Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

Бесконечное лето. 4. Истории "Совёнка". Легенда о храбрости. ( 23 Июня 1987 года, пионерлагерь "Совёнок", 11:05) Около двух часов маялась на жаре пятёрка пионеров, дожидаясь машину к продскладу. Не приехала она. Да и новостей никаких не было. Ольга Дмитриевна не зашла проведать. Электроник за картами сходить успел и все в пятером и в "Дурака", и в "Покер", и в "21 очко" сыграли по несколько раз – нет, не было ничего нового. Разве только Славя зашла посмотреть, как у них дела, и бутербродов с чаем принесла (которые пришлись очень кстати), И как карты надоели, как разомлели пионеры на жаре, каждый своим делом занялся: Электроник за книжкой сходил к Жене в библиотеку (в последнее время он частенько туда наведывался), Андрей что-то черкал в блокноте: он поэт, писатель и художник; Семён с Анатолием иногда в карты перебрасывался, но по большинству сидел и пасьянс раскладывал: то сойдётся, то не сойдётся; Анатолий отжимался и боксировал, но иногда с Семёном в карты бацал (впрочем, по-большинству – проигрывал); Шурик какой-то чертёж в блокноте изучал, потом к нему Электроник присоединился. В общем – все были заняты делом. К одиннадцати явилась Ольга Дмитриевна. Внезапно появившись из-за угла, она, казалось, сама была удивлена не меньше остальных. Но, спустя несколько секунд, уставилась руки в боки и сердитым тоном проговорила: -Мальчики, в чём дело? Почему сидим? Почему не разгружаем? -Ну, Ольга Дмитриевна, знаете ли … да эта ваша машина даже ещё не подъехала. Кого уж тут разгружать-то? – не отрываясь от карт, спокойно ответил Семён. Другие молча кивнули. Тут даже вожатая в ступор встала. На её лице за секунду сменилось несколько выражений, постепенно приобретая одно: неподдельное удивление. Брови неудержимо поползли вверх, глаза округлились: -То есть, как это? -Как-то так. Не приехала пока ещё, растудыть её туда-сюда налево-направо – всё так же спокойно ответствовал Семён, даже не подняв головы. Мельком он бросил взгляд на остальных: Андрей спал, лёжа на траве; братья-кибернетики враз оторвались от своего сверхинтересного совместного чтива и молча, не отвлекаясь, смотрели на Ольгу Дмитриевну; Анатолий нехотя поднялся на ноги из тенька небольшого деревца, под сенью которого он прекрасно кемарил последний час, и стоял сейчас, с руками в карманах, с максимально борзым видом, что говорил: "Ну и пох на тебя! А чё ты мне сделаешь-то?". Этот его вид никогда не пугал Ольгу Дмитриевну (хотя, ему бы одного удара хватило, чтобы надолго выбить из неё желание так обламывать), и она просто это проигнорировала: -Ребят, точно не подъезжала? Не шутите? – и пристально посмотрела Анатолию в лицо. Тот скривился, но взгляд отвёл, бросил куда-то в сторону, не повернувшись: -Неа, не было. Электроник и Шурик отрицательно помотали головой; Андрей повернулся на бок; Семён, уважая свою вожатую, встал: -Нет, Ольга Дмитриевна, извините, не было никакой машины, не приезжала она. Вы, случаем, дату не перепутали? – нет, Семён без ехидства не Семён. И ведь сперва и от заботы-то не отличить. Но давно знает Ольга Дмитриевна Семёна, и уж изучила она все привычки его немногочисленные, и знает: где ласка, а где прикол. Сердито стрельнув в него глазами, вожатая озабоченным тоном сказала: -Ладно … В общем, мальчики, спасибо вам … – тут уж "мальчики" не выдержали и снова заржали как кони. Действительно, один такой мальчик – нос кому угодно сломает; другой волну морскую зарисует, пока эта волна на него летит; третий – а он саму Ульянку в футболе выиграл, с ним и так всё понятно; а другие двое – точно будущие светила науки. Да, ростом ниже 180 никого нет. И возрастом младше 17. Ольга Дмитриевна сразу поняла, какую ошибку допустила. Терпеливо выждав, продолжила она намного неуверенней: -Так, ну, ребята … в общем, спасибо вам, что-ли, хотя … хотя спасибо. Это странно, что машина не приехала, сегодня же вроде нам провиант должны были подвезти. Ну, ладно, пойду по делам, а вы – свободны до обеда. Хотя нет, стоп, вы лучше пойдите помогите кому-нибудь! Либо Славе на площади, либо другим на спортплощадке, а можете с Шуриком и Серёжей к ним в клуб зайти, помочь чем, подержать там, я не знаю, посмотреть, подстраховать, в общем – чего скажут. Ладно, до свидания – и ушла. Никто даже слова не проронил, только в след ей посмотрели, да промолчали. Кроме Анатолия, который, картинно закатив глаза, простонал что-то типа: "Ну, твою ж мать …" и первым, не оборачиваясь, попрощался, и, неспешно направился прочь. Семён молча собрал карты, перетасовал, передал Электронику и тоже ушёл. Андрей и не просыпался. Только он и братья-кибернетики, что-то обсуждавшие, остались там. Семён, в развалочку дойдя до угла, вдруг резко остановился, постоял несколько секунд, круто повернулся и направился обратно, к месту их общей "стоянки". Его целью был Андрей: Семён не мог уйти, не разбудив его: вдруг солнечный удар схватит. Хотя, Шурик с Серёгой не дураки, они бы точно догадались его оттащить в тень, но мало ли, у Андрея есть дела, которые ему надо делать? А он будет тут валяться? Нет, потом Семён себе этого не простит: сам знает, каково это – с несделанными делами ходить. Вот и направляется обратно, дабы помочь другу. Завернув за угол, Семён увидел такую картину: Шурик и Электроник преспокойно сидели на шифере, что прикрывал поленницу, а на сложенных рядом один к другому брёвнах лежал Андрей. С какой-то подстилкой под головой. Сообразительности братьев-кибернетиков предела не было. -Пацаны, снова здорово! Нихрена себе вы Андрюхе кровать намутили! И что, он даже не проснулся, что-ли? -Ну, здравствуй, коль не шутишь, брат Семён. Да, вот такие вот дела, мы ему кроватку намутили, только вот … жестковато, наверное, на брёвнах спать? – честно ответил Шурик, глядя прямо Семёну в глаза – мне на Енисее приходилось на брёвнах спать, такое себе, честно говоря … может его обратно переложить, на землю? — и не отвёл взгляд. Электроник прикрыл блокнот, посмотрел на Семёна: -Ну, друг мой Семён, так-то и вправду надо бы его положить на землю, а подстилку оставить. Вариант? -Вариант, очень даже. Ничего плохого не вижу, только надобно его разбудить, парни … может есть у него дела? -А, ну! — махнули рукой братья-кибернетики — Тогда и разговоры ни к чему. Буди, чего уж там — они вновь продолжили свой спор. -Я и бужу — буркнул Семён, присел на колени рядом с Андреем, затряс его за плечо — Андрюха, брат, Андрюха, вставай, брат, вставай … -Да я, так-то и не спал! — вдруг вскочил Андрей, ошарашенно глядя вокруг — Я не сплю, вы что? А где машина? Не приехала ещё? А ты чего орёшь? — и сел, протирая глаза. -Н-да … и где же, спрашивается, справедливость? — вздохнул Семён. До обеда нужно было как-то убить время, поэтому, Семён решил сходить в музыкальный кружок к Мику. Но сперва нужно бы сказать пару слов о том, кто такая была вообще эта Мику. Мику — японка. На половину. По отцу она русская. Здесь в "Совёнке" заведует музыкальным кружком. Она поёт и играет по меньшей мере, на десяти инструментах. Мало