чтобы по новой вчитаться в доклад: «Объект **** находящийся на орбите был взорван неизвестным субъектом. Понесено 7689 убыточный осколков. Никто из поблизости находящихся не пострадал. Номер, оставленный на неизвестном корабле «450.TL.73.JD.» - неизменно остался на одном из обломков, затерянных на границах Луны.» — Намджун вчитывается в текст, но разбирает только пару слов, глаза просто не фокусируются на конкретном предложении, запоминая только по слову, а мозг не воспринимает полученную информацию, пропуская ее через себя. Мимо. Будто его глазами кто-то другой читает и в себя впитывает, а Ким - кукла, которой управляет великий кукловод. А кукловод за спиной стоит, взглядом листы прожигает так, что те воспламенятся алым пламенем, дотла сгорят, в пепел превратятся, но ученому понятны не станут. Возможно, никогда в его крошечной жизни. — Голова болит? — спрашивает тихо подошедший сзади Чимин, он пугает ученого, тот дергается от неожиданности. Даже не слышал чужих шагов, будто Пак вовсе призрак. Его собственная тень. Тихая, бледная, незаметная. — Перед глазами все плывет, — спокойно отвечает Ким, успокоившись, когда понимает, что за его спиной стоит возлюбленный. Тянется к чужой щеке рукой, нежно касаясь фарфоровой кожи. Чимин лишь хмурится, борясь с внутренней неприязнью. Ученый утыкается тяжелый головой в чиминову грудь, ища там утешение, и Пак даже берет себя в руки, игнорируя покалывания ненависти по всему телу, кладет ладонь на светлую макушку, приглаживая выбивающиеся пряди. Пак Чимин готов воткнуть в чужую шею лезвие, если бы это не помешало его планам. Готов нож в спину воткнуть, пулю в висок направить, но это все быстро и моментально - ему такие способы не подходят. Ему нужен мучительно-медленный. Отравление, зависимость, аддикция. — Ты выпил таблетку? — пару часов назад ученый все еще жаловался на головную боль и как душевной доброты человек Чимин предложил ему свое обезболивающее. С содержанием психотропных веществ, но об этом он забыл упомянуть. Случайно, разумеется. — Да, Сокджин выдал мне анальгетик специально от моих симптомов, — тихо говорит Намджун, втягивая носом чужой запах. — Сокджин?! — не сдерживает своих эмоций Чимин, услышав имя хакера Станции. Сложно сказать, кто нравился Паку на станции, они с Чонгуком тут были даже схожи. От этого и возрастает интерес. Сокджин же бесил его крайне сильно, потому что маячил перед глазами постоянно, был слишком правильным, чрезмерно умным, просто пример для подражания. И он нескрываемо интересовался Ким Намджуном, это лаборант ясно видел, сложно было не увидеть. Все эти предложения помощи, забота, легкие случайные касания - Чимина это раздражало, не из-за ревности или каких-то чувств к Намджуну, а на уровне тошноты, кома противного осадка, стоящего в горле. У него триггер на проявление человечности, он к такому не привык и привыкать не собирается. Любые положительные чувства - табу. — Что тебя удивляет? — голова совсем не соображает, глаза слипаются. — Ничего, кроме того, что ты принял от него таблетку, вместо меня, — раздраженным голосом говорит Чимин. Показывая свою как бы ревность, умалчивая об истинных причинах злости. Его таблетка была специальной. — Прости, я случайно потерял твою. Голова совсем не соображает, положил куда-то в карман, а там дырка оказалась - выпала наверное. Не знаю, вообще не понимаю, что со мной происходит. Все будто плющится, язык высох, постоянно пить