Новое начало: Выстрел в небо

***

Повествование от лица Джаспер

***

      Когда она уехала, моя хата снова погрузилась в пустоту и серость. Я смотрела на вставшие часы, будто ожидая, что они когда-то пойдут… Они остановились давно, да руки мои всё никак не доходили взяться за их починку.       Всё казалось, что нудный бубнёж Пери под боком скрасит мою жизнь, да не тут то было. Теперь и всё желание что-либо делать снова отпало…       Да, мне в самом деле не хватает кого-то, кто постоянно бы зудел под ухом. Звучит смешно, правда?       Видимо, я такая же поехавшая.       Но в этом есть смысл. В гордом одиночестве я живу достаточно давно, и, я считала, что так будет всегда.       Но я ошиблась, привыкнув к постоянному движению в съёмной квартире, где мы теснились с ней и с Джеймсом.       А что сейчас? Я снова выпиваю с пустыми стульями напротив, касаясь краем бутылки растения в горшке.       «За тебя, друг мой…»       Так длилось около недели… И эту неделю я изнемогала от желания поговорить с кем-то, ощущая потребность равносильной потребности выпить чего-нибудь да покрепче.       Любитель выпить. Выпить в одиночку. Ведь я вовсе не зависимая, правда? Это от скуки.       От скуки, от тоски… Многие так делают, и это нормально.       Просто каждый справляется с тоской по-своему.       И, хотя мне говорили, чтобы я призналась в том, что я начинающий алкоголик… Я не могла сказать себе правду. Вероятно, я не считала это правдой.       «Джаспер, ты алкоголик, просто признай это!»       Ни разу!       Но…       Ещё никогда я не ощущала себя так одиноко…

***

      В один из дней, когда я спала в своей комнате, на той половине, где когда-то спала Пери, мне показалось, что я слышала стук…       Возможно, мне это снилось… Я не придала этому значения, продолжая погружаться в сон, обнимая подушку да представляя, что она живая… Одушевлённая…       Но не тут то было… Стук стал настойчивее, тревожнее, громче…       И это привело меня в некое смятение, что кому-то понадобилось сорвать меня с постели… Нарушая покой и тепло, которое фантомно было со мной ещё неделю…       Я лениво поднялась, не взирая на проливной дождь за окном, что барабанил по стёклам… Мои волосы были похожи на небрежную гриву льва после сна.       Тряхнув головой, я направилась к дверям, бормоча и ругаясь себе под нос:       «Да кому я там понадобилась…»       Как только щеколда и замок освободили дверь, я рывком потянула её, готовая рявкнуть на нарушителя, но, увидев Пери, я не успела даже пикнуть, обомлев.       Она стояла передо мной: мокрая, подрагивающая, с чемоданчиком в руке, смотрела зажато и молчала.       Я внимательно осматривала её с ног до головы, изучая этот жалкий вид.       — Пери… — в растерянности выпалила я.       — М-можно пройти? — постукивая зубами, спросила она.       Я пару раз похлопала ресницами и молча пропустила напарницу внутрь, в душе ликуя, но снаружи выражая пренебрежение:       — Где твой зонт, обезьяна?       — Спешила, что забыла его… — фыркнула та, снимая с себя безрукавку.       — И зачем припёрлась? Твоих надолго не хватило? — нахмурившись, я подпёрла спиной стену подле окна.       — Молчи, горилла. Сама же пружинишь от восторга, что есть кого подоставать, верно? — она протёрла стёкла очков, о не менее мокрую рубашку, презренно смерив меня взглядом.       На моих щеках всплыл лёгкий жар. Я была в моменте от того, чтобы схватить её и крепко обнять.       «Ну, наконец-то, ты, зараза, будешь моей занозой в заднице!»       — Ещё чего. Я в тишине прекрасно себя ощущала. Пришла ты, мокрая, так ещё и права качать начинаешь.       Пери улыбнулась, промолчав, но взгляд тут же посерьёзнел, и она выпрямила спину так, словно собираясь отчитываться передо мной.       — Вообще-то я здесь не просто так…       — Выкладывай… — безразлично фыркнула я, не отрывая своих глаз от неё.       Пери замолчала, нахмурив брови. Её глаза метнулись в сторону, благодаря чему я увидела, что ей надо было собраться с мыслями, чтобы донести до меня информацию.       — Джеймс…       Без лишних слов я поняла, к чему она…       — Нужно вернуться в Германию… — продолжила я, не прерывая зрительного контакта. Напарница молча поддакнула, опуская мрачные глаза в пол.       — Чем быстрее, тем лучше.       — Насколько?..       — Мы не знаем, что с ним. Он не выходит на связь.       — И какого чёрта Салли не сообщил мне?       — Ты едва поднимаешь трубки, — фыркнула та, распуская часть своих собранных волос с целью вспушить их.       — Эй! Но поднимаю же!       — Если повезёт, — хмыкнула та. — Нам нужно взять билеты как можно быстрее… На ближайшее число, — с этими словами, она скрылась в ванной, закрыв за собой дверь.       С озадаченным видом я уставилась на дверь и слегка нахмурилась, потирая подбородок.       «Достать билеты… А почему Салли не позаботился об этом?» — одна и та же мысль крутилась в моей голове до тех пор, пока Дотт не окликнула меня:       — Э-э… Джасс?       — Хм?.. — отвлёкшись, я плавно направилась к двери, остановившись подле.       — Не одолжишь что-нибудь надеть?.. Я промокла до ниточки.       — Надеть… — я усмехнулась и прошла мимо в сторону комнаты, роясь в шкафу с небрежно уложенными вещами.       Взяв первую попавшуюся футболку, я снова прошла мимо, протягивая ей.       Цепкие тонкие пальцы схватились за ткань, утягивая через дверной проём.       — Спасибо… — смущённо ответила та.       Но моим ответом была лишь ухмылка. Я загадочно улыбнулась, оставшись стоять спиной к ванной и лицом к окну, наблюдая за каждой стекавшей каплей по стеклу.       Дверь противно заскрипела, и босые ноги пошлёпали по ламинату ближе ко мне.       Я развернулась, ненароком оказавшись к ней вплотную. А она стояла, глупая, смотрела снизу вверх в футболке, что была платьем да слетала с плеча.       — А ты меньше, чем я думала, — прыснула я, закрывая рот рукой.       — А то ты не знаешь! Джасс, сейчас не время для шуток! — шикнула она.       — Да, хорошо… — я улыбнулась шире, замеревши, продолжила рассматривать её физиономию…       — Джасс…       Одно её слово заставило меня снова разразиться сдавленным протяжным свистяще-хриплым смехом.       — Да-да… Извини. Просто ты такая… Мелочь…       — Джасс!       — Кхм! — я откашлялась в кулак, состряпав серьёзное лицо. — Билеты. Завтра утром… К-коллега…       Блондинка смолчала, важно развернувшись, чтобы удалиться в спальню.       Провожая её взглядом, я мягко закатила глаза, плавно приближаясь к двери в комнату, наблюдая, как она укладывалась в постель, ощущая себя, как дома.       — Чур я буду спать рядом. В прошлый раз у меня спина затекла валяться на диване.       — Как же ты спала в Германии… — съязвила та.       — То диван-кровать.       — В который ты понапихала крышек от пива, быдло.       Я ехидно ухмыльнулась и броском села на противоположный край кровати, заставив напарницу подлететь.       — Эй! — возмутилась она, прижимая к себе одеяло. — Ещё раз так сделаешь, и…       — И?.. — я перелегла на живот с вызовом заглянув в её глаза.       Девушка застыла, растерявшись… Но, попытавшись прервать паузу, она сощурила глаза, приближаясь к моему лицу.       — Ты опять пила…       — А что мне ещё остаётся…       — Ну, нет… Так дело не пойдёт! — фыркнула она. — Даже приближаться ко мне не думай, вонючка!       — Я и не думала, — фыркнув, я скривила рот в сторону, располагаясь удобнее и отворачиваясь. — Только я храплю, если что.       — Мне не привыкать, — вздохнув, пробурчала она, выключая светильник.       Когда комната погрузилась во мрак, единственное, что оставалось за тишиной ночи, это капли дождя, продолжающие отбивать по окну…       Комната наполнилась менее отягощающей атмосферой и душе моей от чего-то стало легче… Но появилась другая беда…       Джеймс…

***

      Утро было спешным, что я даже не успела позавтракать. Я помню, как мы стояли в аэропорту ближе к обеду, нервно ожидая нашу очередь. Больше всех переживала Пери, сжимая край жилетки и ручку чемодана, вот-вот готовая отломить её.       Когда последний человек перед нами купил билет, она моментально подлетела к авиакассиру, вцепившись в окошко.       — Есть ближайший рейс до Берлина?!       Девушка подскочила от внезапного возгласа Дотт, нервно оглядев нас двоих.       — Б-ближайший рейс сегодня ночью…       — Отлично, значит нам осталось прождать ещё пол дня…       В ответ на её бормотание я безразлично фыркнула, проворчав уже вслух:       — Я думала, Салли позаботится о том, чтобы самому достать нам билеты.       — Два билета до Берлина, пожалуйста, — Пери явно проигнорировала мои возмущения, вытащив крупные купюры из бумажника.       В какой-то момент я упустила из виду всю последовательность её действий, постоянно озираясь на электронное табло, отходя от огромного скопления людей.       Самолёты отбывали и прибывали снова и снова… Их шумные двигатели сливались с гулом разговоров и металлическим звоном багажа, катящегося по лентам. В воздухе висел запах кофе и свежей выпечки из кафе, но он был лишь фоном для тревожного напряжения, которое ощущалось в каждом шаге. Люди спешили, не останавливаясь, будто каждая минута была на счету, и, несмотря на повседневную суету, в этой массе не было ничего случайного. Взгляд на экран с перелётами вызывал краткие мгновения беспокойства — то, что еще недавно было частью буднего дня, теперь воспринималось как нечто важное, невидимое и глубокое.       Рядом с выходами стояли группы людей с тяжёлыми чемоданами, тихо переговариваясь или молча созерцая сцены прощаний и встреч. Часы показывали почти три часа…       Мой взгляд снова скользнул по таблу, оно мелькало яркими цветами, а слова «рейс задержан» или «перевод на другой терминал» становились всё более привычными, хотя каждый раз от них оставался странный осадок, заставляющий сердце чуть ускоренно биться.       Обычно я никогда не переживала эти мгновения, но сегодняшний день казался мне особенно волнительным, что от одной мысли возвращения туда, откуда мы бежали, заставляет ладони потеть.       — Джасс… — внезапное касание заставило меня одёрнуться.       Я обернулась к Пери, стоявшей подле меня. Её взгляд был всё также серьёзен и тяжёл, как перед важным жизненным испытанием, от которого зависела не её репутация, а сама жизнь.       — Что там?       — Билеты у нас.       — Чудесно, а документы? А безопасная переправа? Всё должно быть согласовано.       — Всё будет согласовано. Мы же отправимся к одному человеку, что по сути такой же агент, как и мы, и обеспечит нас всеми необходимыми вещами, включая поддельные документы, создав прозрачность нашего перемещения.       Я прищурилась, внимательно осмотрев её с ног до головы и шумно фыркнула, мотнув головой.       — Где мы будем шляться всё это время? Мотель далеко отсюда…       Пери осмотрела аэропорт и указала в сторону небольшого кафе, с намёком взглянув на меня.       — Кафе… — вздёрнув бровь, я снова глянула на неё, опуская голову, но не прекращая сверлить напарницу взглядом. — Серьёзно… Кафе. Ладно. Моя задница будет квадратной и без посиделок в самолёте.       — Тут практически негде гулять… — пожимая плечами, она плавно двинулась в указанную ранее сторону, оставляя выбор за мной.       Да выбор у меня был небольшой. Огромное скопление выводило меня из себя, а атмосфера вечного движения изрядно утомляла…       Куда же деваться…       Всё это время я сидела с ней рядом, пока она заново изучала карту Германии с подробным описанием маршрутов.       Пока её внимание было приковано к этому, я тихо откупорила крышку пива, сделав очередной глоток. Но стоило мне вновь примкнуть к ней взглядом, как я чуть не поперхнулась содержимым, встретившись с её до жути милым гневным лицом.       — Ты уже потерпеть не можешь?! Мы даже разобраться ни с чем не успели.       — Я… Я снимаю стресс! — фыркнув, я тряхнула головой, выпрямляя спину.       — Ну, ничего… Когда всё закончится, я тебя закодирую… — прошипела Дотт, презренно осмотрев бутылку, затем моё удивлённое лицо.       Я промолчала, опустошив бутылку, издевательски улыбнувшись в ответ. Но это не повлияло на моё внутреннее веселье и желание наблюдать за её потугами перевоспитать меня.

***

      Полночь. Самолёт. Сообщение на табло. Волнению не было предела, но на моём лице, будто высеченном из камня, не отражалось ничего.       Наше ожидание было долгим и утомительным, что я успела прогуляться по всему аэропорту, исключая возможности усидеть на месте хоть пять минут.       В какой-то момент из-за стресса и под градусом я даже не успела понять, как мы сели в самолёт.       Страх сжимал моё сердце, но чувство ответственности за друга, который, вероятно, попал в беду, возвращал с небес на землю… (Хотя мы и так и небесах)       — Такое чувство, будто ты нервничаешь сильнее, чем я, — тихо пробубнела Пери, краем глаза взглянув на меня.       Я дрогнула в ответ на её замечание и нахмурила брови, скрестив руки на груди.       — Конечно, а ты как думала? Там наш друг…       Девушка не ответила, как будто относясь с пониманием к моему волнению.       Она отвернулась, словно избегая лишних слов, но по её лицу я видела: она понимает больше, чем говорит. Молчание между нами стало напряжённым, но не неловким — оно как будто само по себе отражало тяжесть ситуации. Я вновь посмотрела в окно, за которым мерцали огни взлётно-посадочной полосы, растворяясь в ночной мгле. Мы действительно были «на небесах», но ощущение тревоги держало меня на грани — будто любая мелочь могла выдать мою неуверенность.       Я пыталась сосредоточиться, привести мысли в порядок, но в голове был хаос. Где он? Что с ним? Как мы вообще до этого дошли? Казалось, воспоминания о недавних событиях, что привели нас сюда, смешались в один сумбурный поток, а каждая минута ожидания становилась невыносимой.       Пери, видимо, заметила моё состояние. Она чуть сжала моё плечо — осторожно, словно боясь нарушить хрупкий баланс моего самообладания.       — Слушай, — наконец заговорила она, но её голос был тихим и немного усталым. — Всё будет хорошо… Правда…       Я кивнула, хотя внутри это звучало пусто. Я хотела ей поверить, но волнение буквально сковывало меня изнутри. И она говорила это так, будто сама не верила в подлинность своих слов. Каждое фраза, каждая мысль возвращала к нему, к Джеймсу, который, возможно, прямо сейчас нуждается в нас больше, чем когда-либо.       «Что, если мы опоздаем?» — мелькнула мысль, холодным уколом пробивая моё сознание. Я сглотнула и попыталась не показывать этого… Никогда не думала, что я вновь столкнусь с этими чувствами, обещая себе, что ни одна эмоция не пронзит моё лицо с застывшим ликом безразличия.       Стресс, что накапливался внутри меня, превращал в кучку мессива вместо сконцентрированной мысли… Оно, как буря с переменчивым ветром… Кидало в разные стороны, как шизофреника.       Она и подозревать не смела, что я ощущаю. Успокаивала меня, будто в первую очередь успокаивала себя, настраиваясь на то, что мы его так просто найдём…       Прилетели… И, вот он, стоит. Улыбается.       О, да, даже такие мысли посещали мою дурную голову.       Но… Не всё так просто…

***

      Берлин, декабрьское утро, холодное, как вся эта история. Бранденбургские ворота. Ещё не состоявшийся символ воссоединения народа по разные стороны баррикад. Эти ворота, пока что, просто старые камни, которые много раз видели кровь, стояли на стражу разделённых судеб и молчали. Я так же молчу, смотрю на них и чувствую, как что-то тяжёлое оседает в груди, но не даю себе время на размышления. Всё ушло… А на месте ушедшего, будь это эпоха, обязательно возникнет что-то новое. Новая эра.       В воздухе висит нечто, напоминающее отчаяние, упрямое, как сама эта стена, которая до сих пор чётко рисует границы. Границы, которые вот уже почти сорок лет невозможно нарушить. Пока одни — с той стороны, — считали себя героями, другие — с этой — помалкивали, но всё знали.       Сердце бьётся ровно, но под кожей напряжение. Я привыкла быть жёсткой, привыкла стоять, как камень, в любых ситуациях. Но в моменты, когда окружает тишина, когда холод пробирает до костей, то вдруг всё это нагружает меня ещё больше. Кажется, не столько тело устало от долгих дней, сколько душа, которая вот уже который раз пытается найти хоть какой-то смысл в этом всем.       Я дёргаю плечами, пытаясь согнать холод, хотя внутренний холод вряд ли когда-нибудь исчезнет. Слишком много переживаний свалилось на мои плечи, слишком много потеряно, слишком много боли. Я не верю в символы, но знаю, что даже камни могут стать орудием, если надо.       — Не зевай, — холодный и сосредоточенный голос напарницы привёл меня в чувство.       Я проследила за её важной походкой и сосредоточенным силуэтом, да цепкими руками держащими карту Берлина.       Она переживала не меньше меня, и эта аура была ощутима даже на расстоянии.       Я осмотрела остывающее сердце старой Германии и возрождение новой. На месте оставались обломки печально известной стены.       И все эти люди, хоть и испытывали подъём духа, глубокая рана на сердце будет заживать слишком долго, оставляя корочку с запёкшейся кровью.       Я шла за ней, наблюдая за каждым шагом. Она вела меня по центральным улицам и заводила за какие-то переулки, явно понимая, куда нам нужно следовать.       — Я, полагаю, ты всё знаешь, но до последнего держишь в секрете? — я недовольно фыркнула, изучая местность, которую ранее мне не удавалось досконально осмотреть.       — Нет времени объяснять, Джасс… Я сама мало понимаю, что нужно делать.       — Тогда каким же образом мы проберёмся на территорию «всё ещё существующей ГДР»? И почему это доставляет такие трудности? Стена пала.       — Ты задаёшь глупые вопросы, Джасс, — свернув карту, девушка поправила очки. — ГДР на последнем издыхании, как и Советский Союз.       — Выходит, эта гидра умирает?       — Можно и так сказать. И падение Берлинской стены значит многое…       — Любопытно, политика — это целая наука, а я тупая, как валенок, — усмехнувшись, я последовала за ней, посматривая в карту, которую она вновь развернула.       Но Дотт промолчала, даже не попытавшись переубедить меня.       Задело ли это? Возможно… Но мне было некогда задумываться об этом.       — Где-то здесь, — раздалось вдумчивое бормотание девушки.       Она выглянула из-за карты, осмотрев пространство. «Альте Шёнхаузер Штрассе» — место, которое, вероятно, она и искала, совмещало в себе современность и старинность архитектуры.       Когда Дотт двинулась к одной из множества дверей, находящихся в доме, я едва поспела за ней, по-прежнему отвлекаясь на местное окружение.       — Дотт! — улыбнулся мужчина, что стоял неподалёку и прикуривал.       Исходя из того, что он явно не был похож на немца, он был одним из агентов ЦРУ. Ещё один шатен с короткой стрижкой, который меня раздражал.       — Мэттью, — Дотт сдержанно улыбнулась, бросив краткий взгляд в мою сторону. — Не ожидала тебя здесь увидеть…       — Мэттью, Кевин… Сюси-пуси, скольких мужиков ты знаешь? — фыркнув, я тихо сквозь зубы пробурчала.       Она толкнула меня локтем и подошла ближе, пожав руку очевидному внегласному напарнику.       — Я здесь по заданию… Сама знаешь, напряжение с СССР ещё не спало, поэтому… Салливан предупреждал, что вы будете здесь. У вас операция по спасению, верно?       — Угу, верно… И не всё ясно, как предполагалось… — нервно усмехнулась та.       — Понял вас… — хмыкнув, он бросил окурок в урну, открывая дверь. — У нас тут квартирка арендована…       — Я бы не стала трындеть об этом налево-направо, — фыркнув, я последовала за ними, оказавшись внутри чистого помещения, напоминавшего коридорный подъезд.       Он отчасти отличался от типичного американского своей чистотой и архитектурной эстетикой… Но, возможно потому, что это центр, а не трущобы…       — Не переживай об этом, здесь никого нет.       — Ты не можешь знать наверняка.       — Джасс, — шикнула Дотт, но, при этом, она вынужденно согласилась с тем, что нужно сохранять тишину даже находясь на стороне ФРГ. — В любом случае, давайте помолчим ради нашей же безопасности.       — Да мы и так достаточно ляпанули, — я не сдержалась, в очередной раз съязвив.       Моему безразличию не было предела… Хотя оно было наигранно, и я попросту ломала комедию…       Не могу себе соврать, но приходится же, чёрт возьми.       Зайдя в небрежную квартирку, все вещи были скинуты… Отчасти она напоминала мастерскую, с другой стороны, фотостудию… А с третьей… IT-компанию с серверами.       В этой комнате работали ещё два молодых парня и одна девушка с тёмно-красными волосами. Встретив нас, она ярко улыбнулась, окинув Мэттью взглядом.       — О, ты привёл их.       — А как иначе? — он усмехнулся, помахивая рукой вглубь комнаты, — Ну, не стесняйтесь, заходите.       Пери оглядела светлую комнату, похожую на студию, и всё, что было вокруг, обратившись к агенту.       — И вы здесь обосновались? Уютно?       — Ты знаешь, немцы достаточно дотошны, но мы привыкли…       — О, мы тоже, — фыркнув, я слегка закатила глаза, вновь прислонившись спиной к пустой стене, осматривая всё достаточно отстранённо.       — Что ж… Значит, говорите, желаете кого-то спасать? Это кто-то из наших?       — Ну, не совсем… Но он мог бы быть одним из нас… — Дотт поправила очки, сводя брови в хмурой манере, подавляя признаки тревоги.       Я внимательно следила за ней, изредка встречаясь взглядом. Она обращалась ко мне, словно ожидая помощи в правильном подборе слов.       Что же тут сказать? Наш мальчик, кажется, попал.       — Знакомый? — Мэттью носился по студии, бешено перебирая все папки, окидывая нас озадаченным видом.       — Даже больше, — хмыкнула напарница, проследив за парнем. — За всё то время, что мы проработали вместе, он стал нашим другом… Членом нашей маленькой семьи.       — Мы вместе работали над «Делом #666»… — непринуждённо добавила я, отведя взгляд к окну, куда падало утреннее солнце, оставляя яркие следы на бежевых стенах.       — То самое дело?.. «Дрезденский демон»?! — воскликнула девушка, выглянув из соседней комнаты.       — Откуда вы… — прошипела Дотт, поворачивая голову к ней с удивлённым видом.       — Каждый второй ЦРУшник знает об этом. Это дело стало резонансным среди КГБшников. В таком маленьком городке… И оказаться не пойманной… Мощная дамочка… — на её лице сияла восхищённая улыбка, полная энтузиазма…       Она явно наблюдала за этим делом. Шаг за шагом…       — Правда, я так и не понял, чем всё закончилось, — вмешался Мэттью.       — Её, возможно, завербуют… — тихо буркнула я.       — Её? Убийцу? Серьёзно? — тряхнув головой, он озадаченно взглянул на коллегу, что активно пожимала плечами, кривя рот в сторону.       — Да, убийцу… У Салли с самого начала были планы сделать из неё козырь в рукаве американской пехоты, — ответила Пери, с умным видом поправляя очки.       — Она не убийца… — фыркнула я, ощутив щемящее чувство обиды.       Откуда?..       — Ты сама её называла «фашистской швалью»… — Дотт посмотрела в мою сторону, подпирая собой край стола. Её выразительные зелёные глаза выглянули из-под очков, устанавливая прямой контакт с моими.       — Я ошиблась в ней. Мне стоило раз взглянуть поближе и… Послушать историю Салли… — я усмехнулась, опуская глаза к полу.       — Почему я не знаю? — недовольно фыркнула напарница.       — Потому что не только ты такая особенная… — не упустив момента, я съязвила, ухмыльнувшись с оскалом.       Но Дотт в стороне не осталась. Только она хотела вставить слово, как между нами возник Мэттью, расставив руки.       — Так, девочки, давайте ближе к делу. Если вам надо спасать друга, то у нас не так много времени. Учитывая, что он перешёл дорогу КГБ, как я понял…       — Ладно-ладно. С чего нужно начать? — раздражённо пробурчала блондинка.       — Смена внешности, документы, сценарий…       — Сценарий… — посмеявшись, я оттолкнулась от стены, протягивая руку. — Давай…       — Что давать? — он вздёрнул бровь, с недопониманием осмотрев меня снизу вверх.       — Реквизиты для сценария.       — Ах, ты об этом. Подожди, всё не так просто. На это уйдёт не один день. Документы, пропуска… Минимум пол недели.       — Пол недели?! Это… Это долго! — воскликнула Дотт едва не выронив очки, вовремя попридержав оправу.       — Я понимаю, друзья, — выдохнул он. — Но вы же не хотите, чтобы вас скрутили на границе? Сейчас они особо не церемонятся.       Я заметно нахмурила брови и отвернула голову в сторону, выругавшись себе под нос:       — Опять где-то искать ночлег.       — Вовсе не обязательно, — улыбнулась девушка, мотнув головой в сторону закрытой комнаты. — Есть ночлег. Мы почти что арендовали весь первый этаж.       — Ох… — я прищурила глаза, бросив недоверчивый взгляд в её сторону. Постоянные сомнения пронзали меня, точно тысячи мелких ёлочных иголок. Вроде бы незначительно, но на месте не стоялось…       Хотелось броситься напролом…       — Ладно-ладно… — напарница также неохотно согласилась с этими условиями, она подняла чемодан и придирчиво осмотрела дверь, которую красноволосая девушка пошла открывать.       Когда дверь распахнулась, нас встретил скудно обставленный, но функциональный интерьер. Комната для ночлега выглядела весьма просто: ничего лишнего, никаких намёков на комфорт или украшения. Белёсые стены с едва заметными трещинами казались холодными, будто сама атмосфера здесь была пропитана скрытностью и дисциплиной.       В центре стояли две узкие односпальные кровати с серыми одеялами, аккуратно заправленными, как будто под линейку. Металлические каркасы кроватей выдавали их армейское происхождение, и, несмотря на то, что они выглядели неудобными, на них, вероятно, можно было выспаться после тяжёлого дня. (Но это не точно)       В углу комнаты находился маленький стол, покрытый старым, потёртым пластиком. На нём — разбросанные карты, пара записок, которые были тут же придавлены кружкой с остатками остывшего чая. Рядом, у стены, стоял простой металлический стул, который скрипел при каждом движении.       Узкий шкаф из светлого дерева выглядел так, словно его быстро перетащили из соседнего офиса. На его верхней полке стоял чёрный радиопередатчик, вокруг которого лежали аккуратно смотанные провода и наушники. На полу у шкафа лежал серый рюкзак, слегка открытый, из него торчал свёрток бумаги и пара предметов личного обихода.       У единственного окна висели тяжёлые тёмные шторы, плотно закрытые, чтобы внутрь не пробивался свет. Из-за них казалось, что за окном вечная ночь, и это усиливало ощущение замкнутости. Свет в комнате исходил от небольшой лампы на потолке, он был тусклым, почти давящим, создавая странную, гнетущую атмосферу.       Пахло старой древесиной и чуть заметной горечью дешёвого мыла, что добавляло ощущение временности. Это место не было домом, не предназначалось для постоянного отдыха — оно служило только временным укрытием, где можно было ненадолго перевести дух.       — Мда… В бункере Гитлера как будто даже получше… — промямлив, я осмотрела всё, что первым делом бросилось мне в глаза.       — О, да брось… Не санаторий, конечно, но для временного жилья сойдёт, — девушка усмехнулась, окинув комнату взглядом. — Здесь всё, что вам нужно для отдыха. Располагайтесь, я пока оставлю вас.       Когда дверь закрылась за нами, Дотт совсем слегка встряхнула плечами, оглядывая всё, что окружало нас.       — Выбирать не приходится, — с этими словами она заняла первую свободную кровать, осторожно присаживаясь.       Зато моя неуверенность буквально приковывала ногами к прохладному полу, и я не знала, куда себя деть. Ощущала ли я неловкость? Не знаю, зато я всё ещё ждала хоть какой-то дополнительной информации о местонахождении Джеймса…       Но понимание, что проблема поиска лежит на наших плечах, ни разу не радовала меня.       Я неудобно приблизилась к кровати Дотт, присаживаясь рядом, как будто так я ощущала мнимый покой.       Она не смотрела в мою сторону, но, очевидно, её мысли были наполнены теми же переживаниями, что и мои.       — Дотт?.. Раз уж мы застряли здесь на какие-то дни… Может… Переведём дух? Погуляем там… — я нервничала так, словно приглашала её на свидание, но это было вовсе не так.       Сначала Пери даже ухом не повела, но затем она удосужилась спокойно взглянуть в мои глаза и ответить:       — Хорошо.       Коротко и ясно.       Постой, она так легко согласилась?!       — С-серьёзно?..       — Да, у меня как раз в бумажнике остались марки… — она усмехнулась вытащив из кармана бумажник, рассматривая небольшую стопку купюр — Будет, что вспомнить, если останется мелочь…       — Подожди… Мне… Совсем будет неловко, если ты будешь платить за меня…       — Джасс, заткнись. Ты и так платила за меня, мы будем квиты. Я ненавижу быть нахлебником, — её мимика резко сменилась в сторону пренебрежения. Она смотрела на меня достаточно высокомерно, как бы это делала любая школьница, демонстрируя всю неприязнь, вытекающую ядом наружу.       Но это Дотт… А такая Дотт весьма типичная в моём понимании: зазнайка, зануда, местами та ещё заноза в заднице, но, между тем, именно её темперамент, а также ум проложили дорогу вперёд…       Я улыбнулась, понимая, что её ворчание и эдакое «высокомерие» ни капли не трогали меня.       — Ладно, — с этими словами я встала и тихо вышла из комнаты, неторопливо покидая штаб-квартиру, где всё ещё кипела жизнь.

