Ты моя слабость

— Детка, тебе нравится? — усмехается, хрипло произнося. Как же классно эти слова слетают с его губ. Не могу ничего сказать, ровно дыша. Но он останавливается и убирает руку. Я тут же открываю глаза, смотря на него. — Что-то не так? — интересуюсь, так как мне были очень приятно эти прикосновения. Сейчас говорю не я, за меня говорит мое возбуждение. — Мне продолжить? — ехидно спрашивает, так как понимает, что мне это нравится. На этот раз решаю не игнорировать его вопрос и киваю. Пена слишком быстро пропадает, что уже видно начало моего колена. Причем и второго тоже. Он усмехается, начиная, вырисовывать на моем колене разные узоры, пока я пристально наблюдала за ним. Вдруг, его рука начал спускаться по колену, вниз, к бедру. Брови поднимаются вверх, пока я чувствую, как его рука приблизилась к тазобедренной кости. Он аккуратно обводит ее, пока мой разум кричит, чтобы я его остановила, но что, если это чёртовски приятно? Закрываю вновь глаза, запрокидывая голову назад, как только он слегка надавливает на живот. Как же хорошо, что пена скрывает всего, что происходит и мне не так неловко. Он ведет дорожку вверх, по ложбинке груди, поднимаясь к ключицам, по шее к подбородку. Он обхватывать его тремя пальцами, возвращая мою голову назад. Поворачивает меня к себе, заставляя разлепить закрытые от удовольствия глаза. — Дай сюда руку. — убираю ее с подбородка, прикрывая неловкое молчание. Ну, видимо, оно было неловкий только для меня. Все-таки мне удается разглядеть на костяшках раны, поверх старых, что не успели доказать зажить. — Шрамы останутся. — цитирую ситуацию, окунаю его руку опять в воду, слегка промыва раны. — Да пофиг. — наотмашь кидает, пытаясь вырвать свою руку из моих двух, что крепко держали и не давали выпускать. — Дай вторую. — прошу его. Снова машет головой, в знак отказала. — Пожалуйста. — добавляю, но он опять отказывается. Я закатываю глаза и прошу ещё раз. — Дай, я посмотрю твои руки, если туда попадет инфекция, то они воспалятся и будет хуже. — говорю как моя мама, которая уговаривала меня в 8 лет, намазать разбитые от роликов колени зеленкой, так как я ее очень боялась. Я, наверное, зеленки боялась больше всего. — Глеб. — прошу его опять. — Если так не хочешь, то хотя бы подай мне полотенце. — показываю на крючок с махровыми полотенцем. — Уже выходишь? — немного расстроено. — Да, пены уже слишком мало, чтобы находится тут с тобой. — усмехаюсь, протягиваю руку, чтобы он мне его вручил. — Да и тебе надо руки обработать. — все так же стою на своем. — Камилла, отстань от моих рук, я их уже залил перекисью. — закатывает глаза, подавая мне полотенце. — Ну что мне надо сделать, чтоб ты понял, что это нельзя так оставить? — уже отчаянно говорю, потому что меня очень беспокоят его руки. Сама не знаю почему. — Что тебе сделать? — скорее сам у себя спрашивает. — Все что попросишь. — отвечаю на выдохе, кое-как, чтобы он не видел, закутываюсь в полотенце. — Даже так? — поднимает одну бровь и делая задумчиво-довольное лицо. — Ходи тогда так. — усмехается, показывая на меня. — Ладно. — закатываю глаза и усаживаюсь на бортик ванны, тянусь к пробке, что затыкала слив и вытаскиваю ее. После беру свой телефон, посмотрев время. Уже полпервого. Нормально я так посидела. Достаю из шкафчика белую коробочку с зеленым крестом и открываю ее. Достаю перекись, ватные диски и зеленку. Мне плевать, что он будет верещать по поводу зеленки, но самое главное, что сейчас они должны зажить. Но для начала надо отмыть от крови руки. Беру полотенце и подношу к