Дорогой мой Иуда

— А-а-а, что же я так опаздываю, мне к 12, а обед в 13, — он носился с воплями по квартире, спотыкаясь о собственные вещи и бутылки. Басманов вообще не помнил и не понимал, почему не встал вовремя. Видимо, подсознательно пытался не идти на этот разговор. Еще и санскрин куда-то делся, искать нет времени. Решив, что лучше умереть от рака кожи, чем от рук Курбского (а сообщение явно от него, тут и тупой поймет), он побежал на улицу к служебной машине, которая ждала его уже полчаса. Всю дорогу Федор нервно барабанил по всему, до чего мог дотянуться. Как его заметили? Ладно, может, шаги, все-таки оказались слишком громкими, но в архив мог заглянуть кто угодно. Посмотрели по камерам? Нет, Курбский сам настоял на том, чтобы их не ставили. Неужели этот чертов Андрюшка Михайлов знал, что Басманов заинтересован в поиске компромата на начальство? За несколько дней в личном помощнике Грозного действительно реально это разглядеть, учитывая, что он ни с кем практически не общался и старался не отсвечивать? Заслуживает уважения. И страха. Федор успел заскочить в столовую и удивленно заметил, что на него странно поглядывают. Вряд ли все окаменели от его красоты. Учитывая крысиную сущность коллег, кто-то явно уже успел пустить очередные слухи о нем. В коридорах и без этого часто можно услышать едва разборчивый шепот, в котором смешивались отвращение и стыд. Обычно содержание сводилось к «стриптизер», «любимый мальчишка начальника» и «явно из этих». Он не придавал особого значения сплетням и просто шел дальше по своим делам. Но сейчас дело явно не в этом. Казалось, что про его еще даже не начавшиеся терки с Курбским известно всем. Басманов пообедал в не очень гордом одиночестве, все так же ничего не понимая, и пошел к выходу, провожаемый молчаливыми тяжелыми взглядами. Каждый шаг к архиву сопровождался оглушительным стуком сердца, как будто парень опять переборщил с энергетиками. Постучаться надо, наверное. А, нет, дверь открыли с той стороны. Перед ним стоял Андрей Михайлович Курбский и, не сказав ни слова, пошел вглубь архива. Намекает идти за ним. Черт, лучше бы здесь были камеры. — Присаживайся, Феденька, — он с усмешкой показал на стул, — опаздывать нехорошо, хотя подслушивать еще хуже. Он послушно сел. Положил руки на колени, потом передумал и свесил их, передумал еще раз и скрестил на груди. Вот, так нормально. — А с чего вы взяли, Андрюшка Михайлович, что у меня была такая цель? — Басманов пытался вздернуть подбородок, но вся врожденная наглость испарилась, и потяжелевшая голова стремилась опуститься. Как будто двойку получил, ей-богу. Хотя его такое никогда не волновало, если честно. — Тут и думать не надо. Ты, Феденька, не просто так ведь перед Иваном Васильевичем красуешься. По твоему, я не понимаю, зачем? — Курбский лениво облокотился на стол и подпер щеку рукой. Феденька офигел. Какое «красуешься»? Наоборот, убегает от него и старается на глаза лишний раз не попадаться. Что за бред вообще… — Хочешь сказать, я не прав? Что ты не пользуешься таким положением в своих гнусных целях, малец? Вылезай из его постели и включай голову. Ты не понимаешь, куда лезешь. Свободен, — Курбский показал на дверь и уткнулся в свой блокнот. Уже уходя парень осмелился обернуться и обиженно сказал: — Чтоб вы знали, не сплю я ни с кем. Тем более, в «гнусных целях». — Лох, — спокойно ответил Андрей Михайлович. Спрашивать, делает ли так заведующий архивом, Федор не стал. Вот те раз. Прямо у двери стояла Варя. Вот те два. Стояла с недовольным лицом. Как она постоянно оказывается рядом, жучок на него прицепила, что ли. Или он какие-то волны излучает. Непонятно и странно, прям сталкерство. Скоро будет его на служебной машине отвозить на работу и обратно. — Во что ты опять ввязался? — нахмурилась она. — Спасибо за заботу, но мамочка мне больше не нужна, — отозвался Басманов, проходя дальше. Она схватила его за руку, и пришлось остановиться (чисто из вежливости и любопытства, он бы спокойно продолжил идти, таща Варю за собой, она даже