Минуты близости

      Приёмное отделение больницы редко наполнено радостью, как в роддоме или других заведениях. Здесь пахнет спиртом и человеческим страхом, иногда слезами и облегчением, но чаще борьбой за жизнь и изредка смирением.       Уилл любит запах смирения. Он привык к нему. Люди, готовящиеся перейти за грань жизни, пахнут кроткостью, как дождь или мокрые лепестки сирени, или мята в чае, или сахар. Едва-едва сладко, но одновременно свежо. Эти люди вкушают самое сокровенное, что у них осталось, — последние крупицы жизни.       Уилл любит таких и всегда приходит к ним, чтобы побыть рядом, подарить тепло и тихое мурчание, помять лапами ладонь, потереться головой и просто поспать, баюкая человеческое сознание. И люди засыпают вслед за ним и тихо уходят во сне с улыбкой, вспоминая приятные события прошлого и наслаждаясь настоящим.       Уилл не просто рыжий кот. Уилл жнец. Предвестник смерти, служитель Перехода. Он любит людей, любит жизнь, любит больницу, в которой может помогать душам переходить в руки Смерти. И немного любит Смерть.       — Приветствую, Уилл.       А вот и он. Смерть собственной персоной.       — Ты сегодня рано, Ганнибал.       Уилл лежит на щуплом дедушке, чьи руки пахнут мылом и шахматами. И совсем немного сиренью. Недавно к нему приходила маленькая внучка и они сыграли партию. Уилл пожелал, чтобы он ушёл с теплом в груди от понимания, что его любят. Что он нужен, что он оставил прекрасный след, прожил спокойную, но достойную жизнь, чтобы перейти в следующую, что будет ещё лучше.       — Хотел провести время с тобой. Сегодня люди празднуют День святого Валентина. Если ты не против моей компании вне рабочего времени, конечно.       Смерть — он же по-земному Ганнибал — всегда приходит вовремя. Секунда в секунду, когда человеческое сердце замирает. Ганнибал пахнет холодом, кровью, железом, талой водой. Немного специями или чем-то таким, изысканным, что Уилл не может разобрать. Его запах столь же сложен и многогранен, как его образ. И даже чёрные рога и пустые глаза порой кажутся не просто костюмом, а отражением конечной точки бытия. Но Уиллу больше нравится другой образ. Симпатичный, мужской, в дорогих костюмах, с тонкими губами и острыми скулами. Ему нравится видеть своё отражение в человеческом зрачке, что обрамлён красным морем радужки. Ганнибал совершенен в любом образе, и Уилл часто фантазирует, кем они будут, когда вернутся в человеческую жизнь. И кем они станут друг другу.       — Не знал, что ты следишь за людскими праздниками, — мурчит в ответ Уилл, потягиваясь и пуша яркий рыжий хвост.       Он тянет поочерёдно каждую лапку и трясёт мордочкой, чтобы скинуть узы сонливости. Ему не хочется оставлять милого дедушку, но его время почти пришло, и Уилл в последний раз утыкается лбом ему в ладонь, чтобы попрощаться.       — Не за всеми и не всегда, — отвечает Ганнибал, и Уилл чувствует его улыбку на непроницаемой маске чёрного лица. Пока непроницаемой и пока чёрного. — Как насчёт прогулки?       — У нас есть пятнадцать минут, прежде чем тебе придётся сюда вернуться, верно? — ухмыляется Уилл, спрыгивая на пол.       Кафель, как всегда, холодный и вонючий. Запах хлора часто бьёт по рецепторам, но Уилл привык и не жалуется, лишь иногда чихает и фыркает, на что уборщица просит прощения и чешет за ушком, а после смены приносит в тёплую кладовку вкусности. Именно поэтому Уилл немного в теле как кот. А шерсть лоснится и блестит. Его любят в больнице и всегда следят, рядом с кем он спит, готовясь к приходу Ганнибала.       — Идём, Уилл. Сегодня отличный вечер, чтобы порадовать тебя кое-чем необычным.       Ганнибал идёт вперёд и терпеливо ждёт, когда Уилл перестанет семенить пушистыми лапками и наконец обернётся прекрасным молодым мужчиной с копной шоколадных кудрей и пронзительным взглядом голубых глаз.       — Вот как? Что же может подарить мне Смерть? — скалится Уилл и, спрятавшись котом в кладовке, выходит сквозь дверь уже в излюбленном очеловеченном облике. — Куда отправимся сегодня? Снова в Венецию, Флоренцию, Палермо, Альпы? Или на этот раз посмотрим на трансвеститов в Таиланде или на скелеты в Титанике?       Ганнибал тоже меняется в лице, и Уилл скромно улыбается, наслаждаясь переменами. Будучи котом, он привык к людям, и человеческий образ Смерти вызывает в нём скрытый трепет. Ему нравится чувствовать едва заметное тепло Ганнибала сквозь вечный холод. Видеть эмоции, пусть и совсем немного. Уилл уверен, что человеком Ганнибал вёл бы себя точно так же. Скрывался бы за защитным костюмом, смотрел на людей свысока, наслаждался жизнью не так, как делают многие, и вёл бы необычный, возможно, даже роскошный образ жизни.       Уилл часто думает об их с Ганнибалом «отношениях». И о том, что будет, когда срок службы Уилла, как жнеца, подойдёт к концу. Он уже определился, что хотел бы дальше спасать жизни, предотвращать ранения и убийства, вот только не определился с профессией. И с тем, как сказать об этом Ганнибалу. Всё же их связывает немного большее, чем совместная работа. По крайней мере, Уилл так считает, пусть никто из них в этом до сих пор не признался.       — Это твоё желание? Посмотреть на людей, чей разум оказался сильнее души, поэтому они разгуливают по улице, порождая порок и похоть? Или посмотреть на неумолимое время? — морщится Ганнибал, и Уилл не может сдержать смешка. — Нет, Уилл, я хотел показать тебе совсем другое место, хотя оно не будет играть существенную роль в моём подарке.       Ганнибал учтиво протягивает руку, и Уилл с предвкушением накрывает её своей, чтобы вмиг они очутились в…       — Париж? Мы на Эйфелевой башне? — Уилл озирается вокруг и действительно впереди переливается яркими огоньками вечерний Париж. В воздухе летают маленькие снежинки, пахнет зимой, сладкими круассанами и трепетом. Уиллу повезло, что он не чувствует холода. В таком виде он может не чувствовать ничего, а может быть ближе к людям и чувствовать практически всё. Холод является исключением: как любой кот, Уилл не любит мёрзнуть. — Не слишком ли банально для служителя Перехода?       Уилл оборачивается и теряется в моменте, когда губы Ганнибала неожиданно касаются его, а рука аккуратно обвивает талию. Будь он котом, его бы шерсть сейчас вздыбилась, а пальцы, упёршиеся в мощную грудь Ганнибала, повредили ткань элегантного тёмного костюма.       Уилл стоит как вкопанный и упускает момент, чтобы ответить. Ганнибал отстраняется быстрее, не получив отдачи, и смотрит пристально, отчего Уилл чувствует лёгкое покалывание на коже и в сердце. Ему хочется, чтобы оно сейчас яростно билось, как у людей, разбивалось о стенки рёбер, как живое. Чтобы волнение окутало низ живота и кончики пальцев. И Уилл позволяет себе ощутить это и с диким восторгом смотрит на Ганнибала.       — Сделай так ещё! — просит он и первым делает шаг, чтобы обхватить шею Ганнибала руками, зарыться пальцами в тёмные с пепельным отливом волосы и получить то, что давно желал.       Ганнибал не церемонится, притягивая его к себе вплотную, и Уилл чувствует, как колышутся нити энергий вокруг, переливаются ярче северного сияния. На этот раз Уилл пылко отвечает на поцелуй, позволяя себе утонуть в ярких ощущениях. Язык врывается ему в рот, чтобы щекотно исследовать нёбо и зубы и сплестись с его в настоящем французском поцелуе. По телу проходят горячие импульсы, в груди становится тепло и слишком радостно. Целая гамма эмоций отражается на лице и выходит через стон, когда его слегка наклоняют. Ему хорошо.       