Обратная сторона медали

Апрель       — Где я ещё могу найти тебя в воскресенье утром, к тому же через два дня после чемпионата мира, а? — слышу голос Ольги, разнёсшийся эхом в пустом зале, и пугаюсь, не ожидая, что здесь будет кто-то ещё. — Такая ты у меня трудяжка, Анечка.       После возвращения с соревнований я словила джетлаг. Ну ещё бы, разница во времени между Сеулом и Лос-Анджелесом аж семнадцать часов. Собственно, я ещё не адаптировалась, поэтому поспала совсем немного, проснулась вроде бодрой, прошаталась по квартире с чашкой кофе под фон из сериала и поняла, что лучше я проведу это время с пользой, и отправилась в тренажёрку. Я слишком несобранная сейчас, чтобы выйти на лёд, поэтому лучше пусть будет хорошее ОФП. Всё же надо как-то согнать лишние калории, наеденные за последние дни. После гала-шоу я оторвалась, два дня ела всё подряд: рамен, мясо токпокки, всё странное и непонятное из меню, и единственным спортом было хождение по магазинам.       — Скучно было, — делаю скорость дорожки медленнее, чтобы было удобнее разговаривать.       — А я сначала к тебе поехала, хотела кое о чём поговорить. Я к тебе полчаса ломилась, думала, ты спишь, и телефон у тебя выключен. Потом поняла… — она садится на скамью неподалёку.       Ольга забавная. Она никогда не была строгой, позволяя мне упражняться в своём темпе, строить планы, контролировать процесс. Во всяком случае, она не похожа на тренеров, с которыми я работала ранее. Для неё я звезда, украшение коллекции и огромная надежда, ведь до этого её подопечные особо не добивались успехов, и я всего лишь третья спортсменка, которая выигрывает крупные соревнования.       Правда, сработались не сразу. Я долго вливалась в команду, привыкала к ней и к другим специалистам. Я не понимала, что наставник способен быть не требовательной ледышкой, а кем-то более мягким. Ольга тоже сначала не могла совладать с моей придирчивостью к самой себе. Ссора на ссоре, я уходила с её катка на общественный, она меня жутко бесила, сложно было вообще считать её тренером. А потом в пылу очередного скандала я на эмоциях призналась, что на самом деле стояло за моим переходом, и наши отношения изменились. Возможно, нужно было поговорить по душам раньше, но когда я только приехала в Калифорнию, было не до того, я буквально заново собирала себя по кусочкам, и обсуждать все тяжёлые события того периода не хотелось.       Моя откровенность стала решающей. На первых соревнованиях после объявления о трансфере она сделала так, чтобы до меня не добрался ни один журналист. Нашла специалистов, которые поставили мне новые шикарные программы. И мы стали разговаривать, нормально так, по душам, даже на ты, несмотря на возраст и статус… Она никогда не любила это псевдоуважение старших и просила быть честной. Я и была, точнее, старалась. И этот сезон мы провели в полном взаимопонимании.       — Ну не за чаем же ты пришла, — усмехаюсь я. — Значит, у тебя есть дельце.       — Допустим, — хитро улыбается тренер, и я уже мысленно гадаю, что она хотела мне сказать. Ставить программы мы будем позже, а во всяких шоу я участвовать отказалась, так что вариантов нет, и это любопытно. — Какие у тебя дальнейшие планы? Всё-таки теперь ты свободна…       Чемпионат мира, главный старт года, подошёл к концу, а это значило, что кончился сезон, а с ним и моё заключение в сборной России. Официально перевод летом, в трансферное окно, однако больше никаких соревнований не будет, поэтому последние месяцы уйдут на формальности. И то Ольга сказала, что по факту ничто не может помешать моему переводу — слишком много вложено, слишком глубокие связи пришлось затрагивать, чтобы всё это состоялось.       Год выдался неплохой. На чемпионате России обидная и несправедливая бронза, зато на первенстве Европы взяла золото. А вот мировой выиграть не получилось: у соперницы программа была чуть сложнее, и откаталась она хорошо, так что серебро, здесь ничего не поделаешь. Помимо этого, два золота с этапов Гран-При, ещё одно серебро с финала, похвальная грамота об участии с Кубка России за шестое место — там я совсем не старалась и сорвала два прыжка в произвольной, скрутив четверной флип и тройной аксель фиг пойми во что. Завалить это соревнование стоило хотя бы ради комментариев в сети: издёвка на издёвке. Зато потом был чемпионат мира, и там все эти злобные диванные критики поутихли.       — Немного передохну, а потом будем думать над программами. Наверное, ничего нового я сделать не смогу по прыжкам, но пусть тогда прокаты будут запоминающимися. Надоело кататься под классику, хочу чего-нибудь новенького, а ещё…       — Это успеется, — мягко прервала меня Ольга. — Но я бы хотела, чтобы ты показала себя кое в чём другом. Никогда не думала насчёт наставничества?       