И вновь цветёт сирень... 2: Возвращение в прошлое

Не скажу, что эта новость как-то поразила меня. Ведь я уже смутно догадывалась о чём-то подобном… Страшно было в ожидании вердикта — так ли это в действительности? Я уже не раз говорила, что для меня нет ничего хуже неизвестности… А вот само осознание, что я теперь ведьма, не внушало мне ни ужаса, ни радости. Всё чувствовалось так, словно это уже давно было со мной, просто я по какой-то причине не вспоминала об этой детали. В принципе, не так уж и далеко от правды… Ведь, судя по словам Лизаветы, это действительно сидело во мне с самого рождения. К тому же в ощущениях ничего не изменилось — я оставалась той же, какой и была. Вздохнув поглубже, заодно распрямив спину — может я хоть с помощью магии перестану сутулиться, когда сижу? — я спросила негромко: — Что ещё ты можешь сказать об этом? — Прости? — растерялась Лизавета. Видимо она не ожидала такого спокойствия с моей стороны. Гаврила же, как мне показалось, облегчённо улыбнулся, спрятав это под быстро поднесённой к лицу ладонью. — Ну, например, какая я теперь ведьма? Что у меня за дар? И, главное, что мне делать с этим дальше? — Постой, погоди, не так быстро! Во-первых, я пока не могу сказать, что у тебя за дар, да и никто не может, пока он не проявится. А когда это случится — опять же никто не может сказать. А во-вторых, план действий более чем ясен — первым делом необходимо показать тебя моему опекуну. Я тут же ощетинилась: — В смысле, тому самому, от которого мы прежде бежали? — Да, — кивнула она и поспешно прибавила: — Только ты учитывай, что ситуация переменилась, и у него больше нет причин вредить тебе или же Никите Григорьевичу. — Ага, ведь уже и без того навредили сполна, — прошипела я. — Зато так, что вы оба остались живы. Это ли не главное? — Иной раз не знаешь, что хуже. «Чёрт, нахваталась у Марии…» — Послушай, мой опекун не враг тебе, — продолжила примирительным тоном Лизавета, словно не расслышала моих слов. — К тому же не он лишил памяти Никиту Григорьевича, как и его батюшку, а Рада. — Но зато по его милости она это сотворила. — Так уж и по его? Не думаю, что у неё не было выбора. Ты не задумывалась об этом? — И что ты этим хочешь сказать мне? — прищурилась я. — А ты что хочешь сказать мне сейчас? — парировала Лизавета, не сводя с меня пристального взгляда. — Только то, — я изо всех сил заставляла себя не отворачиваться и отвечать ей тем же, — что я не понимаю, чего ты хочешь добиться, пытаясь оправдать своего опекуна в моих глазах. Мои слова будто удивили её. — Я и не пытаюсь… — Пытаешься, — перебила я. — Думаешь, я и сама не понимаю, что Рада могла не делать ничего с памятью Никиты и Григория Ильича? Два сильнейших колдуна уж смогли бы договориться между собой и не ссориться из-за судьбы двух, то есть трёх, простых людей. И я даже близко не представляю себе, что могло привести к тому, чтобы он потребовал от неё полного подчинения своему приказу, и она его сразу же исполнила… Согласись, что это очень тёмная история, и вызывает целую гору вопросов. И поэтому я так же понимаю то, что и твой драгоценный опекун мог ничего не делать из того, что уже сотворил со всеми нами. Хочешь сказать, что и у него не было выбора? Что к нему так же, как он к Раде, кто-то ворвался и наговорил такое, после чего она, как покорная овечка, ко всему прочему взяла и распустила всю свою общину? — Этого я не знаю, — глухо ответила Лизавета, к моему внутреннему ликованию отведя взгляд в сторону. — И никто не знает… Да и вряд ли нам когда-нибудь станет известно, что послужило причиной этих поступков. По крайней мере я не собираюсь даже пытаться разобраться в этом. Мне ещё дорога́ моя голова, как и голова брата… Но зато я с уверенностью могу сказать, что твоя встреча с мистером Брюсом по любому неминуема. Так уж заведено, что он должен лично видеть «нововыявленных»… И если они не идут к нему, он их потом сам находит. И, поверь мне, для всех намного лучше именно когда к нему приходят добровольно. — Ладно, а для чего нужна эта встреча? — спросила я со скрипом на зубах, поняв, что придётся смириться. — Прибавление в семействе оценивает, годится аль нет? — Оценивает, да. А так же новенькие идут к нему за советом, который впоследствии может оказаться жизненно необходимым. Подумав немного, она прибавила негромко, будто говорила сама с собой: — Да и что скрывать, покровительством такого, как он, не лишним было бы заручиться… — Покровительство того, не без чьей помощи я осталась без мужа?! — я аж дёрнулась от возмущения. — Ты вообще понимаешь, о чём говоришь? Может ещё предложишь мне стать одной из его фавориток? Чтобы уж наверняка не прогадать! — Ты не верно меня поняла… — с досадой произнесла Лизавета. — Впрочем, это и не важно. Всё равно не тебе решать, будет он покровительствовать тебе или же нет. Понимаю твоё предубеждение на счёт него, но лучше бы тебе не становиться той, чья судьба будет обделена его благосклонностью. — Иными словами, он у вас что-то среднее между князем и королём? В иерархии занимает очень высокое положение, но так как есть ещё никому неизвестный Высший колдун, то не самое первое? — Нет, — твёрдо мотнула головой Лизавета, — для нас он и есть король. И это неоспоримо. Сказала так, будто он стоял у неё за спиной и оценивал ответы… А Гаврила же так и сохранял нетипичную для него молчаливость. Может, опасается встревать в почти что спор двух ведьм? Тут его можно понять… — Ну, что ж, король, так король, — решила я уклониться от этой темы — совсем не хотелось сейчас объяснять, что я не питаю ни малейшей симпатии к королям и им подобным, и если этими словами Лизавета хотела вызвать у меня хотя бы каплю уважения к нему, то очень сильно ошиблась. — Итак, когда же нам следует выдвигаться на встречу… простите, аудиенцию с его королевским величеством? — Сейчас, — мою иронию сложно было не заметить, но она и в этот раз решила никак не реагировать на неё. — Прости, что до завтрака, но я устрою его для тебя в доме моего брата. Там же и в порядок приведёшь себя, — тут Лизавета демонстративно потянула носом воздух. — Ты словно из болота только что вылезла. — Ой, простите, что не прихватила растущего на кочке парижского парфюма! — съязвила я, скрывая за этим своё смущение — мне и без того было крайне неловко за мой внешний вид и «чистоту»… — Я поеду с вами, — вдруг подал голос Гаврила. «Ну наконец-то заговорил!» — едва не воскликнула я. — Нет, наверное не стоит… — хотела было возразить Лизавета, но он тут же перебил её, к моему не малому удовольствию: — Мадмуазель, это был не вопрос, а утверждение. Я поеду с вами. И знайте, что отныне я ни на шаг не отойду от моей барыни! — Даже когда я отправлюсь в ванную? — зачем-то опять ляпнула я, не подумав и секунды. — Ну… — на этот раз Гаврила практически не смутился. — Может, только в этом случае… А ещё лучше просто отвернусь. Ведь кому, как ни мне, заботиться здесь о вас? — Так у неё в том доме, где ей предстоит жить, будет достаточно слуг… — осторожно произнесла Лизавета. — Слуг — возможно. Но не друзей. После этих слов по её лицу пронеслась странная тень. — Ладно, — сказала Лизавета, поднявшись с дивана. — Нам пора. Не отставайте. И широкими, дёргаными шагами направилась к выходу. Можно сказать, убежала. Проводив её удивлённым взглядом, я уже с улыбкой обернулась к Гавриле: — Спасибо тебе. — За что? — вскинул лохматую бровь бывший камердинер. — А за то, что не отступаешься от меня. И от Никиты. И прости, пожалуйста, что я время от времени говорю всякие глупости… Ну, как вот только что про ванную… — Эх, барыня… — Гаврила с усмешкой покачал головой. — Да что ж вы извиняетесь за такую мелочь? Каждому же понятно, что вы таким образом защищаетесь. И даже не от меня, а от всего, что свалилось на вас в последние дни. — Это ты верно заметил… — вздохнула я, вертя на пальце обручальное кольцо. Хм, интересно, а куда же подевалось кольцо Никиты? Что-то не припомню, чтобы оно было у него, когда я видела его в последний раз… В смысле, моего Никиту, не из прошлого. «Надо будет узнать про это у Гаврилы. Вдруг он в курсе, куда оно делось?» А камердинер в это время продолжал говорить, улыбаясь в усы: — Так что смущайте меня как только пожелаете, лишь бы вам становилось легче от того. Мне-то ничего не сделается с этого, а вот вам необходимо как-то не давать себе утонуть. Я ухмыльнулась. — Что ж, если что — ты сам дал мне добро на это. Не жалуйся потом. — Имейте ввиду, что жаловаться я непременно буду. Причём вам на вас самих же. И со всеми подробностями. — Лучше сразу в письменном виде, и в трёх экземплярах. — В трёх? — Гаврила притворно ужаснулся. — Переводить столько бумаги!.. Нет уж, барыня, придётся нам как-нибудь обойтись без моих жалоб. — Эх, жалость-то какова… Даже не знаю, и как мы это переживём? Тут в комнату вернулась Лизавета, оборвав наш прилив смеха. — Ну где же вы? — воскликнула она, с намёками на сердитость глядя то на меня, то на Гаврилу. — Уже давно пора ехать, а вы тут смеяться удумали! — Да выходим уже, выходим! — ответил недовольно Гаврила. — А вы вот всё торопите нас, а сами-то хоть возницу остановили? — Ну, нет… — тут же чуть сконфузилась девушка. — Вот, а ещё говорите о чём-то!..