***

      Шаги эхом отдавались по пустынным улицам, когда я и Пери вышли из квартиры. Мы оба были в тени, но уже не только в буквальном смысле. В Берлине, по обе стороны стены, с каждым шагом ощущалась тяжесть разделённости, как будто сама атмосфера этого города впитывала в себя его боль. В нашем случае нам оставалось только двигаться, и в этом движении было что-то ироничное.       Я замедлила шаг, вновь посмотрев на Бранденбургские ворота, величественные и беспокойные, как стражи на границе. Вдохнув холодный воздух, я почувствовала, как тяжело быть здесь — на этой разделённой земле, но в то же время всё вокруг как будто ожидало перемен.       Мы шли мимо тихих аллей, по пути к Тиргартену, который лежал перед нами, посеревший и обширный. Несмотря на обеденный час, парк не был совсем пуст — редкие прохожие, укрытые в тени деревьев, создавали ощущение, что город вроде бы живёт, но, в то же время, нет.       Он был похож на оазис среди бетонных джунглей. Высокие деревья, обнажённые в своей зимней красоте, как старые стражи, стояли вдоль аллей, их ветви скрипели от ветра. Я не могла не заметить, как всё вокруг напоминало о войне, но в то же время парк как бы пытался забыть о прошлом, пряча свою боль под опавшей гнилой листвой, но всё ещё не укрытой снегом.       Пери шла рядом, её кофейного цвета плащ слегка колыхался на ветру. Она ничего не говорила, но её взгляд был сосредоточен, как у хищника, который всегда на чеку. Мне было трудно расслабиться, но в такие моменты я привыкала, что чувства неважны. Задача — вот что важно. Мы шли вдоль одного из прудов, и я поймала себя на мысли, что даже вода в этом парке казалась холоднее, чем следовало бы.       Прогулка длилась недолго, но в этом городе всё кажется вечным. Со стороны мы выглядели, как беззаботные туристы, озабоченные кучей проблем, о которых никто и подозревать не мог.       Сам парк обладал особой атмосферой недосказанности. Не думала, что, находясь в этом месте, мне захочется включать метафоричность, к чему я не привыкла.       А вы думали… Я обезьяна необразованная? Не дождётесь…       Тропа тянула нас за собой в неизвестность… Немецкий быт американцу был чужд… Но за это время Германия, как будто бы стала вторым домом, переживая её боль и разрыв…       Экономический разрыв, социальный разрыв…       Наконец пешая прогулка завершилась тем, что Пери неожиданно приземлилась на лавочку напротив пруда и тяжело вздохнула, откидывая голову назад.       Я осторожно села рядом, ожидая, что напарница что-то скажет, но… Все слова улетучивались вдумчивым видом в серое бескрайнее небо.       А меня тянуло смотреть за ней, изучать её жесты и эмоции…       И две эмоции боролись во мне: я и презирала, испытывая желание к постоянным насмешкам в её сторону, и уважала… А возможно, отчасти, нуждалась в ком-то, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся внутри.       — Дотт…       Она промолчала, но откликнулась взглядом, опуская веки в недовольной манере.       — Знаешь, мы с тобой похожи…       — Чем это?       — У нас у обеих шрамы, которых мы стеснялись. Мы обе, отчасти, одиноки…       — У меня семья… — отрезала девушка, отвернув голову.       — Несомненно, ты счастливая… А у меня… — я усмехнулась и слегка присогнулась, рассматривая асфальт в дождевых разводах. — Семьёй стали вы…       — Мы?.. — неожиданно резкий тон сменился на более смягчённый и, отчасти, даже удивлённый.       — Вы… Ты, Салли, Джеймс… Возможно, даже Елена…       — Я… — на выдохе повторила блондинка.       Я повернула голову в её сторону, улыбнувшись как-то криво. Её брови сдвинулись в погрустневшей манере, но за грустью показалась улыбка… Улыбка сожаления и какого-то понимания.       — Джасс… — девушка подвинулась ко мне, тонкими пальцами касаясь спины.       И это заставило меня дрогнуть, ощущая через свитер прохладу её руки… Я смотрела за ней в неком напряжении… В напряжении от того, как она смотрела на меня.       А брови, как и губы, заметно дрожали, будто она была готова разрыдаться мне в грудь… И что-то всё-таки толкнуло её прислониться лицом ко мне, сжимая одежду на плечах.       Я опешила, не прерывая взора в её сторону.       — Пери?.. — ощутив мягкое дрожание, моя ладонь накрыла её хрупкую сгорбленную спину. — Что тебя беспокоит?..       Я была сама не своя… Не знала, как реагировать, не знала, что говорить, и я вовсе не ожидала такой реакции.       — Извини… Я… — голос дрожал. Я ощутила, как тяжело ей было выговаривать слова, чтобы не впасть в отчаяние и не напускать соплей. — Мы должны были остаться… Я ощущаю себя виноватой в том, что…       — Эй, подожди, мы даже не знаем, что с ним… Он может быть где угодно.       — Вот именно… — она подняла ко мне глаза полные слёз, готовые вот-вот растечься по щекам. — Вот именно, что мы не знаем, где он. КГБ — это не просто люди, Джасс… Они могут сделать с ним что угодно… Понимаешь?.. Понимаешь?!       С каждым словом она начала потряхивать меня сильнее и сильнее, и я, наконец, не выдержав, остановила её, прихватив за плечи:       — Дотт! Угомонись! Кто здесь мозг?! Ты или я?! Кто всегда хладнокровно мыслит?! Ты! Мы ещё ничего не знаем…       — А если я окажусь права?.. А если то, что сказал Виктор? — она опустила глаза, стирая подступавшие слезы.       — А что сказал Виктор? — я вздёрнула бровь, следя за ней.       — Он… Позвонил Елене… Сказав, что Джеймс… — девушка прервалась, боясь заканчивать свою мысль.       Я поняла, к чему она клонила. В голове возникла тысяча картин с различным исходом событий, но я мотнула головой, отбрасывая их в сторону.       — Что сказал Салли?       — Он сказал, что это может быть манипуляция…       — Вот именно. Дотт, манипуляция… Это то, чем они часто помышляют. Эй! Даже я это знаю!       Мои слова послужили озарением для неё… Она замкнулась, пытаясь прокрутить в голове каждое слово, что я произнесла.       — Ты паникуешь… — улыбнулась я обнадёживающе. — Потому что, если ты будешь неправа, я попрошу тебя об одной услуге…       — К-какой?.. — девушка подняла ко мне удивлённый взгляд.       И тут я застопорилась, понимая, что придумала «услугу» на ходу. На моём лице появилась неловкая улыбка, и я мягко, но нежно чмокнула её шрамик, дабы постараться подбодрить.       — Ты ведь знаешь, что я рядом, верно?       — Рядом?.. — она удивлённо взглянула на меня и осторожно насупила брови. — Ну… В какой-то степени ты права…       — И я буду рядом, несмотря на то, что ты та ещё задница.       Дотт заметно дрогнула и нахмурила брови, явно желая возразить по поводу последнего утверждения, но… Сил на это не хватило… И девушка молча прислонилась к моей груди, замирая в эдаком положении.       Я смотрела на её макушку, обвивая её худенькую талию руками… Она не сопротивлялась. Ни разу…       И, вероятно, сейчас она нуждалась во мне также, как я нуждаюсь в ком-то всегда…       Как бы я ни пыталась притворяться камнем.

***

      За это времяпрепровождения мы отчасти ощутили некое сближение, благодаря чему Пери хоть и выглядела обеспокоенной, но отвечала гораздо мягче.       И вовсе не грубость её была ведущей в данной ситуации, а волнение.       Нам оставалось ждать, когда агенты подготовят всё необходимое, чтобы мы смогли безопасно пересечь ФРГ и оказаться в ГДР.       Она смущалась облокачиваться о моё плечо, а паника, окутывающая её сознание была ощутима даже через сон, когда она старалась молчать об этом.       Наши кровати были недалеко… И я брала её за руку, наблюдая, как стихали беспокойные елозания.       А на утро она оказывалась со мной на одной кровати… Правда, не знаю, что могли об этом подумать другие, но я знатно удивилась, проснувшись и увидев… Это!       Сначала моему удивлению не было предела… Хотя чему здесь удивляться? В Нойштадте мы спали на одном диване, но здесь она… Слишком близко…       Я осторожно укрыла её, забирая в свои объятия, но делая это осторожно, словно боясь помешать её более иль менее спокойному сну.       Мне долго приходилось смотреть на её бледное лицо с лёгкими веснушками… И что-то пробивало на самую ублюдскую улыбку, которую я тут же старалась подавить.       Но я смотрела за ней ещё тридцать грёбанных минут, давая себе возможность изучить эту морду поближе…       Я убрала её пряди, ощутив аромат свежевымытых волос, и в этот момент растаяла, но…       Я очнулась, слегка пошевелив напарницу:       — Эй, обезьяна, подъём…       Сначала Дотт не отреагировала, но стоило мне пошатать её, как она сразу же начала недовольно мычать и отмахиваться, перетягивая моё одеяло на себя.       — Эй, очкозавр, вообще-то ты на моём районе! — я рассмеялась и начала её нещадно щекотать, благодаря чему она свалилась на пол с грохотом.       — Ауч! Джаспер! — прошипела девушка, аккуратно выглядывая обратно в зону видимости.       — Извини, не ожидала, что маленький галл оккупирует Рим.       — Чего, блин? — она сощурила глаза, очертив меня неоднозначным взглядом. — Мне снились кошмары. Это была разовая акция! — она раздражённо рыкнула, сев на край своей кровати, собирая часть волос в хвост.       — Да что ты, я разве против проснуться с такой красивой до безобразия занозой? — я рассмеялась с оскалом, потягиваясь после сна.       — Что? — Пери застыла на половине процесса.       — Что? — я невозмутимо повернулась в её сторону, на что она пару раз потрясла головой и встала, переодевшись в повседневное.       — Прекрати себя так вести… Ты… Ты вгоняешь меня в краску!       — И?       — Они подумают, что мы встречаемся! А мы… Мы напарники.       — Ты сама приползла в мои объятия, дорогая, — я не прекращала посмеиваться, замечая, как сильно она краснела, пытаясь сказать что-то против, но я нарочно смотрела на неё и улыбалась. — А представь, если я ещё и поцелую тебя при них. Только это будет на трезвую.       — Ты совсем что-ли?! — Дотт сорвалась на писк, едва ли не выронив очки.       — Да брось, целовались же… — я прошла мимо, легонько толкнув её в плечо.       — Это была ошибка…       Остановившись, я даже не обернулась, испустив тихий смешок… Смешок обиды, горечи или же… Понимания, что она всего лишь оправдывается?..       Качнув головой, я вышла из комнаты, встречая новый день за бумажной рутиной…

***

      — Как обстановка? — Мэттью улыбнулся, встретив меня достаточно бодро.       Работа кипела. Каждый был занят своим делом, но при этом… Движение из комнаты в комнату не прекращалось.       — По кайфу, — я тихо хмыкнула и скрестила руки на груди, прислонившись к стене напротив. — Что там с документами?..       — Пропуска почти готовы, но ещё много разных тонкостей, которые надо учитывать.       Я промолчала, встретив взглядом Пери, что вышла следом, прикрыв за собой дверь.       — Чтобы окончательно подготовить документы, нам нужно изменить вашу внешность… С чего бы начать… — задумался он.       — Можно начать и с простого, — девушка подошла к нам, придерживая две упаковки краски для волос.       — Что? Красить волосы?! — Дотт поправила очки, распахивая глаза шире, осматривая упаковку с краской. — А… А… Подождите, но…       — Чего ты испугалась? Елена красила волосы и ничего, — я посмеялась, взяв краску, и медленно пошла в комнату, интуитивно понимая куда.       Что самое интересное, за ширмой всё было готово. Тогда я убедилась, что они определённо знали и ждали нас.       Я слышала недовольное кряхтение Дотт, её возмущения, что она совсем не одобряет такие грубые оттенки, и слушать это было достаточно увлекательно.       Я справилась сама. И когда я посмотрела в зеркало, я совершенно не ожидала, что увижу себя с таким же цветом волос, как у их коллеги… Тогда я решила добавить немного чёрного…       На мне была тёмно-коричневая водолазка без рукавов с багровым отливом, такого же цвета нарукавники, мешковатые штаны и, конечно же, берцы.       Я осмотрела себя с ног до головы и тихо хмыкнула, понимая, что я воспринимаю себя совершенно иначе. Даже с этим уродливым шрамом на носу, я ощущала, что нравлюсь себе больше.       Когда я вышла из-за ширмы, неожиданный ступор настиг меня.       Что я там увидела? Мне совершенно неясно, почему я ощутила странный прилив к щекам.       Но эта Дотт…       Она неловко остановилась, чтобы взглянуть на меня. И этот же румянец также поплыл по её бледным веснушчатым щекам.       Наши взгляды со взаимной жадностью набросились друг на друга в нетерпеливом разглядывании, как я бы изучала банку пива по скидке!       Боже, как она выглядела… Ради этого я бы выключила телевизор с единоборством на канале.       Нетипичная палитра, пожалуй, то, что меня заинтересовало.       Её чёрный распущенный кучерявый локон, едва скрывавший шрам на лбу. Цвет глаз, точнее линзы, серо-голубого оттенка, очевидно, хорошо сочетался с её странным готическим стилем.       Губы, которые она никогда не красила и стремительно прикусывала, излучали алый цвет.       Чёрная водолазка с длинным рукавом, что укрывал половину ладони… Утягивающие брюки и длинные берцы.       Да, весьма нетипично видеть её без очков, как и ей нетипично видеть меня с красными волосами…       — Ну и чего ты уставилась? — пробормотала она, скрестив руки на груди. Лишь сейчас я увидела красного цвета лак на пальцах. — Я делаю это исключительно ради Джеймса.       — А ты думаешь, что я нет? — усмехнувшись, я осмотрела её ещё раз. — Трубочист.       — Т-трубочист?! Ты вообще волосы в борщ окунула! — она возмутилась, бросив в меня салфетку, которой явно поправляла макияж, а именно тени для век и подводку, что дерзко мелкими полосами, как после слёз, расползалась под глазами…       — А, не сказала бы! — усмехнулась девушка, вмешавшись в нашу передрягу. — Вам обеим очень даже к лицу ваши временные образы.       — Я надеюсь, что это смывается? — Дотт с прищуром осматривала свои кудри, недовольно зыркнув в её сторону.       — Конечно! После первого мытья головы.       — Будет куда смешнее, если не смоется… — я начала тихо смеяться, прикрывая рот кулаком, за что получила мягкий шлепок в спину от неугомонной напарницы.       — Ладно, с вашей внешностью мы разобрались, осталось придумать вам имена и небольшую историю, — с задумчивым тоном произнёс Мэттью, потирая переносицу.       — Тут думать нечего… — неожиданно из комнаты показался один из их напарников: парень с аккуратной шевелюрой, весьма скептического настроя. Он с некой скукой оглядел нас двоих, прикусывая тростинку и небрежно оттягивая галстук, что висел на его шее поверх незаправленной измятой рубашки.       — Первое, что мне приходит на ум, когда я вижу «готку», это Беатрис. Беатрис Хендерсон.       — Теперь я точно похожа на ведьму, — проворчала Дотт.       — Ты и без того ведьма, — усмехнувшись, я прислонилась плечом к стене.       — А ты… — вынув тростинку, он указал мизинцем в мою сторону, — Морган Сторм…       — М-Морган? — шикнула я, прищурив глаз. — Ты что, назвал меня мужским именем?       — Джасс, твоё имя тоже гендерно нейтральное, с добрым утром, — безэмоционально протянула Пери, устало взглянув на меня.       — Причём происходит из валийской мифологии… — парень фыркнул и неспешно удалился обратно за компьютер.       Провожая его взглядом, Мэттью снова обратился к нам:       — Это Стэн. Он всегда такой, — помахавши рукой, мужчина быстро взялся за дело. — Раз уж мы определились с именами, тогда надо взяться за создание документов.       — За создание документов, — пробормотала я, наблюдая за шубутным мужчиной, что хаотично собирал бумаги и уносил их в свою часть студии.       — Да, а Клара поможет вам с фотографиями!       — А я то думала, когда ты назовёшь её имя…       — Ах, мы так хаотично познакомились, — улыбнулась девушка, настраивая фотоаппарат. — Вы думаете, мы переживаем меньше вас? Конечно же нет…       Я промолчала, вновь вспомнив о нашем истинном предназначении…       «Джеймс… Твою мать, Джеймс… Не говори, что КГБ всё-таки…» — я покачала головой, попытавшись отбросить от себя эти мысли. Однако они лезли в мою голову, так назойливо и параноидально, что краем души мне показалось, что моё ментальное состояние катится ко дну.       Хотя… Я же не тряпка… Преувеличиваю, верно.