хочется, еще грудь сдавливает невозможно, — совсем тихо, будто громче говорить физически больно, говорит ученый. Чимин знает причину этого состояния и если бы ученый выпил его таблетку, а не подачки Сокджина принимал, то уже бы чувствовал себя хорошо, познавая нирвану. У Намджуна ломка, самая настоящая, которая скребет когтями изнутри, у него жар и озноб - ученый постоянно кутается в свой халат, ища хоть каплю тепла; Чимин чувствует настойчивый запах пота, тело находится в состоянии стресса; зрение не фокусируется, а тело ломит, как от сильной усталости, Пак готов поклясться, что Ким не ел сутки или больше - чувство голода пропало. Все очевидно. Можно было бы скормить ему еще волшебную таблеточку, но именно сегодня Чимин пуст. Порядочному человеку с хорошим рабочим местом, а главное статусом работника Станции - наркоту добывать куда сложнее. Он мог бы позвонить своему дилеру, но тот работает исключительно по ночам, сейчас же утро. Хочется хлопнуть себя со всей силы ладонью по лбу, потому что страдания и умирающий вид Намджуна - точно не то, чего ожидает от него Чимин. — Вид у него нездоровый совсем, может скорую вызвать? — спрашивает какой-то лаборант у Чимина, который мгновенно прожигает того неприветливым взглядом. Скорой тут точно не хватало. Сразу правда выйдет наружу, а у Станции еще и проблемы будут. Все сразу к Паку приведет - ему этого точно не надо. — Все нормально, — отрезает Пак, отмахиваясь от юноши, так и норовящего взглянуть на красные щеки Кима. — Но он не может продолжать так работать, я понимаю, что мы важным делом занимаемся, но себя угробить так - неблагодарное дело! — протестует лаборант, а у Чимина желваки играют, ему этот парень мешается. — Иди куда шел, пока я не начал проверять детально твою работу за прошедший месяц, — о, Пак знает куда давить, потому что лаборант сразу же краснеет на глазах и удаляется, словно школьник, который не выполнил домашнее задание. Благими намерениями вымощена дорога в Ад. Руки от легкой паники начинает потряхивать. Намджуну все хуже, а любопытных зрителей все больше - ситуация для Чимина хуже некуда. Если кто-нибудь знает симптомы ломки, то сложить два плюс два - ничего не стоит. Мысленно начинает придумывать себе оправдания, смотря в листок, лежащий на столе. «Объект взорван». Лаборант себе под нос шикает, потому что эта заслуга не ему принадлежала, а так хотелось выкинуть что-то подобное, чтобы Станция потом мучалась в догадках. Хотелось все заслуги себе прибрать, а не тайно восхищаться каким-то безумцем, провернувшим такое. Отвратительное утро. Пак успешно сплавливает Намджуна на шею местной медсестры - пожилой женщины, лет семидесяти, которая вряд ли отличит ангину от бронхита. Строго приказывает ей ни при каких условиях не вызывать настоящий врачей и сразу звать его, та послушно кивает, кладя широкие плечи ученого на небольшую койку. Тот быстро засыпает, во сне будет легче, но кошмаров не избежать. Чимин думал о том, чтобы скормить ученому снотворного, но решил, что организм может не выдержать и привести к чему-то еще более серьезному. Пока еще рано избавляться от такого хорошей игрушки. Выходит на свежий воздух подышать, закуривая сигарету. Выдыхает клуб дыма в небо, сам себе усмехаясь. Ситуация выходит из под контроля, а план его рушится. Радует только одно - Чонгук скоро возвращается. Следовательно, будет немного поживее и интереснее строить козни. Чимин краем уха слышал