того, что играет: может любого, даже Ульянку играть на чём-нибудь научить. Про её характер говорить много не нужно: ангел во плоти. Она не знает зла или греха, а если и знает, то никогда не предваряет в жизнь. Счастье и застенчивость — вот её эмоции. Иногда страх (хотя, чего тут боятся), и смех. И всегда — искренняя улыбка. Такое ощущение, будто бы с небес на землю и вправду спустился ангел, принял человеческий облик — получилась Мику. Только вот улыбалась она на людях. А когда оставалась в клубе, Семён не знал, какого ей там. Мику никто не любил. Практически никто. Без ненависти — но никому она не нравилась, никто ей не улыбался. Потому, что был всё-таки за ней один маленький, но всё перечёркивающий недостаток: Мику была ужасно болтливой. И нет, болтала она не просто так, только по делу. Но с такой скоростью, что половину слов просто проглатывала. Это отбивало охоту идти к ней учиться в кружок, хотя научить она могла абсолютно любого человека, и с радостью бралась за это дело, как только к ней кто-нибудь приходил. Но этот кто-нибудь уходил очень быстро: от её болтовни начинала болеть голова. А что она? Как она реагировала на такие уходы? Лишь улыбалась, предлагала другие инструменты, и приглашала зайти ещё. И при этом улыбалась всегда искренне, жизнерадостно, тепло … а люди уходили. Уходили и не возвращались. Лишь только Алиса и Ульяна к ней захаживали регулярно: Алиса сама играла на гитаре и они частенько что-нибудь исполняли дуэтом, а Ульяне очень захотелось играть на скрипке, но инструмент ей не понравился. На флейте. Тоже не подошло. На барабанах, на контрабасе, трубе — всё было не по ней. На складе нашли старенькую волынку. И Ульяну как прошибло: она принялась упрашивать Мику научить её "дуть в мешок". К счастью, Мику и на волынке играть умела. Почему к счастью? Да потому, что Ульянка, пока своё не получит, спать не будет, и другим спать не даст. Мику со всем сердцем подошла к обучению, ни разу не сорвалась на крик … хотя, кричать она не умела: просто не могла поднять голос на других людей. Ульяна на занятиях была как шёлковая: чуяла доброту. А Мику ощущала себя полезной, кому-то нужной, она просто светилась от счастья. Хотя, Семён был полностью уверен, что Мику плачет по ночам от одиночества. От одиночества, и ощущения, что на тебя — всем плевать. И поэтому, сам каждый день заходил к ней, делая вид, будто просто учится игре на гитаре. А на самом деле — он пытался ей помочь, помочь справиться с мыслью, что она не нужна никому. Нужна. Ему нужна. Зачем? А затем, что Семён знает, каково это — быть не нужным. И ни как не может понять, как же Мику, проходя через это, не ожесточается, не а остаётся простой милой пионеркой со всеми своими лучшими качествами? Он не понимает, как это, и не поймёт. Хотя, он старается. И может быть, всё-таки дойдёт до Семёна её секрет … Привычно сложенные в кулак пальцы несколько раз ударились в дверь музкружка, сердце знакомо ёкнуло: -Ой, кто там? Заходите-заходите! — раздалось с противоположной стороны. Семён открыл дверь, зашёл. Музыкальный клуб как всегда был заставлен инструментами, а -Мику протирала пыль на рояле. Увидев Семёна, она ему приветливо улыбнулась: -Ой, это ты, Семён? Привет-привет, проходи, располагайся, будь как дома! — рассыпалась в приветствии Мику, закрывая крышку рояля — Ты, наверное, на гитаре поиграть пришёл? Ой, да-да, хорошо, сейчас и поиграем! Как, кстати, жизнь? Как утро, как спалось? Ой, а чего такое вы там грузить хотели, а почему-то что-то не по плану