***

      Из-за вечного потока несуществующих сценарий и возможных идей, я даже не заметила, как долгие и муторные этапы подготовки свелись к быстрому мимолётному событию, как по щелчку пальца. Хоть и прошло ещё пару дней для того, чтобы доделать фальшивые паспорта и пропуска…       А для меня они… Как часы. Очевидно, живя одной мыслью, ты проживаешь дни…       Я ощущала себя шизофреником, которого мысли о возможном убийстве так и преследовали.       А они уже во всю строили планы…       Поздней ночью…       — Значит, так… Границу можно пересечь через Чекпойнт Чарли… Там сейчас наименьшая концентрация советских… Самое главное, помните, что вы туристы… — Мэттью оглядел нас, сосредоточено кивнув. — Понятно?       — Определённо, — рассеянно пробормотала я, глядя сквозь карту.       — Понятно, — ответила Пери, поправив на себе длинный чёрный плащ, что, очевидно, был дополнением к образу. — Исходя из послабления контроля, вряд ли к нам будут приглядываться…       — А не покажемся ли мы им знакомыми?.. — вдумчиво спросила я, не отвлекаясь от карты.       — Просто ведите себя естественно, — прокомментировала Клара, поднимая ко мне взгляд.       — «Естественно», — я фыркнула и оттолкнулась от стены, шагая в сторону выхода. — Ну-с… Тогда вперёд…       — Берегите себя, — бросил нам вслед Мэттью…       Покинув квартирку, я так ничего и не ответила, думая лишь о том, что в ложном дне чемодана да и при ослабленных проверках на КПП можно легко пронести пистолет.       Я не задавала себе вопросов, которые когда-то казались важными. Стены уже не имели значения, и наше будущее не было чем-то, что можно было бы контролировать. Оно было зыбким, как песок… Скользящее по небесам, под которым можно было утонуть в любой момент.       Дотт была спокойна. До жути спокойна, удерживая пистолет так легкомысленно во внутреннем кармане плаща. Такое чувство, будто она была готова открыть огонь прямо на КПП, не взирая на необратимые последствия.       Хотя взгляд её был тяжёл, стоило мне мельком повернуться назад.       Мрачность её внешности сливалась со мраком в коридоре подъезда…       И она была похожа на тень, следовавшую за мной.       Тень, что, вероятно, знала больше, чем я…

***

      Пересечение границы одного города казалось до смеха абсурдным. Но ощущения вовсе не были таковыми.       Это равносильно переходу на теневую сторону Луны, когда воздух в ГДР ощущался тяжелее от удручающих и неспокойных взглядов в твою сторону.       Если Западный Берлин отличался лёгкой и непринуждённой атмосферой, то Восточный… Воспринимался апокалиптически.       Люди проходили через КПП. Но на данный момент это происходило в достаточно вялотекущей форме, нежели в первые часы падения стены.       Меньше паники, больше усталых, как будто потерянных лиц. Вся жизнь здесь — словно в замедленной съёмке, где время растягивается и ощущается тяжёлым, как грязь, прилипшая к ботинкам. Отголоски ушедших дней давили на сознание.       Восточный Берлин не дышал, он просто существовал — как туман, который не давал увидеть что-то большее, чем серые фасады домов и невыразительные лица людей, сжимающих ремни сумок, как будто это единственное, что их держит. Улицы были просторными, но пустыми. Ни звука, ни движений, как в муляже, где каждый взгляд был лишён надежды на что-то большее, несмотря на очевидный прорыв на пути к объединению.       Они всё ещё были запуганы…       Мы рассекали темноту нашими невзрачными фигурами. Хотя, мне казалось, что мы выделяемся… И очень сильно.       Мы были чужды этому месту, как две яркие точки на фоне серого холода, который сжимал улицы вокруг нас.       Каждое наше движение становилось обострённым, как если бы даже тени знали, что здесь мы не свои. Звуки были приглушены — не было привычного шума машин, разговоров, смеха. Вокруг тянулась пустота, как если бы сам город выжидал. Он был наблюдателем, молчаливым, но насторожённым.       Я чувствовала, как волосы на затылке поднимались, как будто нас кто-то мог увидеть насквозь. В этих улицах была скрытая угроза, и всё, что нам оставалось — это не выдать себя. Мы прошли мимо старых зданий, их окна казались глазами, за которыми стояли неизведанные и неизменные страхи, память о том, что здесь когда-то было невыносимо.       Всё, что я могла сделать, это взглянуть на Пери — её лицо было спокойным, почти безэмоциональным. Но я знала: она не менее, чем я, ощущала, как воздух становится плотным и тяжёлым, словно сам город собирается поглотить нас.       Переход из одной реальности в другую был ощутим на каждом шагу. Мы шли в тени, и чем ближе подходили к самому центру, тем сильнее я чувствовала: здесь мы были не просто людьми, а частью игры. И как бы ни старательно мы вжились в роли, отделённые от внешнего мира, мы не могли скрыться от этого взгляда, который был в каждой трещине на асфальте и в каждом вздохе, что шёл из старых стен.       — Какие у нас планы? — произнесла я, осматривая тёмное окружение.       — А у нас были какие-то планы? — Пери остановилась, поворачивая ко мне голову.       — Эй, ты же мозг команды, а не я. Да и мы всё обговаривали…       В ответ девушка смогла лишь вздохнуть, изнурённо поворачивая голову к бесконечной улице, что погружалась во мглу из-за отсутствия света.       — Будет очень странно, если мы поздней ночью будем искать Джеймса, который может быть где угодно…       — Предлагаешь снова искать ночлег? — я вздёрнула бровь, не отводя взгляда от напарницы, что вдумчиво смотрела на небрежный асфальт.       — До утра, — девушка тихо пошла вперёд, разворачивая карту, продолжая изучать местность. — Где-то здесь недалеко…       — Эй, а ты уверена, что мы не потревожим осиный рой? Не думаю, что ныкаться по государственным гостиницам это безопасно.       — Это небезопасно лишь в том случае, если ты заявляешься туда напрямую… Сама понимаешь о чём я… Ещё хуже ночью копаться в городе.       — Справедливо, — я прищурилась, продолжая следовать за ней.       — Недалеко был один… — девушка вдумчиво продолжила идти вперёд, частенько поглядывая на карту.       Мне же приходилось хвостиком следовать за ней, немного напряжённо изучая окрестности неживого города, который создавал впечатление исключительного существования…       Мы уходили в тень, идя по тем переулкам, где практически не было уличных фонарей. Я доверяла чутью Пери, зная, что она всегда приведёт туда, куда нужно…       Главное, не потерять её в этой темноте. Она сливается с ней до ужаса.       — Что у тебя на уме? — поинтересовалась я, не прекращая следовать.       Но Пери промолчала, вероятно пропустив вопрос мимо ушей.       Внимательно изучив карту, девушка подняла взгляд, уверенно произнеся:       — Нам сюда.       Я взглянула на неё, затем подняла взгляд к зданию, на которое она смотрела.       По всей видимости это и был тот самый пансион, застывший во времени, с выцветшей не примечательной вывеской под названием 'Haus am Tor'. Узкий переулок, где он притаился, будто защищал его от шума большого города. Снаружи здание выглядело усталым: стены, когда-то белые, покрылись сетью мелких трещин, а штукатурка местами осыпалась, обнажая тёмные кирпичи под ней. У окон, украшенных облупившимися ставнями, будто висел вековой взгляд этого дома на мир — старый, невозмутимый, а может, и чуть враждебный.       Дверь казалась чересчур массивной для такого крохотного здания — тяжёлое дерево, отполированное временем, с железным кольцом вместо ручки. Улица была слишком узкой, чтобы увидеть фасад целиком, но даже в приглушённом свете фонаря он казался величественно мрачным.       — Вперёд? — хмыкнула девушка, не обращая своего взора на меня, как будто эта конструкция также произвела на неё некоторое впечатление.       — Сюда? Такое чувство, будто частичка Рейха ещё сохранилась.       — Ну, да, здание старовато, но выбирать не приходится.       Я неодобрительно проворчала и открыла с неприятным скрипом дверь, что жалобно провыла, царапая землю своими проржавевшими краями.       Пройдя внутрь, мы почувствовали, как на нас дышит история. Лестница, ведущая на верхние этажи, поскрипывала под ногами, а перила были гладкими от тысяч прикосновений. Пол, устеленный старым ковром, источал слабый запах затхлости. Пансион был из тех мест, которые что-то знают, но никогда не расскажут. Здесь не задают вопросов, здесь просто открывают двери и отпускают тебя с ключом, не интересуясь, зачем ты пришёл.       В пожелтевшем фойе тихо звучало радио на немецком языке. Исходя из его торопливого, взволнованного тона, это были новости, которые, вероятно, крутили с утра до ночи, сосредоточившись на судьбе страны. Тусклый свет, льющийся от старой лампы, придавал всему вокруг ржавый оттенок. Мне казалось, будто я попала в старый фильм, снятый на пленке в стиле «сепия».       За стойкой сидел пожилой мужчина с седыми волосами, низко склонившись над потрёпанной книгой.       Мы молча переглянулись, будто задавая один и тот же вопрос: «Как он умудряется одновременно читать и слушать радио?»       Он поднял голову, встретив нас взглядом холодных голубых глаз.       — Вам номер? — спросил он сухо, даже не пытаясь придать голосу хоть каплю теплоты. Его руки, огрубевшие и прожжённые временем, скользнули к журналу регистрации.       — Да, на одну ночь, — уверенно ответила я, не прекращая следить за его сморщенными пальцами.       — Две кровати или одна? — уточнил он, щурясь, словно пытался разглядеть нас сквозь дымку сомнений.       — Две, — быстро ответила Пери, невозмутимо поправляя воротник своего плаща.       Мужчина кивнул и начал что-то писать, строча чернильной ручкой по потрёпанной странице.       — Это будет двадцать пять марок за ночь, наличными. Завтрак не входит, — добавил он, возвращая взгляд на нас.       Пери незаметно кивнула мне, доставая из внутреннего кармана несколько купюр, и передала их мужчине. Тот аккуратно пересчитал деньги, прежде чем вытянуть ключ, прикрепленный к деревянному брелоку с потёртой надписью «Zimmer 3».       — Третий этаж, направо. После десяти вечера дверь на замок, — пробормотал он и снова уткнулся в свою книгу, давая понять, что разговор окончен.       Мы забрали ключ и молча двинулись к лестнице. Шаги отозвались гулким эхом в пустом фойе.       Всю дорогу мы сохраняли тишину, бегая глазами по интерьеру с затхлой атмосферой. Такое чувство, будто мы здесь одни, но это было не так. Дотт, краем глаза, дала мне понять, чтобы о наших планах здесь не прозвучало ни слова.       Добравшись до третьего этажа по скрипучему полу, мы взглядом искали нашу комнату, попутно изучая двери разного состояния: одни были относительно новые, другие — до ужаса потёртые.       Отыскав нужную дверь, девушка мягко вставила ключ, начав проворачивать его в замочной скважине.       После нескольких движений она со скрипом открылась, погружая нас в не менее старинную атмосферу.       И реквизиты не нужны, если снимать исторические фильмы.       Мы обе окунулись в темноту взглядом, вдыхая запах сырой древесины. Да, это не мотель Вашингтона, увы. Когда Дотт отыскала выключатель, чтобы немного осветить пространство, то мы воочию увидели, что комната оказалась тесной и неприветливой, словно заточение между четырьмя обшарпанными стенами. Обои, когда-то ярко-жёлтые, теперь выцвели, а их края начали отклеиваться. В углу стоял старый деревянный шкаф, по виду не так уж и старый, но с неприязненно скрипящими дверцами, будто каждая попытка их открыть — это дополнительный риск. Единственное окно в комнате выходило на узкий, грязный переулок, где по ту сторону стены с тусклыми фонарями можно было увидеть силуэты прохожих, идущих в темноте.       Небольшие кровати, уставленные серым пледом, выглядели так, будто на них не спали уже очень долго. Ночь обещала быть холодной, и даже от старого радиатора, что стоял под окном, не шло ни малейшего тепла. Столик с занавешенной лампой и тумбочка, заткнутая ненужными бумагами и старыми вещами, лишь добавляли ощущения заброшенности. С потолка свисала маленькая тусклая лампа, её свет не мог рассеять тёмную атмосферу комнаты.       На полу был выцветший ковёр, который пытался скрыть следы времени и использование, но не удавалось — пятна, словно оставшиеся от давно забытых ночей, напоминали о себе.       Это место не предлагало комфорта, но было достаточно укромным, чтобы скрыться от лишних глаз.       — Уф, я бы поспала на улице, — недовольно пробормотала я.       Но Пери лишь тихо фыркнула, проходя внутрь, а я зашла следом, закрывая за собой дверь на ключ, который она безмолвно передала мне.       Как только дверь закрылась, в комнате воцарилась тишина, почти непроглядная, как сама ночь за окном. Я провела пальцем по старому ключу, ощущая его тяжесть, как напоминание о том, что нас тут не ждали, а значит — не рады. В этом номере было что-то беспокойно знакомое, но отчуждённое, как старое место, которое ты покидаешь и возвращаешься снова, не зная, что там оставил. Тусклый свет от фонаря, пробивающийся сквозь затёртые шторы, рисовал на стенах причудливые тени, будто сама комната скрывала в себе какие-то секреты, готовые всплыть при первом неверном шаге.       Я огляделась вокруг, вглядываясь в тёмные углы, где всё было покрыто пылью, и только нашли зацепку в том, как отчётливо звучал каждый шаг по старому деревянному полу. Мы обе молчали, пытаясь как-то успокоить свои сердца, но на самом деле я знала, что не смогу забыть, как это всё неумолимо близко к тому, что мы должны делать.       — И за это двадцать пять марок?! — я громко фыркнула, сквозь шипение выражая своё недовольство. — Готова поспорить, что, если бы мы заказали номер с одной кроватью, то он был бы значительно дешевле.       — На нас и так косо смотрят, — тихо пробормотала девушка, присаживаясь на край кровати, которая звучно заскрипела на всё пространство.       — Что ты имеешь ввиду? — выглядывая через шторку в окно, я вернулась к ней взглядом.       — Ты видела себя? Ты явно не «просто девушка».       — Я и не считаю себя «просто девушкой». Но что за стереотип?!       — Ну… Людям со старой закалкой это всё чуждо…       Я вздохнула, отойдя от окна подальше, осматривая всё вокруг, но нигде не найдя уборную.       — Какой ужас, здесь общественный туалет? Душевая? Серьёзно?       — Д-… Кхм… Морган, это Германия… ГДР… — Дотт звучно откашлялась, вовремя себя поправив. Выпрямляя спину, дабы снять плащ, девушка окинула меня взглядом. — Ложись спать… Завтра нам надо… М-м… Осмотреться… И найти… Сувениры для наших друзей…       — С-сувениры? — прищурив один глаз, я слегка сморщила лицо в очевидном непонимании.       — Да, сувениры, — процедила та сквозь зубы.       После недолгого молчания, я улыбнулась, потирая макушку.       — А… Сувениры! Да, точно! Надо найти особенный…       Она одобрительно кивнула и мотнула головой в сторону соседней кровати, дабы я не болтала лишнего и скорее заваливалась спать.       Коли она пожелала, чтобы я замолчала, я плавно двинулась к той, что находилась неподалеку от напарницы, и медленно расположилась на ней, боясь, что она треснет подо мной, как и пол.       Всё казалось ненадёжным, как и сама территория ГДР…

***

      Ранним утром мы уже выдвинулись к нашей основной цели.       В голове звучала лишь одна мысль: «лишь бы Джеймс был в порядке».       И отчасти я не могла выкинуть это из подсознания. Она застревала повторами одной и той же фразы, навязывая мне идею собственной параноидальности.       Мы были близки к тому, чтобы броситься бежать по всему Берлину и искать его.       — Я знаю, что он живёт в Берлине. Я знаю, на какой улице он живёт… — нервно бормотала Дот, рассекая туман, что образовался из-за высокого уровня влажности.       Мои слова ничего не значили в этот момент, но я торопливо шла за ней, изредка встречаясь взглядами с людьми, что смотрели на нас, как на нечто экзотическое.       — Салли говорил тебе, не так ли? — спросила я, поглядывая в карту, которую изучала девушка.       — Где-то недалеко, это я знаю точно. Дай-ка мне вспомнить адрес, — Пери остановилась, почёсывая макушку, будто копаясь в мыслях и перебирая каждый адрес, который она знала.       Но как много она знала?       Я долго смотрела за ней, ожидая хоть какой-то идеи…       — То есть, ты хочешь проверить его здесь?       — А что если он просто прячется?.. Точнее, решил отдохнуть от всего?       — Почему это так бредово звучит, — фыркнув, я скептически отнеслась к её догадкам, понимая, что такой, как Джеймс, не стал бы умалчивать…       Сначала Пери смерила меня недовольным взглядом, но накатившее отчаяние заставило её сдаться и утратить веру в реальность подобного исхода.       — В любом случае… Нам недалеко. Если посмотреть на карту… — она взялась за смятый свёрток, что в её руках от судорог с каждым разом приобретал всё больше потрёпанный вид.       Я внимательно смотрела за ней и следила за направлением её фальшивых серо-голубых глаз… Она изучала здания и адреса, что находились перед глазами. Тонкий палец указал куда-то вперёд.       — Нам туда… Думаю, что это полчаса ходьбы…       — Не думала, что Джеймс живёт почти что на границе с ФРГ… — я усмехнулась и последовала за девушкой, что быстрыми мелкими шагами стремительно шла вперёд.       Пери, в очередной раз, как будто бы знала куда идти. Её пронзительные очи изучали каждый переулок и каждый дом, не пропуская ни единой детали.       Она не смотрела вокруг. Исключительно вперёд… Её не интересовало окружение, зато я настойчиво изучала каждую деталь, дотошно запоминая улицы, похожие друг на друга.       Сырой асфальт блестел от ночного дождя, который оставил на дорожках тонкие лужи.       Людей на улице было немного. Пара рабочих спешила вдоль тротуара, низко опустив головы, спрятавшись от ветра в свои куртки. Кое-где виднелись фигуры пенсионеров, медленно шагающих с небольшими пакетами. Их взгляды были усталыми, будто они не ждали ничего нового от жизни. У кого-то под ногами лениво волочился маленький пёс, пахнущий дождём.       Проходя через площади, контраст между пансионом и современной архитектурой Лейпциг Штрассе становился всё заметнее. Здесь казалось, что сама история сталкивается с настоящим. По пути встречались старые вывески, облупленные фасады, за которыми скрывались учреждения и магазины, но уже виднелись признаки перемен — новые витрины, строительные леса, намёк на реконструкцию.       Здесь ощущение старины усиливалось. Высокие дома отбрасывали тени на тротуар, где редкие прохожие переговаривались вполголоса. Старушка сидела на лавке с газетой, вероятно, обсуждая с соседкой последние новости об объединении Германии. Рядом, в подворотне, парень в потрёпанной куртке курил, слегка косясь на прохожих.       Шагая дальше, взгляд упирался в массивные здания с высокими окнами, где когда-то кипела жизнь. В этих стенах, казалось, застыл дух войны, слышались шорохи и голоса прошлого. Оказавшись перед домом №19, я остановилась, глядя на старинные двери. Мне показалось, что этот дом, как и весь город, хранил в себе больше секретов, чем кто-либо мог бы представить.       От дома веяло странной атмосферой… Здесь был один подъезд, выглядящим отчуждённым и запущенным, будто он давно вышел из употребления. Это было странно и нехарактерно для других зданий на этой улице — улицы, которая по дороге сюда казалась мне хоть и старой, но всё же живой. Однако обратная его сторона весьма отличалась от теневой… Её окутывали разношёрстные вывески коммерческой структуры в виде небольших магазинов…       Мы стояли перед домом, а его фасад, покрытый тонкими трещинами, словно хранил на себе тени прошлого. Было очевидно, что пережило это здание: тёмные следы на стенах напоминали о бомбардировках или других трагедиях.       Пери замерла, пристально вглядываясь в детали фасада — лепнину, обветшалые окна, резные двери. Её взгляд выражал что-то большее, чем просто интерес. Я не удержалась и тоже задержала дыхание, глядя на это место. Было ясно: мы пришли к цели.       — Нам… Сюда? — поинтересовалась я, изучая окружение.       — Да… Почти… — она обошла дом и подошла к обветшалому подъезду, отодвигая скрипучую дверь.       Запах старины от этого места ударил мне в нос, и я ощутила себя так, будто передо мной портал в прошлое, где мне придётся столкнуться с немецким бытом Второй Мировой.       Переглянувшись с Дотт, я прошла внутрь, оглядев старые ветхие стены. В какой-то момент я потерялась в пространстве, покрутившись на месте, прежде чем снова в странной безнадёге взглянуть на напарницу, надеясь, что она проведёт меня.       Никогда не думала, что буду ощущать себя так растерянно.       Девушка обошла меня, пройдясь по коридору с металлическими дверьми, что были запасными выходами для коммерческих организаций. Далее, толкнув другую массивную деревянную дверь, мы вышли на лестничную площадку, что будто спиралевидно закручивалась вверх.       Взявшись за металлические погнутые перила, Пери быстро помчала на верхние этажи, ведя меня за собой.       Замызганные временем окна пропускали мутный пятнистый свет, что эти разводы отражались на стенах.       Блондинка, перекрашенная в брюнетку, ветром неслась к последнему этажу, расталкивая с грохотом двери, что были на её пути.       Я едва поспевала за ней, улавливая ауру волнения, что прослеживалась в её быстром шаге.       Затормозив напротив одной из последних дверей, я чуть не подскользнулась и не подъехала к грязному окну.       Девушка настойчиво смотрела на такую же обшарпанную квартирную дверь с номером тринадцать.       — Д… Беатрис? — я вовремя поправила себя, подходя к напарнице ближе.       Девушка очнулась, но не сразу, взглянув на меня с ноткой тревоги.       — Здесь…       — З-здесь?.. — я взглянула на дверь, поднимая брови, затем снова взглянула на неё. — Он реально выбрал такую квартиру? Серьёзно?       — Она самая дешёвая… Как мне… С-сказали… — заикнулась та, поднося костяшки к старой поверхности.       — Ты уверена, что он там?       Но Пери покачала головой, нахмурив брови, нежно постучавшись.       Тишина…       Тогда она постучала ещё раз, но даже через некоторое время ответа так и не получила.       Я смотрела за ней, за её эмоциями, что сменяли друг-друга, и прижалась ухом, дабы прислушаться к движению.       Но гробовая тишина просачивалась со всех щелей оттуда. Такое чувство, будто там вовсе никогда не жили.       Тогда Пери отошла назад, отчаянно вздохнув, и потерянно огляделась, пытаясь найти ответ в пространстве. Её взгляд даже цеплялся за меня, и я видела, как она боролась с желанием выломать дверь.       — А он точно тут живёт?..       — Да… Да, конечно! — Пери открыла карту, где зона была помечена красным карандашом. — Лейпциг Штрассе, 19, квартира № 13…       Но с каждым словом Пери сбавляла тон, начиная мыслить, прижавшись к стене напротив. Она испуганно смотрела на запертые двери, явно прокручивая в голове параноидальные худшие сценарии…       — Беатрис?.. — я увидела это и нахмурилась, понимая, что напарницу надо приводить в чувства.       Подобравшись ближе, я пару раз пошевелила её, дождавшись, когда она откликнется на мои попытки вернуть её на землю.       — Нам надо в Нойштадт… — она со страхом в глазах взглянула на меня. — Нам срочно надо туда…       — Ты знаешь Германию лучше, чем я. Веди… — я провела рукой к выходу, поднимая бровь.       — Я не знаю… Не знаю Германию лучше! Я просто анализирую. Где-то здесь… — она раскрыла карту, оставляя надрывы от неловких движений рук, что рывками разворачивали её. — Где-то здесь проезжает рейсовый автобус…       Я даже не успела ничего сказать, увидев, как молниеносно она пролетела мимо, снося плечом двери…       Точно взбесившаяся белка…