их телефонный разговор двух дневной давности, благо, он был готов к тому, что Намджун решит отправить в космос физика. Но не был готов, что главная заноза его жизни - Ким Тэхен сделает жест самопожертвования, решая тоже лететь. Это бесило, потому что события идут не по указке Пака, а своей чередой. Ему не нравилось терять контроль над ситуацию. Слышит тяжелые шаги за своей спиной, уже знает кому они принадлежат, казалось бы день не может быть еще хуже, но как же ошибался. Перед ним собственной персоной Ким Сокджин. — Есть закурить? — бесцветно спрашивает хакер, видя в чужих руках зажигалку. Чимину не в падлу, но делает самый страдальческий вид, протягивая к чужой сигарете огонек. Сокджин делает затяжку и осматривает презрительным взглядом Чимина с ног до головы. В нем есть что-то завораживающее, он признает. Это схоже с цветами, ты знаешь, что они рано или поздно засохнут или сгниют, но они так красивы и изящны - Чимин был таким - гниющим изнутри, но изящным снаружи. Его фарфоровая кожа, пшеничные волосы, аккуратная фигура, эта колючая улыбка, взгляд, о который порезаться можно. Джин выдыхает дым, отрывая взгляд, как-то грустно улыбается себе. — Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус, — под нос себе говорит Пак, но хакер его, разумеется, слышит. На это и был расчет. — К чему ты это? — безразличным тоном отзывается Джин. — Думаешь, не вижу, как ты смотришь на него? Это забавно. Твое желание быть рядом, хвостом за ним ходишь, везде ты, — на открытую рану давит, заливает ее ядом. — И? Тебя это смущает как-то? — не отрицает. Сокджин вообще черствый сам по себе, его задеть или уколоть - уметь надо. Чимин проигрывает. Надежды увидеть чужую боль или каплю эмоций - сгорают. — Ты не нужен ему. Никогда не будешь. — Я хотя бы не отравляю его своим присутствием, — кидает ответный клинок в чужую спину. Было бы Паку какое-то дело до Намджуна, то наверное его бы это задело, но ему безразлично и тошно от ученого. — Потеряшка, следи за своей личной жизнью, — огрызается Чимин, туша окурок каблуком своего ботинка. И уже хочет развернуться, как неожиданно чувствует крепкую хватку на своем запястье. Оборачивается и видит полные яда глаза Кима. Демон пробудился от сна? — Если ты думаешь, что я не понимаю в чем дело, то ты пиздец тупой. Узнаю, чем ты его травишь - будешь гнить в психушке или лучше за решеткой, — Ким специально сжимает чужое запястье, браслет на нем впивается в кожу, оставляя глубокие вмятины. — Поверь, я узнаю. Можешь готовиться к сокамерникам психам, желающим отведать хрупкое молодое тело, — давит еще сильнее, смотря безумным взглядом на лицо Чимина, запоминая его впервые напуганные оленьи глаза. — Сотру в порошок твою жизнь, Пак Чимин. Кину в пасть тиграм, как кусок мяса. Не позволю забрать моего любимого человека в твои отравленные кровью руки, — выпускает чужое запястье, которое покраснело от давления. У лаборанта кожа нежная - следы точно останутся. — Ублюдок, — выплевывает Пак, трогая поврежденное запястье. — Приятно побеседовали, — с неестественно широкой улыбкой говорит Сокджин. — И оглядывайся по сторонам - я твоей тенью стану. Надо срочно избавиться от Ким Сокджина, от него проблем больше, чем от того же Чонгука, который в отличии от хакера плевал на Намджуна. Чимин задумчиво смотрит на крыши домов, набирая что-то в телефоне. Запястье неимоверно жжет. Всех паразитов можно вывести. Всех потеряшек можно спрятать.

