Снежный ком

***

Как каждый человек живет двумя смешанными жизнями: одной — явной, общественной, другой — скрытой, индивидуальной, так существуют и два рода воспитания: одно — по установленным правилам, другое — непосредственное, подсознательное, и оно-то почти всегда имеет гораздо больше значения.

© «Все люди – враги», Ричард Олдингтон

***

      Новость об убийстве Отца Бруно разлетелась по всем правилам жёлтой прессы. Несколько предложений, ошибок, подтасованных фактов и ни единого правдивого слова. В одних заголовках говорили, он умер от рук мафиози, в честной и праведной борьбе за отказ платить дань местному боссу. В других – от рук отца не так давно совращённого мальчика. Третьим хотелось добиться правды, а четвёртые – искали её.       Детектив Винченцо понуро глядел на тело, лежавшее на мозаичном полу церкви. Вокруг собрались мухи, устроив последний пир.       «Как же, мать его, символично», – думал он, рассматривая пулевое отверстие в голове Отца Бруно.       Убийство случилось ранним утром, как раз в тот момент, когда прихожан ещё не наблюдалось. Почему-то Винченцо сразу же провёл параллель с убийством художника и практически не сомневался, что прав. В этот раз убийца использовал двенадцатый калибр «орла» и стрелял с близкого расстояния. Помимо этого факта доказательством служили отпечатки подошв грязных ботинок, заляпанных кровью. Один сорок второго размера, второй – сорок пятого. Обе подошвы были с разным рисунком и на одну ногу душегуб прихрамывал. Работа выглядела совершенно не профессиональной, на что указывал след на лбу покойного, словно убийца держал пистолет под углом и впритык. Скорее всего боялся промазать.       Это, как думал Винченцо, могло отвести подозрения от убийства художника и совсем не иметь ничего общего со снайпером-душегубом. Собственно, и в этом детектив мог быть прав. Он знал, что нельзя отметать ни единой поправки и мысленно дал себе оплеуху за самоуверенность.       – И вы здесь, – сказал детектив, когда увидел за жёлтой лентой Аймо и Монику.       Он давно думал оформить журналиста как консультанта, поскольку тот постоянно ошивался вокруг мертвецов. Монику приобщать после случая в Пелло он не хотел. Ему страстно желалось оградить женщину от его стандартного вторника из размазанной крови по стенам и растерзанных в переулках жертв.       Моника отвернулась от трупа не желая смотреть. Аймо смотрел как-то безжизненно, будто перед ним лежал камень, а не некогда живой человек.       – Что говорят? – спросил мужчина, когда детектив вышел за ограждение.       – Вы же знаете, что я рискую головой, когда разговариваю об этом с вами?       – Тебе же нужны информаторы, – уверенно сказала Моника не поворачивая головы.       – Я думал, ты в отпуске, – Винченцо бросил обеспокоенный взгляд на женщину.       – Я всегда на работе.       – Так что говорят? – прервал их Аймо и подался корпусом вперёд, всем своим видом показывая, что настроен серьёзно.       – Одна из сестёр услышала нечто похожее на громкий стук. Вышла, увидела тело, закричала и тут же позвонила в полицию, – он замялся и закурил. – Прошлогодний скандал с совращением парнишки замяли, никаких улик кроме слов потерпевшего. Отец парня в Ирландии, в командировке, он никак не мог быть здесь. Парнишка в Израиле.       – Хорошо, – кивнула Моника, уткнувшись в блокнот. – Что на счёт убийцы?       – Хромой, обувь разная, следы ведут к выходу и дальше обрываются. Наверное снял её, когда понял, что оставляет следы. Не профи.       Моника застыла, держа карандаш на весу.       – Разная обувь говоришь? Не профи? Так это же бездомный!       – Стой, – остановил её Аймо, хотя по выражению лица Винченцо понял, что они оба согласны с её версией. – А это убийство вообще имеет взаимосвязь с предыдущими? А с Пелло?       – Это и нужно выяснить. Может да, может нет. Не ищите связь целенаправленно в одной стороне. Но вот что интересно, – детектив затянулся и выдохнул дым. – Обчистили склад с сувенирами. Украли статуэтки с Иисусом и свечи.       – Святая Дева Мария! – воскликнула Моника, записывая всё услышанное. – Какое кощунство!       – Занятно, – Аймо взглянул на женщину и достал сигарету. – А есть пример этих статуэток?       – На сайте. Что-то надумал?       – Однажды я спрятала деньги от мужа в свой кубок после победы в боулинг, – женщина просияла. – В са-а-а-амую нижнюю часть.       – Тогда что со свечами? Деньги облили воском?       – Не деньги, Винченцо.       – Субутекс, – выговорили одновременно мужчины.       – Если это правда, значит остаётся выяснить взаимосвязь с убийствами военных.