***

      Из Берлинского автовокзала в Дрезден дорога прокладывалась достаточно тяжело.       Неудивительно, когда ты весь день на ногах, ты практически ни о чём не думаешь.       Местная публика смотрела на нас недоверчиво и очень странно.       И я прекрасно понимала, что следующие три с половиной часа нам приходилось ловить на себе неоднозначные взгляды. Однако Пери это не очень заботило: дышала она достаточно тяжело, смотрела в окно, изучала проносящиеся галопом старые дома и улочки…       Я как-то особо не решалась трогать её в этот период, позволив ей предпринять меры собраться с мыслями.       В конце-концов я не самый лучший человек с навыками поддержки. Как бы не сделать хуже…       Она бормотала что-то. Что-то, чего я не слышала, как бы я ни пыталась вслушиваться.       И в таком напряжении проведя весь путь надо умудриться выдержать, не сойдя с ума.       Оказавшись в Дрездене, мы на перекладных ещё час с лишним добирались до Нойштадта, с замиранием сердца встречая знакомые очертания городка… Улиц и домов.       Прошло не так много времени, чтобы я успела соскучиться по этому месту, покидая автобус.       Ничего не изменилось. Действительно… Что могло измениться за какой-то месяц?..       Дотт осмотрела пространство вокруг себя, пытаясь осознать, за что ей браться, куда идти и что делать.       — В Берлине мы его не нашли…       — Мы искали лишь в одном месте… В месте, где он живёт…       — Разве есть ещё места, кроме двух? Второе — это Нойштадт…       — Искать по всему городу, серьёзно?       — Дж… Морган, он может быть, где угодно… Но… Сначала стоить проверить самые очевидные… — теперь и она чуть было не проговорилась.       Я смотрела на неё, медленно моргая, пытаясь понять, что у неё на уме…       Встретившись взглядами, девушка покачала головой и пошла вперёд, помахивая рукой, чтобы я следовала за ней…       Нойштадт встретил нас тишиной, от которой казалось, звенит в ушах. Узкие улицы, вымощенные брусчаткой, всё те же старые дома с черепичными крышами, облупленные вывески, скрипящие ставни — этот городок будто застрял где-то между эпохами. Провинциальная тишина, казалось, давила на плечи, заставляя нас идти быстрее, как будто шаги могли разогнать время.       Всю дорогу я не прекращала смотреть за ней, на то, как она морщила лоб, что-то быстро обдумывая, и не могла избавиться от ощущения, что этот поиск затянется. Скорее всего, не на часы, а на дни.       Мы двигались вдоль улиц, которые тянулись узкими коридорами между домами. Здесь каждый фасад выглядел одинаково: потрёпанные стены, облупленная краска, следы времени, оставленные на каждой кирпичной кладке. В одном месте мы наткнулись на старый фонтан, чаша которого давно заросла мхом. Он был немым свидетелем того, как медленно тянется жизнь в этом городе.       Пери шла, не сбавляя темпа, изучая каждую табличку с номером дома, каждый тёмный проём подъезда. Я плелась за ней, скользя взглядом по окружающим нас зданиям, которые казались пустыми, как и весь город. Иногда мимо проходили местные — одинокие фигуры, закутанные в пальто, с пакетами из магазина. Они не задерживались, не смотрели на нас. Лишь сквозняк в переулках да наши шаги напоминали о том, что город не вымер окончательно.       — Нам стоит проверить дом, в котором мы ютились… — сосредоточено пробормотала она.       — Думаешь, он здесь? — попыталась удостовериться я, следя за броским взглядом девушки, что осматривал знакомые улочки…       — Он должен быть здесь… Или где-то рядом, — пробормотала она, снова двигаясь дальше.       Я ничего не ответила. В глубине души я понимала: такой город, как Нойштадт, не выдаст свои секреты так просто. Найти Джеймса здесь — всё равно что искать иголку в стоге сена, даже несмотря на то, что сам городок достаточно компактный…       После долгих изнурительных походов, мы подобрались к окраине города, встречая наш старый обшарпанный домик, где нами снималась квартира…       — Зебнитцер, 44, — пробормотала Дотт, вытирая пот со лба. — Этот адрес, как будто стал моим вторым домом… Крутился в голове все эти годы. Особенно этот месяц…       Я усмехнусь, осмотрев знакомую дверь, с которой начались наши приключения… Мои губы искривились в невольной ухмылке. Ухмылка, за которой скрывалось нервозное поведение.       Без лишних слов и на взаимном понимании, мы тихо прошли в подъезд, упираясь сразу же в первую дверь маленькой квартирки под номером один.       На этот раз стучать начала уже я, но и здесь ответа не последовало.       Тогда Пери заметно напряглась, постучав следом, как будто её попытка что-то изменит…       Но, увы…       — Не может быть… — выбежав из подъезда, я метнулась следом, увидев, как настырно Дотт пыталась посмотреть в окно, увидев, что внутри было всё перевёрнуто вверх-дном.       Мы обе замерли, понимая, что творится что-то неладное. И столь долгое молчание, отсутствие каких-либо вестей были неспроста.       Сквозь гробовую тишину, давящую на уши, я услышала, как с каждым вдохом дыхание Пери становилось тяжелее…       — Нет… Нет… — отходя от окна, она схватилась за голову, сжимая кучерявые волосы, и села на корточки, начав нервно качаться.       Я нахмурила брови, стараясь сохранять самообладание, но с каждой такой ситуации это становилось практически невыносимым.       «Кто-то должен оставаться в сознании и в своём уме…»       — Би, спокойно. Мы ещё ничего не знаем.       — Ничего не знаем?! Ничего?! — она сорвалась на истерический писк, вставая на ноги. — Ты видишь, что там творится?!       — Творческий беспорядок, не более…       — Не успокаивай меня! — рявкнула девушка, удаляясь вдоль по улице, дабы собраться с мыслями.       Сначала я растерянная осталась стоять на месте, ещё раз посмотрев в окно, затем двинулась за ней, нагоняя.       — Нам нужно… К Клаудии… Точно, к Клаудии! Может быть он там?! — напарница заметно засияла, и быстро побежала вперёд по другой улице, практически к самому началу пригородного района Лангбуркерсдорф, где в ряд стояли частные домики, ограждённые миловидными заборчиками.       Пери стремительно направлялась к голубоватому домику, что обычно всегда выделялся своей пестротой горшков и цветов, посаженных к началу весны, благоухающих, как самая роскошная оранжерея.       Девушка дождалась, пока я подойду ближе, прежде чем открыть калитку, чтобы пройти внутрь…       Её руки сжимались в кулаки, выпячивая вспухающие венки сквозь тонкую кожу.       Она взглянула на меня, прежде чем развернуться к двери и постучать.       Тишина… Однако к нашему счастью мы услышали быстрый топот, стремительно направлявшийся к нам. Ручка двери покрутилась, и дверь распахнулась.       Но, чтобы увидеть кого-то, нужно не полениться и опустить голову.       Саша. Она стояла у порога и смотрела на нас. Сначала глаза малютки засияли в предвкушении встречи. Очевидно, что ждала она далеко не нас.       Но она признала…       — Тётя Пери?.. Тётя Джаспер? — улыбка соскользнула с лица, но не полностью… Однако энтузиазм целиком не погас.       Девушка приложила палец к губам, забегая в дом, а я, пройдя следом, надёжно закрыла её.       — Тише, дорогая… — полушёпотом ответила девушка, присаживаясь на корточки. — По-хорошему, мы не должны быть здесь…       Глазки цветом горького шоколада продолжали сиять от восторга… Мышцы лица невольно подёргивались, едва сдерживая улыбку.       — Почему?.. — наивно спросила она.       — Тебе ещё рано знать, дорогая… Сейчас мы под другими именами… — Дотт вздохнула, присогнув торс, дабы набрать в лёгкие воздуха. Выдержав недолгую паузу, она подняла голову, встретившись взглядом с девочкой: — Джеймс дома?..       — Папа Джеймс?.. — переспросила она. — Я думала, он с вами…       Я резко напряглась, ощутив, что сердце пропустило удар от накатившей паники. Мы снова встретились взглядами с напарницей, понимая, к чему всё идёт…       — Что-то не так? — ощутив тревогу в молчании, глаза моментально приобрели испуганный вид. Так или иначе, она сама начала понимать, что наши неоднозначные взгляды значили куда больше, чем можно себе представить. Тогда она решила спросить в лоб: — Где папа?..       — Папа видимо очень занят… — вмешалась я, не прекращая смотреть в глаза Дотт… — Он сказал, что, если он не приедет раньше, то мы сообщим тебе, что папа… И впрямь очень занят… — я перевела взгляд в сторону Саши, выдерживая её подозрительное выражение лица.       — Вы же скажете ему, что я скучаю, правда?.. — она неловко сжала лямку своего комбинезончика и улыбнулась, оглядев каждую из нас.       Наши языки немели, мы едва могли вытягивать слова, чувствуя тяжесть в голове, но наши потуги ответить прервала Клаудия, явившись в коридоре достаточно внезапно… Либо мы не успели заметить…       — Ой, то-то я слышу знакомые голоса… Мои дорогие девочки! Я сразу вас узнала, правда вы… Так изменились!       — Ага, выросли, — фыркнула я, скрестив руки на груди.       — И не только! — весело хихикнула старушка, приближаясь к нам. Её сухие пальчики нежно, но цепко сжали кроткие плечи девочки. — Мы очень ждали, когда вы заглянете к нам… А то от Джеймса ни слуху, ни духу… Где он? С ним всё хорошо?       Пери медленно встала на потряхивающихся ногах, и судорожно покивала, тонко промычав.       Я нахмурилась и крепко сжала плечо девушки, успокаивая её, но также мягко обращаясь к старушке:       — Он в порядке. Просил передать, что возникли трудности, но он очень скучает.       — Как хорошо, что хоть через кого-то можно узнать о нём… — она облегчённо вздохнула, приложив ладонь к сердцу.       — А мама?! Мама что-то говорила?! — воскликнула Саша, встревая в диалог.       Я опустила глаза к девочке, выдержав недолгую паузу. В этот раз Дотт не посмотрела в мою сторону, и я начала импровизировать:       — Она в порядке… Просила передать, что… Что она тоже очень скучает…       Безбожно лгать я не привыкла… Но, зная, в каком припадке сейчас находится Ли…       — Да… — поддакнула Пери, убирая глаза в сторону, дабы не встречаться взглядом с бабушкой да её новоиспеченной внучкой.       «Ради их же спокойствия…»       — Передай нашей дорогой Ли, что мы всегда ждём её… — с ласковой теплотой в голосе произнесла Клаудия.       И вновь в сердце что-то защемило. Я бесшумно вздохнула, попытавшись натянуть улыбку, пошатывая замеревшую Дотт:       — Так или иначе, нам надо идти… У нас много незавершённых дел здесь…       — Так скоро? Быть может вы останетесь? Я как раз завариваю чай… — старушка потерянно взглянула на нас, озираясь в сторону кухни, порываясь утащить за собой…       Но к вежливому отказу подключилась Дотт, расставляя приоритеты:       — Спасибо, бабушка, но мы правда спешим… Обещаем зайти, когда освободимся… — натянула улыбку та, обходя меня, чтобы открыть дверь.       Я кивнула, молча соглашаясь с тем, что у нас совершенно нет времени на чайные посиделки. Несмотря на это, конечно, хотелось бы получить долю внимания от этой миловидной женщины. Ощутить её тепло и заботу. Даже кратковременное присутствие на Рождество подарило незаменимое чувство семейного тепла, которого я давно не испытывала.       Я взглянула Пери вслед, виновато улыбнувшись бабушке, отправляясь следом.       — Что ж… Тогда берегите себя, — грустным тоном провожающе ответила она.       — Жди нас, дорогая, — я махнула рукой, покидая дом с тяжёлым сердцем.       Когда дверь закрылась, мы синхронно выдохнули, взглянув друг на друга… И без лишних слов мы поняли, что грёбанное чувство вины, как камень, свалившийся на наши плечи, мешает нам уходить со спокойной душой…       Но сейчас у нас есть дело поважнее… И ждать было нельзя.

***

      Мы шли по городу, иногда осматривая окрестности, как будто надеясь на то, что можем встретить Джеймса где-то неподалеку на улице.       Без слов мы разделяли беспокойство, отчасти понимая, чем нам это грозит.       Но основная проблема заключалась в том, что мы и понятия не имели, где искать…       — Мы можем бродить так до бесконечности. Обойти весь город? Серьёзно? Он же не просто на улице валяется, как бесхозный носок без пары! — возмутилась я.       Пери молчала. Вечно беспокойное хмурое лицо — это всё, что можно было увидеть.       Каждый раз, когда она волновалась, много думала, размышляла, она не говорила…       И лишнего слова не вытянуть.       — Хижина… — пробормотала напарница. — Он запросто может быть там.       — Что бы ему там делать, — фыркнув, я шла за ней.       Мы вышли на просёлочную дорогу, где неподалёку уже начинался лес.       Казалось, что этот городок можно обойти буквально за день… А может и меньше, если не задерживаться у старинных домов. Узкие мостовые, выложенные грубыми булыжниками, извивались, словно ветви старого дерева, уводя путника то к тихой церкви с шатровой колокольней, то к рынку, где воздух был пропитан ароматами свежеиспечённого хлеба и трав.       Здесь время текло иначе — медленно, как воды реки Поленц, лениво перетекающей через пригородные луга. Мы же, направляясь в противоположную от неё сторону, старательно выискивали кратчайший путь к хижине, что одиноко располагалась в лесу, прячась среди высоких массивных сосен, стражей этих краёв.       Огибая деревья, я, как будто, ощущала мнимый запах палёного, но мне казалось это нечто фантомным. Как будто этот запах — результат игр разума.       Ложь и обман.       —Либо у меня что-то с носом… Либо…       — Пахнет гарью?       — Так ты тоже это чувствуешь? — я взглянула на девушку, что остановилась перед началом леса, взирая на высокие макушки сосен.       Брови «блондинки» нахмурились сильнее, и она пошла быстрее, утягивая за собой, и я молча повиновалась, срываясь на бег и подхватывая девушку себе на плечо.       Ей не было времени возмущаться, и она подчинилась, поворачивая голову вперёд к месту, куда мы бежали.       Забегая в лесное царство, запах палёного был отчётливо слышен где-то неподалёку. Даже после пережитых травм я не утратила способность к нюху.       Оставалось совсем недолго, ибо под ногами примёрзшая трава уже казалась примятой. Я заметно нахмурила брови…       Я замедлила шаг как только начала замечать очертания какой-то кучи мусора, что лежала посреди леса. Однако каково было моё удивление или даже шок, когда в этой куче я узнала останки от той самой хижины, в которой долгое время обитала Елена.       Брёвна были почерневшими… Всё провалилось в пепельную землю, оставляя лишь обломки и привкус горечи…       Я медленно поставила Дотт на землю, не отрывая своего взора от этого хаоса.       — Ч-что?.. Н-не может быть… — послышался её подрагивающий голос.       Будучи словно под гипнозом, я едва смогла оторвать взгляд в сторону напарницы, что тряслась, как кленовый лист, приближаясь к сгоревшей рухляди…       — Не может быть… Не может! Мы… Мы опоздали?.. — ноги её больше не держали, и она свалилась в траву, сжимая её в пальцах.       Тут растерялась даже я, с нескончаемым потоком ужаса в душе я смотрела на уничтоженное место… Сначала я хотела отчаяться следом, но что-то заставило меня тут же взять себя в руки и серьёзно посмотреть в сторону Пери, что сгибалась головой к земле, трясясь да громко всхлипывая.       — Прекрати сейчас же… Он явно не тут.       — Конечно, не тут! Он уже прах! — истерически вскрикнула она, поворачиваясь ко мне, не скрывая покрасневших от слёз глаз.       Я серьёзно посмотрела на неё и покачала головой, произнеся резче, будто пытаясь убедить саму себя:       — Это не так! Я уверена, что он жив! Я чувствую это…       — Чувствуешь?! Просто признай, что мы опоздали! — она подорвалась с места и подошла ко мне, схватив меня за предплечья, — Джаспер, мы опоздали!       Моё дыхание было таким же тяжёлым, сравнявшись с её собственным по интенсивности, но я отказывалась прислушиваться…       Я резко схватила её плечи, встряхнув со всей силы.       — Заткнись! Мы будем искать дальше, пока не найдём.       — Что ты собралась искать?!       — Мы ещё ничего не знаем, где твой холодный ум, идиотка?! — зарычав, я выпустила её и быстро пошла обратно, продолжая ругаться себе под нос, проклиная Дотт и её неоправданную панику, что, если честно, также влияла на меня.       Я, не оборачиваясь, шла вперёд, сжимая руки в кулаки. Мой взгляд судорожно метался по округе между деревьев, выискивая выход… Но в какой-то момент я поняла, что иду не по той дороге…       — Мне кажется, мы идём не туда… — всхлипнув, пробормотала Пери, плетясь за мной.       Но я ничего не ответила, упрямо продолжая идти дальше. Я остановилась, как только заприметила очертания какого-то здания из красного кирпича…       Мои глаза невольно сузились, а подсознанию казалось, что это обман… Очередной мираж.       Тогда я снова ускорила шаг, выходя к участку, где на месте деревьев стоял особняк… Отчасти кажущийся заброшенным…       Он находился в значительном расстоянии от хижины… И, на удивление, не был разграблен мародёрами и не уничтожен вандалами…       В США такая постройка долго бы не простояла даже при наличии охраны…       Сам особняк стоял чуть в стороне от городского центра, окружённый садом, который когда-то цвёл пышными розами и лилиями. Теперь он казался замершим в вечном трауре — обветшавшие беседки поросли мхом, а по тропинкам гулял лишь ветер, поднимая в воздух сухие почерневшие листья. Но даже в этом заброшенном великолепии чувствовалось что-то величественное, как эхо прошлого, которое городок хранил в своих камнях и тенях.       Старая ржавая калитка со скрипом качалась из стороны в сторону, будто приглашая нас посетить умерщвлённые владения…       — Этот особняк… — произнесла Дотт, рассматривая массивные окна и узоры, что были выгравированы на камне.       В здании прослеживалась лёгкость и одновременно тяжесть от тоски минувших дней.       — Обычное заброшенное здание, — хмыкнула я.       — Да нет… — девушка подошла ближе, отодвигая калитку, чтобы пройти. Она взглянула на меня, приглашая следом, а я, неуверенно осмотрев напарницу, ещё раз подняла взгляд к высокой крыше здания, медленно проходя следом…       И чем больше сокращалось расстояние между нами и особняком, тем больше холодок пронизывал меня до мозга и костей, зазывая ближе, словно желая рассказать свою печальную историю…       Мы пересекли покрытую трещинами дорожку, ведущую к заброшенному саду за особняком. Деревья, словно обессиленные старики, склонялись под собственным весом. Их скрюченные ветви путались друг с другом, цепляясь за холодный серый воздух, где не было места жизни.       — Этот особняк… Салли рассказывал мне, — Пери хмыкнула, продолжая идти вперёд, пока не остановилась…       Что-то заставило её вновь остановиться, при этом утягивая меня за собой. Я долго смотрела на макушку девушки, пока не очнулась от её же зазывающих слов:       — Смотри, — прошептала Дотт, указывая вперёд.       Я проследила за её взглядом и замерла. На краю сада располагался склеп. Его массивные двери были распахнуты настежь, будто кто-то выломал их изнутри. Внутри тусклого сырого помещения виднелись семь надгробий разных величин. Возвышавшийся над ними ангел со сложенными крыльями сгибался в скорбной стойке, будто вымаливая у Господа защиты и покровительства гиблых душ.       Мраморные плиты в этом склепе, вопреки суровому времени и непогоде, сохранились удивительно хорошо. Они светились под тусклым небом холодным белым оттенком, словно недавно отполированные заботливой рукой. Ни трещин, ни выбоин — лишь едва заметные прожилки, как тонкие линии на ладони, рассказывающие свою молчаливую историю.       Сквозь густую траву и опавшие листья они выступали, будто намеренно подчёркивая важность этих семи могил. Камень, омытый дождями и ветрами, хранил свою стойкость, словно противился разрушительному ходу времени. Каждый шаг по ним отдавался гулким эхом, неестественно громким среди мёртвого сада.       Фигура мужчины сидела на краю склепа, облокотившись на его стену. Его шёпот продолжал разливаться в воздухе, сливаясь с порывами ветра. Бормотание казалось древним заклинанием или бессвязным откровением — тихим, но настойчивым, как сам этот камень, переживший всё и всех.       — Ты это слышишь? — сдавленно спросила Дотт, её голос дрожал после слёз, как жухлая листва, покачивающаяся на ветру, готовая вот-вот быть подхваченной ветром.       Я смотрела на эту самую неизвестную фигуру, что тенью возвышалась над скорбными надписями, выгравированными на могилах…       Казалось, будто он являлся частью антуража, что неподвижно стоял на пересечении жизни и смерти, играя роль проводника.       Нам обеим чудилось, что мы спим, а происходящее — сон.       — Да, — после недолгой паузы вымолвила я шепчущим голосом, стараясь не выдать собственного напряжения.       Он сидел на каменном постаменте, погружённый в свой шёпот. Его голос был сухим и ровным, будто он произносил слова для себя, а не для нас.       Мы застыли на месте, не в силах отвести взгляд. Склеп, мёртвый сад и этот мужчина казались частью одного древнего, забытого ритуала, который время от времени пробуждался вместе с туманом среди этих заброшенных могил.       Но они вовсе не были заброшенными. Он, та самая мрачная фигура, как будто являлся гробовщиком, ухаживающим за могилами, в которых покоится целое семейство… Или даже поколение.       Мы хранили тишину, не прерывая его беседу с пустотой. Девушка дрогнула, желая метнуться к нему с видимым напряжённым видом, но я крепко сжала её плечо, покачав головой.       «Не сейчас…» — мысленно обратилась я, не отрывая глаз от того, кто звался мною «странным незнакомцем».       — Что вам тут надо? — из темноты донёсся мрачный голос, словно каждое слово, вырывавшееся из его уст, давалось с трудом.       — Это тебя мы хотим спросить! — фыркнула Дотт, приближаясь к нему. — Ты что тут делаешь? Кто ты и откуда?       Я молча наблюдала за этой картиной, не вмешиваясь в их спор. С другой стороны мне стало интересно, чем это закончится.       Голос не ответил. Когда он изволил обернуться, приглушённый пасмурный свет озарил его лицо.       Это был мужчина средних лет с каштановыми короткими волосами с пепельным отливом. Его лёгкие волны вились, создавая небрежную укладку, а серьёзное лицо украшала аккуратная с проседью борода.       Сероватая кожа намекала на жизнь, лишённую солнца. Одна сторона рубашки выбивалась из брюк, словно подчёркивая равнодушие к внешнему виду. И всё же в его облике угадывалось что-то величественное — те самые правильные черты, которыми обычно наделяют лики святых на иконах.       Серо-зелёные глаза холодно и молча взирали на нас, словно вынося безжалостный приговор. Мы явно воспринимались как незваные гости, ворвавшиеся в его покой.       — Спросить меня… — он усмехнулся, будто это было шуткой. — Я здесь живу.       — Ты?.. Но это место принадлежит… — Дотт осеклась, будто боясь сболтнуть лишнего.       — А ты, очевидно, знаешь, кому оно принадлежит, — в его монотонном голосе слышались нотки сарказма. Он иронично усмехнулся, окинув взглядом с ног до головы. — Вижу, что вы не местные. Даже не из Европы.       — Откуда ты… — я заметно напряглась, ощутив странное волнение.       — ЦРУшников видно издалека. Вы, подруги, выделяетесь, — он проницательно изучил нас, покидая склеп, дабы увидеть мнимый свет, укрытый облачной простынёй. — И очень сильно…       Мужчина стоял к нам спиной, вытаскивая из кармана брюк зажигалку и сигарету, ловко затянувшись, окутывая пространство завесой густого дыма.       Мы смотрели на него, как щенки потасканные, которых раскрыл какой-то неизвестный тип.       — Раз уж ты знаешь, кто мы… Почему бы тебе не сказать, кто ты? — хмыкнула я, скрещивая руки на груди.       Над нами повисло минутное молчание, которое было прервано очередным тяжёлым вздохом с клубом дыма, олицетворяющий тяжесть его мыслей.       Он нехотя разворачивался к нам, всё также оценивающе рассматривая, полон безразличия и желания оставить этот вопрос без ответа.       — Полагаю, вы продолжите настаивать, если я попытаюсь уйти от ответа.       — Самой собой, — фыркнула Дотт, не прерывая зрительного контакта.       — Допустим… — он хмыкнул и поднял бровь. — Полковник КГБ…       Ком встал в наших горлах. Идея о том, что мы разыскиваем Джеймса, а натолкнулись на возможного участника его похищения, будто ударила нас обеих одновременно.       Мужчина внимательно просканировал наши застывшие лица и улыбнулся как-то слишком непринуждённо.       — Вижу ваше напряжение. Понимаю, — сказал он с лёгким сарказмом. — Но оставим формальности. Вы здесь не просто так… Зачем вы тут? — Он прищурил глаза, явно ожидая, как мы будем выкручиваться.       Но и я юлить уже не стала:       — Друга спасти.       — Ваш друг перешёл «нам» дорогу? Нехорошо… — он потёр переносицу и задумался. — Быть может я знаю его?..       — Его зовут Джеймс… Джеймс Шиллер…       — Джеймс Шиллер, — повторил он, задумчиво поднимая глаза к небу. — Знакомое имя.       Дотт ощутила, как моё напряжение нарастает вместе с подавленной злостью. Её прохладные пальцы мягко коснулись моей спины. И она попыталась вывести его на разговор:       — Если вы здесь, то должны знать о нём что-то.       Мужчина снова затянулся сигаретой и выдохнул дым с явной усталостью:       — Я недавно ушёл в отставку. То, что я здесь, не значит, что я держу руку на пульсе. Я смею лишь предполагать.       — Нам просто нужно спасти его. Они не могут его просто так удерживать!       Полковник бросил на нас тяжёлый взгляд:       — Если он что-то натворил, вытащить его будет не так просто. Разве что украсть.       — Украсть? — переспросила я в недоумении.       — Угу, — он кивнул. — Фигурантов дел, которые заинтересовали КГБ, ждёт только одно — пытки. Если ваш друг ещё жив, это большая удача.       — Ты знаешь, где он? — я шагнула к нему, чувствуя, как паника охватывает меня всё сильнее.       Полковник на мгновение замолчал, словно оценивая, стоит ли нам что-то говорить.       — Два варианта, — наконец произнёс он. — Либо его уже отправили в Москву… Либо держат здесь, в заброшенных местах подальше от любопытных глаз.       — Если Москва, это конец, — пробормотала Дотт, нервно усмехнувшись.       Я смотрела за ней, не в силах что-либо сказать в противовес.       — В моей голове слишком много мыслей, чтобы воссоздать всю картину события. Я слышал это имя… А также знаю, что это связано с делом о Дрезденском Демоне, которого он умышленно покрывал.       — Дрезденский Демон… — нервозно усмехнулась я, потирая шею.       — К сожалению, за годы своей службы я лишь косвенно следил за обстоятельствами, о которых старались много не говорить… А лишь в узких кругах…       — Он не просто покрывал… Он хотел спасти её.       — Спасти… Убийцу. От Убийц… Интересно… — пригладив бороду, он криво улыбнулся.       — Ох, а ты даже не отрицаешь, — хмыкнула девушка, не отводя своих глаз.       — Все подобные структуры — убийцы, — холодно отрезал он. — Вопрос лишь в том, с какой стороны вы стоите.       — Что ты хочешь взамен, — тихо прошептала я, посмотрев ему в глаза.       Полковник замолчал. Он смерил меня взаимным опустошением, произнеся вслух:       — Я лишь хочу найти свою сестру, которую я не смог забрать из приюта…       — Сестру?.. — мы озадаченно переглянулись между собой.       — Сестру… — кивнул он. — Но это не равноценный обмен. — горько ухмыльнувшись, он тихо произнёс, сразу же переключившись: — Кто он, ваш Джеймс? Детектив?       Мы заторможенно закивали, следя за тем, как тот потупил взгляд к посеревшей траве.       — Есть полицейские, которые ради спасения своей шкуры готовы сотрудничать с КГБ.       — У меня есть на примете такой тип… — девушка ударила кулаком себе по ладони и взглянула на меня.       Недолго думая, я кивнула, будто понимая, о ком идёт речь.       Мужчина, осматривая нас двоих, вынул сигарету изо рта, произнеся:       — Ночью отправимся туда. Не стоит привлекать внимание других горожан. А сейчас… — он неоднозначно умолчал, направляясь к особняку, ускользая за угол.       Лишь спустя минуты оттуда послышался голос:       — Вы же не собираетесь играть в садовых гномов?       Я нахмурилась, пытаясь понять: это было приглашение зайти в дом или издёвка?       В любом случае… Перед нами стояла трудная задача, которая может стоить нам всего.