крану. — Садись. — показал на стул. Он нехотя садится, пока я слегка отжимаю маленькое полотенце и сажусь обратно к нему лицом. Беру одну из рук и начинаю потихоньку, чтобы не задевать слишком сильно свежие раны, протирать кровь вокруг. После кидаю мокрое и в каких-то местах красное от крови полотенце в раковину, доставая пару ватных дисков. — Это что такое? — удивляюсь, видя не только раны на костяшках, но еще и две красные продольные линии, будто от чего-то острого. — Тебе лучше не знать. — усмехается, пока я сравниваю две его руки. Причем эти странные раны были только на одной руке. — Я хочу знать. — немного хмурюсь, открывая тюбик с перекисью и начинаю спокойно лить ее ему на руки, и плевать, что она стекает струйками вниз, на пол, мои ноги, на светлый коврик. — Нет, Камилла, я уже сказал. — на этот раз произносит просто стальным голосом. — Ты прям как мой папа говоришь. — усмехаюсь, вспоминая моменты из детства. После я промакиваю руки ватным диском, выкидывая его в урну, что стояла рядом. — А вот это убирай. Не занимайся ерундой. — показывает глазами на маленькую зелёную склянку. — Так надо, заткнись. — злюсь, откручивая крышку. Ей богу, как маленький. — Заткни меня. — парирует тот, выдергивая руки. — Дай сюда, не веди себя как маленький. — злюсь, протягиваю руку ладонью вверх. — Камилла, злится, ути боже. Я сказал, убирай. — показывает на мою вторую руку. — Твою мать. Ты не хочешь быть зеленым? Могу розовым намазать. — вспоминаю про ещё один тюбик. — Отстань. — тут же затыкает, решая применить свое секретное оружие. Интересно, он всех так затыкает? Когда он отстранить, обязательно спрошу. Но мне пока и так нормально, откидываю баночку обратно в аптечку, укладываю руки ему на шею, отвечая на поцелуй. Ладно, спорить с ним бесполезно. Это всегда заканчивается именно так. Хотя ради такого, я готова спорить с ним постоянно, так как единственное, что он может нормально делать, так это целоваться. Возможно, я так думаю, так как больше ни с кем так не целовалась, но могу сказать одно, это чертовски классно. Его рука касается бедра, а он тянет меня на себя. Это заставляет меня встать со своего места, пересаживаясь на его колени. Вся моя злость куда-то улетучивается, когда он так делает, и он это знает, периодически этим пользуясь. Кто мы? Вообще что мы? Но почему когда он касается меня, целует, я забываю как дышать. Прощаю ему все, что он творит, как самый настоящий засранец. Ему всё сходит с рук, чёрт, с этим я не могу ничего поделать, как бы ни старалась. — Ты всех так затыкаешь? — прикусываю язык и с нотками задора спрашиваю, когда мы отстраняемся друг от друга. — Нет, потому что только тебя хочется так затыкать. — усмехается тот, снова вцепляясь в губы, но уже задевая нежную кожу зубами. Кусая их до металлического привкуса на языке. Опаляет бархатную кожу горячим дыханием, углубляя поцелуй, касается бледно-розовых неба и ровных рядов зубов. — Скольким девушкам ты это говорил? — еле отрываюсь, на выдохе шепча, сверкая глазами. — Малышка, явно в этот список не входит Настя. — прыскает смехом тот, придерживая меня сильнее, так как в прошлый раз я ушла, хлопнув перед его лицом дверью. — И все остальные девушки? — не знаю, почему это спрашиваю, но я хочу знать. Чтобы, наверное, самоутвердиться, что ли? — Нет, одна была, но это уже не имеет смысла. — хмурит брови, убирая своей рукой русые пряди, что небрежно выпадали из высокого пучка. На эти слова лишь хмурю брови, укладывая ладони на его щеки, водя мизинцами по четкой линии челюсти. — У нее есть муж и 2-е детей. — с