Контракт

      Гриша вернулся утром помятый и раздраженный. Буркнул что-то вроде «соболезную». И поворчал насчет опухшего лица Микасы. Конечно, ей было плевать на его слова. Сейчас, в принципе, на все было плевать. Последние дни она была рядом с матерью с раннего утра до поздней ночи. Доходило до того, что медсестры настоятельно советовали ей уйти. Ну, как советовали… Это было больше похоже на культурное: Вам пора уходить, Вам тут не место. К счастью, в эти дни ее мать приходила в сознание, и они успели все обсудить. Конечно, спокойно это сделать не вышло. Но миссис Аккерман стояла на своем до последнего. Было видно, как она страдала. Запавшие, безжизненные глаза; бледная тонкая кожа; пересохшие, треснувшие губы. Под глазами неестественная синева. Конечности почти не двигались; она была слишком слабой, даже для того, чтобы сжать в руке яблоко.       В этот день в больнице пахло отвратительнее всего. Запах спирта и препаратов въедался в ноздри, заставляя сердце панически сжиматься, опускаясь куда-то ниже. Сегодня она расколется на две части и никогда больше не будет прежней. Микаса крепко сжимала руку матери, лежа с ней на кровати. Им дали час. Невысокий, пухлый мужчина стоял у окна, ведущего в палату, мрачно смотря на них. Ему хотелось закурить, однако здесь это было запрещено. Да и здоровье уже не позволяло выкуривать столько, сколько хотелось.       — Мика, я… — Зашедший спешно в палату Эрен резко оборвал себя, крепко сжав губы. Не узнать в мужчине Дариуса Закклая было бы даже грешно. Выпрямившись, выглядя так, словно только вернулся с важной медицинской конференции, он подошел к нему и протянул руку. — Отец не смог прийти, нужно было сообщить.       Прозвучало, как какая-то глупость пацана, попавшегося с повинной. Но Йегер не сумел придумать так быстро ничего толкового, чтобы объяснить свое присутствие в этой палате.       — Да мне насрать. — Он крепко пожал ему руку и вытянул Эрена обратно из палаты, закрывая дверь. — Не лезь пока туда.       Нахмурившись сильнее, Йегер убрал руки в карманы, выдерживая расстояние.       — Сколько у них еще времени? — поинтересовался он, понимая, что Дариус был прав. Однако это не исключало и другого желания — остаться сейчас рядом с Микасой; попрощаться с ее мамой тоже. — И… Как она в целом?       — Как она? Думаю, в ужасе. Если бы мне пришлось смотреть на суицид матери, я бы рыдал, как последняя сучка. Но она пока что этого не делает, а значит, яйца у нее покрепче моих. — Дариус усмехнулся. — Значит, вы спелись?       — Да… Она смелая и сильная. Но все же побуду с ней рядом. Мало ли. Поддержка любому пригодится в такой ситуации, думаю. — Эрен дернул плечом, невольно сравнивая с тем, как вполне себе мог расстаться с любимой работой после смерти Карлы. Однако смог заставить себя вылезти из болота боли и самобичевания. Рассказывать абсолютно все Дариусу он не решился. — Да и с Гришей… Просто решил ей помочь. У меня свои на то причины.       — Я так и знал, в принципе, что вы договоритесь, — вдруг начал он. — В любом случае, поторопите там весь этот процесс. Твой отец — та еще заноза в заднице. Да и я бы посоветовал все-таки оставить их наедине. Можешь зайти минут через тридцать. В десять они начнут.       — Он умеет лучше всего создавать проблемы из пустого места. Это мешает. — Хмурясь, Эрен кашлянул. Все же от Закклая всегда пахло ненавистным куревом. — Но я помогу ей, чем смогу.       Осмотревшись, Йегер взглянул на наручные часы и опустился на небольшую скамейку возле палаты. Кулер удачно стоял рядом, и он быстро осушил два стакана залпом.       — Ненавижу больницы. — Дариус в последний раз посмотрел на них и тяжело вздохнул. Его помощница, миниатюрная блондинка, суетливо подошла к ним, сразу же протягивая кофе. — Будешь?       — Да. Сейчас совсем не сплю почти — отпуск взял. — Эрен принял угощение и сделал несколько глотков, чуть поморщившись малому количеству сахара. — А ведь отец мог сутками работать в больнице в свое время. Парадокс, что я выбрал другое.       — Он был отвратительным доктором. — Закклай поморщился. — Да и доктором его называть — кощунство. Так, калечил людей и получал за это деньги, пока его не вытурили.       — Все так не вовремя… — Эрен тяжело вздохнул и допил кофе, сразу чувствуя небольшое головокружение. Этого и следовало ожидать — на пустой желудок. — В смысле, что все будто держится на «только бы не…» и надежде. А забрать или закрыть его бизнес нужно было уже давно. Стыдно, что приходилось работать с ним столько времени.       — Не стыдись. Я вообще был его начальником, когда он докторантуру проходил, и что? Тяжело нам теперь с ним договориться, конечно. — Закклай покачал головой. — Если бы его друг не посодействовал, не было бы никакого бизнеса.       — Он вцепился в эти клиники, как клещ. Я давно не видел, чтобы он столько пропадал на работе, куда-то уезжал… Судя по бумагам, которые я видел недавно, он планирует реорганизацию, чтобы вывести нужные суммы. Возможно, что будут сокращения. А ведь у него остались и хорошие специалисты. Им он платит достаточно. Пока что. Все же Шадис создал тогда крепкую структуру… — Выкинув уже пустой стаканчик, Йегер провел ладонью по лицу, заметив, что пару дней даже забывал бриться. Ужасная новость, что он невольно задержал пальцы на подбородке. Этого еще не хватало.       — У него в любом случае не выйдет. — Он пожал плечами. — По закону. Только если в обход идти. Ну да ладно. Это его проблемы. Я удивлен, что ты не захотел бизнес себе.       — И жить, как отец? Вечно проводя время в кабинете, сидя за бумагами, созывая собрания… Нанимать кого-то в управленцы я не хочу, все равно бы торчал там и контролировал. А если семью захочу, детей? Я развалюсь, едва мне стукнет сорок. Да и… Отец вечно трещал, что это — семейный бизнес. А мне он не нужен. Насмотрелся я, спасибо. Меня устраивает стоматология. — Улыбнувшись, Эрен поправил часы на руке и постучал по колену пальцами.       — Тоже верно. — Дариус кивнул. — Если бы я думал так же лет двадцать назад… Был бы счастливым, но нищим. Видимо, у всего есть цена.       — Я просто успел выстроить неплохую репутацию и карьеру, чтобы иметь на счету достаточно средств, когда в голову будут лезть мысли о семье. Оказался проворнее и сообразительнее, отказавшись от советов отца идти в хирургию. Так что, нищим точно не останусь. — Он усмехнулся беззлобно и вновь взглянул на часы. Время еще оставалось, а вот мыслей о том, что говорить, делать — так и не объявилось.       — Хирургия — бесконечный цикл страданий. Ты вскрываешь грудину старушке, чтобы вылечить ее от сердечной боли, но на следующее утро она умирает, и все это было зря. Злобные родственники негодуют. Они готовы разорвать тебя на части, но они и не знают, что мы и сами не прочь сделать это с собой. — Закклай сощурился. — Долгие годы практики в хирургии делают из тебя бесчувственную мразь.       — Недостатков в каждом хватает. И отрицательного. Увеличивать уровень мразотности — ничего хорошего так и вовсе от меня бы не осталось. Когда разберемся с отцом, заглядывайте ко мне. Сделаю скидку на чистку и… Кажется, все же верхний какой-то давно ведь беспокоил. Удалось вылечить? — Переключение на работу, происходящее чаще совершенно внезапно и без планов, сейчас больше было попыткой мозга отстранить мысли о предстоящем.       — Времени не было, — отмахнулся он. — Потом зайду. Когда все уляжется. Сейчас не до этого. А у тебя, кстати, четырнадцать минут осталось.       В другое время Эрен бы пошутил, пообещав прибегнуть к щадящей технике, которую не боятся даже дети. Только сейчас он лишь кивнул и, глубоко вдохнув больничный воздух, тихо вернулся в палату. Йегер остановился у входа, смотря на Микасу, и так боясь взглянуть теперь на ее мать. На минуту его будто к полу прибило, окатив липким страхом, но, сделав несколько простых дыхательных упражнений, он наконец подошел ближе.       