***

      Холл поместья встречал нас холодом, даже если бы за его окнами светило солнце. Высокие потолки с лепниной уходили в темноту, а тяжёлые колонны, будто исполины, вырастали из мраморного пола, разделяя пространство. В воздухе стоял лёгкий, еле уловимый аромат старины и знакомый запах древесины, смешанный с чем-то более тягучим, едва ощутимым — возможно, это был отголосок некогда горевших свечей или времени, застывшего в трещинах паркета.       В центре холла возвышалась массивная люстра из богемского стекла, её хрустальные подвески мерцали, ловя тусклый свет из окон. Однако даже она не могла полностью рассеять тень, окутавшую пространство. Стены, отделанные тёмным деревом, украшали картины в резных рамах, но их сюжеты тонули в полумраке, превращаясь в неясные силуэты.       Лестница с изогнутыми перилами вздымалась вверх, исчезая в полутьме второго этажа. Её ступени поскрипывали под ногами, словно откликаясь на присутствие чужака. У подножия лестницы стояли два высоких подсвечника — пустые, но словно ожидающие огня.       В углах зала темнели старинные статуи: безликие фигуры, застывшие в вечном молчании. Их мраморные поверхности, когда-то белоснежные, покрылись трещинами, будто сами стены дома впитали в себя необузданную боль.       Несказанная тяжесть нависала над нами, пока мы сидели на роскошном, но таком же старом диване — его потрёпанная обивка, также стали частью воспоминаний, а дерево подлокотников потемнело от времени.       Дотт потягивала чай, и, забывая о манерах, любопытно оглядывала пространство, молча восхищаясь антуражем. Всё здесь дышало историей, будто стены, мебель и даже воздух пропитались духом прежних времён.       Я сидела, закинув ногу на ногу, подпирая щёку кулаком. К чашке не притрагивалась — от неё исходил слабый аромат бергамота, но он казался неуместным в этой атмосфере.       Разговор наш блуждал в лабиринтах прошлого, вновь и вновь касаясь событий, когда орудовал «Дрезденский Демон».       — Шиллер… Шиллер… Шиллер. — Полковник вздохнул, протирая лицо сухими ладонями. — Что-то в последнее время моя голова совершенно отказывается думать. Не зря в отставку ушёл. Джеймс, значит… А второго имени нет?       — Джейкоб, — сухо добавила я, теребя чашку в блюдце.       — Джейкоб… Джеймс Джейкоб Шиллер… — Он нахмурился, прокручивая имя в голове. Его глаза внезапно распахнулись — не от шока, скорее от осознания.       Мы следили, как он плавно поднялся с кресла и зашагал к выходу.       Дотт, не дожидаясь объяснений, пошла за ним, будто заранее знала, куда это приведёт её.       Я решила присоединиться, но до конца не понимала, что это нам даст.       Когда они замерли у могилы, мне стало ясно.       Имя.       Высеченное в камне: «Джейкоб Джеймс Шиллер».       Я прищурилась, наблюдая за их реакцией. Глаза Дотт расширились, а лицо полковника застыло в странном выражении.       — Я понял, — наконец произнёс он.       — И… что же ты понял? — тихо спросила Дотт, не отводя взгляда от надгробия.       — Всё понял, — повторил он и развернулся, направляясь обратно в особняк, оставляя нас в неведении.       — Я так и не поняла, что он понял, — фыркнула я, глядя на напарницу.       — А ты думаешь, я хоть что-то поняла? — Пери пожала плечами и поспешила за ним.       Я ещё раз взглянула на надгробие и, вернувшись в дом, сразу же услышала:       — Полагаю, Джеймс — его племянник. И у меня складывается ощущение, что его взяли в плен не просто так… Подожди-ка… — полковник снова опустился в кресло, потирая виски. Лицо его исказилось в болезненной гримасе. Он морщился, встряхивал головой, убирал волосы назад, словно пытаясь удержать хаос мыслей. — Ох, нет… Голова сейчас взорвётся.       — Что у тебя на уме? Уж не хочешь ли ты сказать, что Джейкоб, похороненный здесь, его дядя? — медленно, вдумываясь в каждое слово, спросила Дотт.       — Вы сами мне всё скажете, если я кое-что вам покажу… — бросил он, резко поднявшись, и направился наверх, скрываясь во тьме коридора.       Мы прислушались к скрипу половиц, к глухим шагам, что растворялись в пространстве. Вскоре послышалось бормотание, а затем звук открываемых ящиков.       Он спустился к нам, сжимая в руке старую фоторамку.       — Смотрите, — коротко бросил он, поставив её перед нами.       Сначала мы переглянулись, потом медленно опустили взгляд на пожелтевший снимок.       Запечатлённый фрагмент жизни — словно тень прошлого, застывшая на бумаге. Потёртая, выцветшая фотография, но лицо на ней всё ещё различимо.       — Это… Хозяин особняка? — хмыкнула Пери, слегка прищурившись. — Нет… Я помню, что хозяин особняка — женщина…       — Приглядитесь повнимательнее, — ответил полковник.       Я взяла рамку из её рук, скользя взглядом по фигурам. Изображение слегка размывалось, но даже так я узнала знакомые черты.       — Он… Так похож на Джеймса… — выдохнула я, изучая фигуру юноши с нелепо прижатой к спине винтовкой.       Те же тёмные кудри. Круглые очки, что нелепо сползали на переносицу, требуя, чтобы их поправили.       — Первая мировая, да? — хмыкнула Дотт.       — Верно.       — Оно и видно… По шинели.       Полковник не ответил. Только прикрыл глаза, откинулся в кресле и глубоко вздохнул.       — Мальчик… Мальчика мучают, боже… — каждое слово выходило из его уст со странным воем истощения. — Знать бы ещё кем именно…       — Определённо Виктором… — хмыкнула напарница, опуская глаза к фоторамке, ища в ней ответ.       — Виктор?.. — полковник мгновенно распахнул глаза и недоверчиво взглянул на нас.       — Ты знаешь его?.. — я приподняла бровь, наблюдая за резким изменением его выражения.       — Мы всегда были на ножах, потому что я наполовину немец, — с иронией усмехнулся он. — Теперь всё ясно…       — Вот же ж… А он, похоже, нещадно относится к полукровкам.       — Это мразь, каких свет не видел. Он готов пытать даже ребёнка, если надо.       От услышанного Пери напряглась, сжимая подлокотник чуть ли не до хруста.       Испытывая схожее волнение, я решительно подняла глаза и взглянула на него.       — Полунемец, говоришь… Как же тебя зовут?       — Если это что-то вам даст, — хмыкнул он, выпрямив спину. — Вильгельм. Можно просто Вил.       — Как Вильгельм Телль? — рассеянно подняла глаза Пери.       — Нет, как Вильгельм I, — усмехнулся он, потирая переносицу. — Ну, а вы?       Над нами повисла пауза. Мы с тяжёлым сердцем переглянулись, не зная, есть ли смысл дальше притворяться.       — Джаспер… А эту переносную собачку зовут Пери, — представила я.       — Не слушай её, её юмор сравним с тем, что мог бы выдать Фред Аллен в своём самом скучном выступлении, — фыркнула девушка.       — Ты просто без чувства юмора, — гоготнула я.       — Я вас понял, — вмешался Вил. — А теперь давайте отложим семейные тёрки и вернёмся к настоящей проблеме.       — Вытащить Джеймса… — наконец вернулась к делу Дотт. — Но как? Там же наверняка не один и не два человека…       — Именно поэтому нам нужно подготовиться к операции «Ы».       — Операции «какой»?       — А, не тем людям шутки пускаю.       — Ты ещё умудряешься шутить в такие моменты! — возмутилась девушка.       — Ровно как вы умудряетесь ссориться, когда нужна сплочённость, — на этот раз его голос был твёрдым, а выражение лица серьёзным, когда он поднялся с кресла.       Мы замолкли, чувствуя себя отчитанными, как дети, попавшие в беду.       Тем временем Вильгельм стоял перед окном, потирая поседевшую бороду. Он задумчиво всматривался в пространство, которое простиралось за стеклом.       Напряжённое молчание растягивалось, сопровождаемое тяжёлыми вздохами раздумий.       — Где-то поблизости есть заброшенное здание. Возможно, они прячут его там, пытаясь замести следы, — наконец нарушил тишину Вил, не отводя взгляда от окна.       — Мы видели сожжённый охотничий домик… Запах ещё до сих пор свежий… — я не отводила взгляда от его лица, чувствуя, как слова постепенно пробиваются изнутри.       — Если ты намекаешь, что они были там, возможно, они всё ещё где-то рядом.       — Откуда ты так уверен?.. — вздохнула Дотт, сделав последний глоток холодного чая.       — Уверен, потому что не так часто сотрудники КГБ рискуют перевозить людей, с которыми могут расправиться прямо здесь. Они думали, что ГДР будет принадлежать только им, — он тщательно осмотрел окрестности, внимательно следя за кронами деревьев, что тянулись в круг, скрывая следы времени. — Здесь полно заброшенных, безлюдных мест…       — Значит, ты местный… — я задумалась, бросив взгляд на его спокойное лицо.       — В некотором роде, да. Хотя большую часть жизни я провёл в СССР. Служба. Мой отец был уважаемым человеком, Герой Красной Армии…       Мы слушали его внимательно, не проронив ни слова, обменивались взглядами, но не прерывали его рассказ.       — Он знал эту семью… И, что важнее, лично знал Оберфюрера…       — Оберфюрера? — Дотт, видимо, осознав нечто важное, подскочила, резко взглянув на него. — Стой! Ты живёшь в особняке Оберфюрера СС?!       Мужчина усмехнулся, лениво сунув руку в карман.       — Я тебе даже больше скажу… Оберфюрер СС — моя тётушка, — он произнёс это с улыбкой, небрежно, с оттенком иронии, словно сам не верил в сказанное.       — Что-то я немного запуталась, — сказала Дотт, чувствуя, как её мысли начинают сгущаться в ком. Кажется, вот-вот голова закружится. Я заметила это по тому, как она неожиданно схватилась за виски и откинулась назад.       — Лучше не вникай, — усмехнулся он, опираясь ладонями о подоконник. — Моя история слишком сложна для понимания.       — Кажется, я понимаю, о чём ты… — Дотт сжала край подлокотника, голос её стал тише. — Салли что-то говорил… Но сейчас моя голова…       Она запнулась, бросив быстрый взгляд в его сторону.       — Проведи нас туда, где они могут быть.       Полковник посмотрел на неё долгим, задумчивым взглядом, прежде чем перевести его на окно. Смеркающийся свет отбрасывал на его лицо резкие тени.       — Если мы начнём прочёсывать каждое заброшенное место, мы потеряем время, — наконец произнёс он. — У вас должен быть кто-то, кто продал себя этим людям.       — Есть… Мы знаем, — выдохнула я, поднимаясь с дивана. — Поэтому нам нужно торопиться.       — Тогда сначала в полицейский участок, — твёрдо заявила Пери, уже зная, чем это закончится. — Я вытрясу из него всю правду.       Вильгельм не сказал ни слова. Он лишь наблюдал, ожидая нашего первого шага. Время уходило.