тихим смешком добавляет мужчина, что тоже совсем недавно узнал это. — Неужели? — усмехается голубоглазая, выдавливают слишком довольную улыбку. — Именно. — кивает и встает со стула, заставляя девушку взвизгнуть, пока он быстро не подхватывает ее ноги, выходя из ванны. — Твою мать. — вырывается у меня, пока он несет меня по коридору. После заносит в комнату, закрывая за собой. — А теперь, мы дружно разворачиваемся и уходим из комнаты, чтобы я могла переодеться. — усмехаюсь, как только меня ставят на ноги. — Ты сказала, что будешь ходить так. — усмехается, держа руки в карманах. На нем черные облегающие джинсы, драные на коленях. Они чертовски ему идут, очень сильно. — Вообще-то, так сказал ты, и я собираюсь спать. Так что не буду же я это делать в полотенце. — показываю на себя, а после на шкаф с вещами. — Ладно, ложись в этом. — снимает с себя белую футболку, что я так хотела снять с него в ванной. Да что уж там и сейчас. Будем честными и откровенными. Смотрю на него с вздернутой бровью, но в тоже время не теряя возможности позалипать на его идеальное тело. Если бы бог существовал на земле, то уверяю, у него было бы такое тело. Слишком идеальное и притягательное. Так и хочется подойти и прикоснуться. — Мне нравится, как ты смотришься в моих вещах. — улыбается, протягивая светлую ткань мне. — Но, уговор таков, на голое тело. — ставит условие, но футболка до середины бедра, намного надежнее нежели полотенце, что в любое время может слететь с тела по случайности или не совсем. — Время не детское, так что я предлагаю тебе остаться. Но предложение ограничено по времени. Иди, вешай свою куртку, пока я переоденусь. — смотрю на циферблат часов, что лежали на столе, так как принимать сними ванную не лучшая идея. — Есть, мэм. — усмехается, слушая моих распоряжений. Тут же я почувствовала облегчение и прилив бодрости. Хоть когда-то он меня послушался и не стал отшучиваться едкими и иногда, хотя чёрт, почти всегда обидными шутками. И действительно, он ушел из комнаты, дав тем самым мне спокойно переодеться. Что с ним такое? Это точно Глеб? Это точно тот несносный блондин, что постоянно выводит меня, заставляя нервничать? Спокойной слушая шаги в ванную, снимаю полотенце, расправляя футболку, и определяю где у нее перед. Быстро ныряю в нее, надевая через голову, так как он уже возвращается назад. И как раз, когда парень заходит в комнату, я разглаживаю на себе его футболку, что насквозь пропиталась его духами, сигаретами и каким-то совершенно особенным запахом, свойственным только этому молодому человеку. От его кожи очень приятно пахнет, особенно в этом головосносящим коктейле из самых приятных запахов на этой земле. Всегда удивлялась аромату парфюма брата, но этот явно превосходит все. Снимаю резинку с волос, растрёпывая их, будто расчесывая, пропускаю меж пальцев. И пока меня внимательно рассматривают, я подхожу к туалетному столику и беру часы, браслет, что мне подарили на новый год и кольцо, с которым уже на протяжении нескольких лет не расстаюсь. Оно настолько мне нравится, что я готова его носить не снимая. Хотя цена у него была очень даже смешной. Потому что дело совсем не в ней, его мне подарил брат на мой 11 день рождения, мы тогда были ещё совсем детьми. Беру с будуара нужный тюбик, встряхнув его. Да, и что что он тут. Это не значит, что я должна что-то упускать из моей рутины. Обожаю заливать себя этими штуками поле душа, так как пахнут они очень свежо. Вообще, всё, что связано с запахами — мой фетиш. — Ну, так ты подумал? — спрашиваю, открывая крышку, и