Вилирис

      Подворотни воняли кислым, тухлым мусором. Щебень местами темнел, впитав однажды (а может и чаще) чью-то кровь. Жаркое солнце летнего полудня не оставляло шанса тем чудакам, кто хотел бы насладиться прогулкой. Бродячие животные забивались по углам под дырявыми навесами, едва не теряя сознание от жары. Бродячие люди скалили зубы, готовясь вцепиться в глотку любому.       Но все они скрывались, потому что получить тяжёлой палкой по голове при свете солнца проще, чем кажется. Их время — сумерки. И если некий житель беспокойного района с крышей над головой и купюрами в карманах с дуру решит подвергнуть самого себя опасности ночью — что ж, пусть пожинает плоды своей опрометчивости.       Подобно воле режиссера театра по узкой улочке вышагивали женщина с маленькой девочкой лет восьми — мать и дочь, очевидно. Несмотря на общую атмосферу, ребенок улыбался, шагая вприпрыжку, и, кажется, спрашивал у мамы что-то про мармелад или шоколад. Женщина в свою очередь то ли тихо бормотала в ответ, то ли вовсе молчала. Сейчас уже и не вспомнить точно.       Перед скромным магазинчиком с продуктами (у которого бродячие люди и животные ошивались в равной степени с надеждой быть прикормленными и пригретыми) они остановились. Женщина отвлеклась, а ее дочь, воспользовавшись материнской невнимательностью, улизнула и опасно приблизилась к укрытию бездомных.       Ее заинтересовало кое-что. Вернее, кое-кто.       — Привет, — поначалу девочка ответа не получала, но сдаваться не собиралась. — Почему ты тут один?       Действительно, почему?       Сейчас уже и не вспомнить точно.       — Тин-тин, ты что делаешь? Я же просила тебя не отходить ни на шаг!       — Мама-мама, тут мальчик! — она по-детски невоспитанно тыкала пальцем куда-то в переулок. Солнце словно избегало этого места. Или так только казалось.       Женщина почему-то замерла, а в ее взгляде читалось глубочайшее сомнение. Как будто в голову пришла идея своровать пакет молока из магазина, или скорее своровать его, чтобы отдать более нуждающемуся. Даже если у самого жизнь впроголодь.       — Мама, почему он тут? Он такой маленький! У него должна быть мама! Где она?       — Тин-тин! — шикнула женщина, как будто осуждая.       Мама?       Кажется, да. Она должна быть. Откуда-то помнится, что человек не существует просто так — его в мир привели двое людей. Значит, у каждого должны быть папа и мама? И у него они тоже были?       Сейчас уже и не вспомнить.