***

      Глубокая ночь окутала город, будто погребая его под толстым слоем беспросветного мрака. Улицы, обычно наполненные суетой дня, теперь казались заброшенными, застывшими во времени.       Как назло, туман сползал с крыш и фонарных столбов, обволакивая пространство плотной, вязкой завесой, что скрывала даже ближайшие силуэты. Лунный свет, едва пробиваясь сквозь эту гниющую мглу, превращался в тусклое, безжизненное свечение.       Запах сырости, гари и недавнего дождя смешивался с затхлым дыханием старых зданий, создавая тяжёлую, липкую смесь, оседающую на коже. Где-то вдалеке ещё тлел костёр, отдавая в воздух терпкий угольный запах.       Это был настоящий дух ГДР — застоявшийся, пропитанный страхом и предательством. Здесь каждый камень помнил чужие шаги, каждый угол прятал нечто большее, чем просто тени. В этом воздухе витала сама сущность прогнившей системы — корысть, злоба, недоверие, жадно впитанные стенами, пропитавшие улицы, осевшие в самом сознании города.       Мы шли в безропотном молчании, скользя тенями по узким, выщербленным переулкам. Каждый наш шаг гулко раздавался между облупленных стен, будто эхо давно затерянных голосов, а ночной воздух, пропитанный сыростью, давил на грудь.       Дома вокруг казались застывшими стражами этого места, древними и полуразрушенными. Их окна — пустые, ослепшие глазницы — неотрывно следили за нами, а покорёженные, перекошенные двери напоминали беззубые рты, испускающие глухие, хриплые вздохи, перекрываемые скрипом ржавых петель и потрескавшегося дерева.       Неподалёку в густом тумане вспыхнул слабый, мерцающий свет. Полицейский участок. Его здание не изменилось, пропитанное той же застылой обречённостью, что и в день, когда мы покидали его стены.       Я не сводила взгляда с Вила. В его напряжённой осанке, в сдержанных, почти ленивых движениях читалась настороженность. Но я видела, как он смотрел на участок с холодной, выверенной сосредоточенностью, словно хищник, засёкший добычу. Он знал, кого мы можем там встретить.       Дотт шла чуть впереди, с каждым шагом напряжение в её теле росло. Оно прорывалось наружу в мелкой дрожи сжатых кулаков, в неровных, сдержанных вдохах, в том, как её пальцы непроизвольно впивались в рукав. Злость в ней бродила, как огонь, пока ещё приглушённый, но готовый вспыхнуть в любой момент.       Вил молчал, оставляя нас в подвешенном состоянии своей недосказанностью. Он позволил нам продолжить нашу историю, оставаясь непоколебимым наблюдателем развивающихся событий.       Я чувствовала это напряжение. Чувствовала, как оно пронизывает нас троих, словно невидимые нити, связывая в тугой узел взаимного недоверия.       И было отчего.       Мы — ЦРУ. Он — КГБ.       Две стороны одной игры, веками запрограммированные видеть друг в друге лишь врагов. Это впиталось в нас с кровью, с каждым прожитым днём, с каждой историей, что шептали нам на ушко наставники и командиры. Мы не могли доверять друг другу, но в этот момент нас связывала общая цель.       Другое дело — как он связан с Оберфюрером?       Вопрос оставался без ответа.       Но что-то мне подсказывало, что эту завесу мы ещё приоткроем. И не только вдвоём.       — Ну?.. — его бархатный голос разорвал глухое, натянутое молчание, точно лезвие, вспоровшее плотную ткань. — Дальше дело за вами.       Я прищурилась, изучая его.       — Ты не пойдёшь?       Он чуть наклонил голову, и в тусклом свете фонаря его глаза блеснули ледяным безразличием.       — Вмешиваться в ваши разборки? — уголки губ дрогнули, но усмешка так и не оформилась. — Нет, не в этот раз.       Он выдержал паузу, словно давая нам прочувствовать каждое слово, затем, скользнув взглядом по мне, добавил:       — Я могу лишь предоставить транспорт. А ещё… — он загадочно протянул, — Позаботиться о тех, кто возьмёт вас на мушку.       Последняя фраза повисла в воздухе, словно обещание. Или предупреждение.       Я сделала шаг вперёд, выровнявшись с Пери.       Она бросила на меня короткий взгляд, затем ещё раз обернулась к полковнику. Он встретил её взгляд молча, но выразительно кивнул, словно прощаясь или, быть может, давая последнее напутствие.       Мы медленно направились в сторону полицейского участка, и с каждым шагом у меня крепло ощущение, что нас уже заметили.       Здание встретило нас всё тем же облезлым фасадом, облупившейся краской на дверях и прокуренными шторами на окнах. Всё здесь казалось прежним — даже запах сырого дерева, смешанный с чем-то металлическим, возможно, кровью, въелся в стены. Но теперь оно было чужим.       Мы ступили на ступени. Пери сжала кулаки, её пальцы дрогнули. Я знала, о чём она думает: за этими дверьми раньше находилось то, что мы знали как свою территорию, но теперь это просто станция, занятая другими. И кто знает, как они встретят нас?       Стоило нам пересечь порог, как разговоры в помещении мгновенно стихли.       Пара офицеров, стоявших у входа, обернулись, и на их лицах отразилось странное узнавание — мгновение оцепенения, затем быстрый обмен взглядами. Один из них — высокий, в новой форме, но с теми же привычными усталыми чертами — нахмурился, как будто пытаясь вспомнить, откуда он нас знает.       — Погоди-ка… — пробормотал он, отстраняясь от стойки.       Другой, коренастый, с выбритым затылком, быстро отвёл взгляд, но его пальцы дрогнули, будто бы непроизвольно сжимая край кобуры.       — Ну надо же… — продолжил первый, теперь уже с лёгкой насмешкой. — Вернулись, значит?       От этих слов меня пробрало холодом. Они нас узнали.       Пери, не теряя ни секунды, подняла голову и ровно встретила его взгляд.       — Работаем, — отрезала она, будто наше появление здесь было само собой разумеющимся.       Я тоже смотрела прямо перед собой, не позволяя себе ни малейшего намёка на сомнение. Если нас помнят, значит, помнят и то, что мы умели ставить людей на место.       Тишина затянулась.       Затем офицер хмыкнул, обернулся к напарнику и, пожав плечами, склонился над бумагами.       — Ваши проблемы, — пробормотал он, но я уловила в его голосе настороженность.       Мы с Пери переглянулись.       Путь дальше был открыт…       Дотт, сама того не замечая, ускорила шаг, её ботинки гулко отдавались эхом по холодному полу. Коридоры, выкрашенные в мрачные серо-зелёные тона, словно сжимались вокруг нас, окутанные металлическими прутьями, как паутина.       Я оглядывалась на стены, ловя обрывки воспоминаний, вырывавшихся из глубин памяти. Здесь, в этом пропитанном сыростью и ржавчиной пространстве, всё ещё витали отголоски событий прожитых дней.       Мой взгляд выхватил знакомую решётку. Я резко остановилась.       Передо мной была камера, в которой когда-то держали Елену.       Пара секунд — всего лишь короткий миг — я вглядывалась в тёмное нутро этой тюремной клетки, будто надеясь уловить в ней хоть что-то от прошлого. Пустота. Но воздух здесь до сих пор казался тяжёлым…       Я повернула голову к Пери. Она уже ушла вперёд, даже не оборачиваясь.       Тревожный укол в груди заставил меня очнуться. Я рванула за ней, оставляя прошлое позади.       Впереди, в тусклом свете, едва различимыми очертаниями, виднелись металлические двери с табличкой, на которой мелким шрифтом было написано: «Запасной выход».       Пери замедлила шаг и остановилась. Взгляд её был оценивающим, она изучала дверь, словно анализируя её скрытые возможности. Затем, осторожно, без лишнего шума, она отодвинула створку, проскользнув в щель, почти не издав звука.       Я последовала за ней, но, заметив, что пространство слишком узкое для того, чтобы действовать в тени, приоткрыла пошире. Передо мной открылся задний двор — унылый и запущенный. Здесь стояли несколько старых служебных машин, их покоробленные и грязные кузова уже давно не видели полировки.       Под самой решёткой, в центре двора, стоял тот самый лейтенант с сигаретой в зубах, покачиваясь на месте. Он затягивался, и дым, исходивший от его сигареты, не мог скрыть самого дешёвого запаха, который смешивался с тяжёлым воздухом дворика.       Моё лицо непроизвольно исказилось от недовольства. Я обернулась к Дотт, и что-то в её взгляде сразу привлекло внимание — глаза стали затуманенными под тяжестью гнева. Они искали что-то, что могло бы выплеснуть этот внутренний хаос.       — Дотт… — прошептала я, понизив голос до едва слышного. — Держи себя в руках.       Но вместо ответа, девушка не отрывала взгляда от лейтенанта, её руки дрожали, будто сами по себе тянулись к чему-то тяжёлому и опасному. Через мгновение я заметила, что её пальцы нашли подходящий кусок металла — балку, лежащую рядом. Её хватка была решительной, но я быстро подошла, перехватив её руку.       — Нет, Дотт! — прошептала я, сдерживая её движения. — Не сейчас.       Её взгляд метался между мной и лейтенантом, пытаясь определиться, что важнее. Но я почувствовала, как напряжение в её теле постепенно отступало.       — Нам нужно узнать от него… — начала я, но Пери не дала мне закончить.       — Он не захочет с нами говорить, — тихо, но с явным презрением процедила она сквозь зубы, её голос был словно застывший лёд. — А если мы попытаемся вырубить его здесь, нас могут неправильно понять…       Её слова висели в воздухе, словно предупреждение. Пери сжала кулаки, глядя на лейтенанта, который, по всей видимости, не подозревал о наших намерениях. Его небрежность раздражала всё больше, но она сдерживала себя, хотя каждое слово казалось вызовом.       — Что делать будем?.. — процедила сквозь зубы Пери.       Я молча взглянула на неё, прежде чем решительно двинуться вперёд.       Лейтенант даже не успел заметить, как я приблизилась и крепко сжала его плечо. Круглолицый мужчина замер, почувствовав хватку. Его глаза расширились, когда он узнал меня, а губы дрогнули, собираясь издать звук.       Но я лишь поднесла палец к губам. Этот жест сработал мгновенно — он замер, словно по команде.       — Ты идёшь с нами, — твёрдо произнесла я, не давая ему ни времени, ни права на возражение.       Мужчина сглотнул, его взгляд метнулся к девушке, которая подошла ближе, скрестив руки на груди.       Лейтенант бросил нервный взгляд по сторонам, но выхода у него не было. Он кивнул и, слегка дрожащими шагами, направился за нами.       Тьма двора сомкнулась вокруг нас, скрывая в своих объятиях всё лишнее.

***

      Это было мрачное, сырое помещение — нечто похожее на подвал заброшенного дома №666. Он давно потерял статус объекта, находящегося в оцеплении, а амбарный замок, некогда висевший на двери, исчез, вероятно, прибранный забулдыгами, промышляющими мелким воровством.       Вил стоял в тени, не вмешиваясь в происходящее. Его взгляд был сосредоточен на сцене перед ним: я, Дотт и лейтенант, привязанный к стулу.       Я стояла у стены напротив, опираясь спиной о холодную, потрескавшуюся кладку.       — Что вам нужно? — лейтенант нахмурился, его голос дрогнул, хоть он и пытался выглядеть грозным.       Жалкое зрелище.       Дотт шагнула ближе, её фальшивые серо-голубые глаза зло сверкнули в полумраке.       — Что нам нужно? — её голос был низким, спокойным, но в нём звучала явная угроза. — Нам нужна правда. И ты её расскажешь.       По телу пробежали мурашки, стоило мне взглянуть на неё. В её облике было что-то мрачное, жёсткое, не допускающее сомнений.       Я переводила взгляд с неё на лейтенанта, чувствуя, как напряжение в воздухе становится почти осязаемым. В полумраке подвала оно давило на грудь, не давая спокойно дышать.       Вил оставался в тени, наблюдая за происходящим с бесстрастным видом — так, будто видел подобное ежедневно. Хотя… Конечно же, видел. Это была его работа.       — Какую правду?! Я ничего не знаю! — лейтенант дёрнулся на стуле, пытаясь освободиться. Его пальцы судорожно сжимались в кулаки, металл наручников впивался в запястья. — Выпустите меня немедленно!       Дотт склонилась ещё ниже, её дыхание могло обжечь лицо. В полумраке её глаза сверкнули, подобно лезвиям, готовым вспороть ложь одним взглядом.       — Ах, не знаешь… — прошипела она, растягивая слова, словно ядовитую паутину.       Каждый раз, когда он судорожно дёргался, надеясь сбросить путы или вскочить, он натыкался на её взгляд — острый, беспощадный. Его дыхание сбилось, когда Дотт наступила на край стула, наклоняясь ещё ближе.       Тишина давила, сплетаясь с затхлым воздухом заброшенного подвала.       — Где Джеймс?.. — твёрдо спросила она, не моргая, не позволяя ему улизнуть даже взглядом.       — К-кто?.. — его голос сорвался на панический шёпот. Пытаясь избежать её пристального взора, он судорожно оглянулся, надеясь найти поддержку у Вила или меня. Но Вил оставался тенью, а я — лишь немым свидетелем.       Однако в следующую секунду его лицо исказилось: осознание вспыхнуло в глазах, как искра.       — Тот самый? Я… я понятия не имею, где он, — торопливо пробормотал он.       Дотт скрипнула зубами.       — Лжёшь… — резко бросила она, пальцы вцепились в спинку стула, и старая древесина жалобно заскрипела под её хваткой. — Где он? — повторила она, сдавливая слова, как железо в тисках.       — Я не знаю! Я понятия не имею! — голос лейтенанта сорвался, и его глаза блеснули страхом.       Тишина, как плотная завеса, снова окутала нас, словно каждое слово, которое могло бы быть сказано, было теперь частью игры на выживание.       Дотт сделала шаг назад, а стул под лейтенантом покачнулся, отчего тот замер, словно боялся, что его выпустят на свободу лишь ради того, чтобы поиграть с ним в кошки-мышки.       Я наблюдала, ощущая, как напряжение нарастает, словно ледяной ком в горле.       — Не скажешь, значит… — злобно шикнула она, её голос стал едва слышен в этом безмолвии.       Я открыла рот, пытаясь сказать что-то, но резкий щелчок предохранителя заставил меня замереть. Пери, с пылающими глазами, выдохнула:       — Ну, так ты быстро расколешься… Говори, где он! Иначе я заставлю тебя сожрать эту пулю выстрелом!       Её дыхание с частым хрипом срывалось с уст, но в нём слышалась не усталость, а ярость, требующая немедленного ответа.       И вдруг, как натянутая пружина, Вил отошёл от стены. Его шаги прогремели, как удар молота, и его сильная рука, обхватив запястье Дотт, остановила её.       — Дотт, хватит. Ты перебарщиваешь, — его голос был холодным и решительным, словно приказ, которому не смели бы ослушаться.       Дотт, взъярённо рыча, сопротивлялась его хватке, её глаза сверкали.       — Я клянусь, я выстрелю ему в голову, если он не скажет, где Джеймс! — она продолжала скрипеть зубами, готовая к действиям, что могли бы поставить точку в этой игре.       Вил держал её крепко, не давая двинуться. Даже я чувствовала, как в воздухе обостряется каждое мгновение, как напряжение сдавливает меня, заставляя сердце биться быстрее.       — Пери… — его голос был настойчивым, его руки, как оковы, не отпускали её. Он не отводил взгляда, холодный, как лёд, хотя в его глазах было нечто большее.       Дотт метала взгляд, как ножи, в сторону полковника, но тот оставался непоколебимым. Его руки крепко держали её запястье, не давая сделать ни шага вперёд, ни нажать на курок.       — Мы не убийцы… Слышишь? — его голос был ровным, но твёрдым, словно лезвие, рассекающее наэлектризованный воздух. Он смотрел прямо в её помутневшие от злости глаза, проговаривая каждое слово чётко, будто проводя терапию.       Дотт стиснула зубы, её пальцы всё ещё дрожали от напряжения.       — Сам же недавно говорил обратное… — её голос прозвучал низко, почти рычаще.       Вил не моргнул.       — Да, но не мы, — его голос стал жёстче. — Не опускайся до остальных. Не дай своим эмоциям взять верх.       Она замерла, оставшись на распутье, дыша резко и тяжело. Напряжение всё ещё струилось между ними, густое, как дым после выстрела.       Наконец, временно прийдя в себя, она шумно выдохнула, выпуская из рук пистолет, который Вил спрятал себе за пояс брюк, в очередной раз щёлкнув им.       Девушка, как после марафона, не могла восстановить дыхание.       Я не проронила ни слова, ощущая себя пешкой… Хотя всегда была заводилой. Но на этот раз сдерживать приходилось не меня.       И это вводило в странный диссонанс.       Я была всего лишь невольным зрителем, лишённой возможности высказать своё мнение. Хотя, если быть честной, я сама лишила себя этого права… Поражённая тем, какой предо мной открылась Дотт.       Лейтенант был напуган. Его взгляд, застывший в дуле пистолета, напоминал человека, смотрящего в бездну, готовую поглотить его в любую секунду.       — Лучше не тяни, — Вил перевёл тяжёлый взгляд с девушки на заложника.       Полковник КГБ определённо знал толк в межличностных «шушуканьях». Да и понимал, что лейтенант мог оказаться всего лишь подневольным свидетелем.       — Они… — мужчина сглотнул, колеблясь, — Они собирались направиться в хижину… А потом, возможно, укрылись в заброшенном недостроенном здании на окраине Нойштадта.       — Идею ты им подал? — зловеще спросила Дотт.       — Нет… Я только…       — Ты же сам говорил, что он связан с Дрезденским Демоном! — резко напомнила она.       — На меня давили! — огрызнулся мужчина, но тут же потупил взгляд. — Как будто вы, в ЦРУ, не знаете, на что они способны.       — О, не понаслышке… — хмыкнул Вил.       Снова молчание. Пери осмотрела каждого, затем рывком вырвала руки из хватки Вила. После этого её взгляд упал на жалкого, привязанного к стулу мужчину.       — С этого момента каждый твой вздох — мой тебе подарок, — холодно бросила она, затем развернулась и вышла из комнаты.       Её шаги быстро затихали в коридоре.       Оба — Вил и лейтенант — зачем-то посмотрели на меня, заставив очнуться от оцепенения.       Я нервно усмехнулась, оттянув воротник водолазки.       — У-уф… Горячая штучка… Кхм. — я нарочито откашлялась в кулак, делая вид, что изучаю разводы на потолке.

***

      — Что ты сказал ему?       Я вышла последней из здания, остановившись, когда услышала голос Дотт неподалёку.       — Сказал то, что обычно говорят в КГБ… — хмыкнул Вил.       Оба стояли спинами ко мне, смотря в тёмную пустоту ночи.       Он молча курил, выпуская клубы дыма в воздух, отяжелённый туманом, что расползался по ночной земле.       Перепуганный лейтенант давно куда-то исчез, а мы стояли, переводя дух после тяжёлого разговора.       Мои голые плечи непроизвольно вздрогнули от зябкости ночной атмосферы.       Я подошла чуть ближе, встав немного позади.       — Какие планы?       Вил молчал, его взгляд скрывал тяжесть мыслей.       — Поедем искать. Дальше я возьму их на себя, а вы… Хватайте Джея и уезжайте на моей машине.       — Но…       — Они погонятся за вами. Главное — не оборачивайтесь. — Вил взглянул на Дотт и передал ей её пистолет. — Можете попробовать стрелять по шинам, но это рискованный манёвр.       Девушка взглядом оценила пистолет и спрятала его за пояс брюк.       — А ты?       Взглянув на неё, полковник усмехнулся.       — Со мной останется Виктор. С ним-то мы и разберёмся.       — Нас будет преследовать и немецкая полиция… Если пересечём условные границы ГДР, это вызовет множество вопросов… — задумалась девушка, её голос наполнился тревогой, как будто она сама ощутила весь груз возможных последствий.       — Множество вопросов вызовут КГБ, которые являются нежелательными лицами, — фыркнул Вил, с лёгким недовольством в голосе. — Постарайтесь укрыться от них, если иначе никак.       Я наблюдала за их беседой, отстранившись от разговора. В какой-то момент мои мысли потерялись, как песчинки в бурном потоке. Тревога не отпускала. Она сидела где-то глубоко, прочно вцепившись в меня, и я не могла избавиться от ощущения, что что-то вот-вот произойдёт. Мои губы поджались, но беспокойство не исчезало, оно было неотступным.       Мы молча стояли, каждый поглощён своими мыслями, слушая звуки тишины и шум листвы, которая шуршала под ногами, как если бы сама ночь с каждым шагом становилась гуще и более тяжёлой.       Пери закрыла глаза, почти невольно прикрывая лицо ладонью, словно пытаясь отогнать от себя мысли.       Время близилось к полуночи, и казалось, что сама ночь сжалась вокруг нас.