пошло? — как всегда затрещала Мику, подставляя два стула. Семён вздохнул: ему не удалось даже поздороваться. -Привет. Да ничего утро прошло, не выспался только вот, и Ольга Дмитриевна попросила разгрузить машину с провиантом, а машина не приехала, а мы с пацанами два часа впустую потратили, ну конечно, не совсем впустую … — "Ага, не совсем впустую: на ничего-не-делать — вот на что это время ушло"- Подумал про себя Семён, а вслух: -Жаль, что ничего сделать не успел, конечно, но … — и многозначительно подмигнул ей. Мику тут же покраснела, застеснялась, отвела взгляд: -Ой, Семён … ты такой … — Семён уже внутренне приготовился к шестичасовой болтовне на тему какой он, в которой в шутливой форме, переберут все его качества, но Мику, неожиданно, собравшись с духом, выпалила — Классный! Так, ну ка, что-то я заболталась, ты ведь играть пришёл? А давай, сыграй что-нибудь, а то я вдруг опять разговориться могу, ой, было как-то раз, пришла Ульянка ко мне — и целый час мы с ней заколки обсуждали! Честно-честно! Представляешь? — и дальше, дальше, дальше. -Ой, твою мать … тихо простонал Семён, понимая, что Мику не замолчит, пока не расскажет вообще всё, что за сегодня узнала. Примерно часа через полтора у Семёна страшно разболелась голова, и он, распрощавшись с Мику, ушёл. Ушёл в домик, голова и впрямь сильно болела, и Семён надеялся, что Ольга Дмитриевна сжалится над бедным больным пионером и освободит от общественных работ. "Ну, так ты и вправду на это понадеялся? Да, говоришь? Семён. Вот скажи мне. Ты дурак или где?" Уже через минуту разговора с вожатой (он жил в её домике, так как свободных домиков не было), Семён понял, как же сильно он её недооценил. Мысленно проклиная себя за доверчивость и излишнюю неосмотрительность ("Дебил!!! Имбецил!!! Идиот!!! Какого хрена ты такой тупой???!!!"), он направлялся в медпункт. Естественно, от работы откосить не вышло, Ольга Дмитриевна — это не Мику номер два, и горе тому, кто так подумает. Это воспитательница идеальных пионеров. Этим всё сказано. В медпункте медсестра была одна, Виола. Виолетта Церновна Коллайдер, если полностью. Звали-то её все просто Виолой, а вот откуда такое странное полное имя взялось — никто не знал. Было ей где-то лет 26-27, и на её лице видели только три эмоции: безразличие, улыбка (это чуть поднятые уголки губ), и смущение. Медицинский свой халат она практически никогда не снимала. От этого её и боялись: не холодная, но всегда спокойная, она внушала непонятный страшок и в то же время … доверие. Лечила она замечательно, исходя из условий медпункта аля "Таблетка-шприц-шуруповёрт". Упадёт пионер на футболе, бежит к Виоле: полечи, дескать, коленку, там, голову. Виола мазью какой-нибудь рану или ушиб намажет — и в полчаса все проблемы уходят. Чудесным она доктором была, хотя и любила иногда над пациентами посмеяться: взять, например, шутку про таблетку и шуруповёрт … К ней Семён и направлялся. Медпункт был расположен неподалёку от музкружка, можно сказать — за пять минут хода. Тоже небольшое одноэтажное здание, только чуть лучше ухоженное, ещё на нём флаг был вывешен: "Красный крест". Семён вздохнул, и, напуская на себя как можно более равнодушный и болезненый вид, постучался. -Войдите! — донеслось изнутри. -Здрасьте — просунул голову Семён, сам остался стоять на улице. -Ну, здравствуй, … пионер — это фирменное приветствие Виолы — Ну, что, сердечный приступ? От того и на улице остался, на свежем воздухе помирать? Давай, проходи, чего стоишь? Проходи-проходи, на кушетку