***

      Когда машина останавливается у бара, Хао вываливается на улицу, едва способный стоять на ногах. Джей порывается взять его под руку, но быстро бросает эти попытки, получая яростные угрозы вкупе с беспорядочными ударами, не достигающими цели. Под светом неоновой вывески они не выглядят странно — напротив, отлично вписываются в сборище пьяных и дебоширящих посетителей бара.       Джей отстукивает нужный код, и дверь открывается моментально.       Хватка на задней части шеи от Джиуна провоцирует на губах Хао оскал.       — Рассказывай, — без предисловий приказал правая рука лидера Вилириса, насильно посадив буйного подопечного на стул. Даен в подсобке не наблюдалось — впрочем, ей этого видеть и не нужно.       Губы пульсировали, помня вкус перекиси на ране, как и израненные руки. Хао провел пальцами по щеке, оставляя на ней кровавые пятна. Его распахнутые глаза отсвечивали бешенством, схожим с тем, от которого в трущобах гибли бродячие, и это сумасшествие очевидно не нравилось Джиуну.       — Джей, принеси аптечку.       Рваный, дикий смех вырвался из груди Хао. Его руки тряслись.       — Серьезно, Джиун? — дергано спросил он, слизывая собственную кровь со своих зубов. — Когда это тебя беспокоили мои раны?       Правая рука лидера Вилириса усмехнулся, глядя с холодом в глазах.       — Не собираюсь я твои царапины обрабатывать.       Осознание ударило под дых, когда Джей принес аптечку, а Джиун достал шприц и пару стеклянных медицинских флаконов. Хао затрясся.       — Нет… Нет, ты не посмеешь, — он безостановочно качал головой и хотел было встать со стула и сбежать, но Джей с силой усадил его на место, захватив запястья. — Джиун, нет, пожалуйста, только не это, — бормотал Хао, не способный отвести взгляда от тонкой иглы шприца.       Он делал так и раньше. Он делал так всегда, если быть честным — умолял, рыдал, но Джиун оставался непреклонным и все равно вводил препарат внутримышечно. Поначалу он приносил облегчение: все тело расслаблялось, хотелось спать, мысли затихали. Но по окончании действия все беспокойство возвращалось с новой силой, и Хао на стену был готов лезть, лишь бы отбиться от переполнявших нутро чешущихся чувств. Даже лишний вздох давался с трудом, а дышать хотелось до жути много и часто. И с окровавленными губами, и с безумными глазами Хао все равно был достаточно адекватен, чтобы понимать — последствия укола в этот раз он просто может не вынести.       Джиун замер со шприцом в одной руке и стеклянным флаконом в другой, сканируя Хао взглядом.       — Пожалуйста, Джиун… — прошептал тот, сжавшись. — Не надо.       В чужом взгляде промелькнуло нечто, похожее на сомнение, но все пугающие медицинские приспособления были убраны обратно в аптечку, и Хао наконец выдохнул, чувствуя дрожь.       — Тогда приди в себя сам и расскажи, что произошло, — сказал Джиун, присев на корточки напротив Хао и заглядывая ему в глаза. Он наверняка и сам в курсе случившегося, но перечить ему глупо — Джей хоть и не сжимал более руки, однако аптечку далеко не убирал.       — Я был у Даен, — начал Хао, хватая воздух вперемешку с кровью ртом. — Мне позвонил Гювин. Сказал, что… — он сжал челюсти. — Что Сяотин пропала из больницы.       Никто не должен был знать, что Гювин навещает сестру Хао по его же просьбе, но, судя по выражению лица Джиуна, он вовсе не был удивлен этим фактом. Конечно глупо было со стороны Хао верить, что он способен скрыть такой факт от лидера Вилириса и его правой руки, однако еще глупее он чувствовал себя сейчас.       Из-за того, что доверил самое родное этим людям.       — Почему… — сорвалось с его губ. — Вы обещали, что с ней все будет в порядке. Джиун, вы обещали мне! Тэрэ говорил, что поместит ее в самую лучшую больницу, где она будет в безопасности и где ей помогут! А теперь ее… — его голос скакал от вскриков до полушепота, и Хао едва удавалось контролировать себя, лишь бы не нарваться на укол.       Но Джиун лишь глубоко вздохнул и поднялся на ноги, набирая что-то в телефоне. Хао мог лишь смотреть на собственные колени, слишком остро ощущая течение времени, ведь каждая секунда может быть последней в жизни Сяотин. Кровь из губы все не останавливалась — должно быть потому, что он кусал ее вновь и вновь, тревожа не успевающую зажить рану, заставляя себя чувствовать боль, которую он заслужил за собственную беспечность.       Этого было недостаточно.       За свою беспечность ему положена смерть.       Когда ничего не оставалось, а выхода, казалось, не было, лицо Ким Тэрэ было единственным, что не давало Хао закрыть глаза навеки.       — Ты хочешь быть рабом системы?       — Я хочу, чтобы моя сестра жила!       Джиун щелкал пальцами, привлекая внимание.       — Вырубаешься?       Ответом ему был затуманенный взгляд.       — Если со мной что-то случится… — пробормотал Хао, смотря на него с несвойственной мольбой. — Позаботьтесь о Сяотин. Пожалуйста.       — Уже собрался кони двинуть? — Джиун вскинул бровь, присев на край стола напротив Хао.       В подсобке они остались вдвоем, злосчастная аптечка куда-то исчезла, как и Джей, в отличии от шума голосов и музыки, доносящихся из бара. Похоже, сегодня заправляет всем Даен, пока ее брат разбирается с совсем иными проблемами.       — Серьезно, Хао? — фыркнул Джиун, точно был недоволен поведением своего нерадивого подопечного. — Хочешь сдохнуть и бросить сестру на нас, людей, которые уже не смогли обеспечить ее безопасность? Ты себя-то слышишь?       В глазах сверкнул лед.       — Точно… — выплюнул Хао ядовито. — Не слушай меня. Я, наверное, совсем свихнулся, если решил доверять Вилирису и быть с тобой откровенным.       Ведь его тело все еще помнит каждый удар, нанесенный Джиуном в период тренировок. Руки помнят все заломы за неаккуратно сворованный предмет из кармана, колени помнят боль от столкновения с голым бетоном, а щеки — рассечения и синяки, так нежно обработанные после Даен. Хао знает Джиуна как жестокого и непреклонного наставника, которому незнакома аккуратность. Его уроки — кровь и слезы. Однако именно они выковали Хао, как полосу железа под давлением и высокой температурой.       — Господин Шэнь уже работает над тем, чтобы выяснить, куда пропала твоя сестра, — как бы между прочим сказал Джиун, ловя на себе взгляд внезапно прояснившихся глаз.       — Он в курсе?       — Конечно. Теперь весь Вилирис в курсе, в том числе Тэрэ, ведь именно он поместил твою сестру в больницу и он же оставил больше всего следов. Пропажа твоей сестры — не только твоя личная трагедия, но и большая проблема для всего Вилириса, — Джиун нахмурился, словно бы осуждал.       А Хао это злило.       — Я извиняться не стану, — он оскалился. — Я присоединился к Вилирису только потому, что блядский Тэрэ обещал мне лечение и безопасность для нее.       — Боже, — Джиун закатил глаза и скрестил руки на груди. — Сдались мне твои извинения. Я просто хочу, чтобы ты уяснил: мы сделаем все, чтобы разобраться, потому что спасение твоей сестры в наших интересах.       — Тогда какого черта мы сидим здесь? — выпалил Хао, царапая порезы на ладонях и загоняя кровь под ногти.       — Предлагаешь ездить по городу и спрашивать у каждого прохожего не видел ли он твою сестру? — его голос сочился сарказмом. — Пока Господин Шэнь и его люди выясняют информацию, я слежу за тобой, чтобы ты не решил натворить глупостей и не кинулся под первую попавшуюся машину.       С губ Хао слетел злорадный смешок.       — Держу пари, ты был бы рад такому исходу.       — С чего бы? — Джиун нахмурился и казался действительно озадаченным. — Мне твои суицидальные наклонности радости не приносят, знаешь ли. Это скорее проблема для меня.       — Заебал со своими проблемами, — сжав челюсти, выругался Хао. На лбу проступил пот — похоже, его сумасшествие было отчасти лихорадочным; впрочем, удивительного в этом было мало. Джиун затих на некоторое время, глядя с прищуром, после чего выдал:       — А знаешь, в чем твоя проблема, ребенок? В собственной глупости и неспособности принять суждения других людей. Считаешь свои беды самыми важными и первостепенными? Ты что, забыл, в каком мире живешь? Думаешь, тебе все сопли бросятся вытирать только потому, что у тебя жизнь тяжелая? Очнись, все вокруг тебя в таких же условиях.       Хао уставился на него в неверии. Его глаза ни на миг не закрывались, пока он гипнотизировал Джиуна пустотой радужек, а тело вздрагивало при каждом новом предложении, сказанном им.       — У меня была только Сяотин… — слетело с губ. — У меня больше никого нет.       — Ты очень критичен.       — Критичен? — воскликнул Хао, не сдержавшись, и подскочил со стула, приближаясь к Джиуну и не отводя от него пылающего взгляда. — Ты, блять, серьезно? Намекаешь, что я неблагодарный? По-твоему, я должен вам пятки целовать за то, что спасли меня? Да в пекло тебя и весь Вилирис!       Джиун молчал, склонив голову к плечу и едва вскинув бровь. От близко стоящего Хао он, похоже, никакой угрозы не ощущал. Ему и не впервой.       — У меня пропала сестра, — продолжал Хао, тяжело дыша. — Нахуй мне не сдалась твоя доброта, но даже не думай, что я буду ставить хоть что-то выше ее безопасности. Ты не имеешь никакого блядского права указывать мне, как вести себя! Откуда тебе знать, какого это? У тебя чудесная семья, которая ни в чем не нуждается…       Глаза напротив из незаинтересованности окрасились в опасную тьму.       — Не говори о том, о чем понятия не имеешь, — спокойно, как опытный наемник, соглашающийся на новый заказ, проговорил Джиун. Ни мускула не дрогнуло на его лице — лишь глаза давали понять, что Хао лучше остыть. Если, конечно, он не планирует умереть настолько бессмысленно.       И Хао отступил. Не успокоился и не смирился: всего лишь проглотил все ругательства и вновь сел на стул.       — Есть сигареты?       — Ты же не курил никогда, — бесцветно заметил Джиун, но пачку с зажигалкой протянул, сам прекрасно понимая, насколько глупыми кажутся подобные комментарии в их ситуации. После Хао, он достал сигарету и себе. Затянулись они одновременно; дым заполнил плохо проветриваемую подсобку. — Знаешь, откуда у нашей семьи этот бар? — разрушая тишину, внезапно спросил Джиун, и нелепость этого вопроса заставила Хао усмехнуться.       — Знаешь, что мне плевать? — передразнил он скорее рефлекторно, будучи мыслями совсем в другом месте.