***

Сейчас 8 декабря, 2230 год. Германия. В Мюнхене все также тепло. Он любовью пропитан. Осень медленно переходит в зиму, но та не кусается, оставаясь теплой. Кутаться в свой свитер приятно, а кутаться в пальто Чонгука - еще приятнее. Особенно, когда он за руку берет, когда пальцы в замок скрепляет, оставляя на косточках нежные поцелуи. Нежно засовывает переплетенные пальцы в глубокий карман своего пальто, другой рукой цепляясь за пачку сигарет, кидая взглядом Тэхену, чтобы тот свободной рукой достал сигарету, вложил ее в любимые губы и подпалил. Чонгук после затяжки сразу же его целует, потому что знает, как сильно Ким это любит. Как сильно он любит Чонгука. Они сидят в небольшом тихом, на удивление, пабе, где обычно народу тьма тьмущая, но сейчас уютно и тихо. Утром такие заведения обычно пустуют и поэтому закрыты, но парни так часто сюда ходили, что хозяин решил открыть паб в качестве исключения. Это их последний день в Германии. Она провожает их солнцем, хотя наверное было бы менее грустно, если бы лил дождь. Потому что остаться хочется неимоверно. Тэхен буравит недовольным взглядом своего мужчину, который внезапно окунулся с головой в телефон. Сидел с серьезным лицом и сосредоточенно печатал что-то. Хочется напомнить, что они обещали не думать о работе и о космосе эти две недели, но Ким понимает, что их отдых подходит к концу, а неизбежное возвращение домой скоро. И космос с работой тоже, к сожалению, очень скоро. Он не был эгоистом, который бы закатывал из-за такого истерики, ведь прекрасно понимал почему Чон волнуется и постоянно проверяет с утра телефон. Им предстоит снова встретиться с огромной Вселенной лицом к лицу уже через три дня, а время - оно так скоротечно, что они оглянуться даже не успеют, как все пролетит. Ким накрывает своей ладонью чужие пальцы, лежащие на столе, показывая, что он тут, рядом. Чонгук больше не один и ему не нужно одному решать свои проблемы. — Что-то случилось? — все таки спрашивает пилот, на самом деле его не особо интересует случилось ли что-то, но поведение Чонгука его интересует больше всего на планете. — Кроме взрыва объекта - нет, но это не значит, что все хорошо. Хочу попросить Хо узнать больше о Чимине, — отрывает взгляд от телефона, смотря в неспокойные глаза напротив. В них буря, ураган, тревога. — Думаешь он может быть причастен? — К самому взрыву - вряд ли, а вот к тем, кого он за ниточки дергает - возможно, — то, что Чимин подобие кукловода они поняли давно. Вот только осталось выяснить масштабы его игры и количество марионеток. — Ты не думаешь, что как-то странно просить хакера о таком? — спрашивает Тэхен, полагая, что полномочия Хосока заканчиваются на взламывании чьих-нибудь компьютеров. — Лилит, этот парень в прошлом следователь высшего ранга. Почему ты думаешь на него ищейки охоту начали? Он лакомый кусок с мозгами, который пригодился бы каждому. Глаз Бога - все видит, все знает, всем правит. — Любопытно, — усмехается Ким, в глазах искры загорелись. Чонгук лишь щелкает пальцами по чужому носу, вызывая мягкую улыбку и снова устремляется взгляд в телефон. Пока они ждут завтрак Чонгук так и не отрывался от телефона, это не особо бесило, ведь понимание и чувство опасности не отпускали. Домой вообще возвращаться страшно, придется окунуться в рутину и вернуться в космос. Спустя долгие пять лет. Тэхену на самом деле очень тревожно, он пытался не думать так много об этом, но мысли сами собой лезут. Каждый день лезут, перед сном, при пробуждении, в душе, на улице - всегда. Он смотрит на голубое небо и хочется расплакаться, настолько тревожно. Рядом всегда Чонгук - это помогает, с ним не так страшно, с ним даже спокойно. Мысль, что Чон и в страшном космосе будет с ним - лучшее успокоение. Но если Чонгук будет с ним и в космосе, то это означает, что у пилота будет приоритет во всей Вселенной - это уже плохо. Как говорилось ранее, в космосе не бывает приоритетов. Их иметь - недопустимо. Выбор сразу падает на спасение одного человека ценой всего человечества. И если у Чонгука огромный синдром спасателя, то у Тэхена такого нет. Он эгоист, он жадный, он влюблен. Будет думать только о себе, о том, что лично ему одному дорого. О Чон Чонгуке. Приоритет - он всегда один, а Тэхен любит только одного человека из всего человечества. Это