Я споткнулась на дорожке и едва удержалась на ногах, схватившись за поручни. Не то чтобы меня это так удивило и поразило, однако подобным я не занималась. Учили меня, а не я кого-то. Георгий Борисович не поощрял особо, когда мы тренировали друг друга, мол, ставим неправильную технику и тратим время на посторонних, а не на себя.       — Готовишь меня к завершению карьеры? — присаживаюсь к ней и достаю из сумки бутылку с водой.       — Нет, что ты, Ань, — возмутилась она. — Просто подумала, тебе такое интересно.       Хотя порой мне кажется, что Ольга то ли не понимает, то ли специально игнорирует некоторые черты моего характера.       — Пока я сама катаюсь, то нет, — я не могу контролировать кого-то, кроме себя, зачем мне другая фигуристка? Воспитывать соперницу? Пф-ф, да ну. Пожалуй, воздержусь. — Потом, может быть. А может, и нет. Вместе с Грин-картой мне обещали и спортивную стипендию в Калифорнийском. Так что планы есть.       — Я не хочу, чтобы ты кого-то учила, ты просто была бы ролевой моделью для другой, более младшей девочки. В моё время это называлось шефство над отстающими: отличников сажали с двоечниками, и те становились лучше, видя положительный пример.       — И как, работало? — с усмешкой поинтересовалась я, разминая стопы.       — Не всегда, но мне бы хотелось, чтобы ты попробовала, — она продолжает не замечать мой снисходительный тон и равнодушие. — Есть девочка, ей четырнадцать… Очень перспективная, но, как и все американки, ленивая, за осознанность и всё такое. Жаждет результат, но не желает, чтобы на неё давили.       — Много хочет.       Ольге я была интересна как фигуристка, потому что меня воспитывали в духе жёсткой российской школы, и я понимала важность каждой тренировки и результата. В Америке с этим сложнее, и она зачастую материла спортсменов за отсутствие должного упорства и мотивации.       — Она зациклена на себе, снимает тик-токи на тренировках чаще, чем отрабатывает вращения. Твой пример может положительно на неё повлиять. Вдохновить, скажем.       — Ты её, значит, не вдохновляешь?       — Я старая кошёлка, которая свой последний тулуп делала, ещё когда был Союз. Двойной причем. Она меня слушает, но не слышит…       — Ну так выгони её.       Я пока не думала о том, что будет, когда я закончу кататься, хотя понимаю, что это может случиться совсем скоро. Но не уверена, что из меня получится тренер. Я нетерпеливая, категоричная и своенравная, зачастую другие фигуристки меня раздражают, особенно те, что младше, за свою спесь и неуважение к окружающим.       — Родители платят мне деньги. Плюс она перспективная: у неё получаются четверные, но нестабильно. Это нужно исправить, чтобы был результат.       Много хочет. Но я ей такое не скажу, как минимум из уважения и потому, что это её работа.       — Пусть она потренируется вместе с тобой, посмотрит, — продолжает гнуть свою линию тренерша. — Может, она увидит, как ты работаешь, и вольётся в нужный мне ритм. К тому же тебе не помешает подружка.       Ага, особенно соплячка на пять лет младше.       — Неа, — отмахиваюсь от этого предложения. — Ни за что.       — А может быть, ты хочешь что-то взамен, скажем, я приглашу Ричи Кордена ставить твои новые программы?       Я было уже собиралась встать со скамейки и продолжить тренировку, но, чёрт, Ричи — это сильно. Более дорогого и занятого хореографа-постановщика и представить трудно. То, что он делает, сравнимо с постановками Большого театра… Я просила пригласить его ещё в прошлом году, однако время было упущено: его забукили другие фигуристы. И если Ольга мне это сейчас предлагает, значит, она либо уже договорилась, либо находится в финальной стадии обсуждения.       — Но это только на время каникул, — это был последний гвоздь в гроб моего спокойствия, однако, возможно, мелкая отвалится сама раньше. — Когда пойдут соревнования, мне будет не до неё.       — Договорились. Завтра в полдень, — а Ольга довольна, добившись своего, и большего ей, в принципе, не было нужно, поэтому её дальнейшее присутствие на моей тренировке бессмысленно. Она уходит. А я остаюсь в смешанных чувствах.       Впервые за время нашей совместной работы Ольга ставила мне условия, а не я ей, и это кажется непривычным. Весь год она говорила «ладно, давай», а теперь настала моя очередь. А я ведь так не хотела, рассчитывая, что она и дальше позволит всё контролировать.       Больше не дам ей себя прогибать. Это в первый и последний раз.