ставлю одну ногу на стул. — Как ты думаешь, что я решил? — с некой насмешкой произносит. И правда, я в его вещах, он сидит на моей кровати и ждет, пока я закончу с уже скорее ночными процедурами. — И правда. — усмехаюсь, брызнув вновь продукт на кожу. После ног, наношу всё на руки, шею и ставлю флакон на место, хватая крем и бальзам. — Я не знаю, что для чего, но мне явно нравится, как ты это делаешь. — усмехается, пристально смотря на то, как я делаю «бабские дела». — Я мажу свое лицо кремом, чтобы завтра оно было не как пустыни Сахары. — усмехаюсь, распределяя все по своему лицу. — Ммм… Ничего не понятно, но очень интересно. — падает спиной на кровать, хрипло посмеиваясь, оглядывает комнату. — Я ожидал увидеть гору плюшевых игрушек на кровати, розовые стены и полки заставленные куклами. — рассматривает вполне спокойные стены. — Зашел бы ты лет так 5 назад, все было бы именно так, как ты описал. А в углу рядом с большим розовым кукольным домом сидела малая Ками, играя с куклами. — усмехаюсь, вспоминая, как расставалась со всеми куклами, что у меня были перед переездом. Нет, они не выкинуты, я бы не позволила так подло поступить с моими друзьями. Их отвезли к нам на дачу, там мама любит летом зависать. Что нам с братом приходится приезжать тоже, чтобы ее поддержать. У нее же там целый сад, а в доме зимняя оранжерея. — Ты сейчас мало чем изменилась. Все тот же ребенок. — а вот это уже обидно. — Я не думаю, что малая Камилла приглашала парней и спала с ними голой. — усмехаюсь, разворачиваясь к нему лицом. — Время меняет людей. — ехидно посмеивается, вытягивая руки, так как я иду к нему навстречу. Бесцеремонно усаживаюсь ему на ноги, переплетая наши пальцы в замочки. Толкаю его в грудь, заставляя спиной упасть на заправленную постель. — Упс. — делаю невинные глазки, расцепляя наши руки, чтобы упирается ими по бокам от парня. — Я такая неуклюжая. — усмехаюсь, падая ему на грудь. — Школьница, а школьница. — усмехается, укладывая свою руку мне на спину. — Ау? — отрываюсь, отлипая ухом от его обнажённой груди. — Спать пора. Ложись, давай. — усмехается, уложив вторую руку мне на макушку. — Я завтра не встану, мне осталось спать только пять часов. — тихо постанываю, слегка жмурясь от того, что дисплей часов слишком ярко бил мне в глаза, что привыкли к темноте. — А бля, надо же хотя бы для приличия этим кроликам позвонить. — накрываю глаза ладонью, жмуря их. — Все завтра, вставай. — поднимается в сидячее положение со мной на ногах. — Я не могу. — усмехаюсь, так как очень устала и горячая ванна все только усугубила. Что ни одна моя мышца не хочет слушаться. — Вот как. — хитро произносит. А после хватает меня за бедро, как можно ближе к краям футболки, даже забираясь под них, что я тут же отскакиваю. Как энерджайзер для тела. — Все, встаю. — тут же пищу, спрыгивая с кровати. — То-то же. —смеётся, повторяя мои действия, для того чтобы я поправила кровать. — Завтра брат опять будет орать. — улыбаюсь в предвкушении нового скандала. Только мне сейчас настолько все равно, так как хочется только спать. — Иди ко мне. — протягивает руки, сидя на краю кровати. Пока я расправляла кровать и кое-как почти не слушающимися руками поправляла простыню, он успел раздеться. Расплываюсь в довольной улыбке, подползая ближе к нему, удобнее устраиваясь. — Он сказал, чтобы я не смела приводить тебя к нам домой. Но я как самая добрая и любящая сестра сделала все наоборот. — усмехаюсь, накрываясь посильнее, под пледом укладывая руку ему на живот. — Тем более ты сам пришëл. — невинные глазки и