разобьет ему сердце, обязательно, но не сегодня. Сегодня он выводит шариковой ручкой на бумажной салфетки буквы, означающие для него куда больше остального мира. Когда Ким сказал про татуировку, то он не шутил, а уже тогда был записан на процедуру, но хотелось сделать Чонгуку небольшой сюрприз. Ведь знает, как много для того значат рисунки на теле. В них душу вкладывают, отображают то, что действительно важно. И Тэхен изобразит. Телефон откладывается на стол, когда официант приносит ароматные белые сосиски. Это их фирменное блюдо и в этом заведении они вкуснее всего. Чон поднимает глаза, встречаясь с чужим изучающим взглядом. Ему очевидно, что пилот что-то затеял. Очередная игра из которой победителем выйдет не физик. — Что ты задумал? — спрашивает Чонгук, а губы растягиваются в нежную улыбку. — Знаешь, это так необычно - видеть, как ты с серьезным лицом и холодным взглядом прожигаешь бедный телефон, а потом так смотришь на меня, — растягивает слово «так» в своей привычной хищной манере. — «Так» это как? — «Так» - это словно я единственное, что тебя волнует. Так жадно, так нежно, так безумно, — «так влюбленно». — Ты правда единственное, что меня волнует. В целой Вселенной меня волнуешь исключительно ты, Тэхен, — делает вдох, смотрит куда-то в душу. Метит в сердце - попадает. — Я сделаю абсолютно все возможное, чтобы ты был счастлив. Тэхену истошно кричать хочется, потому что Чонгук говорит только про него. То есть он не будет счастлив? Что это значит? Если он сделает все для пилота, то почему о себе молчит. Слезы начинают сжечь глаза, осознание приходит слишком быстро. Чонгук знает что-то, чего не знает сам Ким. И это знание, видимо, его убивает изнутри. Никаких «мы» в будущем нет, есть только Ким Тэхен. Хочется закричать на него, сказать, что он ошибается, они будут счастливы. Вдвоем. Но смотря в чужие глаза, понимает, что нет, не будут. Глаза Чонгука, его глубокие, пронизывающие до глубины души глаза - молчат, волны стихли, он смирился. Смирился с тем, что исчезнет. Ком к горлу незамедлительно подкатывает, Тэхену кажется, что если вдруг Чона не будет рядом, то он непременно задохнется. — А ты? — выть хочется от этого вопроса, потому что даже по чужому взгляду понятен ответ. Хочется уши руками закрыть, спрятаться, не слышать. Когда Чонгук двигает губами в попытке ответить, те дрожат. А у Тэхена сердце дрожит. — А я… Я буду счастлив, зная, что счастлив ты, — в переводе «я исчезаю и ничего не могу с этим сделать». Прости меня. Что-то разбивается вдребезги. Оба это слышат, но чувствует осколки у себя в грудной клетке только Тэхен. Космос снова забирает у него все, что он любит. — Как ты не понимаешь?! — срывается на крик Тэхен, он психует, поднимаясь изо стола, резко кладя на него руки. — Без тебя - я не буду счастлив! Ты серьезно думаешь, что скроешь от меня правду, а я потом буду веселиться, зная, что тебя нет?! Нет со мной. Я чувствую, что ты не договариваешь. Не ври мне, пожалуйста, Гу. Умоляю тебя, не ври мне сейчас! — молит его Тэхен, ему так страшно потерять снова. Потерять того, кого любит. — Я никогда не врал тебе, ни единого раза, Тэхен. И не скрывал, — признается Чонгук. — Мы не можем до конца знать исход, которого еще не было. Не знаю правда ли я исчезну и мне тоже, поверь, страшно. Безумно страшно тебя потерять, — он кладет руку на чужие дрожащие пальцы. — У меня слишком плохое предчувствие, давай не полетим, пожалуйста. — Мы не можем бросить миллиарды людей на произвол судьбы, они надеятся на нас. «—Просто хоть единожды выбери не Вселенную, а одного человека, Чонгук.» Чонгук снова делает неверный выбор. — Хорошо, мне нужно немного времени побыть одному. Я пройдусь, будь осторожнее, вернусь вечером, — Тэхен встает из-за стола и идет на выход, когда в спину стрелой прилетает признание. — Я люблю тебя, чтобы ты не надумал. Хочется выкрикнуть пылкое «я тоже, безумно.», но губы предательски дрожат, а языке онемел. Слова просто из глотки не выходят. Поднимает на физика грустный взгляд, выдавливая не малыми усилиями подобие улыбки. Вместо признаний снимает с вешалки чонгуково пальто, укутываясь с носом в него. Запах Чонгука успокаивает и это громче всех «люблю». Физик спокойно выдыхает, понимая, что на него не злятся, просто нужно время. Время, которого никогда нет.