не его рабочий вес). Ее ледяные глаза из холодных превратились в встревоженные небесные. Да что происходит? — У них с Грозным серьезный конфликт, в котором ты тоже играешь роль. Я не знаю всей истории, только слышала мельком их разговоры по телефону. Пожалуйста, не лезь туда, — она не отпускала его ладонь. Это его насторожило. Но еще больше измотанного после разговора парня насторожила эта неуместная, но забота. О нем ведь давно никто не пекся. Федор глубоко вздохнул и машинально сжал ее пальцы своими, вспомнив какое-то далекое воспоминание из старшей школы, что-то про жесткий разговор с директором и про оказавшуюся рядом подругу, и забыл, где находится. С одной стороны, это не должно волновать девушку, это ей не надо лезть ни в разборки, ни в его жизнь. А с другой… Кажется, она знает больше, чем он сам. Как бы все разузнать… — Почему ты это делаешь? — отстраненным голосом спросил он. Ее рука все еще в руке Басманова. Он погрузился в мысли и забил на чужое прикосновение, мозг другим сейчас занят. — Потому что тебе было не все равно. Мне тоже не все равно. Парень непонимающе смотрел на Варю. Когда это ему было не плевать на что-то? Семью предал, бывших коллег предал, да и самого себя тоже. Выгода — двигатель его поступков. «Мне все равно, мне все равно, мне все равно» — повторял Федор. Но почему-то тихо сказал: –Спасибо. Я буду осторожен. Обещаю, — каждое слово тяжело давалось. То же самое он уже говорил другому человеку несколько лет назад. Варя зачем-то потянулась вперед (он даже не дернулся) и обняла его. Басманов оторопел и неловко обнял ее в ответ. Он уже и забыл, когда в последний раз делал что-то подобное (не считая недавнего инцидента с тварью Качком), обычно избегал физического контакта любым путем, чаще всего не особо вежливым. Ну неприятно ему других трогать и еще хуже, когда трогают его! А сейчас терпимо, почему-то. Перенервничал. Их прервал его зазвонивший телефон. Грозный. И не первый раз звонит. Федор спохватился, вылез из объятий Вари и побежал к лифту, чуть не оттолкнув ее. Уже нажимая на кнопку обернулся. Чисто чтобы убедиться, что она все еще смотрит на него, и довольно ухмыльнуться. Отлично. Иван Васильевич не мог пройти уровень в «Homeskapes». Это была единственная причина, по которой он позвал личного помощника, а едва тот помог, начальник помахал ему ручкой в сторону двери. И продолжил утыкаться в телефон, пытаясь справиться со следующим самостоятельно. Напоследок Грозный пообещал провести завтра с Басмановым секретный разговор (наверное, посоветоваться насчет мобильных игр). Следующий день, к сожалению, все-таки наступил. Наступил на Федора всей тяжестью его бытия. Он опять мучился от бессонницы, в итоге решил просто не спать всю ночь. Вместо сна он пересматривал любимые фильмы в обнимку с энергетиком (черт, пора с ними завязывать), а на утро, к его удивлению, чувствовал себя не более отстойно, чем обычно. Только круги под глазами… Хорошо, что в холодильнике не только химозные напитки и готовая магазинная еда, а еще и патчи на верхней полке. Ситуация на лице плачевная, панацеи от недосыпа не существует, а консилер потерялся где-то в гримерке, может Мистер Качок и его украл, пока шарился по нему в омерзительных «обнимашках». Ладно, и так красивый, если спросят, ответит, что это трендовые sleepy eyes (никто не спросит). В офисе все равно почти все хреново выглядят, особенно, борода Ивана Васильевича. Пора бодренько идти к личному водителю Тяжелая дверь, тяжелая атмосфера, тяжелый взгляд, полный тьмы. Все как обычно, по стандартам, можно сказать. — Тебе 20, да? — после недолгого молчания произнес Грозный, скорее как утверждение, чем как вопрос. — Ну да, — Федор совершенно не понимал цель этого разговора, если бы начальник спросил, есть ли парню 16, было бы логичнее, хоть и гораздо отвратительнее. — А отцу твоему, Алексею Даниловичу, 56. Так вот, 57 ему здесь исполниться не должно, — Иван Васильевич сверлил его своими даже не угольками, а скорее целыми горящими кусками угля. Басманов оторопел и