Микаса приподнялась и села на край. Она старалась не смотреть на него, из-за чего ее взгляд уперся в часы. Девять часов сорок шесть минут. Температура воздуха в тени восемьдесят шесть градусов по фаренгейту. Умные часы могли даже облачность показывать. Аккерман наконец поднялась и молча села в кресло, с силой сжала переносицу и тяжело вздохнула.       — Воды? — вышло тихо и сипло, из-за чего пришлось повторить вопрос, откашлявшись.       Он протянул ей небольшой стакан, прихваченный из коридора и, присев на подлокотник кресла, взглянул все же на миссис Аккерман. Его губы дрогнули, но на этом сбой в контроле эмоций закончился.       — Мне не хочется. — Она вернула ему стакан и отвернулась к окну.       Последние десять минут миссис Аккерман то и дело смотрела в него. Рассматривала пальмы, небо. Пролетающих мимо птиц. Но взгляд больше не был таким ясным, как раньше. Микаса сморщилась, прикрывая глаза. Ее подбородок дрогнул, но она быстро выдохнула этот порыв, вытирая салфеткой свои щеки.       Стиснув зубы, Эрен сжал плечо Микасы и несильно прижал к себе, пытаясь хоть немного приободрить. В пределах того, на что вообще был способен.       — Ты справишься, — прошептал он. — Я буду рядом.       — Ты меня переоцениваешь слишком явно, — так же тихо ответила она, обхватывая себя руками. — С этим невозможно справиться.       — Знаю. Знаю, что невозможно. Просто… Так уж все случилось. Я до сих пор стараюсь жить дальше. И я не забываю ее — это самое важное. Хочешь, просто помолчим? — Эрен склонился и обнял Микасу, поглаживая ее по руке.       — Да. Лучше всего сейчас было бы просто помолчать. — Микаса прикрыла глаза, стараясь дышать как можно глубже. Сейчас нельзя было отдаваться эмоциям, нужно было лишь принять и понять происходящее.       Доктора вошли в кабинет ровно в десять часов. Аккерман в последний раз сжала руку матери, после чего их вывели в коридор. Медсестра с равнодушным видом набирала в шприц жидкость, пока главный врач онкологического отделения что-то диктовал ее матери. Та едва заметно кивала, согласно моргала.       — Не хочу на это смотреть. — Микаса отвернулась. Закклай уже ушел, из-за чего они были одни в коридоре. Она подошла к стене и прислонилась к ней лбом. Голова гудела от боли.       Эрену явно хотелось как-то помочь, успокоить, хотя бы немного облегчить состояние Микасы. Но он ничего не мог сделать. Не мог ничего исправить. Он гулко сглотнул, понимая, что сейчас ни на что и не способен толком. Сам он никого вообще не подпускал к себе долгое время после смерти матери. Но ведь так хотел, чтобы его хоть кто-то из близких просто искренне обнял и сказал какую-нибудь глупость о том, что Карла всегда будет с ним. Хоть это и невозможно.       — Дариус обо всем договорился, мы можем ехать. Мика… — С осторожностью Йегер коснулся сперва плеча Микасы, а после повернул ее к себе и крепко вжал в свою грудь, будто был способен закрыть ее ото всех. Чтобы никто не видел, если она решит плакать.       Она громко всхлипнула, сжимая до треска его рубашку, и выглянула из-за его плеча на то, как медсестры накидывают на тело простыню. Микаса дрожала, тихо завывая в рыданиях. Простояв так немного, она отстранилась и вытерла ладонями лицо.       — Поехали.       Не отпуская Аккерман ни на секунду, Йегер прижимал ее к себе, поддерживал, ведя к выходу. Он сам пропустил момент, как усадил ее в машину, как оказался за рулем. Все делалось на полном автомате. По его подрагивающим пальцам, которые он то и дело сжимал, чтобы скрыть нервозность, можно было запросто понять его собственное волнение. За Микасу. Из-за смерти ее матери. С силой сжав и разжав ладони, он достал из блистера таблетку и почти вложил ее ей в рот, сразу давая запить. После этого он откинулся на спинку сиденья, продолжая сжимать руку Аккерман своими пальцами.       — Я плакал сутки, — признался Эрен сухим, колючим голосом, совсем не похожим на его обычный.       — Лучше бы я умерла вместо нее, — прошептала Микаса, прижимая ладони к лицу. — Я плохая, а она была хорошей. Почему тогда я осталась жить? Почему вообще плохие люди не умирают так? Зачем все это вообще? Я всегда была лишней проблемой для всех. Я не понимаю, зачем я существую.       — Может… Кому-то ты нужна. — Эрен достал солнцезащитные очки и спешно опустил их себе на нос. — Ты не для всех проблема. Есть те, кто в тебе смысл видит. Не нужно так говорить. Это… Неправильно. Я сам так думал, но… Я был один. И отцу я не был нужен. А ты — другое. Понятно?       — Какой к черту смысл? — Она взглянула на него своими заплаканными глазами. — В этом нет никакого смысла. И никогда не было. Я просто хочу лопнуть как мыльный пузырь. Это нечестно!       — Да хватит так говорить, Аккерман! — Эрен почти сдался, чтобы не взвинтить свои эмоции на максимум. Только вот сказать ему ей было будто бы и нечего. Он знал, что нуждался в ней, не хотел, чтобы она исчезла. Но… Он слишком много всего наворотил, чтобы сейчас вываливать все это. Не время. Не место. С силой сжав руль, что обивка на нем скрипнула, Йегер произнес уже сквозь зубы: — Перестань. Пожалуйста.       Микаса замолкла и отвернулась к окну. Она перестала плакать и уставилась на свои пальцы. Возможно, сейчас она выглядела, как обиженный ребенок, на которого только что накричал родитель.       — Извини, — произнес он тише, отведя взгляд. — Я не должен был повышать голос. Ты меня напугала, и я не знал, что сказать. Я злюсь, что не могу ничем помочь тебе сейчас, не знаю как. Хоть очень хочу. Черт. Мне просто страшно терять и тебя.       Он резко втянул воздух через нос и попытался завести машину, но ключ никак не хотел попадать в замок зажигания. Сдавшись, Йегер откинул голову назад и зажмурился, сжимая ключи в руке. Секундная слабость, а теперь приходилось выравнивать дыхание, что получилось достаточно быстро.       — Я знаю. Не нужно передо мной оправдываться, — всхлипнула Микаса, поджимая губы. — Просто поехали уже.       — Да я не оправдываюсь. — Он дернул плечом. Потребовалось еще немного времени, чтобы все же заставить машину двинуться с места.       Вокруг привычно сновали машины, слепило солнце, и доносились звучания птиц, довольных этой жизнью. Но в салоне будто ничего этого не было слышно. Тишина. Обычно шустрый автомобиль сейчас плелся под управлением Йегера, словно за рулем сидел не он, а какой-то дед, впервые оказавшийся на трассе. Максимум концентрации выжимался для того, чтобы не угодить ни в какую аварию, что на этих участках трассы было вполне предсказуемо.       Когда на подъезде ему кто-то недовольно посигналил, Эрен только нахмурился, но никак не отреагировал. Его волновало совсем другое. Небрежно припарковавшись, едва не задев выпирающую часть ограждения, он быстро вышел из машины, не желая сегодня находиться за рулем. Открыв дверь перед Микасой, он взял ее за руку, помогая выйти.       — Побыть еще с тобой? — поинтересовался он, хоть и знал, что все равно не выдержит, зайдет ее проведать.       — Я хочу побыть одна, — прошептала она. — Скажешь Марте не готовить на меня сегодня. Нет аппетита.       Эрен кивнул, отпуская Микасу. Впрочем, его собственные планы не особо отличались от ее. Видеть Гришу никому из них не хотелось. Но и сидеть одному, зная, в каком состоянии находилась Микаса, он тоже не мог. Грише дела не было до нее. С одной стороны — хорошо. А с другой… Ну, какой мужчина позволит себе игнорировать девушку, когда у нее такие проблемы?       Уже к ночи, когда и Гриша спал, а из комнаты Аккерман не доносилось никаких звуков, Эрен добрался до кухни. Пришлось повозиться под руководством Марты, проведшей сонную консультацию по телефону. Но уже скоро Йегер привычным способом — через балкон — прошел к Микасе. Задернутые шторы, выключенный свет… Все слишком очевидно передавало то, что творилось сейчас внутри Аккерман. Эрен сглотнул и, оставив окно открытым, подошел к ней и сел рядом, держа в руках блюдо с кривоватым десертом.       — Это не Марта готовила. Так что… Может, немного попробуешь? — Он поджал губы и протянул ей ложку.       — Я не хочу кушать, — прохрипела она, кутаясь сильнее в одеяло. — Съешь сам.       — В меня уже не влезет. Первый вариант пришлось уничтожить кардинально. Это все твое. Хочешь, выкини, мне не принципиально. Но этот десерт всегда помогает. Даже если что-то болит. Я не знаю, как это работает… — Поставив перед ней блюдо, Эрен воткнул ложку в белый мусс почти круглой формы, от которого пахло шоколадом и чем-то еще сладким.       — Хорошо. Я попробую… — Микаса приподнялась и отломала ложкой немного, сразу же съедая. — Вкусно.       — Ну, значит, все это точно тебе. Доешь, я заберу тарелку. — Он провел ладонью по шее пару раз и уставился на свои пальцы. — Достаточно сладко-то? Я думал сперва что-то более толковое принести… Но ничего не осталось, а супы варить я не умею.       — Я бы сказала, даже очень сладко. — Она легла обратно, тяжело выдыхая. — Спасибо.       — Можно списать на то, что готовил это второй раз в жизни. И первый был три часа назад. Наверное, пересластил… Я больше любил смотреть, как мама его готовит, а потом есть. Какой-то там ее семейный итальянский рецепт. — Он говорил неторопливо, не совсем понимая, как следовало сейчас себя вести. — Отец вечно бубнил, что она приучит меня к сладкому. Собственно, так и вышло. Я куплю тебе завтра что-нибудь действительно вкусное, а не эту ерунду.       Эрен осмотрелся и, поставив блюдо куда-то на пол, ненавязчиво лег рядом, скрестив руки на груди и смотря в потолок.       — Как хочешь. — Аккерман повернулась к нему спиной и, потянувшись, включила лампу. Тусклый желтый свет мягко наполнил комнату. — Мне не принципиально.       — Тогда так и сделаю. Полежу с тобой. Разницы нет, где молчать. — Из-за открытого окна плотная штора колыхалась, и на потолке блуждали размытые тени. Эрен всматривался в каждую, изучал. Следил. Будто готовился в случае чего как-то действовать.       Выдохнув, Эрен достал из кармана жевательную конфету и зашуршал фантиком. После этого вложил одну в руку Микасы и вернулся на прежнее место.       — Мне даже спать не хочется. — Микаса нервно заерзала. — Приснится снова кошмар.       — Я покараулю. Если что, разбужу. Не переживай. Но хотя бы пятнадцать минут надо вздремнуть, попробуй. — Эрен положил руку ей на голову и неловко погладил.       Сон точно не намеревался наведываться в эту комнату. Не сейчас. Время тянулось густо, нудно. Лишь когда темнота постепенно начала расползаться, давая свету возможность пробраться в спальню и коснуться кровати, Эрен выбрался молча из-под одеяла. Переставив блюдо с тортом на тумбу, он вернулся к себе. Предстоял непростой день, и первым делом он наконец привел себя в порядок, взяв в руки станок. Это немного помогло взбодриться.       Дав указания Марте, чтобы принесла Микасе прописанные ей таблетки, Йегер, не спрашивая отца, направился за документами насчет миссис Аккерман. Как и обговаривалось с Дариусом, все уже было готово, оформлено. Да и ритуальные службы сработали быстро. Воспользовавшись моментом, Эрен прошел в склеп, в котором была похоронена Карла Йегер. Выкинув едкие белые лилии, которые постоянно приносили сюда по заказу Гриши, он выругался, что даже после смерти отец не пытался запомнить, какие цветы предпочитала мама. Она всегда считала лилии слишком пафосными. Но ведь для Гриши они казались самыми эффектными. Ему не было важно, что нравилось Карле. Ему хотелось выглядеть правильно в глазах других. Букет из кремовых и розовых эустом занял положенное место возле зеленой с разводами урны. Даже на ней был изображена совсем не лилия. Это единственное, что указала о себе мама в завещании, касаемо смерти.       Эрен давно не ходил сюда, и сейчас не знал, что должен был делать. Присев на каменную скамью, он уставился на урну с прахом и болезненно сглотнул.       — Мам… Мне тебя очень не хватает. Настолько, что я умудрился наделать таких дел, и самому тошно. Ты бы сразу сказала, что Рейчел не подходит мне, я знаю. Как тогда, помнишь, когда нам с Армином понравилась одна девчонка, а ты одернула меня? Сказала, что я не справлюсь с ее характером, что в чем-то мы похожи… Ты ведь была права. Они, кстати, сошлись в итоге. Представляешь? Вот недавно. Расходились на время, а тут опять сошлись. Выгляжу сейчас каким-то идиотом, наверное, да? Мама… — Его голос стал совсем тихим, будто его могли застукать за этим действом. — Мам, я очень хочу, чтобы с Микасой все хорошо было. Но я, кажется, только все порчу. Может, она просто слишком хорошая для меня? Искренняя, открытая… А я ее только обижаю. Но мне так хочется с ней попытаться построить хоть что-то… Ты бы подсказала мне, что делать. Ты всегда в меня верила. И мне… Так это сейчас нужно, ты бы знала. Чтобы хоть кто-то верил в меня, верил мне. Так хочу ощущать поддержку, а не осуждение. Хочу быть нужным, но получаюсь лишним. Наверное, я слишком слабый, если нуждаюсь в таком. Но мне кажется, что я совершенно потерял себя. Мама… Ты бы точно поняла меня, поделилась советом. Прости, что, чем я становился старше, тем реже тебя слушал. Дерьмо. Не хотел ведь плакать. Я зайду еще. Обязательно. Только разберусь со всем, и приду. Расскажу тебе еще что-нибудь. Прости, что разочаровывать не перестаю.       Проведя ребром ладони по опущенным векам, Эрен коснулся холодного камня-змеевика и поправил цветы.       Завершение дня прошло смазано, и он не особо даже под пытками рассказал бы, как получал документацию, как проходила кремация, и как вернулся домой с урной, которую поставил временно в своей комнате. Единственное, что он четко помнил, как заехал по пути в кондитерскую, купив там разных авторских десертов. Гриша, как и ожидалось, предпочел скрыться от всех проблем вне дома, поэтому Эрен смог спокойно зайти в комнату Микасы, постучав.       — Ты не спишь? — тихо поинтересовался он, крепко держа в руке бумажный пакет. В комнате было все так же темно.       — Нет, я не сплю, — достаточно громко отозвалась она из ванной комнаты. — Дай мне еще десять минут.       — Принес тут всякого… — Эрен поставил пакет на комод, поправил его, будто выстраивал композицию. — Хотел еще сказать, что везде съездил, все сделал, разобрался.       — Спасибо, — спустя некоторое время сказала Микаса. — Правда. Это было последнее, на что я хотела бы смотреть сейчас. Я заберу потом урну к себе. Когда буду готова…       — Все нормально. Рад, что хоть так смог помочь. — Он пожал плечами, принимая благодарность, хоть и с трудом. — Здесь все только тебе. До последней крошки. Я не был уверен, что лучше взять, поэтому попросил всего разного. Должно быть не так приторно, как ночью.       Поправив запонки на рукавах рубашки, Эрен развернул пакет и сделал шаг в сторону, чтобы дать Микасе возможность взглянуть на то, что ее ждало.       — Ты решил заполнить мою депрессию сладким, как это мило. Не боишься, что из-за этого я растолстею? — Микаса вышла из ванны обернутая в полотенце, при этом вторым она выжимала свои волосы. — Еще раз спасибо за то, что пошел туда вместо меня.       — С такой порции ничего не случится. А захочешь нагрузить себя физическими нагрузками, обращайся — я помогу. — Эрен провел ладонью по волосам и устало моргнул несколько раз. Пришлось опуститься на кровать, чтобы позволить себе чуточку расслабиться. — Хочешь отблагодарить — не отказывайся от еды. И к психологу я тебя подброшу. А так… Зашел еще к маме. Отец опять оформил заказ не на те цветы.       — Это он умеет. Глянь в мусорку, что он мне подарил. Как можно было додуматься вообще до такого отвратительного букета? — Микаса хмыкнула, села рядом с Эреном и достала кекс. — Ощущаю себя полным дерьмом по всем фронтам.       — Рыться я там, конечно, не стану. Но… Блять. Хоть один раз в жизни смогу ли я быть горд тем, что он мой отец? Не так уж и многого прошу, как мне кажется. Один разок не ощущать из-за него чувства стыда. — Эрен сжал с силой ладони и стиснул зубы. — Лучший день в моей жизни, когда я вылил на него ведро краски. Якобы случайно. Все так думали. Но это было намеренно. И мне понравилось. Черт! Твоя жена в таком состоянии… Неужели не почесаться и не помочь хоть как-то? Даже пусть фиктивная. Но он-то не знает. Козлина.       — Иногда мне кажется, что он психопат. Иначе я не знаю, как у человека может настолько сильно атрофироваться сострадание. — Она выкинула обертку от кекса в мусорку, а остальной пакет поставила на тумбу.       — Я не знаю, Микаса. — Йегер провел ладонью по покрывалу, разглаживая неровности. — Но я уже ничему не удивлюсь, если честно. Хотя, мама говорила, что это все издержки профессии… Может, просто искала оправдание. В любом случае — он мудак. Хоть некоторые меня и осудят за такое отношение к родному отцу.       — Любовь детей еще нужно заслужить. — Микаса поднялась и лениво подошла к шкафу. Достала нижнее белье и домашнюю одежду. Скинула с себя полотенце, сразу же начиная переодеваться. — Мне кажется, что он меня вообще избегает. Почему его постоянно нет дома? Он ждет от меня какой-то реакции на это? Я не понимаю. Когда я реагирую, он просто начинает говорить, что мне все кажется, и я схожу с ума без причины. Невозможно развести мужчину, который дома от силы два дня в неделю…       — Эм… — Эрен прошелся ладонью по шее, отвернувшись к окну. Океан определенно сегодня был чрезвычайно притягательным. Такой величественный, опасный, красивый, стройный… Мотнув головой, Йегер поднялся с кровати, мысленно выругавшись на себя за все эти неуместные сравнения. — Я уже и не помню, когда он проводил дома достаточно времени. Он пропускал Рождество. Когда мама просила его прийти, подогнать график… Слушай, я тут не проверил еще кое-какие документы. Ты заходи ко мне лучше минут через пятнадцать. Как оденешься, заходи.       Йегер отступал к двери, стараясь смотреть именно в глаза Микасе. Сдержанно улыбнувшись, он неверно нажал на ручку, из-за чего защелкнулся замок. Выругавшись, Эрен попытался успокоиться, чтобы открыть уже эту чертову дверь и выйти.       — Нервничаешь так, будто бы здесь есть что-то, что ты не видел. — Микаса закатила глаза, надевая наконец майку. Теперь уже она была полностью одета. — Тебе надо — ты и заходи. Я к тебе не пойду. Там же… Урна. Я не могу на нее смотреть.       — Я предложил тебе зайти, а ты… Ладно, разберемся. — Эрен цокнул языком и покачал головой. Выглядело его поведение и впрямь глуповато. Но кто мог подумать, что Микаса решит оказаться голой перед ним? — Мне в любом случае пора идти. Надо будет подготовиться к видео-конференции, обещал кое-чем поделиться со студентами — попросил один друг. А тебе — съесть все, что в пакете.       — Так точно, сэр. Обязательно опустошу этот пакет после запланированного часа рыданий. — Она подтолкнула его к двери и ловко убрала защелку. — И не вмешивайся в мои рыдания, ты мне уже надоел. Я так скоро лопну.       — Если будет слишком тихо или громко, я все равно приду, — насупившись, ответил он. — Может, я хочу, чтобы ты мне выплакалась.       Хмыкнув, Эрен все же покинул ее комнату.       — Как-то звучало это по-извращенски! Я не могу выплакаться в достаточной мере кому-то, — крикнула она ему вслед, а после села разбирать сладкое, что было в пакете. Конечно, плакать хотелось ежесекундно. Но так, чтобы прямо целенаправленно ему… У нее никак не получалось настолько сильно открыться. Наверное, никогда не получится. Всем нужна приватность в такие моменты.       В этот раз Йегер все же больше не донимал Микасу своим вниманием. Он действительно сперва был занят работой, и это можно было услышать через балконную дверь. Переключившись, Эрен увлеченно рассказывал о новых материалах, анестезии и методах отбеливания. Ему задавали самые глупые вопросы, на которые он старательно отвечал. Только после некоторых он тяжело вздыхал, брал паузу и продолжал уже спокойнее. Это длилось почти два часа. После этого Йегер затих, просто уснув перед работающим ноутбуком. Он слишком вымотался за эти дни, и организм взял свое.