хлопанье ресницами. Все для образа дурочки… прокатит. — Мне нравится его бесить. — хмыкает с улыбкой тот, убирая волосы с глаз. — А мне то как. — кидаю, подкладывая себе под голову руку, пока теплая и тяжелая рука обнимала меня за шею. — Спокойной ночи. — улыбаюсь и сладко вздыхаю. — И тебе. Благо моя кровать нормальная для нас двоих, иначе кому-то пришлось бы спать на диване, или в комнате мамы. Так как класть блондина в комнату брата слишком жестоко. *** Вечер слишком мило закончился, чтобы утро началось так же. И просыпаюсь я, от недовольного голоса брата. Морщу носик, так как прерывать свой сон не очень и хочется. Но и посмотреть на новый концерт моей любимой истерички очень уж нетерпелось. — Какого чёрта? — злюсь, отрывая голову от рёбер блондина, что тоже явно просыпался. — В чем дело, Кирилл, за каким лядом ты меня будишь? Мне будильника хватает. — злюсь, принимая сидячую позу на кровати, пока блондин глубоко вдыхает, накрывая глаза забитой наколками ладонью. — Ты ещё спрашиваешь? Что «это» у нас делает в квартире, да ещё и в твоей кровати? — возмущается брат, пока зеленоглазый улыбается, сдерживая смех. — Ты меня с каждым разом удивляешь все больше. — Лишаю вашу сестру девственности. — выкидывает с довольной улыбкой, пока я его бью по плечу и накрываю обнажённый торс пушистым пледом, что во сне забрала себе. — Прости, детка. — все-таки заливается хохотом. — Спит вообще-то. — заливаюсь тут же смехом. — Что вам от меня надо, ваше наисвятейшее величество? — протираю глаза ладонями. — Сколько времени? — спрашиваю сама у себя, смотря на часы. — Половина одиннадцатого. — говорит за меня Глеб, протирая глаза. — мать вашу, опять прогуляла школу. — бью себя о лбу, злостно шипя. — Камилла, ты просто чокнутая, просто сумасшедшая. — наконец открывает рот брат, что все это время молча стоял. — Спасибо, заюш, не знала. — усмехаюсь, падая боком на блондина, что немного кашляет, но от смеха, а после обнял меня двумя руками. А после понимая, что самое интересное на этой планете, так это выражение лица моего брата сейчас. — Мать приехала, сейчас доиграешься. — цедите сквозь зубы, пока моя задорная улыбка превращается в каменный покер. Как жаль, что он не знает, что моя мама совсем не против и на моей стороне. — Тогда тем более. Оставлю вас тут вдвоем, не повыкалывайте друг другу глаза. Я быстро. — вскакиваю с кровати и хватаю впопыхах спортивные штаны, нацепляю их так же быстро. После беру дранные джинсы блондина, кидая ими в него. А потом уже иду к шкафу, роясь в самом нижнем ящике, нахожу старую и мою самую любимую футболку отца. Да, я сумасшедшая, но я не могу не оставить её у себя. Это обычная черная футболка, все слишком просто и идеально. Впрочем, как все вещи у блондина. Кидаю ей в него, так же как и брюками. — Ма-а-а-ам. — выхожу из комнаты, идя босыми ногами в гостиную. — Малышка. — улыбается та, приглашая в свои теплые объятия. Ну, наконец, хоть кто-то разумный в этом доме, а то мы с братом точно не пример идеальной семьи. Мы, конечно, любим друг друга, но бесим так же, как и любим. Зачастую специально, ну, лично мне нравится его провоцировать. Он такой забавный, когда злится. — Ты давно приехала? — спрашиваю ее, гладя по спине. — Да нет, меня Кирилл забирал. Как же я скучала по тебе, принцесса. — все никак не может натискать меня, слегка качая нас из стороны в сторону. — Ну ладно, надо сходить к ним, иначе они друг друга загрызут. — Кто они? Настя с Кириллом? Слушай, она мне понравилась, очень хорошая девушка. — нет времени на ее восхваления, там сейчас будет