***

      Аймо и Моника шли по залитым солнцем улицам. Свежий воздух наполнял лёгкие, а из расположенной на углу кофейни тянуло приятным приторным запахом.       – Как дела у психотерапевта? – спросил Аймо, бросая настороженный взгляд.       – Хорошо. Всё очень хорошо.       И это было правдой.       Прошло полтора месяца с тех пор, как происшествие в Пелло обрушилось на женские плечи. Сначала она злилась, ненавидела и страдала. Аймо понадобилось две недели, чтобы привести коллегу в чувства и отправить к хорошему врачу. Тот, которого выделили бесплатно от государства, ему не понравился. Он создавал впечатление человека с ненавистью к работе и усталостью от пациентов. Интернет выдавал исключительно восторженные отзывы на него и это сразу же оттолкнуло. Он лично нашёл специалиста и после первых сеансов Монике стало лучше. Её начало отпускать. Хотя она плакала у врача, ей на душе становилось легко.       Она несколько раз обмолвилась о неком герое в маске с черепом, спасшего её из пекла. Аймо верил и не сомневался, хотя почему-то думал, что всякое могло показаться.       А потом вспомнил.       Лет десять назад он застрял на захваченном террористами корабле. Их взяли в плен, болезненно, не без жертв. Убивали по очереди, выставляли вперёд, стреляли. Реки крови, болезненных стонов и страха. Страх врезался бетонной стеной, валился градом камней, разрушал. Но не Аймо. Он не чувствовал ничего. Ни страха, ни жажды жить.       Он держал на руках ребёнка. В его груди зияла дыра. Кровь облепила ладони и полностью пропитала лоскут. Глаза мальчика безжизненно уставились вверх. Аймо взглянул в них, потом поднял голову и столкнулся с таким же пустым взглядом из глазниц черепа. Таким же, как у мёртвого мальчика. Таким же, как у него самого.       Аймо всё вспомнил и рассказал. Моника остановилась и потупила в асфальт, а потом крепко прижалась к мужчине. Он тоже её обнял. Крепко.       – Аймо Хайккинен, ты мой самый близкий друг. Что бы ты ни думал о себе, помни, что думаю о тебе я. Ты – лучший из лучших.       Он кивнул, а в душе расцвела благодарность.       – Ты иди домой и отдохни как следует, а я пока попробую разузнать что-нибудь у бездомных, – сказал Аймо, расцепляя объятия.       – Ещё чего, я с тобой пойду! – запротестовала Моника, и поправила воротник пальто.       – Нет, это не то, что тебе стоит видеть сейчас.       – Бездомных и мусор? Ты серьёзно сейчас? Нет, я с тобой и точка. Даже если ты пойдёшь сам, я за тобой прослежу и пойду по пятам!       Упёртости ей было не занимать: Аймо не стал бодаться и побеждённо вздохнул.       – Ты знаешь, что это диагноз? Ладно. Но держись за мной в случае чего и не лезь на рожон.