Как свалить отсюда, чтобы Джиун не заметил?

Он буквально сидит напротив.

      — Раньше баром заправлял мой отец. Мне было шесть, когда я впервые увидел делегацию.

Ударить? Но чем?

Нет, не выйдет.

Сила не на его стороне.

      — Силовики ворвались сюда ночью, когда все спали. Беспризорников буквально за шкирки повытаскивали, закинули в фургоны и увезли. Больше я их не видел.

Завраться окончательно?

К сожалению, одурачить Джиуна не так просто.

      — Все на районе знают, чем занимался отец, так что вычислить крысу было просто невозможно. На какое-то время он прекратил помогать бродячим и давать им кров. Но надолго его не хватило, и силовики наведывались к нам еще пару раз. В то время мне было около двенадцати, кажется.

Где она?

Кто это сделал?

Как ей помочь?

      — Мать часто ругалась с ним и умоляла завязывать с благотворительностью — самим тяжко приходилось. Он прислушивался к ней, но и ее слез не было достаточно, чтобы окончательно удавить в нем бессмысленное стремление помочь нуждающимся. Тем более, многие из них были детьми, моими ровесниками.

Умолять…

Умолять Джиуна отпустить на верную смерть?

Не позволит. Сам удушит, но не пустит.

      — Мне было шестнадцать, когда его не стало. Я вернулся со школы пораньше; мама гуляла с Даен, а папа должен был убираться в баре. Я прошел через подсобку сразу на второй этаж, оставил в комнате рюкзак и спустился в бар, чтобы помочь ему. Его уже окоченевшее тело бездвижно висело под потолком, с мешком на голове.

Выхода нет.

      — Дело быстро закрыли: самоубийство. Никто, знавший отца, не верил в это. Даже Даен, которой мать поначалу говорила, что ее любимый папа уехал в другой город по рабочим делам, знала правду. Представь себе: шестилетняя девочка, только что осознавшая смерть отца, не плакала. Она молчала неделю — врачи говорили, что это шоковое состояние, но однажды за обедом в полной тишине Даен внезапно бросила: «Они убили папу». После этого молчать хотелось всем троим.

Точно.

Все, кто пускают корни в Вэквоне, долго не живут.

Будь ты родитель, опекун или друг.

Привязанность и ответственность за другого — синоним смерти.

