Минуты близости

      Прошло несколько долгих, насыщенных дней, наполненных странным ощущением ожидания. Уилл работает, как и всегда. Вот только Ганнибал не приходит. Приходит кто угодно, только не он. И Уилла охватывает беспокойство. Не за Ганнибала, нет, за себя. Кажется, он успел привязаться. Сделать то, чего так опасался.       Уилл признаётся себе, что не боялся влюбиться. Он жаждал этого. Хотел почувствовать, что чувствует влюблённый человек, отмахиваясь от сопутствующих моментов.       Привязка — это глупость. Это слабость. Это то, что потянет на дно. Нельзя быть привязанным ни к физическому аватару кота, ни к больнице, ни к пациентам, ни к Смерти. Никаких нитей, которые задержат его здесь.       Каждый раз Уилл с ужасом думает, что не сможет уйти, останется, чтобы работать дальше. Пойдёт на второй круг, если позволят. И каждый раз себя разубеждает. Нет, всё нормально, у него всё под контролем.       Но если так, тогда почему он уже два дня ищет ласки, но руки, что касаются его, будто чужие? Они и есть чужие. Так было, есть и будет всегда. Но неужели он возвёл руки Ганнибала в статус родных? Неужели руки Смерти стали желаннее живых, тёплых, заботливых, доступных? Люди любят Уилла, гладят его, вычёсывают. Почему же теперь это не удовлетворяет потребность в физическом контакте?       Эти вопросы и осознания пугают. Уилл не может найти себе места. Мечется по больнице, громко мяукает, словно зовёт кого-то. Это выходит непроизвольно, чем нервирует его ещё больше. Он — кот, а коты очень привязываются. Но он прежде всего жнец, а жнецы не должны ни к кому привязываться!       На третий и четвёртый день Уилл понимает, что теряет аппетит и начинает много спать. Ему не хочется быть активным, хочется проматывать время, и это тоже пугает.       Его пугает всё, что связано с привязанностью. Его пугает привязанность.       Он крутит в воображении дерзкие картинки о встрече с Ганнибалом. Ему хочется послать его, нашипеть, высказать претензии, где он был, почему оставил его так надолго. Уилл чувствует себя брошенным, будто преданным. Это бьёт ещё сильнее. Но он не хочет переставать чувствовать любовь к Ганнибалу, всего лишь хочет, чтобы разлука не влияла на него. Хотя бы на него как на кота!       Но она влияет.       На седьмой день Уилл ловит себя на том, что стал агрессивным. Он не даётся на руки, не хочет, чтобы его гладили, рычит, когда ест, и шипит, если к нему кто-то подходит, или тут же прячется.       В сознании вспыхивают обжигающим огоньком идеи найти Ганнибала. Возникает тревога, что с ним что-то случилось, но что может случиться со Смертью? Появляются ростки противных, липких ощущений, что Ганнибал вернётся ещё не скоро. Через месяц, два, три, год. А может, дольше. А может, никогда. Может, он ушёл на перерождение и не успел сказать. А может, он обижен на ненависть Уилла к Смерти.       В черепной коробке рождается неприятный гул. Мысли роятся опасным шершневым ульем, перескакивая друг через друга, перебивая, затмевая разум, делая из Уилла неприступного, колючего ежа. Ещё два дня он варится в ядовитом котле из жал саморазрушения, а на десятый день просыпается с долгожданной звенящей тишиной.       Тишиной в мыслях. Тишиной в состоянии. Уилл, наконец, выдыхает.       Девять дней агонии приводят к состоянию умиротворения. Он устал страдать, устал бороться, поэтому принимает как данность, что скучает. И продолжает любить, но теперь это не мешает ему работать.       Этим утром Уилл с удовольствием ест, долго вылизывается на ласковом солнце, позволяет себя гладить персоналу и пациентам и впервые за эти дни искренне мурчит.       По телу бежит тепло от мысли, что где-то там есть Смерть, что его любит. Ему приятно от этого, и он больше не одержим ожиданием. Тугой ошейник страха спал. Теперь он работает, предвкушая встречу с Ганнибалом, но не расстраивается, когда в очередной раз приходит кто-то другой.       Он снова дружелюбен. Снова активен и впервые благодарен Ганнибалу за его исчезновение. Да, Уилл по-прежнему ждёт его, но теперь иначе. Ему хочется чем-то порадовать Ганнибала, что-то подарить ему, но что можно подарить Смерти? Что ему понравится?       Уилл долго думает, перебирает варианты и, наконец, останавливается на одном. Сложном, немного рискованном, но идеально подходящем. Ему требуется немного времени, чтобы подготовиться к сюрпризу, и именно в этот момент его находит Ганнибал.       Уилл сразу чувствует его появление. Холод и запах талой воды окутывают приятным шлейфом, и шерсть дыбится на вставшем торчком хвосте.       — Доброе утро, Уилл, — тепло приветствует Ганнибал.       И Уилл трусит к нему по плитке с нелепым мяуканьем или, точнее, мявканьем: «Мя, мя, мя, мя». Со стороны это выглядит забавно, но он ничего не может с собой поделать. Он скучал.       