***

      Наша ночная дорога была наполнена тишиной, которую глушил звук мотора и лёгкий стук колёс по асфальту. Вильгельм сидел за рулём, его лицо едва освещалось от света фар, искажаясь неровностями ландшафта.       Этот новый Мерседес был словно собран из воздуха, обтекаемый и строгий, как и его владелец. Однако, ничто не могло переплюнуть тех Мерседесов, что гуляли по улицам Германии в дни Второй Мировой. Я часто зачитывалась книгами о старинных автомобилях, пыталась уловить в них нечто большее, чем просто машины. Что-то проницательное, что могло бы объяснить всё в мире, если бы мне хватило ума для этого.       Какие-то девушки интересуются тем, как менялась мода, ищут в этом смысл или, по крайней мере, красоту. Я же, несмотря на то, что сама являюсь её [женской] частью, никогда не чувствовала в этом ничего для себя. Мода была поверхностной, изменчивой и, по сути, не более чем игрой для тех, кто не мог найти более глубокого смысла в жизни.       Меня всегда тянуло к механической части человечества — к тем вещам, что создавались с точностью и расчётом, воплощали в себе инженерную мысль и гармонию форм. Каждое движение механизмов, каждый стук поршня или поворот руля казались мне чем-то гораздо более настоящим, чем все эти фальшивые, мимолётные образы.       Присаживаясь в любой салон, я становилась исследователем, пытаясь рассмотреть все нюансы: от качества отделки до тех несказанных различий, что могут раскрыться только под внимательным взглядом. Я наблюдала, как техника дышит, как она должна работать в идеале. В голове всплывали мысли о том, что после отставки, если таковая когда-нибудь наступит, я устроюсь в автосалон. Это было бы место, где можно было бы сосредоточиться на том, что действительно имеет значение. Место, где я могла бы отдаться гармонии — единственной гармонии, которая была бы по-настоящему важной, оставаясь один на один с «ласточкой» своей души, которую ты встречаешь и понимаешь с каждым её поворотом, с каждым малейшим шорохом.       У каждой машины своя история, так же как и у каждого человека. Но в отличие от людей, эти истории не нуждаются в словах. Они открываются своим созиданием и движением, а не жалобами о прошлом.       Хотя, о чём это я?..       Вот странное задание передо мной — молчание, пустота за окнами, и стремление куда-то вдаль, куда никто и не стремится.       Мерседес рассеивал туман, направляя свет на заросшую дорогу, где не было ни единого фонарного столба. Местность, покрытая мглой, была как забытое место на карте, укрытое от глаз, оставшееся вне времени и мира.       За всё время поездки Вил не проронил ни слова. Он смотрел исключительно вперёд, изучая пространство, встречающее нас и приглашающее в свою необъятную пустоту.       Тёмная сторона Германии такая же тёмная, как обратная сторона Луны.       Нечёткие очертания каменной постройки начали проступать вдалеке, туман рассеивался, и два тусклых огонька фар становились всё ярче.       Дотт, как всегда, была напряжена. Её глаза чуть прищурились, и она медленно протянула:       — Что-то у меня в животе закрутило…       — Я не брала с собой туалетную бумагу, — фыркнула я, не воздержавшись от сарказма.       Она бросила на меня взгляд, полный осуждения, но ничего не сказала в ответ. Молча, с решимостью, она направила свой взгляд в окно, следя за тем, что происходило в темноте за стеклом.       Вил… Его пальцы сжали руль до побелевших суставов, когда перед ним возникла чёрная Волга. Внезапно он заговорил, его голос был напряжённым, почти хриплым:       — Сосунки… — его тон стал низким, как роковой приговор. — Когда мы будем подъезжать, ваша задача — пригнуться так, чтобы вас видно не было. Я отвлеку их на себя. Там смотрите по ситуации.       — А ты не думаешь, что кто-то будет непосредственно охранять Джеймса? — с подозрением спросила Дотт.       — На такого маленького человечка целый наряд не нужен. Но… — его улыбка была холодной, как лёд. — Если это компашка Виктора, они меня хорошо знают.       — Насколько хорошо?       — Настолько, что Виктор часто журит их за то, что они много треплют языками со мной. Выдают не то, что нужно.       — Вот уж не думала, что в КГБ сидят болтуны.       — Да нет… Это для них я «свой». А для Виктора — «чужой».       — Любопытно у вас всё устроено… — усмехнулась я, продолжая следить за дорогой.       Время медленно тянулось, километры исчезали в пустоте. Вил знал, как манипулировать людьми. Я бы сказала, что он это делал с лёгкостью, но на самом деле его маска — хладнокровие — заставляла всё это звучать опасно.       Мы молча следили за происходящим… Волга, стоявшая на обочине, с её зловещими невыключенными огнями, как будто жила собственной жизнью.       — Пригнитесь, — скомандовал Вил.       Мы подались вперёд, спрятавшись между сиденьем и спинкой, следя за тем, как Вил выходил из машины.       Закрыв дверь с характерным щелчком, он исчез в тени.       Дотт мельком выглянула, её взгляд зацепился за спину полковника, который отдалялся в сторону соседней машины. Я наблюдала за её действиями с тревогой, чувствуя, как её любопытство прорывается наружу. Быстро прикрыв её макушку своей рукой, я пригнула обратно в машину, пытаясь сдержать неуёмное стремление что-то разглядеть.       Неожиданно для нас обеих в ночной тишине раздалась приглушённая русская речь. Я напряглась, пытаясь уловить слова, но понимание давалось с трудом. Они как-то расплывались в моём сознании, не складываясь в чёткие фразы. Неудивительно, что мне было трудно хоть что-то разобрать. В языках я полнейший ноль, хотя немецкий знала отлично, но на важных встречах возможность говорить я предоставляла Пери.       Дотт, кажется, улавливала какие-то отдельные слова или фразы. Я ловила её взгляд, но она лишь сдержанно молчала, несмотря на явно возникающее напряжение.       — Ну и что, лингвист ты чёртов… — прошипела я, недовольно фыркнув.       Девушка не ответила, но подставила палец к губам, продолжая внимательно прислушиваться. Её лицо было сосредоточено, а глаза, кажется, всё же ловили смысл в потоке речи, который был слишком быстро ускользающим для меня.       Пери выглянула ещё раз, её глаза с подозрением следили за действиями полковника, который разговаривал с двумя мужчинами в форме. Мы обе по очереди разглядывали их. Видели одно и то же, но каждый из нас пытался найти в этой картине своё объяснение, свою истину.       Лицо Вила оставалось напряжённо ровным, на нём висела фальшивая улыбка, едва заметная и натянутая. Он мельком взглянул в нашу сторону, ловко махнув головой, как будто давая нам понять, что всё под контролем.       В тот момент, когда он сделал этот жест, мужчины в форме повернулись, и их внимание полностью переключилось на него. Это было странно — какой-то интуитивный манёвр Вила, который, казалось, вызвал у них доверие, отвлёк на себя их внимание.       Я наблюдала за всем этим с ощущением беспокойства, будто каждая секунда могла стать решающей.       Дотт тихо приоткрыла дверцу машины и начала плавно выползать наружу, её движения были точными и осторожными, словно у дикого зверя, крадущегося в ночи. Я последовала за ней, не издав ни звука.       Мы с опаской озирались, следя за мужчинами, которых Вил уводил всё дальше от машины. Они казались расслабленными, но это могло быть обманчивым ощущением.       Как только мы оказались внутри сырого, недостроенного здания, невообразимое ощущение давления свалилось на нас. Казалось, они впитывали в себя всё тепло и звуки, оставляя только сырость, гниль и немую тишину. Осколки битого стекла хрустели под ногами, несмотря на все попытки ступать бесшумно. Граффити на облупившихся стенах напоминали следы чужих историй — грубые, беспощадные, оставленные на скорую руку.       Запах… Тяжёлый, тошнотворный. Влажные стены источали плесень, пропитанную затхлостью и чем-то ещё — резким, терпким. Запах ссанины въедался в ноздри, вызывая непроизвольное отвращение.       — Им не стыдно в таком месте пытки устраивать? — тихо пробормотала я, морщась.       Дотт шикнула на меня, резко обернувшись. Её глаза вспыхнули предостережением.       Она двигалась дальше, осторожно ступая по бетонному полу, покрытому грязью и пылью.       Периодически останавливаясь и прислушиваясь, я напряжённо оглядывала пустые, полуразрушенные комнаты, будто ожидая, что кто-то выскочит из тени.       — Что это вообще за место?..       — Может, пансионат?.. — сдавленно предположила Дотт, заглядывая за очередную полуразрушенную перегородку.       Я промолчала. Кажется, содержать здесь «виновника» было бы, как минимум, неудобно. Но мне ли рассуждать об этом?..       «А может, это и не пансионат, а брошенный проект военной базы, который так и не увидел свет?»       Мои глаза нервно бегали по сторонам, изучая узкие, запутанные коридоры, лишённые окон и дверей.       Каждый шаг отзывался в голове эхом, в такт с пульсирующей мыслью: «Где он…»       Дотт нервничала не меньше меня. Её дыхание становилось всё более прерывистым.       Мы шли вглубь этих бетонных лабиринтов, заплутав среди бесконечных проходов, углов и слепых зон. Чёрт копеечку искал…       Тьма сгущалась, плотная, глухая. Свет снаружи не проникал сюда — лишь крохотные блики пробивались сквозь щели в полуразрушенных стенах.       — Фонарик есть? — шёпотом спросила я.       — Был… — Дотт начала нервно хлопать себя по карманам, наконец вытаскивая маленький складной фонарик.       Нашарила ногтем кнопку.       Щелчок.       И… Вот оно…       Тусклый луч осветил коридор, вырвав из мрака обшарпанные стены и осыпавшуюся штукатурку. Лёгкий свет давал хоть какую-то уверенность.       Но Джеймса нигде не было.       Проходя мимо одной из комнат, на которую мы изначально не обратили внимания, нас остановил звук.       Стон.       Глухой, пропитанный болью. Дрожащий, отчаянный. Как стон умирающего в холодных стенах.       — Ты слышала?.. — ахнула Пери, замерев.       Мы застыли.       Если бы только одна из нас услышала это — можно было бы списать на галлюцинации. Но мы обе…       Это не привидение.       Обменявшись взглядами, мы начали оглядываться в поисках источника.       Дотт замерла, её взгляд метнулся ко мне, а затем — к самодельной занавеске.       Тонкая, потрёпанная ткань слегка дрожала от сквозняка, пропитывая воздух тревожной неизвестностью.       Когда напарница наконец осознала, что этот занавес скрывает нечто важное, её «серо-голубые» глаза расширились в панике. Губы дрогнули, дыхание стало прерывистым.       Она вновь взглянула на меня и судорожно покачала головой.       — Я не хочу туда смотреть… — её голос сорвался на шёпот, полный ужаса.       Я нахмурилась и мотнула головой, пытаясь вывести её из ступора.       Но Дотт не двигалась. Она только ещё сильнее сжала фонарик, словно он мог защитить её от кошмара, скрывающегося за тканью.       Стон повторился. Тихий, жалобный, но слишком знакомый…       Глаза Дотт метнулись в сторону занавеса, и её лицо стало мертвенно-бледным.       — Дотт, — мой голос прозвучал твёрдо, но внутри меня всё клокотало.       Напарница с трудом сделала шаг вперёд. Глаза её умоляли: «не надо…»       Я сжала пальцы на крае шторки. Сердце бешено стучало.       И резко дёрнула ткань в сторону.       Острая тишина впилась в нас, как клинок.       Ни вскрика, ни судорожного вздоха. Только тишина.       Я боковым зрением заметила, как рука Дотт дрожит. Фонарик в её пальцах предательски задрожал…       А затем с глухим шлепком упал на бетон.       — Д-Джеймс! — её голос надломился до истерики, и она кинулась внутрь.       Я медленно повернула голову.       Картина перед глазами была кошмаром, из которого невозможно проснуться.       Джеймс…       Его тело лежало на тонких, грязных матрасах, изорванных в клочья. Они пропитались кровью, грязью и чем-то ещё… Чем-то жутким, липким.       Он был скрюченный, словно от боли пытался сжаться в комок, спрятаться от всего мира.       Но некуда было прятаться.       Каждый сантиметр его тела был покрыт синяками, ссадинами, открытыми ранами. Разорванная одежда больше не напоминала ткань — лишь обрывки, висящие на коже.       Как он вообще был жив?       Но страшнее всего было то, что он пережил…       Что они с ним делали…       Я шагнула внутрь, ноги словно налились свинцом.       Джеймс дёргался в лёгких конвульсиях. Его тело отказывалось повиноваться, погружаясь в хаотичный танец боли.       Он нас не слышал.       Его лицо…       Кровь запеклась на бледной коже. Бровь рассечена, губа разбита, словно он не раз встречался с кулаком.       Гнев сдавил горло, пульс резко участился.       Кулаки сжались до боли.       Я не могла позволить себе вспышку ярости.       Но внутри меня бурлило желание стереть этих ублюдков с лица земли.       Дотт дрожала, склонившись над его телом.       Он был жив…       — Джеймс… — её голос сорвался, когда она протянула руку, но я быстро остановила её.       — Не трогай его…       Девушка замерла, её глаза метнулись ко мне.       Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пытаясь трезво оценить ситуацию.       — Нам нужно его перенести… Но мы не можем взять его на руки.       Дотт напряжённо сглотнула.       — Как?..       И тут меня осенило.       — На матрасе, — сказала я, быстро оглядев убогую комнату.       — Н-На матрасе?.. — Дотт недоумённо моргнула, вновь глянув на Джеймса.       — У него куча переломов. Ты не видишь? — мой голос дрожал, но не от гнева.       От страха.       За него.       Время уходило. КГБшники могли вернуться в любую секунду. И кто знает, сколько ещё продержится Вил…       Я настороженно осмотрелась по сторонам, беря командование в свои руки.       — Дотт, я возьму этот край, а ты другой. На «три» поднимем его и понесём к машине.       Девушка выглядела растерянно, как никогда прежде.       Мы начали действовать, понимая, что на кону жизнь нашего друга. К сожалению, Джеймс почти не реагировал на нас, находясь на грани сознания. Лишь тихие хрипы вырывались из его окровавленных уст.       Смотреть на него было больно. Я боялась представить, что с ним делали всё это время.       В голове вертелось только одно: чтобы он держался и не сдавался.       Пери, покачиваясь, встала и пошла к другому краю.       — Раз… Два… Три!       Мы подняли его, но это оказалось не так просто. Если я могла осилить его одна, то Дотт было гораздо труднее удерживать мужчину с неё ростом.       — Я… Я не смогу долго держать его, — с трудом проговорила девушка. Её колени дрожали, как тростники на ветру.       Я нахмурилась и покачала головой. Пути назад не было. Нужно было нести его к выходу, следя, чтобы он не выпал из матраса и как можно меньше шевелился.       Превозмогая боль и тяжесть, Пери оглядывалась назад, пытаясь найти выход. Ситуацию осложняло то, что мы могли столкнуться с ними лоб в лоб.       — Может, немного передохнём? — предложила она, сгибая спину.       — Нет времени, Пери… — я следила за дорогой, понимая, что она чувствует. — Ради Джея…       В какой-то момент эти слова подействовали на неё. Очевидно, Джей был для неё важен… Взявшись за край матраса крепче, она понесла его дальше, пытаясь ускорить шаг.       Преодолевая те же лабиринты, мы, наконец, увидели свет, вырывающийся из темноты, как бы абсурдно это ни звучало.       Я облегчённо вздохнула, бормоча, чтобы подбодрить напарницу:       — Ещё немного… Действительно оставалось совсем немного…       Через пару минут мы выскочили на улицу, потерянно оглядываясь по сторонам.       Никого.       — Наш шанс, — прошептала я, направляясь к машине Вила.       Мы осторожно уложили его перед дверью, чтобы бесшумно её открыть.       — Как укладывать будем? С сиденья он может упасть, — разогнув спину, Пери вытерла пот со лба и бросила на меня взгляд.       Я задумчиво посмотрела на девушку, потирая подбородок, и тихо ответила:       — Его можно уложить на пол, но зафиксировать с двух сторон, чтобы он не катался по машине. Если будем убегать, повороты могут быть резкими.       Я ещё раз оглядела слегка ошеломлённую напарницу, скрестившую руки на груди и не упустившую возможности съязвить:       — Не ожидала, что ты умеешь думать.       — Прикинь, — усмехнулась я и, отодвинув Дотт в сторону, начала сворачивать матрас, создавая гамачок, подцепляя его с двух краёв, чтобы безопасно уложить в машину.       — Хорошо, а кто поведёт машину?       Мы замолкли, обменявшись взглядами. На моём лице заиграла хулиганистая улыбка, широкая, как трава на поле перед бурей, не обещавшая ничего хорошего для Пери.       — Не-е-е-т… — запротестовала она, медленно покачивая головой, как будто пыталась отогнать непрошеное предчувствие. — Я с тобой за руль не сяду…       — Ладно, тогда вперёд, — я кивнула, указав на водительское место, которое Пери оглядела с такой настороженностью, как если бы оно было гнездом ядовитой змеи.       — Но у меня нет прав… Я никогда не сидела за рулём! — она резко шикнула, как будто сама не верила в то, что только что сказала.       — А я сидела… Поэтому, — не продолжая, я закрыла дверь, как ставят точку в предложении, и, не раздумывая, села за руль, пристёгиваясь.       Дождавшись, когда Дотт сядет рядом, я взглянула на её нервные движения. Она изо всех сил пыталась удержать спокойствие, но её глаза метались по салону, как у человека, оказавшегося в клетке с хищником.       Она тихо, почти исподтишка, спросила:       — А… Ты давно была за рулём?..       — Лет пять назад точно…       — А права? У тебя есть права?       — Сейчас это имеет значение? Были. Да всплыли, — усмехнулась я, постукивая по рулю, как по старому знакомому, ожидая следующий шквал вопросов.       — Дай угадаю, ты гоняла по улицам?       — Я была патрульной, но злоупотребляла своими правами, — посмеявшись, я добавила с оскалом: — Ну… Испытаем эту малышку?       Руки Дотт метались по салону, как будто она искала спасение, пытаясь найти ремни безопасности. Защёлкнув их, она вжалась в спинку сиденья и тихо перекрестилась, словно невидимая рука судьбы готова была сыграть с ней жестокую шутку.       Я наблюдала за этой уморительной картиной с лёгкой ухмылкой, поворачивая ключ зажигания.       — Не ссы, лягуха. Болото будет наше.       Машина отозвалась характерным гулом, как зверь, готовый к рывку. Я почувствовала, как азарт расползается по венам, стоит мне только прикоснуться к рулю и услышать знакомое урчание двигателя. Мир затих, готовясь к тому, что вот-вот начнётся.       Мы, возможно, и привлекли внимание КГБ, но это было неважно. Важно было другое — свобода на колёсах.       Сдав назад, я резко развернулась. Шины загрехтели по земле, поднимая пыль и срывая сорняки, как если бы сама земля протестовала против нашего движения.       Надавив на газ, мы рванули прочь, словно птицы, вырвавшиеся из клетки. Ветер стал союзником, оглушённо провыв.       Мы устремились к главной дороге. Позади нас оставалась опасность, но она никуда не исчезала — она продолжала следовать за нами в тени, не отпуская.

***

Повествование от третьего лица

***

      Гул двигателя прорезал тишину, привлекая внимание двух мужчин, стоявших рядом с Вильгельмом. Их разговор прервался, а взгляды невольно скользнули назад, туда, где за углом расплылась пыльная завеса.       Они переглянулись.       — Фрюлинг, а это не твоя машина? — нахмурившись, спросил один из них, напряжённо всматриваясь в стремительно удаляющийся силуэт автомобиля.       Но, чем больше они вглядывались, тем сильнее росло смутное беспокойство. Что-то здесь было не так. Их инстинкты, отточенные годами службы, настойчиво подсказывали: произошло нечто, выходящее за рамки обычного.       За их спинами Вильгельм молчал, загадочно улыбаясь, словно знал ответ на вопрос, который ещё даже не прозвучал.       — Постой… А этот ублюдок? — второй внезапно вскинул голову, его голос стал резким, как треск сломанной ветки.       Они, не сговариваясь, рванули в сторону недостроенного здания. Грубые шаги загремели по бетонному полу, эхом отдаваясь в пустых коридорах. Их лица побледнели, когда осознание ударило в висок: кое-кого не хватало.       — Чёрт! — яростный голос прорезал воздух, отражаясь от голых стен. — Серый, он удрал! Этот ублюдок удрал!       — Да вижу я, кретин! Заводи мотор!       Их хаотичная ругань напоминала возню мух, безуспешно бьющихся о стекло, не понимающих, как выбраться наружу.       А Вильгельм?       Он стоял, невозмутимо наблюдая за суетой, словно театральный зритель, знающий финал спектакля. Его улыбка лишь расширилась, когда он медленно, неторопливо вытащил из кармана сигарету и зажигалку.       Щелчок.       Яркий огонёк на мгновение осветил его лицо, прежде чем он сделал первую затяжку.       Перед ним, срываясь с места, с резвым гулом уносилась «Волга».       Он не пытался её остановить.       Потому что не было нужды.       — Я всегда знал, что там, где ты, начинаются проблемы, — раздался за спиной Вильгельма холодный, хрипловатый голос.       Он не вздрогнул, не напрягся — лишь улыбнулся, узнав этот леденящий душу тембр. Для неподготовленного он был подобен лезвию, что скользит по коже, не оставляя ран, но заставляя чувствовать приближение опасности. Однако Вилу было нечего бояться.       С лёгкой, почти ленивой усмешкой он обернулся, пуская в воздух густой клуб дыма. Серый туман неторопливо заволок пространство, стелясь по мостовой, создавая между ними нечто вроде зыбкого, призрачного занавеса.       — А, да? — протянул он, глядя на собеседника с плохо скрываемым азартом. — Я просто мимо проходил. Решил проведать старых сослуживцев… Напомнить себе, почему ушёл в отставку.       Напротив стоял седовласый мужчина среднего роста, его лицо напоминало каменную маску — ни гнева, ни ухмылки, ни даже проблеска эмоций. Только пристальный, немигающий взгляд, словно взгляд статуи, созданной из тёмного мрамора.       В его руке покоился пистолет, непринуждённо, но с явным намёком. Кожаный плащ отражал приглушённый свет, придавая его облику зловещий, почти призрачный оттенок.       Он не угрожал, не повышал голос — но в каждом его слове чувствовалось раздражение, сдержанное, но едва ли не физически ощутимое.       Вил с привычной наглостью позволил себе ещё одну затяжку, прежде чем лениво выдохнуть:       — Не зря, ох, не зря… — он усмехнулся, с тем же лёгким вызовом, с каким приручают хищников, проверяя, насколько близко можно подойти, прежде чем зверь сорвётся.       — Неплохо сработано. Спонтанный план действует лучше хорошо подготовленного, да, Фрюлинг? — голос Виктора звучал холодно, но в нём сквозила насмешка. Он медленно поднял голову, изучая Вила с ног до головы, словно ничтожное насекомое, которое следовало бы раздавить.       Вил встретил его взгляд с прежней беспечной улыбкой, стряхивая пепел с сигареты.       — Вы правы, Виктор, — кивнул он с показной покорностью. — Вы абсолютно правы.       — Но за вмешательство в дела государства можно и поплатиться, не думаешь об этом?       Повисло тяжёлое молчание. Между ними возникла напряжённая пауза, будто воздух уплотнился от невидимого давления. Вил, с явным интересом разглядывая Виктора, медленно сощурился, прежде чем томно усмехнуться.       — Я сам служил тому государству, если ты забыл. Но я выбрал свою дорогу.       — Разумное решение, — Виктор кивнул, однако его тон оставался ядовитым. — Кому понравится, что в КГБ затесалась русско-немецкая гнида.       — Не забывай, что ты тоже полукровка.       — Я не полукровка.       — Ах, точно, прости… — Вил приподнял бровь, будто вспомнив что-то забавное. — Ты отпрыск Штандартенфюрера СС. Тот ещё отход человечества.       Лицо Виктора исказилось звериным оскалом. Одним плавным движением он направил пистолет прямо в лицо Вила.       — Поговори мне ещё.       Вил спокойно встретил взгляд тёмных, полных бешеной ярости глаз, едва заметно усмехаясь. Он медленно выдохнул очередной клуб дыма, наблюдая, как тот окутывает дуло пистолета.       — Ну, выстрелишь ты… Дальше что? — в его голосе не было страха, лишь лёгкая скука. — Думаешь, это избавит тебя от факта, что ты такая же «наполовину немецкая шваль»?       — Избавит от твоего длинного языка, — Виктор не моргнул, крепче сжимая оружие в сухой руке. — Ничтожества вроде тебя рано или поздно заканчивают с пулей во лбу. Как все, кто неугоден правительству.       Вильгельм лишь ухмыльнулся шире, с интересом наблюдая за его пальцем, лежащим на спусковом крючке.       Создавалось впечатление, будто Вильгельм был готов встретить смерть здесь и сейчас, не дрогнув перед её ледяным дыханием. Он словно с любопытством разглядывал дуло пистолета, будто вглядывался в бездну, что вот-вот поглотит его. Страх? Нет, ни капли. Лишь нескрываемая усмешка, лениво растянувшаяся на его губах.       — Ну? — Виктор склонил голову, его голос зазвенел металлом. — Готов поплатиться здесь и сейчас?       Вил медленно моргнул, словно отгоняя скуку, и с лёгким насмешливым прищуром посмотрел на собеседника.       — Знаешь, Виктор… Тебя никто и никогда не любил. Вот ты и злой такой.       Лёгкий тик пробежал по лицу Виктора. Он едва заметно сжал зубы, но удержал себя в руках.       — О чём ты вообще, чмошник?       — О том, что ты с самого начала был в приюте, — Вил без особого азарта провёл пальцами по сигарете, стряхивая пепел, будто говорившее им не имело особого значения. — Как волчонок, завидовал каждому, кто был лучше тебя. Выслуживаешься перед ним, надеясь на одобрение. Но ты ничтожество… Ты им и останешься.       Его голос был мягок, почти ласков, но каждое слово било точно в цель, как отточенный нож. Он улыбался — нагло, дерзко, хищно. Виктор чувствовал, как в его венах закипает бешенство, но Вил продолжал смотреть на него так, будто наблюдал за загнанным в угол зверем, который не знает, куда бежать.       Вил сделал пару шагов вперёд, намеренно сокращая дистанцию между собой и Виктором. Он шёл к дулу пистолета, направленного в его сторону, словно бросая вызов самой смерти. Его улыбка не угасала, а лишь ширилась, растягиваясь в дерзкую ухмылку. Он балансировал на самом краю пропасти, но его это не волновало.       — Вертел я твоё мнение… — Виктор прошипел в ответ, его глаза вспыхнули, как пламя, что вдруг нашло воздух.       — Правда?       Он не успел среагировать, когда Вил молниеносно рванул руку, выхватывая свой пистолет. Гладкий металл упёрся в живот Виктора. Холод ствола пробрал его до костей, но он не отвёл взгляда.       Мгновение повисло в воздухе, тяжёлое, как свинец. Виктор моргнул, и вдруг в его взгляде мелькнула тень… Узнавания? Сомнения?       — Ты… Похож на неё… — едва слышно пробормотал он.       Но Вил не придал значения этим словам. Он даже не стал спрашивать, кого имел в виду Виктор.       Раздался выстрел.       Холод разлился по его животу, будто ледяная змея впилась под рёбра, растекаясь мерзким липким ощущением.       Его взгляд затуманился, дыхание сбилось. Оскорблённый, униженный, раздавленный манипулятивными словами Вила, он с трудом удерживал сознание.       Алая кровь блеснула на его пересохших губах, скатившись к подбородку.       Пистолет выпал из его ослабевших пальцев, и он рухнул назад, глухо ударившись о землю. Лежал, расфокусированным взглядом вглядываясь в бездонное ночное небо.       Последнее, что он увидел, — силуэт Вила, который неспешно присел рядом, нависая над ним, как стервятник над умирающей добычей.       Тот склонился ближе и прошептал с той же неизменной, едкой усмешкой:       — Запомни, Вик. Украинско-немецкая гнида. Не русско-немецкая.       Губы Виктора дрогнули. Он собрал остатки воздуха в лёгких и с последней каплей злости, с последней вспышкой жизни в глазах прохрипел:       — Сдохни…       Его губы дрогнули в последний раз, будто он хотел добавить что-то ещё, но силы окончательно покинули его. Тело стало неподвижным, взгляд замер, устремлённый в бескрайний мрак неба, где не было ни звёзд, ни надежды. Лёгкий ветерок пробежался по площади, тронув полу его плаща, словно призрачная рука прощания.       Кровь продолжала сочиться из раны, впитываясь в холодную пыльную землю и мёртвую траву, оставляя тёмный, расползающийся след.       Воздух больше не сотрясался от хрипов, не было слов, угроз, боли. Осталась лишь абсолютная, гнетущая тишина, в которой даже ночные звуки города будто отступили, уступая место смерти.       Вил несколько секунд наблюдал за ним, выискивая признаки жизни, но их не осталось. Виктор больше не дышал.       Он наконец выпрямился, небрежно стряхнул пепел с сигареты и, выпустив последний дымный клуб, устремил взгляд вдаль.       Здесь больше нечего было делать.