ядерная война. — Да нет, там Глеб. — улыбаюсь, поворачиваюсь в сторону моей комнаты, в которой подозрительно тихо. — Неужели? — удивляется мама. — Я за сегодня познакомлюсь сразу с двумя бедолагами. — усмехается та, потому что знает нас с самого рождения, а тем более наши характеры и повадки. — Только он немного сложный. Ну, в смысле вспыльчивый и необычный. — немного мнусь, вспоминая образ забитого татуировками блондина с серьезным и убивающим взглядом. Мне пару раз удалось застать те моменты, когда только от его взгляда, хотелось умирать. Мучительно загибаться, буквально чувствуя, как гниет и сгорает твоя плоть под его твердым взглядом. — Уже страшно. — хмыкает та, пока я быстрым шагом иду снова в комнату. Но только я хотела открыть дверь, как из нее вылетает Кирилл, смотря на меня буквально красными глазами, ему бы еще пар из ушей, и точно как в кино. Что Глеб опять успел ему наговорить, что он так озверел? Сразу же за ним выходит блондин, прикрывая одной рукой рот, ну точнее старается это сделать. Так как от смеха он запрокидывал голову. — Да что опять у вас случилось? — меня это уже не смешит, а даже наоборот. Хочется плакать, почему они ведут себя как 12-тилетние девочки. — Заткни его или скажи, что он соврал. — выпаливает брат, пока мы все идем в кухню, где стояла моя мать в предвкушении. — Мама, это просто невыносимо. — обращается к ней, как к последней надежде меня образумить. Только вот этого уже не случится, я слишком опьянена этим человеком, и пусть он напыщенный идиот. Все мы не идеальны как говорится. — Заткнись, а. — закатываю глаза, пока моя мать разглядывает парня, что был немного выше брата, что с сонными глазами и в вполне забавном виде. Когда он ещё не отошел от сна и не перерезал глотки всяким разным бандитам. — Здравствуйте. — кивает Глеб моей матери, пока та разглядывает каждую его тату, что шли двумя рукавами по рукам, прячась за тканью футболки. — Здравствуй. — удивленно говорит, а я надеюсь, что она не от ужаса, а в положительном смысле. — Когда ты мне сказала необычный, я думала, что тут будет какой-то трансвестит. —всё ещё слегка удивлённо произносит, пока я тяжело выдыхаю. А блондин усмехается. — Ещё хуже. — понимает, что моя мама не против Глеба, хотя не понимаю, почему он ему так не нравится. — Я Элеонора Павловна. — улыбается та, все никак не отрываясь от парня. — Глеб. — как без особого энтузиазма говори, кивая. — Что ж, раз мы познакомились. Я пойду, заваривать чай. — улыбается та, уходя в кухню. А я толкают парня в бок. — И так всегда, прости. Если ты такое не любишь, то лучше сейчас свалить. Я чего-нибудь наплету ей про то, что у тебя какие-то дела появились. — тихо шепчу, отводя в сторону. — Да ты что, уйти и пропустить весь концерт, что будет в главной роли с очень уважаемым офицером Миранда? Ни за что. Это ударит по моему самолюбию. — посмеивается тот, ведя рукой по моей талии, обнимая одной, а после второй рукой, окольцевав мое тельце тем самым. — Я не позволю тебе уйти, иначе злая мамочка-Кирюша меня сожрет. —закидываю голову от смеха, пока тот резко поднимает меня на свой уровень, прижимая к груди. Мои ноги болтаются в воздухе, а я для большего равновесия и подстраховки кладу руки ему на плечи. Наши лица в паре сантиметров друг от друга. — Твоя мама очень милая. Я не думал, что жена Альберта будет такой доброй и обычной что ли? — немного странно усмехается, сразу предотвращая мой вопросительный взгляд. — Я думал, тут будет худая и стервозная блондинка, а уж тем более ты. Избалованная и капризная мелкая стерва. — Значит, я