садись, ножки вытягивай, рассказывай: что тебя ко мне привело? Заболел, никак? — мягким, приятным альтом спросила медсестра, продолжая что-то писать. -Голова кругом идёт, болит нестерпимо … Виолетта Церновна, мне бы это … анальгинчику бы, да в тенёчке подремать, а то Ольга Дмитриевна меня на раб … ой! — Семён понял, что сказал лишнего, но было уже поздно. Виола даже не шелохнулась: -Вот оно что … пионер. Так, стало быть, голова болит? -Ага. -Ну, и на работу пригрести хотят? -Да … — виновато ответил Семён. -Ну, знаю средство от такой болезни я, пионер. Смотри, запоминай — Виола встала, поправила халат — Значит, сейчас я тебе дам анальгина, ты полежишь минуток пять, потом встанешь, выйдешь за дверь, вздохнёшь полной грудью, и пойдешь работать. А ежели не сможешь … — длительная пауза — В больницу поедешь! Семён остолбенел. В больницу? Ехать? Из-за головной боли? Летом? Из этого прекрасного места? Нет уж, лучше поработать чуть-чуть! Но, Виола, похоже, снова подшутила над "бедным" Семёном: -Да успокойся ты, вижу же: и вправду плохо. Ты, это, вот что, пионер — она подошла к шкафчику, открыла его, порылась и достала … бутылку "Столичной"! Семён аж забыл, как дышать, и только, не отрываясь, смотрел на водку выпученными глазами. Уж и забыл, как пять секунд назад чуть не разорвал медсестру за её приколы. -Сейчас примешь стакан внутрь, хе-хе, и полежишь минуток десять у меня тут на кушетке, а там домой пойдёшь. Ну, а что Ольге Дмитриевне сказать — ты знаешь. -Ну, Виолетта Церновна, спасибо вам! -Не благодари, это моя работа, пионер. Это вот тебе спасибо, что тогда Ленке лекарства разобрать помог. И я для тебя просто Виола. -Ну, знаете ли … — Семён подошёл к столу, взял стакан, откупорил бутылку, налил до краёв — За ваше здоровье! -Спасибо — усмехнулась Виола, уже сидя за столом, что-то писала. Семён духом опрокинул полный стакан, крепко зажмурился: водка крепкой оказалась, сильной. Огнём обожгла. Хотелось смачно отрыгнуть, но, при дамах Семён вёл себя прилично, и не издавал неприличных звуков. Секунда — и пошло тепло, полилась, родимая … Тёплая, обжигающая жидкость медленно растекается по пищеводу, приятно жжётся изнутри, согревает желудок и прочие внутренности, успокаивает … "Эх, абрикосика бы сверху". -А закусить у вас найдётся чем-нибудь? — нагло осведомился Семён, хищно озираясь вокруг. Отвернулся, повернулся — шоколадка под носом, в коричневой обёртке. Виола протягивает. Одной рукой. А другой пишет. -Это мне? — Семён вытаращил глаза. -Нет, мне. Да тебе она, тебе — Виола отмахнулась — забирай. -Спасибо! — прорычал Семён, развернул обёртку, отломил дольку, кинул в рот — Горький … а вы будете? — спросил он, расправляясь со второй долькой. -Кушай-кушай, всё для тебя — Виола не подняла головы, усмехнулась — Пионер. Стой пока, доешь — и ложись. -Хорошо — у Семёна начали подрагивать колени — Стою. Минут через пять, когда от шоколадки ничего не осталось, Семён, в полном изнеможении, упал на кушетку, намереваясь спать до вечера, не вставая на обед. Не вышло. В дверь постучали. Настойчиво. Медсестра поднялась, открыла — на пороге стояла Славя. -Виола, в двадцать один ноль-ноль — к директору, будет общий сбор вожатых, их помощников, и персонала для решения … некоторых проблем. Вам быть обязательно: кажется, ситуация проясняется … -Хорошо, я приду. Если забуду — то напомни … — о чём они говорили дальше, Семёна не интересовало. Его не на шутку встревожило происходящее. "Что это у них такой за сбор? — думал Семён — Надо узнать поподробней".