***

Повествование от лица Джаспер

***

      Дорога уходила вглубь ночи, петляя между холмами, как извивающаяся лента. Фары выхватывали из темноты то гладкий асфальт, то трещины, пронизывающие его, словно молнии, оставленные временем. Я крепко держала руль, пальцы с хрустом сжимали кожаную окантовку.       Слева лес — тёмный, плотный, бесконечный. Ветки буков и елей касались друг друга вверху, образуя почти сплошной свод, и от этого мне казалось, будто я еду по тоннелю. Справа металлический отбойник, а за ним — склоны, крутые и безжалостные. Вдали виднелись контуры гор, их силуэты были почти неразличимы в ночи, но я знала — где-то там обрывы.       Пери беспокойно озиралась назад, опуская глаза к Джею, что лежал на дне, слегка прижатый сиденьями. Он был максимально обездвижен.       Я вела машину, изредка обращая свой взор на напарницу, мой взгляд неустанно скользил по дороге, которая, словно живое существо, петляла между холмами. Ночь была бескрайне чёрной, словно кто-то разлил густую чернильную тень по всему небу. Свет фар всё также рвано выхватывал из темноты каждую деталь, заставляя её казаться мнимо чёткой. Лес продолжал тянуться сплошной густой стеной, будто пряча за собой что-то страшное.       По ту сторону дороги, где был отбойник, начинались крутые склоны, покрытые густым мхом и низкими кустарниками. Здесь, в этой тени, не было ни звуков, ни движения — лишь полная тишина, нарушаемая лишь звуками машины, которая рассекает воздух и с глухим стуком отскакивает от неровностей дороги. За склонами начинались открытые пространства, и вдали я могла разглядеть силуэты гор, которые, казалось, впитывали в себя всё световое загрязнение. Вершины этих гор, чёрные, как и сама ночь, будто скрывали что-то древнее и неизведанное.       А воздух был густым, напоённым запахом хвои и земли, свежим и холодным. Иногда в окне мелькала тень, когда между деревьями быстро проскакивал след от какого-то животного, но дальше ничего не двигалось. Я чувствовала, как земля под нами дышит.       И ещё эта дорога. Она тянулась передо мной, то поднималась, то опускалась, то уходила за повороты, словно скрывая свои тайны. Каждый поворот, каждый сплошной холм, который возникал из ночи, был как проверка на прочность, как если бы сама природа решала, можно ли пройти дальше.       Яркими вспышками проносились огни с окон домов. Мы выехали на жилую часть, и воздух тут же стал плотнее, насыщеннее. Дома, серые и тусклые, слабо освещённые отголосками улиц, создавали ощущение, что город ещё не уснул, а просто спрятался под покровом ночи. Стены зданий, покрытые влагой и временем, стояли неподвижно, словно хранили старые, забытые истории. Иногда из-за них мелькали едва заметные силуэты, будто кто-то ещё бродил по этим пустынным улицам, но мы были в одиночестве, в этом молчаливом мире, где даже ветер словно боялся нарушить тишину.       Машин видно не было. Все эти участки ночного города, которых раньше было бы не достать, пустовали. Мы мчались, и каждый поворот, каждая прямая заставляли меня ощущать, как сердце бьётся быстрее. В этой ночной глуши мы были как странники, одинокие, отрезанные от всего. Дорога, уходившая вдаль, казалась бесконечной, а свет фонарей на улицах, мерцавший тусклым, жёлтым светом, будто нарочно не хотел освещать нам путь. Я знала, что каждый километр отсюда ближе к цели, но в то же время не могла избавиться от чувства, что один неправильный поворот может привести нас к бесконечному петлянию по запутанным дорогам недружелюбного Нойштадта.       В салоне было только глухое рычание мотора и тяжёлое дыхание Джеймса, который лежал без сознания. Повороты на дороге стали резче, и я чувствовала, как напряжение в теле растёт. В этот момент мне казалось, что мы находимся в самом центре какого-то страшного лабиринта, где нет выхода, и дороги становятся всё темнее и более изолированными.       Я знала, что нам нужно спешить.       Пери сохраняла напряжённую тишину. Её пальцы крепко сжимали поручень, словно это было единственное, что могло её удержать в этот момент. Я могла почувствовать, как её молчание разливается по салону машины, как будто вся она была сжата в этом маленьком пространстве, не в силах выразить тревогу, которая кипела внутри. Она всегда была сдержанной, но сейчас её глаза говорили больше, чем любые слова.       Её присутствие было как тяжёлое предчувствие в воздухе, как будто она ждала чего-то плохого, что вот-вот должно было произойти.       Я знала, что её нервозность — это не просто страх за Джеймса. Она боялась, что мы не успеем. Боялась того, что этот путь окажется последним для кого-то из нас.       Какое-то время мы сохраняли взаимную тишину, понимая, что слова излишни.       Однако, как гром среди ясного неба, за рёвом двигателя я услышала её неуверенный голос:       — Д-Джасс?..       Я не ответила, ожидая, когда она добавит:       — У нас гости…       «Да, я ждала этого момента…»       Я посмотрела в боковое зеркало, увидев «Волгу» у нас на хвосте. Яркие фары пронзительно сияли, освещая путь дальше, разрезая свет о нашу машину.       — Что-то они задержались, — я оскалилась, надавив на газ.       Со свистом колёса задребезжали, и мы рванули дальше, рассекая воздух, словно клинком. Мощный рёв мотора вырвался из-под капота, и машина буквально взметнулась вперёд, тянущая нас за собой, как дикое животное. Я слышала, как Пери сжала зубы, но не могла позволить себе оглядываться. Мы должны были оставаться в движении.       Дорога перед нами изгибалась, уводя далеко в городские глубины, где всё вокруг казалось препятствием. Мы мчались далеко вперёд, не замечая всего остального, лишь отмечая, что они не успевали за нами.       «Немного времени — и они останутся позади.»       Мои глаза горели от азарта и адреналина, растекающегося по венам. Ощущение свободы смешивалось с напряжением. Всё вокруг казалось размытым, только мы — это скорость, ветер, сердце, бешено стучащее в груди. Окружающий мир расплывался в серые мазки, не важные для нас, когда на кону стояла наша жизнь.       — Держись! — прокричала я, когда машина резко взяла очередной поворот, не снижая скорости. Легкость в управлении была почти абсурдной, несмотря на накатывающий страх, который пытался пробиться внутрь. Но я не могла позволить себе поддаться ему. Мы должны были вырваться.       Далеко позади, всё меньше и меньше, я слышала, как звуки их двигателя исчезают в ночной тишине. Мы ускользали. Но было понятно, что это не конец.       Сделав очередной поворот, я услышала панический писк Пери, сигнализирующий мне о том, что они ещё позади. Это был тот звук, который я больше всего не хотела слышать в этот момент.       — Джаспер!       — Я вижу! Их корыто не обгонит… — я прокричала ей в ответ, стараясь сохранить спокойствие, но всё внутри кипело.       — Ты уверена?! — её голос был полон страха, когда она указала на машину, которая маневрировала за нами, пытаясь прижаться к нашему бамперу. Но у них едва получалось.       Я прищурила глаза, ощущая, как напряжение нарастает. Мои руки крепко сжимали руль, но я не могла позволить себе паниковать. Я потянула рычаг, добавляя газу, и наша машина рванула вперёд, отрываясь от преследователей.       Глаза метались по дороге, разыскивая хоть какую-то развилку, хоть малейший намёк на неё. Я знала, что нам нужно найти выход. И вот — чудо! Прямо перед нами появились две дороги, но одна была загорожена знаками «Стоп». Я почувствовала, как что-то зловещее сжалось внутри меня.       Я с дьявольской улыбкой резко повернула налево, как на гребне волны, сшибая капотом решётки и дорожные знаки. Мы летели по пустой дороге, унося всё на своём пути.       На фоне, через весь салон, я услышала комичное пищание Пери, а за ним мой собственный смех — это было больше похоже на истерику, чем на что-то ещё. Вся эта ситуация, вся эта безумная гонка — казалась абсолютно невероятной.       — Вил меня прибьёт! — воскликнула я, смеясь ещё больше. Внутри меня бушевали противоречивые чувства, но я не могла остановиться. Мы были на грани жизни и смерти, и в этот момент даже смех казался правильным.       Ни на секунду не ослабляя внимание, я продолжала следить за дорогой, ожидая, что будет дальше.       Мы мчались по заброшенной части трассы, чувствуя, как с каждым километром она становится всё коварнее. Каждая выбоина, каждый неожиданный бугор превращался в трамплин, подкидывая нас вверх и вынуждая машину содрогаться на полном ходу.       Пери то и дело оглядывалась назад, и я видела, как напряжение в её глазах росло с каждой секундой. Это волнение нельзя было спутать ни с чем.       Преследователи всё ещё держались за нами, не отставая ни на метр. Их фары сверлили темноту, превращая ночь в поле охоты.       — Ну? Может, вернёмся в Чехию? — пробормотала я, сильнее нажимая на газ. Педаль почти упёрлась в пол, но я знала: выжимать из машины последние силы было бы губительно.       — Держи скорость, — твёрдо сказала Пери после недолгого молчания.       Я мельком посмотрела на неё, но тут же вернула взгляд на дорогу — времени на отвлечение не было.       Внезапно она достала пистолет из-за пояса брюк и с привычной сноровкой начала его перезаряжать. Я почувствовала, как к горлу подступает вязкий комок страха, и невольно сглотнула.       — Эй, ты спятила?! Это не обязательно! — мой голос сорвался на нервный тон. Я сжала руль так крепко, что пальцы побелели, и взмолилась в глубине сознания, чтобы она передумала.       Но Пери лишь коротко взглянула на меня, не прекращая движения.       — Вил прав. Это опасный манёвр, но он может сработать.       — Ты хоть понимаешь, что делаешь?! Ты сможешь попасть по колёсам?! — в голосе проскользнул панический надрыв. — Дотт, это не шутки! Они тоже откроют огонь!       Пери сжала губы, но её глаза остались холодными и решительными.       Ветер выл за окнами, а заброшенная трасса впереди продолжала извиваться, словно змея, заманивающая нас в смертельные объятия.       Мы неслись вперёд на безумной скорости, и впереди уже вырисовывался серпантин. Дорога становилась всё опаснее — крутые повороты, обрывы, коварные изгибы асфальта, вымытые дождями. Сердце стучало так яростно, что я перестала замечать, сколько километров мы уже преодолели и сколько минут тянется этот смертельный побег.       А они всё не отставали. Упорные, словно хищники, они продолжали наседать, снова и снова пытаясь подрезать нас, загнать в угол, заставить свернуть туда, откуда нет выхода.       — По моей команде, когда будет поворот, ты замедляешься, давая им приблизиться. Я стреляю по колёсам. Ясно? — голос Пери был твёрд, как сталь.       — Ты чокнутая, — прошипела я, не сводя глаз с дороги, а краем зрения замечая, как она, не теряя ни секунды, перелезает через бессознательного Джеймса на заднее сиденье.       Я услышала звонкий хруст — стекло разлетелось осколками, обнажив окно в ревущий ночной ветер.       Моя душа сжалась в мучительном протесте — как больно было смотреть, как на моих глазах разрушается салон автомобиля.       Через зеркало я следила за Пери, постоянно переключая взгляд между ней и дорогой. Лоб свело напряжением, пальцы сжимали руль. Я ждала её команды, ощущая, как каждый миг растягивается в вечность.       — Дотт?..       — Медленнее… Медленнее, — её голос звучал сосредоточенно. Она вытянула руку, прицеливаясь в шины преследователей.       В тот же момент я увидела в боковом зеркале, как КГБшники тоже подняли оружие. Сердце заколотилось где-то в горле, когда воздух пронзили первые выстрелы.       Я услышала глухой хлопок, но дорога перед нами осталась неизменной.       — Твою мать… — прошипела та, явно чувствуя, как адреналин взрывается в венах.       — Не вышло? — взволнованно спросила я, озираясь на напарницу, что пригнувшись, перезаряжала пистолет.       — Надо подпустить их ближе, — проворчала она, но я уже рванула вперёд, не дожидаясь её решения.       Плевать. Пусть этот манёвр и выглядел заманчиво, но они тоже умели стрелять.       «Они целятся… Они целятся… Куда?!» — мысли хаотично метались в голове, пока я в панике выискивала их мишень.       Вновь раздались выстрелы — но уже не наши.       Меня будто ударило током, пальцы рефлекторно сжали руль, но я едва не выпустила его, когда машина дёрнулась от попадания. Маневрируя изо всех сил, я старалась не дать им сбить нам колёса.       Леденящий звон разлетелся по воздуху — пули ударили по задним фарам, заставляя сердце сжаться в груди.       Я резко вдохнула, судорожно озираясь по зеркалам. Заднее. Боковое. Дорога. Вперёд. Впереди — ещё один крутой разворот.       — Ещё одна попытка, — голос Дотт прозвучал решительно.       Я стиснула зубы и сильнее вжала педаль газа, зная, что время на ошибки у нас заканчивается.       Перед нами простирался очередной крутой вираж серпантина, дорога узкая, а слева — лишь бездонная тьма обрыва. Колёса отчаянно цеплялись за потрескавшийся асфальт, каждая кочка грозила выкинуть нас в пропасть.       Через зеркало я видела, как «Волга» не отставала, маневрируя за нами. Их, как оказалось, водитель тоже не был новичком — держался уверенно, пытаясь подрезать нас на опасных поворотах. В их салоне мелькали силуэты: двое впереди… С оружием.       — Дотт, давай быстрее, — нервно процедила я сквозь зубы, удерживая руль так, что готова погнуть.       — Спокойно, — её голос был хрипловатым от напряжения. — Ещё немного…       Время будто сгустилось, сдавливая нас в этом стремительном вихре скорости и страха.       Пери выжидала. Я видела… Ощущала эту хладнокровную выдержку. Её палец был на спусковом крючке, пистолет дрожал в воздухе, но не от нерешительности — она следила за движением машины КГБ, выжидала идеальный момент.       В боковом зеркале я видела, как один из преследователей начал перезаряжать пистолет.       Чувство опасности накрыло меня волной.       — Они сейчас…       Выстрел.       Я вздрогнула, когда пуля, с визгом рассёкшая воздух, ударила в багажник.       — Дотт, стреляй! — крикнула я.       Она не ответила, но её рука уверенно дрогнула, и новый выстрел разорвал ночь.       Пуля пролетела мимо.       — Дерьмо… — выдохнула она, перезаряжая пистолет.       Я резко дёрнула руль вправо, чтобы выбить КГБшников из прицела. Машина завиляла, но не потеряла контроль.       — Дай мне ещё одну попытку, — голос Пери был достаточно ровным в такой напряжённый момент.       — У тебя только одна!       Она снова навелась, а я чуть замедлила ход, позволяя им приблизиться, не прекращая смотреть то за ней, то вперёд.       Но прежде чем она успела нажать на спуск, раздался второй выстрел — и её тело дёрнулось назад. В ту же секунду её пистолет выскользнул из рук, падая куда-то в салон.       Я услышала её приглушённый стон — не резкий, но хриплый, словно она пыталась сдержать боль.       — Чёрт! — выдохнула я, снова бросив быстрый взгляд в зеркало.       Пери прижимала ладонь к плечу… Неспроста.       — Дотт?!       Она зашипела, но с трудом выдавила:       — Продолжай, — сжала зубы девушка, другой рукой нащупывая оружие.       Её голос был твёрдым, но дыхание сбивалось.       Я резко ушла влево, когда КГБшники снова попытались прижать нас к краю дороги. Их «Волга» стремительно набирала скорость, пассажир у окна поднял пистолет.       Пери рывком вскинула руку, и, опершись на колено, прицелилась.       Я едва успела вдохнуть, когда прогремел её выстрел. Очередная вспышка разорвала ночную темноту.       Раздался глухой хлопок, сопровождаемый визгом покрышек.       Левая задняя шина «Волги» взорвалась. Машину дёрнуло, как раненого зверя.       И тут я осознала, что, превозмогая боль, Дотт поймала удачный момент, когда машина обнажила свою левую часть для выстрела во время маневрирования от наших попыток выстрелить.       Водитель судорожно пытался восстановить управление, но было уже поздно.       Колёса скользили по гравию, машину занесло вбок. Она резко завернула, тяжело заваливаясь на боковые колёса, и в следующую секунду вылетела с дороги, пробив край обрыва.       — Давай… Давай… — пробормотала я, не отрывая взгляда от зеркала.       «Волга» зависла на краю, словно ещё был шанс… Но силы природы неумолимы.       С грохотом она перевернулась, срываясь в темноту.       Треск металла, звук ударов о камни, а затем — оглушительная тишина.       Я шумно выдохнула, только сейчас осознавая, что задерживала дыхание.       — Мы это сделали… — мой голос дрогнул.       Но радость быстро сменилась тревогой.       — Дотт?!       Я посмотрела в зеркало. Пери тяжело дышала, её пальцы уже не сжимали рану так крепко.       — Держись, — я снова надавила на газ, направляя машину вперёд, хаотично бегая глазами, дабы найти разворот. — Чёрт, держись!       — Я в порядке, — сквозь тяжёлое дыхание выдавила она, переползая на переднее сиденье. — Нам главное спасти Джеймса…       Я невольно согласилась, крепче сжимая руль, ускоряя машину. В груди всё ещё скакало сердце, адреналин пульсировал в висках, но я не могла позволить себе расслабиться. Жизнь нашего друга зависела от нас двоих… Но сейчас на мои плечи также взвалилась ответственность за Дотт.       Пери, сидя рядом, всё также хватала через раз потоки воздуха, будто это могло спасти её от болевых синдромов в плече… Её пальцы дрожали, но она старалась не показывать слабости. И лишь сейчас мне удалось мельком разглядеть всю серьёзность ситуации: кровь уже пропитала её одежду, окрашивая пальцы в алый цвет…       — Ох, ты ж… — брякнула нервно я, не отпуская руль.       Резкий хлопок разорвал тишину, прежде чем я успела договорить. Руль дёрнуло в сторону, машину резко повело.       Для нас двоих это было неожиданным поворотом…       Я в панике закрутила руль, пытаясь выровнять автомобиль, но его начало заносить. Глухой визг металла, судорожные рывки — и вот уже я не могу контролировать движение.       — Нет-нет-нет-нет! — начала пищать я, выкручивая руль.       Пери что-то выкрикнула, но её голос утонул в шуме.       Земля словно ушла из-под колёс. Мы вылетели с дороги, проскользили по обочине и с размаху рухнули в посеревшую траву. Машина подскочила, тряхнув нас так, что я едва не ударилась лбом о руль.       За секундами встряски и адреналина, как на американских горках, последовала оглушительная тишина и шипение шины, окончательно сдувшейся до безобразного куска резины.       Лёгкий дымок поднимался из-под капота. Я судорожно сглотнула, моргая, пытаясь собраться с мыслями.       — Приехали… — выдавив, я ошалело пялилась в ствол сосны.       — Какого. Чёрта. Произошло?! — простонала Пери, пытаясь приподняться.       Я выглянула в окно, вглядываясь в темноту. Впереди виднелась дорога, но мы оказались далеко в стороне от неё, среди зарослей и рыхлой земли.       — Шина, — пробормотала я, вцепившись в руль. — Лопнула… просто взяла и лопнула, как грёбаный воздушный шарик.       Я дышала тяжело, не сводя взгляда с дороги.       — Голова твоя, как грёбанный воздушный шарик, — рыкнула Дотт, выскакивая из машины и прижимая ладонь к раненому плечу.       Я удивлённо взглянула на неё. В порыве раздражения она, казалось, даже забыла о своей ране, сосредоточившись на осмотре колёс.       Мой взгляд невольно скользнул к Джеймсу. Он хрипло дышал, захлёбываясь собственной кровью, его лицо перекосилось от боли.       Как бы мы чего-нибудь ещё ему не сломали…       Я медленно вышла из машины, ощущая, как ноги становятся ватными, и подошла к Дотт. Та лихорадочно нажимала кнопки на телефоне, пытаясь дозвониться хоть кому-то.       Гудки тянулись бесконечно, раздражающе бил по ушам их монотонный звук. Даже я его слышала.       — Да возьмите же кто-нибудь трубку… — сквозь зубы процедила она, сжимая телефон так, словно готова была его сломать.       Неожиданно гул сирен вырывался в воздух, когда из-за поворота показалась полицейская машина Дрезденского округа. Оказывается, они всё это время были за нами… Красно-синие огни больно били по глазам, заставляя нас двоих сморщиваться от ослепительных красок.       Плавно затормозив рядом, из машины выскочили несколько полицейских. Без лишних слов, они осматривали повреждения, скользя глазами по нам, пытаясь понять, что здесь произошло.       Один из полицейских — средних лет, с суровым выражением лица — подошёл ко мне, и его глаза сразу зацепились за Дотт, которая сжимала рану на плече. Он не стал терять времени и сразу же начал задавать вопросы:       — Капитан Мюллер, — отчеканил тот монотонным голосом, с ходу предоставив удостоверение, как нечто само собой разумеющееся. — Что здесь случилось? Почему вы так быстро двигались по дороге? Что с вашей подругой? — спросил он, оглядывая Дотт, что не оставляла попыток выпрямить осанку.       Я почувствовала, как в груди сжался комок. Мои глаза искали помощи в Дотт, что хоть и страдала от боли, но оставалась в ясном уме и «с твёрдой рукой в бою».       — За нами была погоня, — на вздохе ответила напарница. — Наш друг… Он в машине… Оказался в трудной ситуации… Он детектив Нойштадта…       Полицейский продолжал изучать нас, как будто пытаясь оценить, насколько это правдоподобно. Он повернулся, чтобы взглянуть на разрушенную машину и Джеймса, лежавшего между сиденьями, и, кажется, не был до конца уверен в нашей истории. В глазах появился взгляд, что нам ещё предстоит пройти через допросы, если ситуация не будет прояснена.       — И почему вы так спешили? Почему избегали остановки и общения с полицией? — спросил он, пристально следя за каждым нашим движением.       Пери выглядела настолько вымотанной, что даже держась за плечо, могла бы сдаться в любой момент, но я понимала, что нужно было продолжать держать ответ. Я сделала паузу, думая, стоит ли раскрывать хоть что-то большее.       — Мы не собирались скрываться, — ответила я, стараясь выглядеть максимально уверенно. — Мы просто пытались спасти нашего друга. Понимаете, это не просто авария, это был настоящий экстренный случай. Джеймс попал в тяжёлую ситуацию, а потом нас начали преследовать эти люди в машине!.. Господи, да как вам ещё объяснить, что мы не преступники?! — не выдержала я.       В глазах полицейского появилось куда больше сомнений, чем до этого… Он насупил брови и снова осмотрел беззащитного Джеймса, настаивая:       — Где гарантии, что он пострадал не от ваших рук?       — Да мы-       — Мы открыты для допроса, — отрезала Дотт, вмешавшись, — Но прежде, прошу вас, отвезите его в больницу. Ему срочно нужна помощь.       Полицейский неоднозначно помолчал, прежде чем кивнуть и, видимо, решив, что в данный момент его вмешательство не приведет к положительному результату, приподнял рацию:       — Нужна срочная помощь. Пострадавший, вероятно, был ранен. Ближайшая больница, возможно, имеет бригаду для транспортировки.       Через мгновение он снова вернулся к нам.       — Мне придётся временно арестовать вас для дальнейших разбирательств. Раненой окажут помощь, но вы… — он указал рукой в мою сторону.       — Да-да-да… Моя внешность, как и её не внушают доверия. Неформалы, да…       — Мы открыты для сотрудничества, капитан, — выдохнула Дотт. — Только спасите его.       — Мы сделаем всё возможное…       Я потерянно смотрела за ними, как они застёгивали наручники на наших запястьях, отводя в полицейскую машину. Мозг отказывался работать — всё было размытым и отрывочным, как кадры из фильма, который я не могла до конца понять. Звук наручников, клацнувших на запястьях, казался мне таким чуждым и резким, что я почувствовала, как холодный пот выступил на лбу.       В душе таилось непонимание, возмущение и отрицание. С каких это пор нас держат как преступников?! Почему мы должны молчать о том, что мы из ЦРУ?       Но я решила довериться Дотт, подхватив эту игру…       А что было дальше?..       Не могу вспомнить…       Мы были в руках полиции, но всё вокруг казалось неясным. Ничто не имело чёткого объяснения. Мой взгляд, застывший на фигурках полицейских, пытался найти хоть что-то знакомое, но вместо этого я лишь ощущала ту пустоту, как однажды…       А что сейчас?       Прошло почти одиннадцать лет с того момента, как это произошло с нашим Джеймсом. И мы были настолько выбившиеся из сил, что весь процесс допроса, вылился в нечеткие смазанные сцены шизофреника.

***