все-таки не так безнадежна? — усмехаюсь, и с легкой улыбкой отвожу глаза в сторону. Туда, откуда доносится пристальный взгляд карих глаз. Хитро усмехаюсь и обнимаю крепче шею парня, смотря точно в глаза юной особы. — Это слово не подходит под твоё описание. — усмехается тот, заставляя меня повернуться, задавая друг друга носами. — Да, и какое же подходит? — облизываю нижнюю губу, стараясь как можно тише шептать. Чтобы услышал только он. — Сумасшедшая. — горячо произносит на выходе, опаляя кожу, а после затягивает нас в очень быстрый, но мокрый поцелуй, через который мне стало до жути смешно, так как его пальцы впились мне в ребра, специально щекоча. — Пойдем. Не надо тут совращать людей. Мама увидит, будет не солнечно. А уж тем более Киря. — тихо ликую, снова чувствуя под ногами твердый паркет. — А как надо сказать? — усмехается, заставляя меня закатить глаза, и на выходе выдавить из себя улыбку. — Пожалуйста, пойдем. — отворачиваюсь от него, но он не хочет выпускать меня из своих рук. — Глеб, пойдем. Пожалуйста. — не понимаю, к чему он клонит и чего его не устраивать. — Ну ты и привередливый. — закатываю глаза, после быстро целую его в щеку. — Пока так, я не хочу, чтобы мама подумала много чего. Хотя ты бы видел глаза Кири, когда он зашел. — усмехаюсь, выбираясь, наконец, из его хватки, веду парня в кухню, обхватив двумя своими руками его кисть. — Я видел, то что он делал после твоего ухода. — накрывает глаза ладонью, пока я веду нас в кухню. Где уже сидели все члены семьи. Жаль маму, она могла бы найти себе кого-нибудь, пора уже прекратить страдать из-за отца. Мне, конечно, не очень хочется представлять кого-то вместо папы, но она же тоже имеет право на счастье. Ей не так много лет, чтобы поставить на себе крест. — Расскажешь потом. — улыбаюсь и сажаю его рядом с собой. На самом деле очень здорово, когда все идет по твоим правилам. Особенно приятно, когда тебе подчиняются такие люди, как Глеб. Хотя бы ненадолго, но я занимаю лидирующую позицию. — Ну что, куда вчера уезжали? — интересуюсь, складывая руки в замок и укладываю на них подбородок. — Мы ездили к бабушке за мамой. — немного кисло говорит, так как мы оба разделяем отдельные чувства к этим людям. Я вам уже чуть ранее об этом говорила. — Ну и как там дедушка? — мимолетно интересуюсь, пока мать ставит на стол чайник, с заваренным чаем. — Ему лучше, его выписали, он продолжит лечение на дому. — говорит мать, наконец, присаживаясь на стул. — Вот и хорошо. — без особого энтузиазма говорю на выдохе, наливая себе чай. — Глеб, я конечно не хочу показаться навязчивой, но я как мать должна все-таки это спросить. — я тут же давлюсь чаем, чуть ли не выплевывая его обратно в кружку. Только не эти глупые вопросы, по типу «я надеюсь, вы предохраняетесь». — Конечно. — как-то чересчур серьезно для него отвечает, размешивая два кубика сахара у себя в кружке. — Нет, я не об этом хочу спросить. — немного неловко говорит, обращаясь ко мне. Этим она вгоняет меня себя в краску. Я даже ничего не сказала, а она думает, что я сразу же в голове у себя вырисовала эти вопросы. — Я вообще молчу. — выдавливаю смешок, убирая кружку от губ. — Ну, так. Сколько тебе лет? — ха-ха, даже я не знаю. — Двадцать четыре. — откашливается и устраивается удобно на стуле, точнее съезжает с него, разваливаясь как обычно. — Пусть он лучше расскажет кто он. — немного злорадно кидает брат, что я тут же направляю на него свой убийственный взгляд. Ну, уж нет, я не позволю себя унижать при матери. Я не выдам нашу общую тайну прямо перед Глебом.