Когда сближаются планеты

Он так спешил поскорее уснуть, что даже не оделся на ночь должным образом — а проспав несколько часов в одной рубашке, проснулся продрогшим до самых костей. Будильник не понадобился, организм сам разбудил его, и, наверное, если бы Феликс проспал чуть дольше, то проснулся бы больным. Апрельские ночи всегда были холодными.       Он пошёл отогреваться в душ, но вода в кране теплела так медленно, что Феликс успел примёрзнуть к полу, пока голышом сидел около латунной ванной и обнимал тощие и совсем ледяные коленки. Вода из трёх кранов с грохотом лилась в слив, и Ликс свято верил, что такой напор заставит её греться быстрее. Он был таким сонным, что не мог соображать. Когда он засыпал, все сегодняшние дела и проблемы казались далёкими, будто вовсе его не касались — а после таких мыслей вечером нет ничего мучительнее наступившего утра. Феликс давно перестал считать количество часов, которые он может потратить на сон, потому что их количество всегда оказывалось несоразмерно маленьким в сравнении с серьёзностью дел, запланированных на день.       Забравшись в ванную — глубокую настолько, что в ней утонуть не составило бы труда, Феликс подумал, что живёт в мире слишком больших вещей, за которыми неподъёмно тяжело ухаживать. Даже эта ванная — только представить, сколько сил он тратил ежемесячно, чтобы поддерживать в ней чистоту и порядок и не дать ей покрыться ржавчиной и плесенью. Пропусти он хоть один день уборки — и вся эта паразитическая растительность дала бы корни и заколосилась.       Феликс с радостью бы переехал в жилплощадь меньшего размера, но неуместные сантименты каждый раз его останавливали. Он слишком сильно любил свою уютную спаленку с круглым окном и отделкой из коричневого штофа на стенах, огромную ванную комнату, на полу которой сквозь железные решётки проглядывала стеклянная мозаика и, конечно же, витражи на окнах кухни, которые он сам подбирал и даже пытался устанавливать. Если бы в Южную Корею хотя бы изредка заглядывало солнце, пол был бы украшен солнечными зайчиками всех цветов радуги. Увы, солнце осталось в родной и далёкой Австралии, а небо над Сеулом уже много лет было скрыто за слоем дыма и смога, сквозь который естественный свет попадал с трудом. За последние восемь лет Феликс не раз приходил к мысли, что коренные жители Кандон-гу не знают, какого цвета должно быть небо над головой.       Не к месту в голову пришли воспоминания о детстве и родине, и Феликсу стало так грустно и одиноко, что защипало кончик носа. Он не видел восемь лет маму и младшую сестру, не возвращался в порт и даже не думал о том, что его дела в Сеуле однажды закончатся. Паром, на котором он прибыл сюда пятнадцатилетним юнцом, в его мыслях так и стоял у причала, и ни одного обратного рейса у него не было. Сейчас Феликсу двадцать три — и он так и не купил билет обратно.       Он со злостью вытер нос полотенцем, чтобы прогнать совершенно ненужные сейчас слёзы. Ёнбок поехал в Сеул вслед за старшей сестрой — вот, кому действительно пришлось тяжело: одной в совершенно чужой стране, с чужим языком и совершенно чужими людьми. У Феликса всегда была Рэйчел, и она всегда приходила ему на помощь, а ради неё Феликс должен был быть сильным. Ради неё он собрался послушаться указаний начальника и сделать всё так, как он предложил, чтобы их Лавка могла процветать и дальше.       Стыд за кратковременную слабость помог Феликсу быстрее собраться с мыслями и силами, и после утреннего душа он принялся за дело с большей охотой: но вызванной необходимостью и долгом, хотя Феликс и старался убедить себя, что полон энтузиазма. Он освободил приёмную и гостиную, через которую можно было попасть в Лавку по лестнице, ведущей вниз, задвинул мебель в углы, и теперь для коробок и ящиков места должно было хватить. Ликс торопился, а потому не был особенно аккуратен: вещи, убранные с полок и мебели, он сваливал кучей на кровать и около неё. Всё, что осталось в коридоре, Ёнбок перетащил в гардеробную, и теперь бесчисленная батарея его сумок теснилась в углу под зеркалом, а свободное пространство занимали две танкетки на золотых ножках, вешалка для зонтов и высокий торшер, который Феликсу было не поднять. Каким образом ему удалось перекатить его в гардеробную, для самого Ликса осталось загадкой. Он вполне мог бы оставить торшер на прежнем месте, но что-то подсказывало, что носильщики, нанятые господином Паком, отшибут ему хрустальные подвески или поцарапают шёлковый абажур, пока будут таскать мимо короба и ящики.       В своих мыслях Ликс оставался непреклонен: пускай начальник вынудил его потесниться, он всё равно считал, что не сдал ему своих позиций. Попытался. Или попытается не допустить этого в будущем. Две недели — максимум, который он мог дать господину Паку, чтобы использовать его квартиру как склад, а дальше уже не получится. Если за это время вещи не найдут нового владельца, Феликс расправится с ними сам. И почему-то он был уверен, Пак Джинён не почешется, чтобы Ёнбок мог вовремя вернуться домой.       Осознание собственной слабости и беспомощности рядом с этим монстром — его начальником, злило Феликса неимоверно. В собственных мыслях он, конечно же, был героем и спокойно и уверенно отказывался от всего, что было ему неприятно. В реальности же из его рта долетали одни мяуканья и невнятные отговорки, а сам он, пожалуйста, целое утро послушно собирал вещи, потому что возразить ему было нечего. Феликс был зависим от работы, от денег, от господина Пака, а потому вся его злость сейчас обратилась на то, что в остальное время делало его неимоверно счастливым. Феликс злился на дорогие безделушки, брендовую одежду и сумки (главную его слабость и любовь), на коллекцию фигурок, которые он покупал вслепую в закрытых коробках — каждая фигурка-сюрприз стоила несколько десятков тысяч вон, и Ёнбок радовался этим фигуркам, как ребёнок. Глядя на это теперь, он злился: были б все эти вещи на полках магазинов, а не у него дома, он был бы богат как царь! А разве царь стал бы переживать, что расстроит босса и потеряет работу? Возможно, веди Ёнбок образ жизни аскета, он был бы свободным человеком.       Увы, ему на шею можно было повесить табличку «раб капитализма», и Ликс не мог с этим спорить. Он знал, что сегодня всё свободное время будет любоваться на страничку весеннего каталога Louis Vuitton, где была та сумка, на которую он пускал слюни ещё с начала сезона. Он мог сколько угодно злиться, что спускает деньги на бессмысленные мелочи, но от этого его любовь к мелочам не уменьшалась. В этом месяце на красавицу из новой коллекции снова не было денег. Эта трата не была обязательной — старые сумки заняли в гардеробной возмутительно много места.       На работу Феликс собрался наспех и во что попало. Даже штаны, которые он натянул на себя не глядя, оказались домашними. На макияж времени не хватило. Ему не казалось, что он выглядит сейчас некрасиво, просто недостаточно ухожено — но на фоне удовлетворения от проделанной за короткое утро работы это было мелочью, и Ликс не расстроился.       День был сухой. Облака растянулись над городом высокой, светлой пеленой, заволокли небо от края до края, и сказать, где сейчас находится солнце, было невозможно. Впрочем, как и всегда. Ёнбок распахнул дверь в Лавку: хотелось вдохнуть свежий и тёплый апрельский воздух, но вместо него лёгких коснулся удушающий городской смрад. Вкус сухого воздуха остался горечью на языке, Феликс едва не закашлялся. На текстильной фабрике через дорогу от Лавки в чанах поменяли краску, как делали в начале каждой недели, поэтому сегодня воздух был так ужасен.       