***

      Переулок, ведущий к мосту, располагался неподалёку. Они прошли три поворота и обогнули ночной клуб, который был на углу и через него проходили сразу две улицы. Одна открывала вид на цветущие кустарники и сам мост, где чайки кричали и практически касались воды. Солнце заливало город ярким светом. Другую улицу скрывали от глаз туристов. Она тянулась вдоль огромного забора с колючей проволокой и открывала вид на бессмысленное волочение пропитых тел.       Бездомные косо поглядывали и зачем-то кивали, придерживая коробки, полные хлама. Аймо шёл впереди, прикрывая собой Монику, и только он собирался открыть рот, как женщина зацокала каблуками и уверенно заговорила:       – Здравствуйте! Мы из церкви Святого Франциска! – она не обратила внимания, когда Аймо прыснул, и продолжила: – Сегодня случилось ужасное. Все наши статуэтки Иисуса нашего спасителя украли.       – Пошла на хуй, пизда тупая! – крикнули ей, но её это не угомонило.       Аймо напрягся и готовился отступать, попутно осматривая обувь людей. Нашёл. Босоногий мужчина лежал в подобии палатки и не реагировал на разговор.       – Слушайте, мы вам поможем, чем сможем. Просто скажите, знаете ли вы что-то про статуэтки, уважаемые?       – А почему ты решила, что это мы? Чай, сразу к нам, а не к банкирам припёрлась, а.       – Что вы, никакой предвзятости! – выпалила Моника, замечая взгляд Аймо. – Мы…       Дальше действия развивались быстро. Аймо впечатали в стену с такой силой, что у него захрустел позвоночник. Удары посыпались по лицу и рёбрам, он даже вздохнуть не успел. Монику повалили, хорошо приложив головой об асфальт. Она успела прикрыться руками и взвизгнула так громко, словно будто в горло встроен свисток. Её обыскали, облапали и отпустили только когда Аймо вырвался из хватки и оттолкнул от себя человека.       – Отошли от неё, животные! – повысил тон мужчина и посмотрел угрожающе, словно в него вселился зверь. – Живо! Или я вызываю полицию!       Мужчины попятились и убрали грязные руки от женщины. Она поднялась, отряхнула себя и увидела разорванные чулки с каплями крови.       – Ещё раз сунешься сюда, пидрила, и мы не побоимся последствий. За нас есть, кому заступиться, – сказал самый важный, который сидел неподвижно. Его руки были изрисованы тюремными татуировками. – И суку свою забирай, больно нужна.       Презрительно сплюнув, Аймо взял за руку Монику и вывел её из переулка.