***

«mein einsamer stern, ich bin für immer dein» Тэхен долго думал над своей будущей татуировкой, кажется большую часть жизни, но идея пришла к нему внезапно. В день их перелета, когда Чонгук сжимал его пальцы в своих и нежно целовал костяшки. Они тогда смотрели «Интерстеллар», на котором Ким из раза в раз плачет, потому что пережил такое на себе. И еще не раз переживет. Пережив адскую боль под ребрами от тысячи касаний тонкой иголки, смотрит на выведенную тонким шрифтом надпись. Почему-то улыбка не спешит примкнуть к губам, наоборот слезы скапливаются в уголках глаз. Напуганный тату-мастер сразу же спрашивает понравилась ли его работа Тэхену, потому что обычно клиенты не плачут. — Безумно понравилась, не принимайте на свой счет! Просто она напоминает мне о моем любимом человеке. — Мне так жаль, его не стало? — спрашивает с сожалением в глазах парень. И Тэхену выть хочется от немецкого «tod», означающего смерть. Потому что Чонгук жив и здоров, но совсем скоро его правда может не стать. А самое страшное, что причину Ким даже не знает. — С ним все хорошо, но ich könnte ihn verlieren. — Уверен, что вы со всем справитесь, ведь вы теперь «auf ewig». Что значит громкое «навечно». Тэхен кивает в согласии, закусывая губу, в попытках сдержать новый поток слез. Все будет хорошо. Он верит в это. До отеля идет пешком, вечерний воздух обдувает щеки, которые тут же прячутся в чужом пальто. Воротник пахнет древесным ароматом и на сердце сразу тепло и спокойно. Чонгук ведь прямо сейчас сидит в их номере, на их постели, ждет его. Тэхен сразу же прибавляет шаг, хочет скорее оказаться в любимых объятиях. Скажет, как сильно он скучал и как невыносимо было не ответить на признание. Тысяча слов в горле замирают, когда пилот подходит ко входу в отель и видит его. Курящего свои неизменные Лакки Страйк и вглядывающегося по сторонам. Сразу все звуки жизни затихают, он слышит только биение чужого сердца. — Я скучал, — признается Чонгук, целуя чужие красные щеки. Обдает своим теплом, уберегает от кусачего мороза. Сколько он тут простоял? Ведь не знал, когда Тэхен вернется. В сердце что-то колет. Все слова, которые хотелось сказать - исчезают мгновенно. Слезы сами снова стекают по щекам. Боль никуда не уходила, она пряталась, но недолго. Чонгук сцеловывает мокрые дорожки с щек. Раны исцеляет собой. — Пожалуйста, не плачь. Я не могу вынести твоих заплаканных глаз - мне больно, — шепчет Чонгук в самое ухо, целуя ушную раковину. — Один человек посоветовал мне наслаждаться мгновениями, собирать воспоминания. Я не хочу, чтобы они были грустными, пока я еще могу сделать тебя счастливым. — Ты даже сейчас говоришь так, будто умираешь. Как я могу радоваться? — Но я ведь не умираю. Вот он я, стою перед тобой, живой и влюбленный, — и Тэхен ему верит, он целует любимые губы, зарываясь пальцами в кудри. Если на рану наклеить пластырь, то она не пропадет моментально, ее хотя бы не будет ничего больше тревожить и она станет незаметной. Тэхен клеит сотни пластырей на их совместное будущее. — Я хочу тебе кое-что показать, пойдем, — хитро улыбается пилот, хватая чужое запястье и тащит за собой в отель. Шторы плотно закрыты, а единственный свет исходит от ночника над кроватью. По комнате разливается немного даже интимный теплый свет. Чонгук нервно стучит ногой по полу, сидя