Светящиеся огни Эйфелевой башни отражаются россыпью золотистых звёзд в глазах Ганнибала. Он любуется Уиллом, и тот прикрывает веки, выдыхая через нос. Высота и поцелуй кружат голову. Ветер гонит снег на светлую рубашку, но он не тает, лишь осыпается под ноги шуршащим ковром.       Ганнибал отстраняется первым, наблюдая за разрумянившимся и довольным Уиллом. Его тёмный костюм переливается на свету лёгким мерцанием, словно ночное полотно, и Уилл невольно думает, что он похож на неземной смокинг. Необычно.       — Это и есть твой подарок на День святого Валентина? — с улыбкой спрашивает Уилл, прикусывая опухшую губу и поправляя воротник пиджака Ганнибала. — Как ты угадал с ним?       Глаза Ганнибала загораются самодовольством и чем-то таким, что Уилл в них ни разу не видел. Он пока не может интерпретировать реакцию, но она завораживает, как и то, что Ганнибал берёт его руку и, не торопясь, проводит носом по запястью, вдыхая глубоко и жадно.       — Ты стал слишком человечным, Уилл. Твой аватар кота даёт тебе возможность пользоваться благами двух миров, я же не имею плоти и крови. Моё сердце не бьётся в такт твоему, но что-то в тебе заставляет меня возвращаться в больницу за теми людьми, что раз за разом уходят с улыбкой после тебя. Ты словно смог проложить мост не только для них в мир Перехода, но и для меня в твой мир. Этим поцелуем я хотел выразить моё отношение к тебе в надежде, что тебе понравится более человеческое проявление моих чувств, — скромно отвечает Ганнибал и замирает, словно эти слова вызывают у него дискомфорт, лёгкую уязвимость. И Уилл знает почему. — Я подумал, что наша глубинная симпатия может быть взаимной.       — И не ошибся, — воодушевлённо шепчет Уилл. — Это лучшее признание в любви, которое я когда-либо слышал. А слышал я достаточно, уж поверь. Коту признаются в любви каждый день и порой несколько раз в день, но это не сравнится с тем, что я чувствую сейчас. Мне кажется, будь я котом в этот момент, меня бы просто разорвало от эмоций.       Его снова целуют. И он снова зарывается руками в мягкие волосы. Снова чувствует, как внутри становится горячо, особенно когда Ганнибал тянет его за кудри и впивается в шею. Не будь он котом, он бы оставил себе все метки Ганнибала, но увы, они растворятся на его теле очень быстро.       И всё же он наслаждается блуждающими поцелуями и шатким дыханием. Крепкой хваткой и мягким ощущением принадлежности. Последнее появляется неожиданно, но он задвигает все мысли куда подальше, оставаясь в моменте. В ответ он по привычке мурчит и мнёт грудь Ганнибала, желая продлить их минуты наедине.       — Ты останешься со мной? — Вопрос отпечатывается на коже влажной дорожкой и тянется за ушко. Шёпот впервые тёплый, как и сам Ганнибал, но вопрос обжигает и Уилл чувствует что-то, что бежит по телу словно небольшой кусачий ураган. Настоящие мурашки!       — Столько, сколько будет возможным, — обещает Уилл, смотря в красную кайму радужек и оглаживая контур красивого, словно вылепленного из глины, аристократического лица.       — Твой срок службы скоро закончится, — напоминает Ганнибал, слегка поджимая губы. И Уиллу вновь хочется улыбаться от этого более человеческого жеста. Сегодня всё для него! И башня, и Париж, и эмоции Ганнибала!       — Я знаю, поэтому и сказал: останусь с тобой столько, сколько будет возможным, — тепло отзывается Уилл, чувствуя, как объятия становятся крепче. Ладонь чувственно гладит между лопаток, пока вторая крепко обнимает за талию. — Пойдёшь со мной в человеческий мир?       Уилл не ждёт положительного ответа. Смерть — это пост, который нелегко покинуть. Как и нелегко в нём быть. Ганнибал не любит людей и вряд ли хотел бы оказаться среди них. Поэтому Уилл не строит иллюзий, не мучится ожиданием, просто греется в чувствах, которые ему позволено испытывать. Они ему нравятся, как и в целом Ганнибал, который пробуждает в нём жажду жизни и помощи людям.       — С этой точки зрения моя симпатия к тебе весьма обременительна, — констатирует Ганнибал. И его голос, обычно глубокий и сильный, сейчас бархатный и звучит слегка с укором, будто Уилл виноват, что смог пробудить в нём нечто более живое и даже слегка человеческое. — Отношения со Смертью не приветствуются законами Перехода.       — Знаю. И всё же ты решил подарить мне признание. — Уилл облизывается, вкладывая в слово «признание» гораздо больше. Сегодня Ганнибал открыл для него дверь в свой мир, позволил увидеть себя немного другим, с той стороны, с которой его не видел, не видит и не увидит никто. — И потом «не приветствуются» — не значит, что они запрещены. По сути, мы ничего не нарушаем. Да и кому есть дело до отношений рыжего кота в больнице и Вершителя судеб?       — Ты себя недооцениваешь, Уилл, — наигранно качает головой Ганнибал, не отрицая сказанного. И Уиллу становится интересно, как давно их симпатия стала взаимной.       Но он прячет этот вопрос за новым поцелуем, не желая тратить время на сущую ерунду. У них будет возможность пообщаться, расспросить друг друга по необходимости. Таким существам, как они, проще, чем людям. Они не привязаны к материи, к ощущениям. И всё же Уилл хотел бы сохранить признание Ганнибала на губах, на шее, на руках. Он впервые чувствует его тепло, словно Ганнибал живой. Это приятно.       — Не думал, что, будучи Смертью, смогу испытать хоть что-то, кроме привычной скукоты и безразличия, — улыбается Ганнибал в рот Уиллу, когда тот отпускает его язык, но продолжает мягко перебирать пряди на затылке. Уилл нежен и напорист, ему хочется быть таким сейчас. Хочется показать, что в нём есть гораздо больше, чем Ганнибал может представить. — Ты слишком милосердный к людям, но такой немилосердный ко мне и моей природе, раз смог пробудить во мне иные чувства.       — Если бы я был человеком, то сказал бы, что по уши в тебя влюблён, — признаётся Уилл и тихо вздыхает, будто ему требуется кислород, чтобы жить и говорить. Но ощущение дыхания непередаваемые, особенно со стороны Ганнибала. Уилла раздирает от восторга, что всё это ради него.       Ганнибал с минуту смотрит пристально, ища в глазах Уилла подвох, ложь, что угодно, что разуверит его в этих словах, но Уилл чист, как всегда, и его слегка трогает недоверие Ганнибала. Но лишь слегка и то потому, что котом он бы сейчас с удовольствием повозил хвостом по полу. А может?..       Уилл хитро улыбается и в момент перевоплощается в кота, падая в руки Ганнибалу. Холодный ветер тут же кусает тонкую кожу под пушистой шерстью, и Ганнибал укрывает Уилла пиджаком, чувствуя, как быстро бьётся его живое сердце. Маленькое, хрупкое, но живое. Так искренне и так близко.       — Я знаю, Уилл, — выдыхает Ганнибал, бережно прижимая Уилла к себе и стряхивая с пушистых ушек быстро тающие снежинки. — Твои доверие и чувства ко мне стоят очень дорого.       Жизнь кипит внутри Уилла, и он знает, что это подкупает. И он готов разделить с Ганнибалом оставшиеся две из девяти жизней, чтобы тот тоже почувствовал сладкую нежность и терпкое нетерпение. Уилл уверен, что Ганнибал умеет испытывать жажду. И это главное чувство, что руководит им в отношении Уилла. Или руководило изначально, но сейчас это уже не имеет значения. Уиллу хочется пригреться на груди Ганнибала и немного отдохнуть, мурча ему колыбельную своей любви, согревая обычно холодные рёбра и живот. Помять область сердца, где ничего не бьётся, и завести мотор. Хотя бы на пару минут.       Но вместо этого он вновь возвращается в более человеческий образ и продолжает греться под объятиями пиджака и рук Ганнибала. Ему хорошо. Ему тепло. Ему уютно. Кажется, сейчас он предельно счастлив.