***

      В офис «The Wall» зашли трое мужчин. Они не стучали, не ломились, но ослушались вывески. Когда они оказались у входа, то сразу подумали, что ошиблись местом, но внутри их встретил старый уютный офис. Благодаря миссис Робинсон здесь всегда царил порядок.       – Здравствуйте, – поприветствовала их женщина средних лет и подумала, что они не туда зашли. Рядом размещался бесплатный спортзал. – Вам чем-то помочь?       «Пришли грабить».       – Добрый день, – добрая улыбка на лице Соупа растянулась, за ним повторил и Гас. Один Гоуст стоял позади и закрывал отсутствие улыбки за балаклавой. – Нам нужно поговорить с главным редактором.       – Он в кабинете напротив, – ответила миссис Робинсон и прикрыла собой Олдбрайта. Тот не стесняясь достал банку пива. – Давайте я сначала его предупрежу.       Мужчины принялись ожидать. Они не собирались портить первое впечатление, поэтому разглядывали фотографии на стенах, сделанные Белтоном.       Их пригласили в кабинет через десять минут и миссис Робинсон суетливо предложила им кофе. Они отказались.       – Чем могу помочь, господа? – спросил О'Хара и указал на кресла. Мужчины остались стоять. – Я Рейнольдс О'Хара, будем знакомы.       Мужчины представились и протянули ладони.       – Мы ищем Монику Миллер. Нам сказали, она здесь работает.       О'Хара удивился и настороженно посмотрел на цветного мужчину.       – Зачем вам Миллер?       – Наш человек, – Гас указал на Гоуста, – был с нами и спас её. Уверяю, мы хотим только поговорить.       О'Хара закурил в помещении, чем удивил гостей. Они привыкли, что Прайс, как капитан, курит в своём кабинете, но не ждали увидеть подобное в редакции.       – Говорите открыто: это связано с Пелло? Где доказательства, что это были именно вы?       Дверь офиса вновь распахнулась и в проход буквально ввалились два человека. За дверью кабинета слышались обрывки:       – …да говорю я тебе, не нужен мне врач. Я стою. Я хожу. Я, блядь, тебя держу.       – Да нужен тебе врач, ты еле дышишь! Я прослежу за тобой, если ты не пойдёшь!       – Это диагноз, Мон, диагноз! Тебя хорошенько приложили головой!       О'Хара не выдержал и бесцеремонно вышел из кабинета, за ним медленно преследовали мужчины.       – Миллер, ты что здесь делаешь? У тебя отпуск, мать его. В отпуске нормальные люди отдыхают и наслаждаются жизнью. Но ты, твою ж, ненормальная, да?       Моника обернулась, засветив взору всех присутствующих окровавленные колени и ссадину на лбу.       – На нас напали бомжи, – выпалила она, злостно смотря на О'Хару. – Бомжи напали.       О'Хара ударил ладонью по лбу и вздохнул так шумно, что, казалось, выдул весь воздух из лёгких.       – А её домогались, – спокойно констатировал журналист и на него уставились два огромных зрачка, в которых замелькал ужас. – Что? Это не дело. Тебе нужно обратиться в полицию. Желательно сразу к Винченцо.       – Тебе тоже, – насупилась женщина. Её словно окатили ледяной водой. Кажется, только сейчас до неё доходило, что же случилось. – Господи…       – Садись, Миллер. Потом сделаешь МРТ мозга и мы узнаем, кто тебе заменил мозг на студень, – О’Хара был непреклонен и, по правде сказать, такими словами выпускал пар. – Вы двое. Вечно находите приключения.       Её тело плюхнулось на ближайший стул, резко, будто опрокинули мешок с кирпичами. Ножки его подкосились, но он продолжил уверенно держать женский вес. Встрепенувшись, выбежала миссис Робинсон вс аптечкой в руках и принялась обрабатывать раны. Сфокусировав взгляд, Моника увидела троих людей. Мягко сжимая женское плечо стоял Аймо.       – Мы, видимо, не вовремя, – откашлялся Гас, привлекая к троице внимание. – Но дело срочное.       – Ладно. Ладно, – всплеснула ладонями Моника. – Давайте. Давайте поговорим. Я сказала что-то не так на допросе? Вы по этому поводу?       – Нет, мэм, не по этому, – Гас потянул воздух и посмотрел на редактора.       Олдбрайт и Робинсон ретировались из офиса в кабинет О'Хары. Сам Рейнольдс немного помаялся на одном месте и в итоге умчался к себе.       – Тогда не тяните, – Аймо.       – Сержант Джек Блант обращался к вам за помощью? – продолжил Гас.       – Да, – честно ответил Аймо.       – Какого рода было обращение?       – Простите, а в чём, собственно, дело? – набралась наглости Моника.       – Сержант Джек Блант отправлен в больницу. У него острое отравление неким лекарством.       По исказившимся лицам журналистов уже становилось понятно всё. Они переглядывались друг на друга, в напряжении замолчав. Пауза длилась недолго и Гоуст её первый прервал:       – Никто из нас не верит, что сержант Блант принимал субутекс.       Удовлетворённый прямыми словами Аймо смотрел и взгляд оставался прищуренным, ожидающим продолжения.       – Ваше? – Гоуст не стал дожидаться ответа и вытащил из кармана чёрной куртки диктофон Моники. Её рот приоткрылся от удивления, а потом она стянула губы в тонкую нить. – Я прав?       Вопрос звучал утвердительно и журналистам не оставалось ничего, кроме как согласиться.       – Я была уверена, что его потеряла тогда… Я не поверю, что никто не слушал мои записи, – фыркнула женщина и встала на обе ноги, о чём мгновенно пожалела.       Средней высоты каблук усиливал боль в коленях и Моника вернулась на место, одновременно скидывая с себя туфли. Разорванные чулки оставались на ногах, и хотя миссис Робинсон предлагала их снять, женщина была непреклонна.       – И не раз, – улыбнулся Соуп и Моника подумала, что такой улыбкой можно озарить весь мир.       Она внезапно смутилась. На записях отчётливо слышно, как она флиртовала, выливала ложь, фальшь и лесть.       – Хорошая работа, – подмигнул Соуп, а Моника надула щёки и обидчиво покосилась. – А теперь о сержанте.       – Сержант Блант приходил к нам полтора месяца назад, – взял инициативу в свои руки Аймо. – Он попросил нас заняться убийством его друга, сержанта Прескотта.       – Он не говорил, почему не доверяет военной полиции? – Кайл Гэррик наконец присел, уложив руки на колени.       – Он не верил в случившееся. Он не верил, что его друг мог толкать субутекс, – голос Аймо был ровным, а взгляд, казалось бы, не выражавший ничего определённого, поблескивал умом. – Он не верил никому в армии и обратился ко мне. Я давно его знал и попросил Монику поучаствовать в этом деле.       Трое мужчин внимательно слушали и, дождавшись, когда Аймо договорит, Моника тихо спросила:       – Что с Джеком?       – Его откачали, но он ничего не помнит, – пробасил Гоуст. – Что дальше?       Рассказать историю поездки от Лондона до Пелло оказалось сложнее. Перебирая складки на юбке, Моника старалась говорить исключительно факты, но её речь из эпитетов начинала раздражать Аймо, поэтому он принял эстафету и вёл рассказ сухо, вычленив только важное.       – А сегодня случилось… это, – Моника головой указала на ноги. – Я сообщила про статуэтки, представилась воцерковленной девой, а этот затраханный мудак на меня накинулся и щупал. Аймо вообще избили!       – Перед этим я увидел бездомного без ботинок. Винченцо сказал, что убийца был в ботинках разного размера и мы с Мон предположили людей с улицы. Потом случилось дерьмо, – щёлкнул пальцами Аймо. – А теперь нам надо в полицию.       – Мы с вами, – не дал задуматься Гоуст.       – Тогда по пути расскажете, что у вас есть, – широко улыбнулась Моника, вставая со стула. Она подняла туфли и направилась к выходу, держа их в руке. – А что вы хотели? Бартер так бартер.