на постели и ждет пилота, который умчался в душ и приказал ждать. Вот он и ждет. А когда слышит скрип двери ванной комнаты, то почти подрывается вперед, но сильные руки сажают нетерпеливого обратно на матрас. Тэхен в одном халате стоит перед ним, а татуировка, словно жжется от предвкушения быть показанной. Он аккуратно дергает за мягкий пояс, придерживая края халата, чтобы не так быстро раскрыть свою шалость. Чонгук выжидает, но терпения так мало, когда дело касается его Лилит. — То, что ты сейчас увидишь - безумно важно для меня, — подготавливает его Тэхен, беря чужие ладони в свои и направляя к краям халата. Заставляя открыть и увидеть. Чонгук немного выжидает, сохраняя интригу. Приоткрывает совсем чуть-чуть, но красный участок кожи с пленкой тут же бросаются в глаза. И тут все терпение улетучивается со скоростью света. Резко дергает ткань в сторону, жадно впиваясь взглядом в надпись на ребрах. Такую аккуратную, написаную курсивом отчего-то знакомого почерка. — Что это означает? — тихо спрашивает, не сводя взгляд с татуировки. — «Моя одинокая звезда, я навечно твой», — в тон говорит Тэхен, делая это мгновенье сокровенным. — Это же? — взгляд поднимает к родному лицу, а пилот нежно улыбается. — Это же про меня? — Нет, блять, про Сириус. Конечно, про тебя, Чонгук! — надуто бурчит, когда его валят на постель и начинают целовать. — Навечно мой, — подтверждает, терзая чужие губы. Любовь из флакона развеяли по воздуху, она легкие заполняет. У этого «навечно» срока годности нет. И не будет до конца чертовой Вселенной.

***

10 ноября, 2230 год. Великобритания, Лондон. Утро можно было бы назвать превосходным, если бы дверь не вылетела из петель, оглушая грохотом всю квартиру. Чонгук резко подрывается с постели, смотрит на Тэхена, который все еще сопит в подушку, укрытый до макушки толстым одеялом. Облегченно вздыхает, отмечая про себя, что впервые рад тому, что Ким спит так крепко, что пушечным выстрелом не разбудишь. Все таки тревога чуть-чуть поселяется в горле, Чон хватает всегда заряженный пистолет, лежащий между кроватью и стеной, выходит в коридор. Слышит движение где-то на кухне и уже выставляет руки вперед, направляя дуло на чью-то светлую яркую макушку. Парень на его кухне поедает новую упаковку чипсов, которые Чонгук вчера купил для пилота. Тот оборачивается, пара глаз натыкается на полуголого Чона, который тут же теряет серьезность. — Пиздец, бро! Это что за номер?! — откидывает от себя чипсы, стоящий перед ним Чон Хосок. Тот возмущен таким «теплым» приемом, а Чонгук откладывает оружие на стол, заливаясь смехом. — Откуда же мне знать было, что это ты приперся, урод? — у них шуточные колкости - высший уровень дружбы. Оба считают, что если бы не слали друг друга, то настоящими друзьями никогда не были. — Я навестить тебя приехал, а ты вот так! Ну, конечно, я мог бы предупредить заранее, чтобы ты дожидался меня, накрыв поляну, но это ведь так скучно! — разводит руки в стороны, одаривая яркой улыбкой. — Да, а у тебя ведь шило в заднице, — налетает на друга объятиями, хлопая пару раз по плечу. За своими воплями они не слышат чужих тихих шагов - этим обезьянам удалось разбудить даже крепко спящего Тэхена. Который стоит в дверном проеме кухне с нечитаемыми эмоциями на лице и пистолетом в руках, а выдает лишь: — У вас что семейное? — спрашивает