      — Эй, Хао, — Джиун вновь щелкнул пальцами, привлекая внимание к себе. Дождавшись, пока чужой взгляд сфокусируется на нем, он продолжил: — Как ты попал на аукцион?       — О чем ты? — Хао нахмурился. — Какой еще аукцион?       — Тот самый, с которого мы тебя вытащили. Зачем ты продал себя?       Повисла тишина, в конце концов разрезанная громким смехом, звонкими нотами истерики отскакивающим от стен подсобки, и даже музыка, все также звучащая из бара, не заглушила горечь голоса:       — А разве не очевидно?       И не давая возможности развить тему, Хао спросил:       — Что ты знаешь про оружейника?       Джиуну такое по душе не пришлось, что видно было по его напрягшимся желвакам и прищуру, однако давить не стал — удивительно.       — Сон Мун — приближенный мэра. В его руках находится практически весь оружейный оборот города. На данный момент уехал из Вэквона по неизвестным причинам. Вдовец при странных обстоятельствах, отец при не менее странных обстоятельствах.       — Что ты имеешь в виду?       — Ты же знаешь, что в Вэквоне по естественным причинам и в результате несчастного случая умереть проблематично, — усмехнулся Джиун. — Жена главного оружейника города внезапно съезжает с моста в овраг, спустя пару минут машина взрывается. Веришь в такую трагическую случайность?       Ответом был немигающий взгляд.       — Всякое, конечно, бывает. Если интересно, полиция подтвердила несчастный случай. Мы копали под Сон Муна с господином Шэнь еще до твоего появления в Вилирисе — это бессмысленно. Дело настолько мутное, что даже главному прокурору города туда лучше нос не совать. Тем более с сыном-подростком под боком: Рики, кажется, лет четырнадцать тогда было.       Хао почесал ладонь и закусил губу, вновь открывая едва ли зажившую рану.       — А насчет сына что?       Повисла пауза. Джиун вновь скрестил руки на груди и облизнул губы, точно передразнивая.       — Кажется, мы обсуждали это перед последним аукционом. Приближенные не знали о существовании сына Сон Муна.       — Это же невозможно, — хмурился Хао. — Ладно приближенные, но господин Шэнь должен был знать.       — В таком случае Рики тоже знал бы и сказал бы об этом на собрании, — Джиун пожал плечами. — Однако о нем никто не знал. Тебе не кажется это логичным? Если Сон Мун хотел сохранить жизнь своему сыну, то не сообщать о его существовании — самое разумное решение. Особенно после смерти его матери.       Вот оно что.       Джиун выглядел совершенно спокойным, никакого признака волнения — ни во взгляде, ни в голосе. Не врет? Неужели он действительно считает, что женщина, погибшая в результате «несчастного случая», была матерью Ханбина? И что в таком случае является правдой — ответы правой руки лидера Вилириса или же та самая сказка сына оружейника?       В нынешнем состоянии Хао не верил ни тому, ни другому. Впрочем, и в любом другом состоянии ему не следовало доверять обоим.       Наконец, не дождавшись ответа, Джиун вздохнул.       — С чего это ты так заинтересовался сыном Сон Муна? Что-то произошло при вашем знакомстве?       Нервная улыбка тронула кровоточащие губы.       — Вроде того. Да и после него тоже.       — Почему молчал? — Джиун напрягся, и Хао нервно хмыкнул.       — Ну прости, что не докладывал о каждом своем действии. Не те у нас отношения.       Взгляд напротив строго сообщал, что с паясничанием следует завязывать, так что Хао выложил все и сразу: первый разговор про Вилирис на светском вечере, встречу на аукционе после взрыва и начала потасовки, историю с ангаром Хикару (без подробностей о том, кто помог достать информацию, и деталей сомнительного напарничества с Юджином). Конечно ему пришлось объяснить и то, какого рода отношения сложились между ними — опять же, сухо и кратко, только чтобы внести ясности в загадку пропажи Сяотин из больницы. Джиун слушал молча, не перебивая и отведя взгляд куда-то в сторону, как будто и не ему все это рассказывали.       — А знаешь, что кажется мне самым странным? — внезапно серьезно спросил Хао. Этот вопрос стоило поднять намного раньше, когда все еще не зашло так далеко, но теперь даже призрачных причин отмахиваться не осталось. — Не его поведение, не вопросы и даже не осведомленность — плевать. Мне интересно: действительно ли он настолько идиот, чтобы отдавать мне ключи от склада с оружием почти из рук в руки. Его пиджак все еще валяется где-то в доме господина Шэнь.       Джиун провел рукой по лицу. Кажется, он готов был под землю провалиться от того, что устроил Хао за спинами всех членов Вилириса. Возможно это даже значило появление абсолютно нерешаемой проблемы для них всех.       Как жаль, что Хао плевать. Не раньше, а именно сейчас.       — Я не знаю, — ответил Джиун, поджигая еще одну сигарету. Затянулся.       — Что, даже ругаться не станешь? — почти по-детски спросил Хао, протянув руку, в которую тут же вложили пачку и зажигалку.       — А есть смысл? — он хмыкнул, выдыхая дым через нос. — Если даже применю старые методы времен твоего обучения, ты, кажется, только рад будешь, — сделав еще пару затяжек, продолжил: — Насчет твоего вопроса: да, это странно. Я бы на твоем месте не упустил это из виду еще в первый же день.       Хао фыркнул, заглушая ругательства никотином.       — Расскажешь остальным?       — Надо? — Джиун вскинул бровь с сигаретой в уголке губ и проверил телефон. Похоже, ничего нового. — По-хорошему, конечно стоит поставить в известность Тэрэ, но сейчас это не первостепенно.       Что-то кольнуло в груди.       Важнее всего сейчас другое.       — Хао, послушай меня, — затушив бычок о стол, Джиун поймал его взгляд. — И постарайся не делать наоборот, пожалуйста. Держись от сына оружейника подальше. Ни ты, ни я не знаем, что у него на уме и зачем ему сближаться с тобой. Предвосхищая твой вопрос, — он вскинул руку, затыкая уже было открывшего рот Хао, — нет, я не думаю, что он приказал украсть твою сестру. Попросту бессмысленная трата сил и ресурсов.       Дверь, соединяющая бар с подсобкой, распахнулась, впуская шум голосов и музыки. На пороге стояла Даен с полотенцем в руках и раздражением во взгляде.       — Там драка намечается. Иди успокой их, — она кивнула головой в сторону, обращаясь к Джиуну, который бросил предостерегающий взгляд на Хао и молча удалился в бар. Закрыв за ним дверь, Даен цокнула языком. — Ненавижу пьяный сброд.       Глаза Хао блеснули. Вот и та самая возможность, которую он ждал.       — Эй, что у тебя с лицом? — девушка нахмурилась и быстро оказалась рядом. Обхватив щеки Хао, она рассматривала опухшую губу, затем обратила внимание и на изрезанные ладони. — У вас что, опять тренировки были?       Знающая каждый угол в этом помещении, Даен быстро нашла ранее убранную Джеем аптечку, недобро посмотрела на шприц и, отложив его, достала бинты, вату и какую-то мазь.       — Ты перекись что ли глотал? — фыркнула она, чуть оттянув губу Хао вниз. — Говорила же не делать так, дурак. Почему вы сразу меня не позвали? Хочешь кони двинуть от шока или заражения?       Позволяя девушке обрабатывать раны, Хао улыбался уголками губ, чувствуя зуд в носу. Он не моргал, тупо пялясь куда-то мимо всего, да и слова Даен едва ли слышал. Может, и не сестра Джиуна стояла перед ним — ладони своей нежностью и теплотой уж слишком напоминали кого-то родного и далекого.       — Даен, — позвал он, прерывая поток возмущений девушки, обматывающей его ладони бинтами. — Мне жаль, — умелые руки, знающие основы медицинского дела, замерли. Даен вряд ли поняла, о чем именно Хао жалел, но точно почувствовала где-то в глубине души. — Передай, пожалуйста, брату то же. Я не успел ему сказать.       И теперь уже не успею.       — Смелости не хватает ему в лицо сказать? — пробурчала Даен, давя из себя притворное недовольство.       — Прости, что приходится просить тебя об этом. Но у меня еще одна просьба, — девушка подняла на него глаза, перевязав, наконец, ладони. Концы бинтов были сплетены в прочные, однако все еще симпатичные маленькие бантики. Она все еще ребенок. — Можно я запрусь у тебя в комнате? Не могу видеть лицо твоего брата.       Услышав это, Даен выдохнула с облегчением, как будто ожидала совершенно другой просьбы. И если так, то недалеко от истины ушла.       — Когда это тебе нужно было мое разрешение? — с привычным недовольством, но улыбкой на губах, спросила она, поднимаясь на ноги. — Проводить или помнишь дорогу?       Хао поднялся и несколько долгих молчаливых секунд рассматривал свои забинтованные ладони. Затем, поддавшись внезапному порыву, он приобнял девушку за плечи и, не говоря ни слова больше, полез на второй этаж. Захлопнув люк, он действительно зашел в комнату Даен, запер за собой дверь, а после открыл окно и забрался на подоконник.       В известность его ставить никто не будет — побоятся его безрассудства и необдуманных действий. Провернут все за его спиной, как это сделал сам Хао, скрывая связь с сыном оружейника, и в целом будут правы. Он правда не способен мыслить здраво. Не когда в опасности единственный близкий ему человек.       Потому он встает на карниз с внешней стороны дома и по стенке доходит до пожарной лестницы. Холодный воздух ночного Вэквона бьет в лицо, раздражая глаза и слизистую носа, но руки хватаются крепко за перила, а ноги уверенно ступают, позволяя спуститься вниз и спрыгнуть с безопасной высоты как раз с обратной стороны от входа в бар. Бродячие и пьяные даже взгляда на него не кинули, хотя здесь их было немало. Ему до них тоже дела не было. Только ощутив землю под ногами, Хао сорвался на бег.       Впутывать Даен в свою ложь — мерзко и гнусно. Однако другого выбора у него не было.