выпучил глаза, судорожно пытаясь понять, что происходит. Он ненавидел отца, ненавидел и боялся, да так, что от одного его упоминания не то, что по стенке сползал, как обычно в стрессовых ситуациях, а дыхание сбивалось от цунами эмоций, в котором невозможно дышать. А сейчас казалось, что стул куда-то делся, как и пол, стены, потолок и сумасшедший Грозный. Пустота, в которой оглушительно звенели произнесенные слова. Нет, это не просто неправильно и незаконно, это вообще вне его понимания. Свои эмоции парень сейчас бы никак не мог бы выразить, да даже осознать. Нет, это все нереально, это не с ним происходит. — Вы… вы мне его грохнуть предлагаете или что? — Да не убить, — раздраженно бросил Грозный, хотя сам какой-то бред нес, — с ним пить весело, да и вообще, интересный мужчинка. Пусть поживет. Федор выдохнул и потянулся за графином сока на столе, выпил залпом стакан и, вроде, отпустило. — Это не просто сок, кстати, — протянул начальник и налил себе тоже. — В смысле… — Он с водкой, Федора. — Ааа. Я не заметил, думал, просто странный какой-то, ну у вас вообще вкусы необычные, — беспечно ответил Басманов, быстро вернувшийся в свое привычное состояние от чудо-напиточка. Грозный приподнял бровь. Федор приподнялся со стула. Рука Грозного приподнялась с целью толкнуть его обратно. Федор увернулся и печально сел сам. Разговор еще не окончен. — Так вот, — Иван Васильевич огляделся по сторонам и заговорщически наклонился поближе (угадайте, кто быстро отодвинулся на стуле, отчего паркет жалобно заскрипел, а на дернувшемся столе опасно закачалась любимая икона начальника), — я думаю, он — иноагент… Федор с сомнением смотрел в безумные глаза напротив, казалось, что глазные яблоки аж крутятся от такой концентрации сумасшествия. У Грозного, судя по всему, какой-то приступ, и неизвестно, насколько он сейчас опасен. Кстати, парень купил перцовый баллончик, а лицо чокнутого параноика так близко, одновременно и к счастью для удобства перца, и к несчастью для бедного личного помощника, который за такое вылетел бы с работы и влетел бы в камеру. Дослушав неадекватную тираду, смысл который сводился к тупейшим подозрениям и причитаниям «он идеально выполнял свою работу и только он мог меня перепить, а сейчас этот гад хочет прогнуть нашу доблестную компанию под западных тараканов, только тебе и можно доверять, вот когда я уйду на покой, загляни в Библию и все про всех поймешь, мой дорогой Иуда», Басманов покивал и уже собирался уходить, как вдруг у двери услышал сквозь всю эту чушь: — Либо я устраню его твоими руками, либо тебя своими, — неожиданно ясно, четко и для разнообразия негромко произнес Грозный. Дверь захлопнулась. Под конец дня Федор возненавидел все эти чертовы двери, их слишком много и каждая ведет в пучину проблем, даже когда выходишь. Он приготовился к очередному циклу служебная машина-квартира-служебная машина-офис, но увидел сообщение в телеграмме. Кто бы сомневался. В его личном Священном писании навязчивость — смертный грех, но, как известно, грешить — это олд скул. Что там надо, папки в кабинет оттащить? Ну ладно, а то вдруг еще ногти сломает. — Привет, спасибо большое, вот, надо эти отнести, это отчеты за последние два квартала, их на самую верхнюю полку, я просто туда не достану, а с табуретки на каблуках навернусь и… и спасибо, — Варя, как обычно, тараторила. Федору опять казалось, что она так быстро разговаривает и оглядывается на него постоянно от панического страха, что он уйдет. Может, ее бросали часто? Не спрашивать же, некрасиво даже по его меркам. Пока он носил все эти бумажки, Варя продолжала что-то рассказывать с бешеной скоростью, попутно пытаясь ему помочь, но в основном только мешалась под ногами. А оттолкнуть ее с дороги слегка, якобы случайно, очень грубо будет? Сам Басманов молчал, не было настроения ни на выслушивание ее болтовни, ни на участие в ней. — Ты в порядке? Ни слова не сказал, — наконец-то в нормальном темпе. — А что мне говорить? — он пожал плечами, закидывая очередную стопку документов наверх. Она