Хосок, поднимая руки над головой. — Ебать, это что за кадр? — количество шока не подсчитать. Может стоило считать не в «шоках», а в чем-то более нецензурном. — Мы тебя разбудили, Лилит? — спрашивает резко сменившимся на нежность голосом Чонгук и ответ получает злобный кивок. — Извини, я приготовлю тебе что-нибудь вкусное на завтрак. — Это что за милое создание? — спрашивает с прищуром блондин, снова налегая на пачку чипсов. — Это милое создание выстрелит тебе в голову и не дрогнет, — с гордостью заявляет Чонгук, обнимая пилота за голые плечи. Забирает у него пистолет, кладя рядом со своим на стол. — Тэхен, знакомься - Чон Хосок, он же Глаз Бога, он же мудак, съевший твои чипсы, — Хо сразу же отбрасывает от себя пачку, словно не при делах, натыкаясь на злобный взгляд кудрявого сонного парня. — Хосок, знакомься - это Тэхен, мой любимый человек, — после такого заявления блондин присвистывает и тянет руку для рукопожатия. — Будем знакомы, Герда, растопившая сердце Кая, — кидает взгляд на хмурого от сравнения Чонгука и Тэхен в ответ улыбается, соединяя руки в рукопожатии. Сколько физик помнит Хосока, тот всегда был взбалмошным. Никогда никого не слушал и делал, как ему хочется. Не носил с собой оружие, говоря, что если батюшка Бог решил прибить его, то он примет это с радостью. И именно этот человек никогда не был на грани смерти, потому что не боялся ее и готов был принять мир Аида. У него всегда были покрашены волосы. До знакомства с Чонгуком и до того, как узнал о его дефекте были всегда яркие цвета по типу: фиолетового, ядерно зеленого и красного, но когда он в очередную свою покраску спросил о том идет ли ему этот цвет и получил в ответ: «Не знаю, для меня он серый», то сразу же прекратил краситься во все цвета радуги, выбирая только пепельно-серый, белый, либо черный. Дружба - шутка такая, не скажешь, но сделаешь что-то для своего друга, что ему будет действительно важно. И Хосок сделал мелочь, но ему показалось, что это правда ценно. Ему было важно, чтобы Чонгук не чувствовал себя бракованным, когда хакер спрашивал, как ему новый цвет волос. Все таки, как много можно сказать и не проронив ни слова. Хосок раскладывает какие-то бумаги на столе, поедая яичницу, которую Чонгук заботливо сделал для Тэхена. Кажется, у этого парня пунктик на доедание тэхеновой еды, но это не злит, это забавно. — В общем, что мне удалось узнать: Чимин - имя выдуманное, его нет ни в одной базе и я вообще не знаю, как его допустили, — озвучивает Хосок, кладя распечатку настоящего паспорта Пака, где у него бразильское гражданство и имя «Диего». — Думаю, также, как и меня взяли с дефектом - купленные справки, — спокойно говорит Чонгук, тем самым удивляя Хосока. — Он знает про дефект? — спрашивает хакер, бесцеремонно тыкая пальцем в Тэхена. — Конечно знает, — как само собой разумеющиеся говорит физик. — Парень, он в тебя правда по уши влюблен! — присвистывает Хосок, ловит тут же теплую улыбку Кима. — Но с Чимином не самое главное, — Хо замокает, выдвигая вперед вторую распечатку. Это с камер объекта, которые успешно были взломаны еще до взрыва. У Чонгука в глазах темнеет моментально, голова кружиться начинает. Он задыхается. На листке отчетливо видно мужчину лет тридцати, а на лице шрам в виде иероглифа, означающего «любовь». — Объект взорвал Юнги.