Из-за спешки с освобождением склада Феликс сразу приладил к двери табличку «Только по особой надобности», чтобы успеть упаковать всё по ящикам к обеду. Конечно, на их выручке это хорошо не скажется, но Ликс очень спешил. Он был так поглощён мыслями о предстоящем напряжённом дне, что даже не заметил Чонина, выпрыгнувшего у него прямо из-за спины. Он весь был свежий и расфранчённый, а Феликс едва не навернулся на ровном месте. Хорошо хоть Чонин успел подхватить его сзади, чтобы рабочий день не начался с ушибов.       — Доброе утро, Ликси-хён! — радостно запищал Йенни — так радостно, будто только что купил счастливый лотерейный билет, и потащил Феликса за собой в темноту магазина. Ёнбок до такой степени не ожидал его здесь увидеть в такой час, что несколько секунд провёл в оцепенении, не пытаясь выпутаться из его рук.       — Йенни, аккуратнее с полками! — наконец заголосил он, когда его собственные ботинки чуть не задели в воздухе стеллаж, — ангелы, что ты вообще здесь делаешь? Я только собирался тебе написать, чтобы ты пришёл пораньше, если бы смог, а ты уже... разве ты не должен быть в Академии?       — А мне написал ваш босс, представляете? — с горячностью ответил Чонин до того, как Феликс закончил спрашивать. — Я только проснулся, а мне уже пришла телеграмма, что он берёт меня на полную ставку и чтобы я приходил, когда смогу, — он наконец-то поставил бедного Феликса на пол ногами вниз. — А в Академии... я уже принёс выпускную работу, мне сказали, потребуется время, чтобы профессора успели проверить её, и я буду защищать её вместе с группой. Сейчас у меня нечто вроде... выходных от учёбы.       От его сбитой радостной речи Феликса самого окунуло в воспоминания о студенческой жизни, закончившейся не так уж и давно. Увы, воспоминания были не такими весёлыми: в те времена его корейский оставлял желать лучшего, и если среди сверстников он легко находил друзей и собеседников, выражаясь то криво, то на пальцах, преподаватели относились к этому строго. Ему часто занижали оценки за неверное произношение и могли даже прилюдно высмеять за это. Диплом с отметками у Феликса вышел плохоньким.       Впрочем, воспоминания ушли так же быстро, как и появились: сейчас было не до них.       — Какой малыш Йенни молодец, справился быстрее остальных. Наверняка у такого хорошего ученика прекрасные оценки! — искренне похвалил он, трепля новоиспечённого коллегу по волосам и улыбаясь. Он улыбался так широко и радостно, словно эти оценки были его собственными. Йенна просиял, довольный похвалой хёна. — Ты угадал со временем, и я очень рад, что ты пришёл. Я бы сегодня без тебя не справился.       — У нас будет много дел?       Ёнбок сунул ему в руки пачку свежих, ещё пахнущих клеем несобранных коробок. Не хотелось расстраивать его с утра пораньше, поэтому на его вопрос Феликс ничего не ответил. Дела просто были, вот и всё, ни много ни мало. Ликс рассказал ему о вчерашней встрече с начальником, посвятил в планы на сегодняшний день, но почему-то Чонин зацепился совсем не за то, на что планировал обратить его внимание Феликс. Новость о том, что Алхимическая лавка перестанет быть интересной магам его ни капли не взволновала.       — Так и думал, что у тебя было свидание, Феликс-хён!       Ликс от ужаса схватился за щёки.       — О, ангелы, неужели я так плохо выгляжу? — может быть, у него выступила аллергия на алкоголь или опухло лицо?       — Нет-нет, наоборот, хён, — запротестовал Чонин. — У тебя как будто появились новые силы, вот поэтому. И вообще... ты очень красивый и не можешь выглядеть плохо, я, кажется, уже говорил вчера.       Феликса до того умилил этот короткий и смущённый комплимент, что всё внутри него сжалось. От переизбытка чувств он накинулся с объятиями Чонину на шею.       — Малыш Йенни такой милый! — заголосил он тоненьким голосом, таким странным, что сам себя не узнал. Чонин прохрипел что-то в ответ: в его воображении, наверное, по всему городу разлетелись листовки с надписью «Спасите Чонина». Феликс запрыгнул на него как дикая пантера. — Если бы все альфы были такие, как ты, я бы давно уже в кого-нибудь влюбился! Но пока самый лучший только милый омежка Чонин-а!       Ёнбок приподнял его над полом, потому что никогда не считал себя слабым. Не большая разница в их росте его не смущала ни капли. Чонин чуть не угодил ботинками в только что собранную по инструкции коробку. Хитринка из его лисьих глаз никуда не делась.       — Неужели Феликс-хёну не понравилось свидание с боссом, м? — он попытался его поддеть, и Ликс легко на его уловку повёлся.       — Покайся богу, Йенна! Ты вообще видел нашего босса? Это страшный высоченный альфа, ещё и старый. С таким лучше не связываться.       К месту вспомнилось, как накануне господин Пак распинался про проституток на строительстве Небесного моста, и от этого стало неприятно до колючих мурашек. Отношение начальника к омегам было возмутительным, и Феликс не хотел, чтобы у Чонина были заблуждения на этот счёт.       — Он плохой человек, — сказал Феликс, и вся весёлость из его голоса исчезла. Он не был уверен в своих словах, но думал, что прав. У него были основания считать его плохим. Феликс знал Пак Джинёна всю свою сознательную жизнь, потому что он постоянно крутился вокруг него и Рэйчел, его старшей сестры. Он подарил Феликсу место в Лавке и целый букет комплексов: с его слов выходило, что Феликсу во всём и всегда не хватает старания. Какое-то время он заменял Феликсу второго родителя, и Ликс даже был ему в какой-то степени благодарен. Если бы не его нападки, Ликс мог бы вырасти стереотипным омегой-белоручкой, добивающимся своего манипуляциями. Традиционное воспитание матери и церковной школы грозилось сделать из него именно это.       Но Чонин только пожал плечами:       — А я знаю, что он нехороший.       Йенна помог Феликсу переставить колбы с порошками в коробку. Они проложили их старыми газетами, чтобы стекло не разбилось. Каждая микрочастица отливала всем спектром цветов и оттенков, из них алхимики могли приготовить ручной свет и использовать вместо керосиновых ламп. Не будь рецепт так сложен, этот способ пользовался бы большей популярностью.       — Про него даже пишут в газетах, — сказал Чонин, — Он знаком с моими родителями, а они всегда учили, что каждого, кто поднялся из грязи в князи, деньги сделали плохим человеком. Вся моя семейка как раз такая, так что думаю, они правы.       Феликс вздохнул с сочувствием.       — У семьи Ян ведь какое-то предприятие, верно?       — Да, фабрика. Отец и дед всегда хотели, чтобы я нашёл успешного альфу из семьи, которая тоже владеет большим бизнесом, а младшего брата сделали бы наследником нашего. Династическое слияние семейных кампаний, — насмешка в его голосе была нарочито явной. — А я не хочу во всем этом участвовать. Даже в Сеул сбежал не ради учёбы, а чтобы от них всех жить подальше. Уж лучше я буду жить в крошечной комнате с крысами на пару, чем с ними.       — Думаю, ты правильно поступил, — конечно, Феликс не мог судить наверняка, но подход его младшего коллеги ему нравился. Мировоззрение Чонина в этом совпадало с его собственным. — Такие негодяи каждого омегу в расход пустят. Они упаковали и крепко заклеили ещё одну коробку, стараясь не смешивать и не путать препараты и ингредиенты между собой. Коробки начали подписывать — пригодился аккуратный и ровный почерк Чонина.       — Да, — решительно согласился он, — Теперь я иногда только с папой связь поддерживаю. Даже он думает, что у меня юношеская дурость и я хлебну горя настоящей взрослой жизни и вернусь к ним под крылышко, — Чонин вздохнул, — А у тебя есть семья, хён? После этого вопроса Ёнбоку стало неловко: казалось, что Чонин, такой разозлённый на своих родственников, не захочет слушать ничего про другие семьи. Это опасение было детским и беспочвенным, потому что Йенни смотрел на него с самым обыкновенным интересом, а не злостью или завистью.       — Есть, и у меня с ними довольно хорошие отношения, — сказал Феликс скромно и осторожно. — Только они все в Австралии, уже восемь лет их не видел. Зато здесь у меня есть старшая сестра, но она такая деловая, что её почти невозможно застать.       — Никогда бы не догадался, что ты иностранец, — искренне удивился Чонин, и его узкие лисьи глаза округлились. Такая незаметная похвала была Феликсу очень приятна: наконец-то его корейский безупречен. Носить на себе табличку «иностранец» многие годы подряд было мучительно, пускай к австралийцам в Южной Корее относились сносно. Несмотря на трудности, возвращаться Ликс не собирался: держать просторное ранчо и заниматься фермерством никогда не было его призванием.       Когда посетители стали заявляться чаще и почти без перерывов — неужели у них у всех была «особая надобность», как гласила табличка? — Чонин удалился в зал, чтобы не уходить от стойки. Феликс остался один на один с коробками и молчаливым истуканом Ббокари, подпирающим стены, как сломанная игрушка. Он мог не шевелиться неделями, а Ликс понятия не имел, что заставляет его двигаться — или вот так стоять многими месяцами на одном месте.       Ёнбок щепетильно обмотал магические декантеры ватой и внутрь каждого узкого горлышка запихнул по белому перу. Перья, как было известно, помогали задерживать магию и сохранять пригодность сосуда дольше. Держать их в руках было сложно: стекло фонило магией до боли в пальцах, непривычных и неумелых в обращении с такой буйной материей. Декантеры, несмотря на свой богатырский вес, были до смешного хрупкими, и Ликс буквально задерживал дыхание, когда перекладывал их в пронумерованные и подписанные коробки.       Белый и свежий халат доктора Ли быстро запылился и измялся, потому что Ёнбок ползал на корячках, собирая грязь с пола на себя, разумеется, не специально. Волосы его из хвоста выбились и распушились, так что Ликс был рад, что Чонин полностью заменил его за прилавком. Его не напрягало, что выглядит он сегодня совсем не как образцовый ухоженный омега, пускай так: зато он быстрее управится с работой.       Однако быстрее не получилось, потому что в Лавке нарисовался гость, которого Ёнбок никак не планировал сегодня увидеть, но точно не мог оставить без внимания.       — А вы чего двери расхлебенили, проходной двор, заходи, кто хочет? Ёнбок! — знакомый голос позвал Феликса, но с секундной задержкой, потому что Чанбин — лучший друг, бывший альфа, как угодно можно было его назвать, растерялся, увидев незнакомого омегу вместо Феликса. Ликс, чувствуя ответственность, поспешил к ним на помощь.       — Потому что это — чёртов магазин, господин бестактность! — радость и злость за внезапное вторжение смешались в голосе Феликса в одно. Он вылетел из-за ширмы со склада так быстро, что вместе с ним вылетел сквозняк. Ликсу хотелось обнять Чанбина так же крепко, как он утром обнял Йенни, но омерзительное ощущение пыли на ладонях не дало ему даже согнуть пальцы, настолько они были противные. Чанбин сам обнял его, по привычке не смущаясь того, что привычно и нагло заглядывает за ширму на склад. Он был там бесчисленное количество раз. Чонин был этим озадачен. Ёнбок поторопился утолить свой интерес и только потом вспомнил о вежливости:       — Разве ты не должен сейчас быть на работе — на своей, а не на моей? — быстро протараторил он, а потом встал позади Чонина. Хотелось положить руки ему на плечи, но руки были грязными, — доктор Ян.       — Неужели у вас пополнение? — Чанбин протянул ладонь и представился быстрее, чем Феликс успел представить его сам. — Вы в этих нарядах такие одинаковые, что я боюсь вас перепутать.       Шутка была исключительно в стиле альфы, обидной и двусмысленной, но у Феликса не оказалось времени обидеться. Бин вместо галантного рукопожатия поцеловал кончики пальцев Йенни. Феликса захлестнули противоречивые чувства — стыд и гордость. Этот альфа любил устраивать сцены, и какими бы странными и постыдными они не рисовались в глазах Ликса, он не мог не признать — Бин умел произвести впечатление. Совместить это с впечатляющей внешностью, и у Чонина не останется шансов остаться хладнокровным.       Но с этим он не угадал. Доктор Ян смутился, но совсем не с действий незнакомого альфы, а с того, что Феликс представил его доктором Яном — так официально, значимо и весомо на его вкус.       — Просто Чонин, — скромно улыбнулся он, не спеша высвободить руку. По нему невозможно было сказать, испытывает ли он неловкость или нет, но Феликс решил перестраховаться. Он осторожно оттеснил Чанбина в сторонку.       — Ну всё, всё, Бинни, ты уже перебарщиваешь, — сказал Феликс ворчливо и в своей манере немного кривя голос.       — Бинни? — вдруг уточнил у него Чонин и усмехнулся. Чанбин напыщенно покраснел, а Феликс с запоздалым смешком понял, что такого забавного Чонин в этом нашёл. Его другу, действительно статному альфе, у которого одно плечо было шириной с лицо, куда больше подошло бы обращение «господин Со», а не ласковое «Бинни».       Чанбин кашлянул, проглатывая смущение с большим трудом, чем это получилось у Чонина.       — Я пришёл по делу, — начал он, задумчиво переминаясь с ноги на ногу и заглядывая Феликсу за спину, на склад, — дело большое и затратное, так что я хотел подмазаться и принёс покушать, — и действительно — в руках у него был тяжёлый бумажный пакет, который ни Чонин, ни Ликс до этого не заметили, — Но ваша контора выглядит так, будто вы на грани закрытия или вам не собираются продлять аренду...       Внутри тут же взыграла гордость за Лавку, и Ёнбок едва не прикусил себе язык, чтобы не начать защищать её честь. Конечно, он любил бороться за правду, но сейчас он был слишком голоден, чтобы рисковать.       — Нет-нет, мы с удовольствием выслушаем тебя и твоё большое дело, — пропел Феликс самым сладким голосом, на какой был способен. Он вытянул из пальцев Чанбина пакет, и тот успел ухватить только самый кончик — слишком поздно спохватился. — Мы с Йенни работаем не покладая рук, а ты так вовремя пришёл нас поддержать!       Ёнбок нырнул носом в шуршащий пакет, пышущий паром, и фантазия подкидывала ему предположения, что Чанбин им принёс, быстрее, чем руки успевали разворачивать свёртки и открывать коробочки. Феликс угадал почти всё, потому что хорошо знал Бина и его вкусовые предпочтения. Жареная свинина и листья кунжута, разнообразные гарниры и маринованные закуски — как Чанбин только умудрился принести так много? Впрочем, в его понимании любой приём пищи должен был быть обильным, потому что он хорошо следил за здоровьем тела. Феликс невольно взял на себя роль хозяина внезапного скромного приёма. Его подопечный и лучший друг стеснялись и робели, и Феликсу пришлось насильно усаживать их на табуреты за стойкой и вкладывать в руки палочки, которые всегда хранились про запас в ящичке рядом с долговой книгой.       — Ангелы, как вкусно, — промямлил он первым делом, и быстрее остальных набив щёки рисом и мясом. Его давно так вкусно не кормили, и Феликс так увлёкся, что совершенно забыл про свои грязные руки и испачканный пылью халат. Свободной рукой он подтолкнул к Чонину поближе коробочку с гарниром. — Кушай, кушай, — разговаривать с набитым ртом у него получалось удивительно чётко. Ликс чувствовал себя обязанным проследить, чтобы новенький хорошо поел. Когда Йенни завернул кусочек мяса в лист периллы и подцепил рис, Феликс обратился к Чанбину. — Так, а ты чего пришёл-то?       И отправил себе в рот ещё один кусок раньше, чем успел договорить. Он надеялся, что посетители оставят их втроём хотя бы на несколько тихих минут. Перед Чанбином и Чонином Феликсу совсем не нужно было строить из себя примерного и педантичного омегу, который ест крошечными кусочками и отказывается от еды после первого укуса.       — Хотелось бы сначала узнать, почему у вас тут такой кавардак и полки пустые. Если вы решили закрыться, я со своей просьбой буду выглядеть глупо, — ответил Чанбин, указывая на Феликса палочками, будто на допросе.       Ликс на мгновение огляделся по сторонам.       — Закрыться? Ещё чего, — однако его слова были пустой бравадой, потому что предположение Чанбина имело место быть. Распахнувшаяся из-за сквозняка дверь; полки, опустевшие то тут, то там; трафареты от пыли, оставшиеся на местах, где раньше были сияющие магическим лоском товары. Да, со стороны Лавка походила на предприятие, оказавшееся на грани банкротства и закрытия.       Семейная гордость не позволила Ёнбоку даже предположить такой исход. Он бодро мотнул плечами и выложил Чанбину приключения последних дней:       — Ты читал новости? Из-за стачек и бунтов стало не очень-то разумно привечать у себя магов. Так что начальник решил полмагазина спрятать у меня в квартире, нечего нам инспекторов лишний раз привлекать, — Ликс вздохнул, недовольный, но постарался не растерять из голоса бодрость, — Мне придётся на недельку-две-три куда-нибудь съехать. В квартире будет ни пройти ни проехать, там и с моими-то вещами уже нечем дышать, что и говорить об этих, — он неопределённо махнул рукой в сторону склада с коробками, и его голос невольно стал ещё глуше и драматичнее, хотя Феликс не рассчитывал и даже не собирался клянчить со своих слушателей поддержку и помощь, — Даже не знаю, когда мне успеть с этим разобраться.       Он отставил коробку с едой и палочки на стойку, отряхнул руки и обратился к Чонину:       — Нам надо управиться с этим часам к шести и закрыться, всё равно с такой работой за день никакой выручки. Весь день поезду под колесо, но Феликс не мог и не хотел жаловаться — это было не в его характере.       — Мда, — Со Чанбин зажевал листик салата с зеленью и тяжело кивнул. — Весело вам, ничего не скажешь, — через мгновение он хмыкнул и рассказал свою историю, — А у меня в доме трубы прорвало, хозяин хочет повесить ремонт на меня, так что я послал его куда подальше в уж очень хлёстких выражениях. В вашем прелестном обществе я их, естественно, не повторю. Надеялся перекантоваться у тебя, Ликс. А ты и сам, получается, бездомный.       — Эй, кто бы говорил! — возмутился Ёнбок. Он вернулся к еде, не заботясь о том, что теперь его слова не смогут звучать так же громко и четко. — Судя по твоей истории, ты и вовсе без вещей остался!       — Да какие у меня так могли быть вещи... — неопределённо протянул Бин, и Чонину с Феликсом осталось сокрушенно вздохнуть. Сомнений не было, Чанбин оставил весь свой скарб на попечение посланного на три буквы хозяина квартиры. — Зато работу-то я не потерял!       — Слава ангелам, хотя бы это! — Ёнбок закатил глаза и посмотрел на Чонина с таким видом, будто говорил: «Ох уж эти альфы, как дети, право слово», хотя сам находился в таком же положении, так что права осуждать Чанбина не имел. Он тут же пообещал заглянуть к Чанбину в салон на днях, чтобы тот помог ему уложить кудри, ведь у самого Феликса это совсем не получалось. Бин вяло отнекивался, пытаясь доказать, что кудри Феликса выглядят хорошо, но это было очевиднейшей и бессовестной ложью — хотя бы потому, что Феликс делал их два дня назад. Чанбин был слишком вежлив с омегами, чтобы комментировать их внешность, но Феликс в комментариях и не нуждался.       — А что насчёт тебя, лисёнок? — Ёнбок вдруг обратился к Чонину и невольно сделал голос выше и ласковее. Они с Бином так разговорились, что не давали ему слова вставить. Йенна едва не подпрыгнул от неожиданности. Он не умел так же, как Феликс-хён, жевать и разговаривать в один момент.       — А ваша знаменитая фамилия, доктор Ян, наводит меня на мысли, что хотя бы у вас с жильём всё хорошо, — с напыщенной вежливостью вставил фразочку Чанбин. Он ещё и демонстративно подбоченившись, встал, напрягая мышцы, как будто надеялся, что Чонин клюнет на его альфью красоту.       — Ты чего моего Йенни пугаешь? — Ёнбок погладил Чонина по спине. — Йенни у меня умница-студент, и без своей знаменитой фамилии обзавёлся нормальным жильём, не то что мы, разгильдяи старые.       Но Чонину было что возразить.       — Спасибо, хён, — вежливо и скромно улыбнулся он, — Но мне выпускаться из Академии через полтора месяца, нужно выселиться из общежития. И я как раз уже давно ищу квартиру, пока всё, что нашёл, мне не по карману. Так что и я скоро стану бездомным, если не заработаю лишних денег хотя бы на первоначальный взнос.       Чонин тоскливо вздохнул и постучал палочками друг о друга:       — Я привык жить на широкую ногу, даже повышенная стипендия на руках не задерживается, — признался он так, будто старшие непутёвые товарищи могли его за это осудить. Но Чанбин и Феликс подпрыгнули от радости, прицепившись к рукавам его белого халата так комично и глупо, будто разыгрывали сценку. Халат затрещал по швам.       — Малыш Йенни наш спаситель! — запищал Феликс так громко и звонко, что зазвенело в ушах у него самого. — Мы можем снять квартиру на троих, у всех вместе уж точно на любые взносы хватит!       — Есть хоть одно место на примете? — вторил Чанбин в другое ухо. На лице Чонина, зажатого между ними, как в тисках, вместо беспомощности вдруг отразилась решительность: ведь он мог решить проблемы даже незнакомого ему человека.       — Конечно, есть, — Чонин выпутался из их рук и достал из кармана записную книжку. Феликс снова восхитился его почерком. Йенна пролистнул до нужной страницы, где были указаны адреса. — Итак, ближайший адрес отсюда в районе Сонпа, ориентир — Рынок гарак. Стоимость 720 тысяч вон, — прочитал Чонин, и Бин отмёл это предложение раньше, чем тот успел договорить.       — Нет, слишком дорого.       Если разделить на троих, (Ликс быстро прикинул в голове), каждому придётся платить всего по 240 тысяч вон в месяц, но даже это было ощутимой долей его зарплаты. Пускай он надеялся пожить там всего несколько недель (дней в идеале), отдавать такие деньги не хотелось. Все трое незаметно вздохнули: Сонпа-гу считался лучшим районом в Сеуле, и жить там было престижно настолько, что если бы не твёрдое и решительное «нет» Чанбина, сказанное и самому себе в том числе, они бы сломя голову побежали за первым предложением об аренде, которое увидели.       — И это я нашёл самое дешёвое, в Сонпа-гу таких цен больше не найти, — многозначительно заметил Чонин. Все они проглотили бессмысленную гордость и перешли к следующему пункту в записной книжке. — Район Сондон...       — Погоди, это ведь через реку Ханган, верно? — остановил его Феликс, стараясь воспроизвести в голове карту Сеула. Если считать в уме у него получалось прекрасно, то ориентироваться по мысленным картам не очень.       — Через два района отсюда, это слишком далеко, — нахмурился Чанбин. Чонин вполне справедливо всплеснул руками и цыкнул языком о зубы.       — Я почти каждый день езжу сюда из Академии в Канбук-гу, а Феликс-хён говорил, ты тоже там учился и знаешь, насколько это далеко, — он сузил свои лисьи глаза, и Феликс, по его словам, понял, что Чонин узнал в Бине альфу, о котором они разговаривали накануне. — И летать на вертоплане каждый день было бы слишком расточительно.       Чанбин миролюбиво поднял руки.       — Я об этом и хотел позаботиться, чтобы впредь тебе не пришлось так напрягаться, — неубедительно соврал он. Салон Чанбина был в самом центре Кандон-гу, минутах в двадцати езды от Лавки Феликса, так что было понятно, что первым делом он беспокоится о себе. — Может быть, есть что-то поближе?       Чонин пробежался глазами по списку и перелистнул на другую страницу.       — Ближайшее место — район Кванджин, — сказал он и вдруг захлопнул книжку так резко, что Чанбин, уже сунувший в неё любопытный нос, совсем не по-альфьи отпрыгнул. — 285 тысяч вон в месяц, две отдельных комнаты, третья береговая линия от реки Хан. Больше мне нечего предложить.       — А почему так дёшево?       — Там, насколько я понял, почти нет мебели, — ответил Чонин. — Здание новое, да и я планировал жить один.       — Но этот вариант идеален, так ведь? — обратился Феликс ко всем сразу, — 95 тысяч вон в месяц с человека, это совсем не много, а уж без мебели мы как-нибудь проживём.       Ёнбок невольно вспомнил обитые французским штофом стены в своём доме, медные канделябры и светильники с подвесками из золота, полупрозрачный фарфоровый сервиз из Китая и понял, что был бы непрочь сменить обстановку. Пожить там, где обстановка не под стать роскошная и сверкающая, не давит на голову со всех сторон, было бы полезно. Феликсу хотелось разгрузиться. Возможно, он подсознательно хотел бы соблюдать аскезу, но не находил для неё повода.       — Да и, честно сказать, у меня точно нет выбора, — продолжил он, — если мы не определимся хоть с чем-нибудь, этот прекрасный молодой человек, — Ликс пальцем указал на самого себя, — останется ночевать на улице.       Чанбин даже покраснел от возмущения:       — У этого прекрасного человека хоть какое-то место есть, а вот у другого... Апполона во плоти, нет даже, простите, сменного белья за душой.       — Неправда! Теперь это дом для моих сумок и этого хлама, а для меня там места нет, — заявил Ликс. Можно было подумать, для него и Чанбина было жизненно необходимо доказать, кто из них находится в более бедственном положении. Чонин только посмеялся над ними.       Бин, звонко хмыкнув, подцепил из стопки бумаг уголок свеженького глянца Louis Vuitton, на который Феликс любовался каждую свободную минуту. Он обличительно потряс им перед веснушчатым носом.       — Очень интересно, откуда тогда здесь валяется это? Тебе есть где хранить новые? Ты старые даже не носишь!       Феликс вырвал сокровенный каталог у него из лап.       — Ношу, но не при тебе, дикарь!       В целом Чанбин был прав, но гордость Феликса не давала ему согласиться с альфой. Ликс из-за этих сумок так разозлился, что с удовольствием надавал бы Чанбину тумаков, с гордостью отстаивая свою омежью мужественность, лишь бы альфы не лезли в дела, в которых ничего не понимали. Статус лучших друзей почему-то развязывал ему руки.       Когда в зале появились посетители, Чонин оттеснил обоих хёнов подальше за ширму — он бы и дверь на склад запер да покрепче, чтобы они не шумели. Чонин слишком ловко для новенького избавился от пустых коробок, и через несколько минут в кассе появился десяток лишних тысяч вон.       Бездомный, но пока не безработный Чанбин вызвался помочь, хотя проку от него было не много. Он помог передвинуть опустевшие стеллажи в сторону, но помогать с их опустошением он не стал: сказал, что трогать голыми руками магические предметы ему больно. Он называл это болью с непривычки, ведь пальцы Феликса ощущали то же самое, но сам Феликс называл это иначе. Мучительно щекотливое чувство, но его легко можно было терпеть, вот чем было это ощущение. Ликс, возившийся с алхимией и магией солидную часть жизни, но будучи при этом магом, давно уже к этому чувству привык.       Лавка выглядела опустевшей. Чонин старался навести на оставшихся полках красоту, но коробки с обыкновенными аптекарскими лекарствами совсем не сочетались с механизмами, которые раньше украшали стеллажи с чародейскими эликсирами и ящиками с ингредиентами. Перегонные кубы для дистилляции пришлось поставить на самые верхние полки, и теперь в их стеклянных пузатых колбах отражался потолок, весь блестящий из-за золотых труб, в которых фильтровался воздух. В последнюю очередь Феликс упрятал маятниковые часы, проложил каждый экземпляр ватой и пухом и водрузил закрытый ящик на самый верх получившейся башни из коробок и холщовых мешков. На складе было не продохнуть, хотя шкафы и палеты были пустыми. Оставалось дождаться обещанных грузчиков от господина Пака, хотя Чанбин, чтобы быть полезным, порывался унести всё сам.       Ёнбок очень устал от физической работы, но был доволен. Втроём они справились быстро, и выручка за утро уменьшилась совсем неощутимо, день оказался не настолько пропащим, как Ликс предполагал. Порой появлялись покупатели, очень удивлённые запустением, и Феликс записывал их заказы на оборотной стороне банковских чеков. Он обещал каждому из них, что к завтрашнему дню их заказы будут готовы — сегодня даже при всём желании, ни Ликс, ни Йенни не собирались копаться в только-только упакованных коробках. При этом Феликсу казалось ужасно расточительным, если всё это добро, не дающее им свободно передвигаться по складу, будет просто-напросто утилизировано, а не распродано хотя бы частично.       Пришла телеграмма от господина Пака, и её содержание настолько возмутило и разозлило Феликса, что он смял бумажку в пальцах и запустил её в общую гору мусора, которая осталась от использованной тары и лишнего наполнителя. Пак Джинён сообщал, что его обещанные грузчики выдвинулись, и надеялся в крайне саркастичной форме, что Ёнбок и их новый сотрудник уже начали выполнять свою часть работы. Господин Пак никогда не сокращал текст в целях экономии, поэтому всю силу его сомнений в работоспособности его же собственных сотрудников Феликс ощутил более чем полно. Разумеется, он разозлился и обиделся, но его друзьям знать об этом было не нужно. Даже жест, с которым он вышвырнул противный листок в гору мусора, был показным и театральным.       Бинни и Йенни, Ликс специально называл их ласково, отпирались, но Феликс всё равно отправил их вдвоём на поиски квартиры. Ему было несложно доработать день в одиночестве, потому что за год такой работы он к этому привык. А вот снять квартиру вовремя было важно, иначе они с Бином действительно будут ночевать на улице, как грозились.       Ёнбок надеялся, они смогут найти общий язык и договориться, несмотря на то, что познакомил он их всего несколько часов назад. Он пообещал Чонину, что засчитает ему полный рабочий день, потому что на его плечи буквально свалилась проблема Феликса, было бы несправедливо ничем ему за это не отплатить.       — Мы отправим тебе телеграмму с адресом, — сказал на прощание Чанбин, а Феликс кивнул, обнял обоих и закрыл за ними дверь. Они так долго прощались, что Ликс успел замёрзнуть на свежем воздухе. Он взял себя руками за плечи и слушал, как счётная машинка пересчитывает бумажные купюры, постукивая ногой по железному полу, чтобы быстрее согреться. Груда коробок и ящиков на складе и пустота в зале навевали мысли о каких-то больших переменах, как будто весь магазин собрался в дальнюю поездку, сулящую множество новых впечатлений. На деле всё было не так красиво и весело, и Феликс это прекрасно понимал. Всё это обилие мерцающих магических эфиров, эликсирных заготовок, полудрагоценных камней, таящих в себе магическую силу, всё, что делало его магазинчик особенным, скоро просто исчезнет из его жизни. Да, вся эта магия, которую он мог потрогать голыми руками, не имея в себе ни грамма сил или задатков к ним, покинет его. И Лавка, которую Ликс так старательно превращал в настоящий храм эзотерики, чтобы маги со всего Сеула ехали именно к ним — ради атмосферы, превратится в самую обыкновенную аптеку. Таких аптек в Сеуле было тысячи тысяч, и все они были одинаковыми.       Ёнбоку сделалось грустно. Без всей этой магической мишуры, что сейчас пряталась в ящиках, его Лавка выглядела безликой и заброшенной: каждый дом в Южной Корее строился по единому образцу, в единых тонах и оттенках: железо, латунь и золото. Потолок был изрезан вентиляционными трубами, фильтрующими воздух от летучих тяжёлых металлов и огромного количества гари, которое изрыгал из себя промышленный мегаполис. Даже сейчас можно было услышать, как где-то внутри труб шумел пар, вскипевшая застоявшаяся вода. Под ногами тоже сияло золото — решётчатый пол, под которым тоже шумели латунные трубы, был один в один, как в любом другом магазине или доме, где угодно. Стоило бы положить на пол цветастые ковры, чтобы хоть чем-то спастись от сияния богатого города, в котором никто толком богат и не был.       Мысленно Ликс простился со всем драгоценным магическим скарбом. Пускай когда-то давно он отдал предпочтение науке и теоретике, а не практике, даже не делая попыток взрастить в себе умение обращаться с магией, Ёнбок с трепетом и уважением относился ко всему, что было с ней связано. В Академии он до поздних ночей зазубривал теорию и теперь мог рассказать что угодно о сути и механике магической силы, но сам не мог изменить ни кусочка материи. Разумеется, ему было известно не всё, потому что каждая семья и община старались оберегать свои магические знания в секрете. Феликс представлял магов национальными героями, людьми, которым от рождения положено совершать великие поступки, что было лишь суеверием. Могущественных магов было мало, и куда чаще Феликсу встречались те, кто творил низшую, как это называлось, бытовую магию. Низшую, но очень зрелищную: поджечь папиросу пальцами, приготовить лапшу без кастрюли и огня, разве это не настоящее чудо?       Законы о запрете магии начали выходить постепенно, настолько тихо, что Ликс, окружённый книжками и зубрёжкой, даже не заметил. Он учился в хорошем университете, и история, механика и теория магии проходились огромными курсами, но практики не было там ни единого часа. Вероятно, Сенат задумал искоренить магию ещё тогда, много лет назад, но тогда никто, конечно же, этого не понял и не заметил. Уж тем более Ликс, слишком далёкий от политики совсем чуждой ему страны, пускай она и была родиной его матерей, а значит, и его собственной.       Оглядываться на коробки с закрытой, запечатанной, гонимой отовсюду магией было грустно и тоскливо. Неужели теперь вся магия вокруг Феликса останется только в сказках и героических книгах на полках?       За этими размышлениями Ёнбок не заметил, как за потемневшими от копоти окнами Лавки появился грузовой дилижанс, а из него выпрыгнули двое обещанных господином Паком чернорабочих. Ликс встретил их с удивлённым доброжелательством, отчасти радостный, что сможет заняться делом и не скучать. Но ответной доброжелательности Феликс не получил, что было редкостью: альфы всегда относились к нему с мягким снисхождением и интересом. Эти альфы не проявили ни то, ни другое, и это обидело Ёнбока ещё сильнее, чем телеграмма господина Пака.       Обида на господина Пака была везде: на совет Феликса, что заносить ящики через внутреннюю лестницу будет удобнее, работники начальства отмахнулись. «Господин Пак сказал таскать через чёрный вход», вот такой был их единственный ответ. Доктора Ли, которому принадлежал этот дом, под чьей ответственностью был весь магазин и который знал, где лежит в нём даже самая крошечная вещь, всерьёз не воспринимали. Ликс был вынужден проглотить обиду и постараться о ней забыть — не важно, кем он был, рядом с авторитетом начальника его собственный авторитет был ничтожен. Ликс был всего лишь омегой не на своём месте, решившим покомандовать.       Решение начальника было возмутительно непрактичным. Феликсу пришлось снова открыть дверь, приперев её пустой коробкой, и теперь по мощёной мостовой из Лавки разлетались перья, обрывки картона, бумаги, клочки пыли, до этого прятавшиеся под шкафами. Ликс стоял в сторонке на улице, мёрз, но не мог уйти, потому что должен был видеть и магазин, и дверь в собственное жилище, по которому сейчас без конца шныряли незнакомые ему альфы. Как у них не было к нему уважения, у Феликса не было к ним доверия. Маленький голем-цыплёнок Ббокари тоже вышел на улицу, шагая на своих железных ногах без единого шарнира удивительно ловко и по-человечьему. Он уселся около окна Лавки и опустил круглую жёлтую голову, как поломанная куколка.       Ёнбок шмыгнул носом от холода. В голове появились новые грустные мысли: виной им был цыплёнок. Рано или поздно держать бытовых големов тоже запретят, и Ббокари придётся куда-то деть, но Феликс понимал, что это невозможно. Его сделали маги по заказу начальника, он не был живым существом или вещью, а лишь сгустком материи, удерживающим его составляющие вместе. Ликс не мог приказать ему уйти в другое место, не мог перенести его домой, потому что не был его хозяином. Он очень привык к этому железному цыплёнку, но понятия не имел, как его спасти и обезопасить от инспекторов Сената. Да и нужно ли это железному бездушному существу? Этого Ликс не знал.       Со временем Феликс окончательно продрог и всё-таки вернулся в опустевший магазин. Внутри тоже было холодно, но хотя бы не было ветра, безжалостно треплющего его тонкий аптекарский халат. Недотёпы грузчики должны справиться и без его неусыпного взора, найти лестницу было не так уж сложно. А если хоть одной коробки потом не досчитаются, это будет на совести вездесущего господина Пака!       Ёнбок поставил на складе чайник над маленьким керосиновым огоньком, чтобы согреться, и даже попробовал держать над ним руки, чтобы отогреть задубевшие на ветру пальцы. Одним глазом он поглядывал в зал, думая, хватит ли времени сбегать за пиджаком — подняться по лестнице и забежать в гардеробную было делом пары минут! Он не успел принять решение, прямо перед окном застыла тёмная фигура.       Крошечное разочарование подавилось в груди быстрее, чем успело появиться: посетители сегодня были достаточно редкими, и каждому из них стоило радоваться. Феликс даже поправил халат, потому что это было единственное, что он мог сделать сегодня, чтобы выглядеть чуть милее. Но фигура за окном так и не зашла внутрь, а через несколько секунд наклонилась, будто решив устроиться под окном на корточках. Феликс недоумённо пожал плечами: странных людей было предостаточно, нет смысла удивляться каждому. Но через секунду его ошпарило тревогой: Ббокари же остался на улице! Ёнбок выбежал за дверь так быстро, будто перемахнул через весь магазин одним прыжком. Ветер вырвал дверь у него из рук, но Феликс этого даже не заметил: его голова была полна самых худших предположений.       — Пожалуйста, не трогайте! — жалостливо воскликнул он до того, как успел хоть что-нибудь понять и увидеть. Газеты ежедневно печатали сюжеты о том, как жандармы хватают магов прямо на улицах: неудивительно, что перепуганный Ликс первым делом предположил именно это.       Однако тот, кого Феликс принял за жандарма или инспектора, струсил не меньше его самого и едва не шлёпнулся на землю — до того неловким образом, каким служитель закона просто по статусу своему не мог.       — О, ангелы, извините! Я не хотел вас напугать! — Феликс протянул к незнакомцу руки: сначала думая отнять у него несчастного Ббокари, а потом пытаясь поймать незнакомца, которого он так бессовестно напугал. Стыд, такой же обжигающий, какой была тревога, заставил Феликса прикусить язык и отдёрнуть неловкие руки. Ситуация вышла до безумия глупой, и он сам же в неё угодил, поддавшись панике на пустом месте.       Но незнакомец не только не собирался устраивать сцену из этого недоразумения, но даже зла на Феликса не держал — это Ликс понял, когда их взгляды сошлись друг на друге, одинаково оробевшие и виноватые. Незнакомый омега сам поднялся с земли, отряхнул ладони и комично надул щеки, чтобы охладить обстановку. Бборкари повернул к нему круглую голову, будто мог видеть его своими нарисованными глазами.       — Это вы извините, я не подумал, что у этого малыша может быть хозяин. Такой милый, — он оглянулся на голема и едва удержался, чтобы не потрепать магическое существо по макушке, как уличную собаку. — От них сейчас чаще избавляются, чем покупают, так что я подумал, что этот тоже ничейный.       Ликс запротестовал раньше, чем дослушал его слова до конца. Мягкое сердце Феликса не могло вынести таких страшных и обидных предположений о судьбе цыплёнка.       — Нет-нет-нет, что вы! Он просто совсем меня не слушается, а я слишком занят делами, чтобы за ним уследить, — виновато протараторил Ёнбок, прекрасно понимая, что говорит лишнее. Извиниться и закрыть рот ему не давал стыд, но за бессмысленные и неуместные слова было стыдно тоже. И чем дольше Ликс смотрел на незнакомого омегу, тем его стыд становился жарче: он видел в растрепавшихся кудрях незнакомца такую же небрежность, которая была и в Феликсе, да только незнакомцу это придавало прелести и шарма, а Ликсу именно того, чем являлось — небрежности. Он с мучительным чувством в груди подавил панику, но получил в ответ улыбку. Добродушие незнакомого омеги было очевидным.       — Вероятно, я прибавил вам хлопот, — вежливо улыбнулся он. Им обоим пришлось посторониться: работники господина Пака протиснулись мимо них с пирамидами сложенных друг на друга коробок. — А что это ваша лавка переезжает? — с беспокойством спросил он. От этого беспокойства его большие чёрные глаза сделались ещё больше. — Надеюсь, что нет! Так и думал, что стоило зайти на той неделе, а не откладывать.       — Мы не переезжаем, — ответил Феликс и придержал дверь, — и рады видеть вас здесь, господин, — быстро и к месту слетела с языка заученная фраза. Ёнбок проглотил неудачу и собрался с силами. Он пригласил посетителя внутрь и хотел завести обратно и Ббокари, чтобы тот не влип в неприятности. Феликс не знал, какими словами ему указывать, и цыплёнок не шелохнулся — но стоило двум омегам перешагнуть порог, как железный болванчик ринулся вслед: за незнакомцем, а не хозяином. Укола ревности Феликс не ощутил, ведь никаким хозяином голему и не был.       Внутри Лавки стоял запах бальзамических масел и сладковато-сухой дух клея, которым скреплялись коробки — и сочетание этих ароматов показалось Феликсу возмутительно незнакомым. Сегодня Лавка стала ему чужой, и Ликса это злило. Он мог понять, почему посетитель с таким разочарованием смотрит на опустевшие и поблёкшие полки и искренне сокрушается. Феликс тоже был разочарован, но не мог позволить этому чувству укрепиться.       У посетителя наверняка были деньги, решил Ёнбок, рассудив по внешности. Желание что-то втюхать ему появилось в ту же секунду, но Ликс задушил его на корню, заменив другим: он искренне хотел помочь этому человеку, потому что был перед ним виноват, только и всего.       — А вы маг? — сорвалось с его языка быстрее, чем Ликс успел понять, как бестактно прозвучал его вопрос — в свете последних событий, конечно же. Вряд ли маги сейчас так открыто афишировали свою принадлежность к чародейству, как раньше. Запнувшись, Ёнбок исправился, — Или, может быть, химик или лекарь?       Посетитель отмахнулся, и непонятно было, смутил его вопрос или нет.       — Ни то, ни другое. Я так, дилетант, любитель.       Полки с настойками и мазями не вызывали у него никакого интереса.       — Если вам всё-таки нужно что-то для, — Феликс пожевал губу, пытаясь подобрать слова, — небезопасных экспериментов с материей, я могу записать, а вы заберёте свой заказ завтра.       В чёрных глазах незнакомого омеги загорелись звёзды.       — Ангелы, пожалуйста! — он подскочил к стойке, и Феликсу в нос ударил сладкий запах другого омеги, слишком приторный от внезапной радости. Ликс замер, пытаясь подобрать знакомому запаху подходящее название. Увы, корейский в голове смешался с английским, и Ликс оставил это бессмысленное занятие. Жаль. Он мог бы сделать этому омеге комплимент, но пробелы в знаниях превратили его в немую рыбу. — Мне правда очень нужно, — комично и жалобно добавил посетитель, пока Ёнбок неловкими руками пытался найти клочок бумаги в хаосе стола.       Он был ужасающе нерасторопен.       — Извините, — коротко сказал Ликс. Он нервничал, от чего исправить ситуацию никак не получалось, а понимающая улыбка посетителя делала только хуже. Вероятно, это была солидарность, но незнакомый омега сделал вид, будто ничего не случилось.       — Пожалуй, больше всего мне нужен совет, — медленно сказал он и побарабанил пальцами по металлической столешнице, прикидывая, в какие подробности своей ситуации вдаваться. Ёнбок постарался напустить на себя как мог более участливый вид, чтобы посетитель не робел перед ним так же, как робел сам Феликс. — Моя проблема в том, что я не использую традиционные способы обращения с магической материей, и не знаю, что мне может помочь. Скоро важное мероприятие, а я не могу сосредоточиться на подготовке. Как мне направить свою силу в нужное русло?       — Вы говорите о концентрации? — уточнил Ликс, и его гость несмело кивнул, мотнув головой одновременно и вперёд, и вбок. — Может быть, вам стоит сделать алтарь? В какой сфере вы работаете, некрохимия, биомагия?       Слова посетителя звучали странно. На лекциях по основам магии не раз повторялось, как важна концентрация при обращении к запасам магического ресурса; но этот человек говорил о концентрации не как о перманентной составляющей магической силы, а как о самом примитивном людском свойстве, таком же, как лень и дисциплина. Вероятно, он правда был тем ещё дилетантом и рассчитывал на помощь алхимика и его понимание. Ёнбок не считал себя алхимиком, но всё понимал. Он не считал себя и лекарем, но тысячи людей, поправивших здоровье благодаря его рекомендациям, могли опровергнуть его слова. Феликс не был уверен, что смог помочь такому же количеству чародеев, но надеялся, что хотя бы этого чародея не оставит без решения. Кто же он вообще такой, если не мог помочь?       Но куда важнее было другое, кем являлся его гость? В Лавку захаживали всякие: танатологи, химеристы, биочародеи, заигравшиеся с материей физики и математики, шаманы, механикумы и геотрописты, даже самые обыкновенные шарлатаны, вокруг которых магическая аура была настолько ощутимой, что их можно было почувствовать быстрее, чем увидеть. Сегодняшний посетитель Феликса на шарлатана не походил, потому что был ему абсолютно непонятен.       — Так чем же вы занимаетесь? — повторил Феликс свой вопрос. — Не беспокойтесь об этой информации, мне, как владельцу алхимической лавки, тоже есть о чём переживать, — на этих словах он сильно слукавил, но решил, что заполучить доверие покупателя важнее, чем сохранить чистую совесть. Разумеется, никаким владельцем лавки он не был.       Но посетитель не беспокоился и без промедления ответил:       — Я големист.       И Ёнбок едва ли удивился — не спроста ведь жестяной болвачик Ббокари за ним бегал, но восхитился совершенно искренне. Настоящий властелин големов, вот это фокус! Повелители глиняных людей захаживали в Лавку не часто.       Но Феликс отнёсся к его ответу серьёзно. Вместо сказок и правдивых историй, которыми он зачитывался в детстве, Ликс воскресил в голове статьи и выжимки из академических лекций.       — Големист, значит, — протянул он. Внутри всё напряглось от важности момента, казалось, Ликсу повстречалось мифическое существо из старых легенд, такой это было редкостью. Он не мог ударить в грязь лицом в такой момент, и так увлёкся урывками информации, которыми полнилась его голова, что совсем забыл выразить восхищение. Этот незнакомый, но особенный гость так и остался без комплиментов.       Какая малоизученная наука и как много в ней символизма! Ликс в големистике был совсем не силён. Он глянул на Ббокари и с трепетом и ужасом осознал, что понятия не имеет, каким мирским законам он подчиняется и за счёт чего существует. Наверняка его гость знал о нём в разы больше, но сам надеялся на Феликса — не алхимика, не лекаря, не чародея, а простого выпускника Академии, отхватившего от каждой науки по чуть-чуть.       «Специалист хренов», — хотел было расстроиться Феликс, но не сумел: его гость смотрел на него с надеждой и смирением в чёрных глазах, и Ёнбок понял, что никто и не собирался обвинять его в некомпетентности.       — Тогда позвольте расспросить вас ещё немного, — вежливо улыбнулся Феликс. Мимо них так и сновали работники босса с коробками, и Ликса их присутствие смущало больше, чем големиста. Он задал несколько наводящих вопросов, сбиваясь и путаясь в словах лишь поначалу, но после осмелел: его подопечный отвечал полно и доверительно, и Феликс подумал, что специалист из него вышел сносный.       Алтарь големисту был не нужен, как Ликс предположил первоначально; он не собирался концентрировать магическую субстанцию вокруг себя и не собирался обращаться за силами к вневременным сущностям — вот уж точно занятие для шарлатана. Вывод, к которому Ёнбок пришёл, был неожиданным — проблема его гостя действительно была не магического свойства, но решить её алхимическими средствами было Феликсу под силу.       — Вы недостаточно доверяете себе, — сказал он, и слова его звучали так ненадёжно, будто Ликс собрался с минуты на минуту отправить своего посетителя к гадалке. Решение, пришедшее ему в голову, было простым, и ради него было совсем не обязательно вспоминать всё, что Ликс помнил о големистике со студенческой скамьи. Решение было универсальным. — Вам не сосредоточенности и усидчивости не хватает, а уверенности, что путь, выбранный вами, верен. Такое бывает, что собственные силы не слушаются и противятся хозяину, если вы не чувствуете себя в безопасности, — Ликс с сочувствием вздохнул, — Думаю, это не удивительно — сейчас владеть магическими дарованиями стало так опасно. Но эту проблему можно решить.       Чародей-големист радостно хлопнул в ладоши и улыбнулся с таким нетерпеливым видом, что Феликсу стало совестно — он ведь не сможет сейчас ничего ему продать! Листок бумаги, на котором он собирался записать собственную идею, дрогнул в его руке.       — О, нет, извините, забыл сказать — я смогу отдать вам ваши покупки только завтра, сегодня, сами видите...       Гость отмахнулся сразу же, не успел Ликс даже договорить. Грядущее ожидание не испортило его радости, и Ёнбоку было приятно от мысли, что он находился в таком нескрываемом воодушевлении благодаря его словам. Ликс, неразборчиво начёркав пару слов на бумажке, поделился своими умозаключениями:       — Ваша собственная интуиция покажет вам, в какое русло направить силу и стоит ли делать это вообще. Конечно, она не предскажет будущего и не ответит, будет ли ваше важное мероприятие безопасно, но вы сами сможете это понять, — Ёнбок рискнул предположить, что именно страх не даёт этому големисту спокойно тренироваться. — Вы когда-нибудь пользовались эфирами? «Верный путь» вам поможет, и рецепт очень прост.       Феликс, сомневаясь, что он знаком с названиями, продемонстрировал ему список, который составил:       — Бутылка концентрированной интуиции, масло-оберег и кварцевый порошок. Настаивать в атаноре до золотого блеска.       Перед внутренним взором Ликс тотчас представил «Верный путь»: сияющая золотом до боли в глазах эссенция, вечно движущаяся, почти живая и пахнет тёплыми и сладкими альдегидами. Ёнбок разок пробовал такую штуку, да только ничего не добился, путь перед ним был таким же туманным и тёмным. Вероятно, потому что никакими магическими силами Ликс не обладал, и эссенция не хотела ему помогать. Увлекаться эфирами было нельзя, второй раз он не пробовал — и об этом же предупредил своего покупателя. Атанора — маленького очага и перегонной установки в одном механизме, у него тоже не оказалось, поэтому Ликс внёс его в список. Посетителю лучше было об этом не знать, но он своим заказом значительно поправил финансовую ситуацию Лавки за этот никудышный день.       — Тогда я зайду к вам завтра в обед, — больше для себя, чем для Феликса сказал маг. Он коротко и благодарно поклонился, сцепив руки в замок, — Большое спасибо. Не зря ехал к вам из Каннам-гу, вы — настоящий специалист.       Ёнбок в смущении поклонился в ответ, потому что не считал его похвалу заслуженной — да и стыдно было, что сам он в себе сил сказать что-то приятное так и не нашёл, а этот омега был так вежлив с ним, что давно мог бы заработать парочку хороших слов.       — Могу я узнать ваше имя? — район на бумажку Ликс вписал сам, надеясь, что его внимательность к деталям будет выглядеть хорошим тоном.       — Хан Джисон, — кивнул посетитель и подождал, пока Ликс нетвёрдой рукой добавит его имя рядом с адресом. Точный адрес он найдёт позже, если понадобится.       — Я пришлю вам весточку, когда всё будет готово.       На этом они простились, а Феликс со смесью досады и довольства положил заказ господина Хана в общую стопку. Он ещё не взял с него денег, но был рад, что его затея хотя бы немного уменьшит убытки Лавки. Неделька таких нелегальных заказов — и их финансы окажутся снова в относительном порядке.       Порядок стоило навести везде — грузчики, закончив с ящиками спустя четверть часа, оставили Ёнбока наедине с пылью и грязью в зале, принесённой с чумазых ботинок и залежавшихся коробок. Ликс зажёг керосиновые светильники, и раздрай в Лавке стал ещё заметнее. Что-то тяготило его — то ли уборка, конца которой было не видно, то ли эти перемены, не добавляющие его уютному магазину блеска.       Но хуже всего было из-за мысли, что сегодняшний големист, маг, каких Ёнбок в жизни ещё не встречал, стал одним из последних, кого он увидел в принципе. В скором времени чародеи совсем прекратят к нему захаживать, и бог с ними, с големистами, ведь теперь даже самые захудалые пироманьяки начнут обходить Лавку стороной. Да и делать им здесь стало нечего, ведь Алхимическая лавка за один день превратилась в самую обыкновенную аптеку.