***

      Дверь в его квартиру оказывается не заперта. Поначалу Хао не обращает на это внимание — все-таки уходил отсюда он совершенно не задумываясь о таких мелочах. Однако заметить это все же пришлось. Ровно в тот момент, когда из ванной вышел Сон Ханбин. Хао бросился вперед, замахнувшись, скорее по инерции, и тут же, естественно, его запястье перехватили и крепко сжали.       — У тебя со слухом проблемы? — ядовито прошипел он, отмечая про себя удивление в глазах напротив. — Кажется я ясно дал понять, что не хочу видеть тебя.       — Ты должен быть в баре, — констатировал Ханбин, переводя взгляд на перебинтованную ладонь. Хао глухо рассмеялся.       — Мэттью плохо справляется со своей работой?       Без труда вырвав запястье из захвата, он неосознанно убрал руки за спину, пряча.       — Что с ладонями?       — Ради всего сущего, закрой рот, — проговорил Хао, стиснув зубы. Его взгляд наконец упал ниже. — Что это?       Оружейник безмолвно подошел к столу и положил на него поломанные пять одинаковых устройств, размером не больше четверти ладони. Провода и какие-то блестящие пластины торчали, как будто на устройства наступили или с размаху придавили чем-то сверху.       — Нашел у тебя, пока ты был в баре, — пояснил Ханбин, сверля технический беспорядок глазами. — Прослушка. Записывает только голос, — добавил он, переводя взгляд на замершего Хао. — Помнишь, как я говорил тебе поменять замки?       — Как… долго? — выдавил из себя Хао. В голове покадрово проносились события с момента заселения в эту квартиру. Сколько всего здесь произошло, сколько слов было сказано, сколько людей упомянуто?..       — Не знаю, — мускул на его щеке дрогнул. — Их ставил не я.       — Но ты знаешь, кто это сделал.       Ханбин молчаливо склонил голову к плечу, не разрывая зрительного контакта. Не соглашался, но и не отрицал, что, впрочем, не удивляло — что бы он ни сказал, все будет воспринято в штыки.       — Значит… кто-то залез в квартиру, поставил прослушку и просто ждал? — Хао медленно, почти гипнотически, покачал головой, закусив щеку изнутри. — Зачем? Почему я?       Конечно вопросы были риторическими. Кто больше подставляется, тот и теряет больше, того используют по разным причинам и тому спокойствия не видать, а Хао в последнее время расслабился слишком для жителя Вэквона и участника деятельности Вилириса.       Однако нечто в глазах Ханбина давало понять: дело не в аукционах, взрывах и лживой личности Гуанруя.       — Я верну ее, — сказал оружейник, странно подавшись вперед, точно по старой привычке хотел приблизиться, но вовремя одумался. — К утру она будет рядом с тобой. Я даю слово.       Время будто замедлило свой ход, когда он развернулся, направляясь к двери, а Хао бросился за ним, схватив за плечо.       — Ты знаешь, где она? — брови его сошлись к переносице, а глаза распахнулись, придавая умоляющий вид. Ханбин встретил взгляд нечитаемым прищуром. — Ты действительно знаешь, где она?       — Да, — ровно и почти безэмоционально.       — Позволь мне пойти с тобой, — просил Хао, сдавливая чужое плечо.       Вся жизнь была пройдена рука об руку с гордостью, но она не стоила и гроша, когда дело касалось Сяотин. Иметь столь очевидное слабое место — критично, фактически смертельно опасно. В первую очередь потому, что для ее защиты он поступится всеми принципами, передавит горло гордости и не задумываясь бросится навстречу смерти, лишь бы только она была в безопасности. Джиун был прав, не желая выпускать его из поля зрения — сейчас Хао готов подставиться сам и Вилирис за бесценок продать. В общем-то, он и Ханбину отдаст все, что угодно за потенциальную зацепку, пусть даже минимальную.       Однако оружейник медленно качает головой, убирая ослабшую руку со своего плеча.       — Почему?.. — шептал Хао, надломлено улыбаясь. — Пожалуйста… она же моя сестра…       — Мне жаль, — отведя взгляд, ответил Ханбин. — Я знаю, что это практически невозможно, но поверь мне, прошу. Я верну ее, — он отвернулся, оставляя Хао за спиной, и, не оборачиваясь, бросил: — Будь здесь. Пожалуйста.       Стоило двери за ним закрыться, Хао упал на колени, утыкаясь в них лицом. Кажется, по щекам текли слезы, или он опять поранился и теперь истекал кровью. Что ж, если так, то будет даже лучше, иначе ему придется встать и вновь пытаться — бессмысленно и безрезультатно. Пытаться исправить ситуацию, пытаться вновь построить оборону, пытаться вымолить хоть у кого-нибудь помощи, ведь сам по себе он бесполезный, бестолковый и неспособный на защиту того, кто так долго отдавал ему все, что имел.       — Хао-хао, опять унываешь?       Он подскочил на месте, озираясь по сторонам. Взгляд едва ли фокусировался, в висках пульсировала боль.       — Вот же упрямец! Сколько раз говорила: если что-то случится, обязательно рассказывай сестренке.       Губы дрожали, язык немел. Каждый вздох давался с трудом.       — Но… тебя нет.       — Что за глупости, Хао-хао? Не может такого быть, чтобы меня не было рядом с тобой. Я всегда с тобой.       Покачав головой, он шмыгнул носом, чувствуя соленую жидкость на языке. Сколько времени ушло на фокусировку взгляда? Как скоро он смог видеть дальше собственных ладоней?       В конце концов, Хао поднялся на трясущиеся ноги, цепляясь взглядом за поломанные устройства, оставленные на столе. Точно ли их было всего пять? Квартира небольшая, но остановились ли на этом те, кто решил установить прослушку здесь? Как долго и насколько тщательно Ханбин обыскивал здесь все?       Что еще слышали?       Сколько компромата собрали?       Кто это сделал?       Что они намерены делать дальше?       Чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, Хао прижался спиной к холодильнику и вновь съехал вниз, на пол, подтянув дрожащие колени к груди. В кармане джинс оказался телефон. Номер был выбран почти не глядя.       — Хао? — голос по другую сторону показался удивленным. — Ты же в баре сейчас?       — Пожалуйста… — едва слышно пробормотал он, всхлипнув. — Глыба, пожалуйста, ты мне нужен… Я в своей квартире.       Судя по шуму, Гонук находился на улице или ехал в машине с открытыми окнами. Молчал он, кажется, целую вечность, но все же ответил:       — Через десять минут буду. Джиуну говорить не стану, но ты обязан мне все объяснить.       — Спасибо.       Все то время, что Гонук добирался до его квартиры, Хао просидел у холодильника, боясь шелохнуться и вздохнуть громче тишины. Из окон под потолком доносились ночные голоса и шаги бродячих, но ни одно слово не касалось его ушей — в них стоял звон, превращающийся не то в собственный вопль, не то в выдуманный женский крик. Пытаясь сжать голову, Хао не добился успеха, и шум продолжал царствовать в его голове. Точно, он не был реальным и существовал только в его воображении, однако воплотиться в жизнь мог, чем и ужасал до трясучки.       Прошла целая вечность, прежде чем Гонук тихо отпер дверь, заглядывая в квартиру. Заметив сжавшегося на полу Хао, он тут же оказался рядом, проверяя глаза и осматривая тело на предмет ран.       — Что случилось? Почему ты здесь? — наконец спросил Гонук, сидя на корточках перед ним. — Ты же должен быть…       Его заткнули дрожащими ладонями. Хао покачал головой, и хоть Гонук не отличался выдающимися интеллектуальными способностями, он понятливо нахмурился и молча убрал руки со своего рта.       Поднявшись на ноги, Хао потянул его за собой в ванну, где тут же включил воду и в раковине, и в душевой, создавая как можно больше лишнего шума. Стоит отдать должное Гонуку, поскольку он на все реагировал ровным счетом никак — попросту наблюдал и ждал логического развития. Впрочем, другого от бывшего военного, наверное, и не увидишь.       Оба сели на корточки, посреди тесной ванной.       — У меня была установлена прослушка, — считая шум воды недостаточным, Хао ко всему прочему шептал, вынуждая Гонука склониться ближе. Где-то в элитном районе Вэквона, точно так же подростки шепчутся о едва вспыхнувших симпатиях или о последних сплетнях про своих «друзей». Жаль, что им двоим в такую непринужденную обстановку ни за что не вписаться.       — Я уже понял, — тихо отвечал Гонук. — По обломкам на столе и твоей предосторожности. Ты ушел из бара из-за этого?       Хао покачал головой.       — Долгая история…       — Помочь? Осмотрю тут все за час и отвезу тебя обратно в бар.       От его слов хотелось разрыдаться в голос. Особенно с учетом того, что уже задумал Хао.       — Спасибо. Но, пожалуйста, только не в бар… Можем поехать в дом господина Шэнь?       — Ты явно нездоров, — невесело усмехнулся Гонук. — Хорошо, давай туда, мне без разницы. Главное, чтоб ты делов не натворил, — он уже было поднялся на ноги, собираясь проводить осмотр квартиры, как Хао слабо потянул его за рукав худи. — Что такое?       — Пожалуйста… — в уголках глаз стояли слезы. — Ты что-нибудь знаешь? Мне никто не рассказывает. Я так не могу, мне нужно знать, что происходит. Пожалуйста, Гонук… — последние слова тому приходилось читать по губам, поскольку сил на разговоры уже не оставалось.       Гонук тяжело вздохнул, очевидно колеблясь.       — Господин Шэнь пошерудил и смог узнать номер машины, на которой увезли твою сестру. Там дело за малым оставалось, с его-то связями. Отследили. Ситуация под контролем.       — Вы знаете, где она? — с надрывом, но тут же заставив себя быть тише, спросил Хао. — Гонук, умоляю, скажи мне… Мне просто нужно знать…       — Боже, — прошептал тот, и от него это не звучало, как простое слово. Скорее, как прямое обращение. — Ради бога, не твори глупостей. На юге от больницы, где-то в тридцати километрах, есть заброшенный завод. Долгое время он был бесхозным. Там тачка и тормознула.       — Долгое время? — Хао нахмурился.       В глазах Гонука читалось явно: «Я об этом пожалею», однако сдавать назад он не стал, поясняя:       — Примерно месяц назад здание выкупили Хюнины. Джиун подозревает их. Не спрашивай, почему они зуб на тебя точат — сам не вникаю.       — Спасибо, — с ошарашенным взглядом выдал Хао.       — Можешь идти на улицу, — сказал Гонук, собираясь выйти из ванной комнаты. — Джей встретит тебя у входа и проводит до машины. Тебе тут находится незачем. Закончу, и отвезем тебя домой к Шэням. Не парься, малой, — он небрежно потрепал Хао по волосам. — Все сделаем, как надо.       Принявшись осматривать квартиру, буквально переворачивая ее вверх-дном, Гонук больше не обращал на него внимания, так что Хао времени терять не стал и покинул квартиру, взяв с собой только телефон. На выходе его ждал Джей, который, несмотря на все увиденное сегодня, выглядел до ужаса отстраненным. Он сопроводил Хао до машины, а остановившись у пассажирской двери, получил от него в нос, теряя сознание от точности и силы удара. Хоть физическая сила никогда не была преимуществом Хао, даже Джиун отмечал, что стоит ему сосредоточиться и действительно захотеть ударить правильно, как у него это превосходно выходит. Проблема лишь в том, что Хао крайне редко хотелось причинять кому-то боль кулаками.       Но вот он укладывает безвольное тело Джея на тротуар, прислоняя спиной к стене, и обыскивает карманы, находя ключи от машины. Без единой эмоции на лице, он садится за руль, заводя мотор. Хао был человеком всю свою жизнь — мямлей и тряпкой, если спросить мнение Джиуна — и избегал ненужной жестокости, ведь в Вэквоне ее и без того предостаточно.       В нем просто не осталось человечности. Они отняли ее. Сяотин — вот вся его человечность. Нет смысла быть понимающим и снисходительным, если ее нет. Без нее Хао — зверь, монстр и даже убийца. Уже выезжая на трассу, он находит в бардачке пистолет и пули. Беспечность, которая ему на руку. Хао ненавидел пистолеты и старался держаться от них подальше, предпочитая даже из оружия найти нечто максимально безобидное. Ему всегда казалось, что каждое неловкое движение с пушкой в руках может стать роковым.       Однако теперь ему нет дела. Сегодня его, скорее всего, не станет вовсе. Напоследок он обманул тех, кто этого не заслуживал, а если и жизнь не сможет спасти той, кто воспитала в нем человечность среди жестоких и гнусных трущоб, то у него и права нет возвращаться к ним живым, вымаливая прощение.       В конце концов, как Хао не стоило доверять Вилирису и Ханбину, так и никто из них не должен был верить словам Хао.       Машина гнала по пустой ночной дороге намного быстрее положенного.