притихла и даже замерла, перестав носиться туда-сюда вдоль стеллажа и вокруг него. Взгляд был прикован к его задравшемуся рукаву рубашки, а именно — к руке. — Я… нет, так нельзя, — сука, заметила, — наверное, странно прозвучит, учитывая, что мы почти не общаемся, только по работе, но мне часто помогает в сложных ситуациях, когда меня обнимают, поэтому, если ты… — Я не фанат прикосновений, — Федор напрягся и быстро поправил рукав, — тот случай был исключением. Единичным. Я дико стрессовал, а ты оказалась рядом. Не придавай этому такого значения, тебе же больнее будет. Он подхватил пальто и пошел к выходу, не попрощавшись и не глядя в ее сторону. Парень думал, что она вздернет свой курносый нос и скрестит руки на груди, но они безвольно повисли вдоль тела, голова опустилась, а голос был тихим и обреченным, никакого вызова, никаких претензий, только грустная усмешка, которая делала весь спектр ее эмоций очевидным. — Ладно. Извини. Пока. Да зачем он ей сдался, едва знакомы. Или Грозный проверяет через нее Басманова на ориентацию и умение с людьми общаться? Или она дружелюбная такая? Улица. Свежий воздух, испорченный сигаретным дымом. В этот раз он не обернулся. Незачем. Идти особо некуда. Со всеми люди, с которыми Федор обменивался контактами в клубах или на случайных пьянках, общение так и не пошло. Под алкоголем-то все кажутся милыми, интересными и красивыми. А когда возвращаешься домой и отрубаешься, потом на трезвую голову с утра ужасаешься своим предпочтениям и сделанным фотографиям. Юность все простит, а он себе нет. Басманов погрузился в мерзкие воспоминания, задумчиво листая чаты. Клиенты, не теряющие надежд встретиться с ним снова, Грозный со скуфовскими смайликами в переписке, то самое сообщение от Курбского, мем Вари… нет, надо дальше смотреть. Отец, брат… слишком далеко, сразу нахрен. Вот, переписки месячной давности. Фу, дрянь Мистер Качок! В чс. О, подруга-массажистка (он дразнил ее Соломкой после неудачного осветления), сойдет. «Можно к тебе? От скуки желание напиться в говно, предлагаю разделить» — быстро напечатал он. После слова «желание» в подсказках давно было «напиться» и «по-быстрому». «Ничего нового, шлюшка. Настроение аналогичное, заезжай. Адрес тот же» — ответила моментально. Соломка (так-то Света) редко расставалась с телефоном. Ее путь к успеху не целомудренным способом оказался быстрее, чем у Федора, так что жила она в месте поприличнее и комфортабельнее. По уровню красоты девушка была примерно там же, где Варя, но эта красота у Соломки другая: опасная и дьявольски манящая. Она быстро поднялась, но прекрасно понимала, что долго это не продлится, все мы стареем, поэтому вкалывала как могла, имела накопительный счет и вскоре собиралась вернуться на учебу. Впечатляло это все даже Федора. Он в каком-то смысле восхищался подругой и отчасти видел в ней сильно улучшенную версию себя, только у Светы родители адекватнее. Они мало знали о ее работе, в подробности не вдавались и жили себе спокойно. Для них Соломка просто взяла пару лет после окончания школы, чтобы «найти себя». Пока всех все устраивало. Дорога прошла спокойно, но голову жгли мысли о подругином отдельном мини-холодильнике с алкоголем. В основном он пополнялся благодаря ее хорошим отношениям с начальством, плюс привычка готовиться к плохим дням. Эта дурочка еще и собирала самые красивые банки от крафтового пива, но все мы со странностями. Дверь уже открыта (видеодомофон, Федора легко узнать даже в плохом качестве), девушка уже на пороге. Наряды у нее всегда интересненькие, конечно. Она утверждала, что знает себе цену, любит свое тело и вообще: «we all should be feminists». Басманов не ничуть не возражал. Соломка (кстати, сейчас она была брюнеткой) заперла за ним дверь на несколько замков и накинула цепочку. Всякое бывало, неудивительно. Никаких приветственных обнимашек, давно знакомы, все-таки, все о привычках друг друга знают. Ее прикосновения не вызывали отторжения, но обнимались они редко, обычно на вечеринках, спрятавшись на балконе