***

      На следующий день просыпаюсь в пять без будильника и иду бегать. Утренняя пробежка — святое дело и, наверное, вот как для меня выглядит идеальная психотерапия. Даже музыки не надо, достаточно шума океана. В Москве так не побегаешь, рядом с домом был дурацкий парк, где чаще выгуливали собак и детей, поэтому туда я не совалась, а просто по улицам — это такое себе, прохожие мало того, что мешают, ещё и смотрят, как на дауниху. Здорово было бегать по побережью в Сочи, но так удавалось пару раз в год всего лишь, на сборах. Поэтому, когда выяснилось, что я живу рядом с пляжем, стала реже пользоваться беговой дорожкой, даже решив не покупать её в квартиру.       На улице едва светает и ещё прохладно, но мне хорошо, я даже не думаю о сегодняшней тренировке, больше залипаю в окружающий мир. На удивление я совсем не одна такая пришибленная, кому по утрам не спится. До толп в московском метро, конечно, далеко, однако нельзя так легко отвлечься, иначе можно влететь в такого же бегуна.       Как я сейчас.       Волна прилива едва не залила мои кроссовки, я отскочила вбок и врезалась в бегущего неподалёку мужчину, сшибив его с ног и упав на него же. Неловко, пиздец.       — Извините, извините, пожалуйста, — быстро поднимаюсь и, даже не отряхнувшись, подаю руку ему, пытаясь понять, не нанесла ли я ему какую-нибудь травму. Посмотрев на его лицо, я тут же руку одёрнула. — Я не…       Чёрт. Во второй раз это уже смешно. Джаред Лето, опять? Лос-Анджелес — такая маленькая деревня, что я умудряюсь встретиться с ним вновь? И он, похоже, тоже меня узнал. Лучше бы я врезалась в Тимоти Шаламе. Хоть какое-то разнообразие. Или в канадца Ленни Сандерса, который тоже живёт в Лос-Анджелесе и тренируется у американского специалиста, — самый лучший вариант, с ним хотя бы есть что обсудить.       — Ой, а я тебя помню, — он встаёт и отряхивается от песка, вроде как больше ничего плохого это падение ему не принесло. — Мы с тобой вместе летели пару месяцев назад. Я правда забыл, как тебя зовут. Может быть, мы…       — Ты и не спрашивал, — пожимаю плечами, перебивая. — Ладно, если ты в порядке, то я дальше побегу. Ещё раз прости.       И я, ускорившись, побежала вперёд не оглядываясь. Будто спринтерша, а не фигуристка. Глупо, наверное, смотрится со стороны, но это показалось мне самым правильным решением. После того совместного полёта он мне неделю снился. Мне не понравилось. Мне не хотелось, чтобы меня что-то отвлекало сейчас, даже когда до начала крупных соревнований ещё есть время. Я не собиралась тратить эти месяцы на отдых, надо было начинать готовиться к Олимпийскому циклу. Лишним эмоциям не место в моей жизни, они должны быть в прокатах.       Пробежка испорчена. Когда понимаю, что до моего дома слишком далеко и я оказываюсь в районе, в котором раньше не была, приходится свернуть с побережья в сторону городской черты. И там я уже вызвать такси и доехать до дома. До тренировки ещё достаточно времени, поэтому я неспешно завтракаю в ближайшем кафе, потому что не хочу готовить, и проваливаясь в деструктивный онлайн-шопинг, конвульсивно скупая одежду для зала. Самообман, конечно, но слишком успокаивает, чтобы прекратить.       К тренировке я выползаю из магазинного коматоза. Хоть я и прихожу на каток раньше, однако всё равно я не первая. На льду уже разминается моя будущая конкурентка, иначе я её пока не могу никак назвать. На следующий год девочка сможет выступать во взрослых соревнованиях, и, если она столь хороша, как о ней отзывается Ольга, то вполне может столкнуть меня с пьедестала.       И нахрена я в это ввязалась?       По привычке рука тянется к браслету на левом запястье, я всегда теребила его, нервничая или задумавшись, но украшение почему-то не нахожу. Включилась тревога. Дурацкая цепочка с подвесками была подарена мамой сто лет назад, но я её практически не снимала, носила как талисман на себе или в спортивной сумке. И, как назло, он не зацепился за рукав, как обычно, и я не оставила его в сумке, браслета просто нигде не было. В безмолвной панике я перерываю вещи ещё раз и, не найдя ничего, бегу домой, надеюсь найти его там, но уже на пороге вспоминаю, что на утренней пробежке я упала и, возможно, браслет расстегнулся и потерялся на пляже.       Я написала в группу нашего дистрикта на Фейсбуке и историю в Инстаграме в надежде, что он найдётся. Да, с одной стороны, это мелочь, особенно после моих размышлений о том, что я сосредоточена лишь на спорте и большее сейчас только отвлекает. Однако практически все спортсмены суеверны. Счастливая майка, игрушка, брелок, ритуал — может быть что угодно. Каждый из нас по-своему болен, и эта компульсия делает мир чуть более спокойным, а давление менее сильным. Этот браслет был со мной примерно лет с четырнадцати, когда у меня начали появляться стабильно хорошие результаты на соревнованиях. Мама тогда за крупную победу добавляла по подвеске.       Ольга начала мне звонить, и это означало, что пора было возвращаться на тренировку. Только вот теперь выходить на лёд мне как-то страшно, впервые за долгое время. Потеря такой ценной для меня вещи кажется дурным знаком, а мне совсем нельзя расклеиваться и снижать планку только лишь из-за исчезновения браслета.       Придётся как-то справляться без него… Нет, я должна найти его во что бы то ни стало!