Уилл прыгает к нему на руки и тут же трётся о лицо, покусывая твёрдую линию челюсти от переизбытка эмоций. Он фырчит, лижет, урчит и прижимает уши, получая ответную ласку и желанные объятия. Его становится много, он буквально везде, не даёт Ганнибалу даже открыть рот, тут же тыкаясь в губы и нос. Внюхиваясь в шею и прикусывая ушную раковину.       И лишь когда первая волна кошачьего тактильного голода утоляется, он оборачивается и жмётся к Ганнибалу уже человеческим телом.       — Я так скучал, — открыто признаётся он, но не целует — ждёт, когда Ганнибал сам притянет его к себе.       — Я тоже, Уилл. — Ганнибал скользит по его лицу мягким взглядом, убирает разметавшиеся кудри со лба и, как обычно, любуется, будто Уилл является настоящим произведением искусства. — Не могу сказать, что был рад нашей вынужденной разлуке, но, надеюсь, она принесла нам пользу. Время помогает быть искренними с собой.       Ганнибал придерживает Уилла за талию, не оставляя свободного дюйма между ними. И Уилл качает головой от воспоминаний искренности с собой за дни агонии в жалящих путах привязанности.       — Кажется, я прошёл девять кругов ада. От злости, тревоги, апатии, обиды и предательства до принятия и благодарности, — задумчиво перечисляет он. — Я словно сгорал изнутри, а потом восстал из пепла. И пришло спокойствие.       Он чувствует лёгкую гордость за преодоление. За маленькую победу над тем, что его разрушало. И не скрывает этого от Ганнибала, ожидая его слов.       Ганнибал цокает, и Уилл с интересом наблюдает за его заминкой.       — Стыдно признаться, но я испытал нечто подобное, находясь вдали от тебя. — Признание Ганнибала поражает ещё больше, и Уилл приподнимает брови, выражая готовность слушать дальше. — Наши чувства начали диктовать нам, что и как делать. Но чувства не должны ограничивать, они должны развивать нас. И мне пришлось принять, что у меня появилось уязвимое место, первая и единственная слабость в виде тебя. И, надо сказать, я не против. Как бы раньше я ни сопротивлялся этой мысли, за дни нашей разлуки я всё же пришёл к её принятию.       — Как и я пришёл к принятию привязанности к тебе, и она отступила, — улавливает суть Уилл, теперь понимая, почему Ганнибал так долго не приходил. Им требовалось время для работы над собой, и, кажется, они блестяще с этим справились.       — Да, cor meum. И теперь мои чувства к тебе чисты, — завершает мысль Ганнибал и притягивает Уилла за подбородок, чтобы поцеловать.       Нежно, чувственно, не так, как раньше. Без голода и жажды, без доминирования. Он позволяет им быть на одном уровне без рамок, ограничений и рабочего кодекса, и Уилл хочет мурчать от удовольствия. Это самое ценное, что Ганнибал мог сделать для него. От этого сердце бьётся быстрее, и Уилл отстраняется, вспоминая, что хотел сделать Ганнибалу подарок.       — У меня есть кое-что для тебя. Закрой глаза, — тихо просит он, прикусывая губу, чтобы скрыть широкую улыбку. — Доверься мне.       Уилл глубоко вдыхает носом, когда Ганнибал закрывает глаза. Он концентрируется на биении сердца и проходит сквозь Ганнибала, чтобы на время подарить ему то, чего у него нет.       — Уилл… — Ганнибал замолкает, трогая область груди. Ему явно не хватает слов, чтобы выразить то, что он чувствует, но они и не требуются.       Уилл смотрит ему в лицо, во влажный блеск в глазах, и целует так же нежно, как до этого, с удовольствием наблюдая, как перехватывает настоящее дыхание Ганнибала, как вздувается венка на шее и начинает бешено пульсировать, как расширяются зрачки. Всё это естественная реакция живого тела. И Уилл чувствует, как от Ганнибала веет диким жаром, смешанным с возбуждением, восхищением и удивлением.       Уилл доволен. Он отстраняется, когда чувствует слабость и лёгкое головокружение, и с сожалением забирает сердце обратно.       Конечно, за минуту отсутствия жизненно важного органа с его кошачьим аватаром ничего критического не случится. Кислородное голодание он быстро восполнит. Час сна, и он будет как новенький. Но эта минута стоит того.       — Мне сложно подобрать слова к тому, что я чувствовал. Ты сделал бесценный подарок, и я не знаю, как тебя отблагодарить.       Ганнибал вновь становится собой. Его телу нет необходимости дышать, но он продолжает это делать, потому что Уиллу нравится. Кожа становится холодной, но Ганнибал излучает тепло. И неподвижные зрачки продолжают реагировать на всё, что происходит вокруг.       — Мне достаточно того, что ты рядом, — выдыхает Уилл, и его вновь притягивают к себе, чтобы выразить гамму чувств иным способом.       Они куда-то перемещаются в пространстве, но Уиллу нет разницы куда, когда его так крепко держат и нетерпеливо целуют. Когда Ганнибал выбит из вечного равновесия и поэтому непредсказуем. Он хочет познать Ганнибала и с этой стороны, поэтому прикрывает глаза и растворяется в чувствах. Он безраздельно принадлежит ему. И он снова счастлив.