вдвоем, чтобы спокойно проплакаться вместе. Федор плюхнулся на несколько порнушный кожаный диван (он всегда вызывал у него легкую зависть) и осмотрелся. Последний раз парень заглядывал в гости пару месяцев назад, на бухич. Особо ничего не изменилось, только шторы другие повесила. А вот сама Света слегка сменила имидж. — Под меня косишь, а? — он показал рукой на ее черное каре, еще недавно волосы были розовыми. — Ага, захотелось стать пострашнее, — отозвалась подруга и показала язык. Не чтобы подразнить, она его проколола, в дополнение к семи дыркам в ушах. — О, опять отверстие в себе сделала. Ностальгируешь? — их общение состояло из вечных подколов и тупых шуток, разговоров по душам и других лихих развлечениях. Света разлила по бокалам красное вино и села на подлокотник, закинув руку ему на плечо, чтобы сохранять равновесие. Клетчатая юбка чуть задралась, но пялиться пока не хотелось, может, через пару бутылок. Сетуя, что «ты опять похудел, мало того, что лицо мертвецкое, скоро сам, как скелет будешь. Пока не поужинаешь со мной, никакого виски». В коридоре раздалось оглушительное мяуканье и в следующую секунду влетела какая-то черная молния. Федор дернулся, из-за чего девушка чуть не свалилась и возмущенно рявкнула на него. — Это твой новый микробро? — поинтересовался парень, глядя на котенка. — Ага, зашуганный и злющий, на улице подобрала, а у меня аллергия на него, как оказалась. Очень напоминает нашу дружбу, правда? — Света чихнула, но все равно взяла котенка на колени — слушай, может, себе заберешь? Мне его девать некуда, а надо в чьи-нибудь надежные руки. Хотя что я тогда тебе предлагаю… Но черная молния уже перелезла на Федора и смотрела на него не так агрессивно, как на свою спасительницу. А он милый, в принципе, можно забрать. Только ему скучновато будет, пока Басманов на работе, но лучше, чем по дворам слоняться. В надежде, что аллергия пройдет, Соломка купила ему кучу всего необходимого и не очень, сказала, чтобы забирал все, «особенно этого бешеного». — Мальчик или девочка? — парень погладил нового питомца. — Мальчик, причем побольше тебя. К двадцати годам можно научиться различать, — Света ушла на кухню искать антигистамин. Вернулась она с едой, еле заставила его поесть и ловко открыла виски в качестве награды. Любую помощь она отвергала, потому что гордилась своей самостоятельностью и независимостью (и не на пустом месте), так что все делала сама, и открывала, и смешивала, и разливала. Басманов плохо разбирался в алкоголе, просто пил, что дают, желательно, без посторонних добавок. Но это уже опционально. Света же — мастер и на всех вечеринках выступала в роли бармена, в том числе слушала нытье гостей, половина из которых приперлась непонятно откуда. Конечно, совсем левым людям в ее квартиру вход закрыт, но часто друзья и подруги притаскивали своих хахалей. В любом случае, воришек ни разу не было. Все просто боялись, потому что характер Соломка демонстрировала постоянно. Вечер плавно перетекал в ночь, Федор так же плавно мечтательно сползал по дивану, потом залезал обратно, такое вот развлечение. Не в разнос пьяный, но подшофе, как и она. «Красивая. Но мне быть брюнетом лучше. И глаза у меня васильково-синие, прям сапфиры, все восхищаются. И вообще, я классный» — приятные мысли, но озвучивать не надо. — Я считаю, — заявил он, нагло глядя Свете в лице, а именно на губы почему-то, — что… ой, а ты ничего такая, когда ротяру оффаешь… так вот, я считаю, что все вокруг каменеют от моей красоты! Она усмехнулась, отошла от стены, на фоне которой фотографировалась, и направилась к нему. Одной коленкой прижалась к дивану рядом с его бедром, а руками облокотилась на спинку дивана и беспардонно нагнулась близко-близко. — Это еще вопрос, кто, точнее что, и от чего, точнее, кого, каменеет, — у Светы флирт — манера общения, особенно, когда выпьет. Но когда она так шепчет, значит, уже ушла в разнос (или у нее овуляция). — Пожалуй, — кивнул Федор и поставил стакан на столик, — тогда пошли. — Силенок-то хватит? — А тебе?