***

      Невзирая на адский режим работы и огромную нагрузку, Винченцо сидел в своём кабинете. Он не спал вот уже две ночи подряд, пил много кофе и мало ел. В дверь постучали.       – Заходите! – громко сказал детектив и на пороге появился констебль с плотной папкой в руках. – А-а-а, наконец-то, а то я заждался.       Взяв папку, Винченцо даже не посмотрел вслед уходящему человеку. Его мысли занимало убийство и отсутствие каких-либо улик кроме найденных отпечатков. К сожалению, бездомные постоянно бывали в церкви и эти отпечатки ничем особенным не отличались от других.       Следующего шага ждать долго не пришлось. Ему позвонили из Уайтхолла и потребовали усилить работоспособность, поскольку к трём часам после полудня нашли тело владельца ночного клуба. Детектив Уайтхолла – Фрэнк Дэйвис – смог сложить маленький пазл по украденным репликам известных картин.       – Повтори, что? – удивился Винченцо и выхватил ручку с листком.       – Джеймс Смит найден мёртвым. Он, конечно, был вспыльчив, но не опасным же.       Владелец ночного клуба по свой день начинал с кружки кофе, приправленного маленькой дозой бренди. Каждое утро он торчал в офисе тремя этажами выше, а уходил точно к началу открытия. Ему не нравилась ни громкая музыка, ни пляшущие тела, ни танцовщицы, но платил он всем сотрудникам щедро. Клуб приносил хороший доход. Джеймс Смит пришёл к себе на работу и остался один, без картин, с дырой в голове.       – Двенадцатый калибр «орла», Винченцо, – повторил Дэйвис, но не дождавшись ответа от озадаченного детектива, продолжил: – У тебя тоже самое, у меня тоже самое. Как на счёт объединить силы? Как раньше. А?       – Давай я тебе перезвоню? – Винченцо ощутил острое желание закурить.       – Обдумай это дело хорошенько, ладно? Буду ждать звонка.       Сбросив звонок детектив встал с кресла и проследовал к выходу, коснулся дверной ручки и тут же ошалело отступил. Балаклава с черепом – это первое, что он увидел и сильно напрягся. Расслабился, когда из-за спин трёх бугаев показалась улыбчивая мордашка Моники, а за ней стоял Аймо.       – Приве-е-ет, – засверкала зубами женщина. – Куда-то спешишь, детектив? У нас для тебя подарок. Меня домогались, Аймо избили, а эти трое спасли меня в Пелло.       Винченцо забыл как дышать. В горле пересохло, перехватило и он громко прочистил его.       – Как всех вас сюда пропустили?       – У нас есть доступ, сэр, – сказал человек в балаклаве.       – Лейтенант Гоуст, сержант Мактавиш и сержант Гэррик, – представился последний и взглядом словно спрашивал, можно ли войти.       Замешкавшись, детектив пропустил всех в свой кабинет, а они, в свою очередь, прошагали друг за другом. У Винченцо от шока не нашлось сил вернуться в кресло и он облокотился на стол.       – А теперь по порядку.       Женщина на удивление стала такой молчаливой, какой никогда не была. Винченцо почему-то подумал, что хотел бы позвать её на свидание. По части романтики он отставал от людей из других профессий, однако как-то радовался, что ему не нужно сравнивать себя с могильщиком или же попросту сумасшедшим. Среди убийственных размышлений мысли о Монике успокаивали и мотивировать скорее раскрыть это дело.       Когда Гас и Соуп закончили разговаривать, детектив выхватил зубами сигарету и покрутил её во рту. Не поджигал. Хотя очень хотел.       – Значит, вы в деле, – заключил он, понимая доверие журналистов к этим особам. – Так что там с побоями? Сняли?       – Ещё нет, – отмахнулся Аймо. – Мы спешили к тебе.       – Хорошо. Потом – живо писать заявления, уяснили? – журналисты утвердительно кивнули и детектив посмотрел на Гоуста. Он говорил и не сводил с него глаз. – Мне звонили из Уайтхолла. Сегодня убили владельца клуба на Пиккадилли и ограбили его офис с репликам картин.       – Постойте, – высказался до этого молчавший Соуп, свесив ладони с бёдер. – Зачем убивать безоружных людей? То есть, окей, они грабят, но грабить можно во время, когда нет людей.       – В картинах субутекс. Может, устраняют конкурентов, – выступил Гоуст.       – А что тогда с Блантом? – вмешался Аймо. – Я всё ещё не верю, что он может быть как-то связан с этим.       Гоусту хотелось бы больше рассказать о доверии журналисту, но он сдержался и подавил в себе это желание. В конце концов, их двоих объединял курортный корабль. Он помнил безучастный взгляд, казалось бы, молодого и беззаботного человека, в отличие от самого лейтенанта. Он вылетел ненадолго из разговора и вернулся к нему, когда началась дружеская перепалка между Гасом и Соупом, а детектив старался их осадить. По его лицу было заметно, что это его расслабляло. Одна Моника не отводя глаз пялилась на лейтенанта. Смотрела в упор и в её глазах блестел страх. Больше, конечно, она не боялась Гоуста и он это понял, но страх держался натянутой струной. Страх оказаться в огне.       «Не смотри на меня так», – подумал он и в сердце будто бы что-то проснулось.       Он старался не думать о каждом убитом гражданском, поскольку это тормозило работу и каждый, кто загружался, страдал, выгорал и стоял на месте. Гоусту стоять на месте никогда не хотелось. Он выживал, выжимал себя досуха, но шёл вперёд. Спасал жизни, где-то глубоко внутри скорбел по потерям, но на месте никогда не стоял.       Когда, наконец, все во всём разобрались, Гоуст вышел последним и случайно задел женщину плечом. Оно практически коснулось её головы и Моника пошатнулась. В больной голове словно прогремел выстрел. За плечо ухватились резко, не дав упасть.       – Спасибо, – поблагодарила она и натужно улыбнулась, широко раскрыв глаза. Гоуст кивнул в знак принятия её слов.       Первыми из участка уехали сто сорок первые и обещали вернуться, как только что-то станет известно от Бланта. Журналисты вышли чуть позже, потратив время на заявления. Последним ушёл с работы Винченцо и свалился колодой в кровать.       Старый «Понтиак» Аймо притормозил на стоянке дома Моники и она видела, как скованно себя вёл её друг.       – Эй, – обратилась она и мягко коснулась его щёки. – Может расскажешь? Я же вижу, что тебя что-то гложет.       – Всё гложет, – прикрыл глаза Аймо. – У тебя бывало такое, будто ты возвращаешься в прошлое?       – Каждый день после… – она запнулась, сглотнув. – Ты понял. Я не показываю этого, но… Мне тяжело. Я думала, мне становится лучше, а потом этот череп…       – Да, он, – согласился мужчина. – Во всём виноват он.       – Он нас спас.       – Я не за это его виню, – добродушно усмехнулся журналист и приобнял подругу. – Я о памяти. Он её вернул, что ли. Кажется, всё забылось, но нет, всё помнится.       – Так и есть, – грустно приподняла уголки губ женщина. – Я даже не уверена, что такое проходит. Мы просто учимся с этим бороться и жить. Жизнь есть борьба, борьба есть жизнь. Мы же видим, во что превращаются люди. И одни из них – мы.       – Наверное, ты права. Как всегда права.       – Не хочешь зайти?       – Только если останусь у тебя.       – Без проблем.       Взрыв на третьем этаже прогремел с такой силой, как Монику сбило с ног.       – Мон! – закричал Аймо, когда пыль начала оседать.       – Я здесь, здесь! Господи… Это же моя квартира! Это моя квартира, Аймо!       Он нашёл её, отряхнул, хотя сам дрожал как лист на ветру. Руки его с трудом двигались и он трогал подругу, чтобы нащупать что-то живое и успокоить жуткую дрожь. Сердце Моники будто подпрыгнуло к горлу и она зарыдала.

***