***

Наш несерьёзный диалог с Гаврилой немного поднял мне настроение. И ощущение его поддержки приятно грело душу. Так что почти всю дорогу до дома Овсовых я просидела с улыбкой, хотя в мыслях и не могла не прокручивать наш с Лизаветой разговор, как и невероятные события минувшей ночи. И всякий раз они неизменно выводили меня на Марию… «Интересно, где она сейчас? — невольно заострила я внимание на ней. — Прячется или свободно разгуливает по городу? Наверное, учитывая её «специальность», вернее всего предположить, что она не станет лишний раз показываться на глаза. Особенно днём. Меня ведь до сих пор не покидает ощущение, что она словно бы явилась тогда вместе с ночными тенями, и с ними же исчезла до следующего захода солнца. Глупость, конечно, простая игра воображения, но доля правды в этом наверное всё же есть. Ждать её раньше ночи, или вечера, не стоит. А в том, что она может снова явиться ко мне, я что-то нисколько не сомневаюсь. Я же не знаю где её искать, а деньги, которые она объявила за свою помощь мне, нужно будет как-то отдавать… Вопрос лишь в том, в какой день она решить нанести этот приятный визит». После этого я украдкой скосила глаза на сидящую слева от меня Лизавету. Всю дорогу она то хмурилась, то мрачнела, погружаясь куда-то в глубину своих мыслей, то вдруг неожиданно расцветала от счастливой, почти детской улыбки, и с мечтательными вздохами запрокидывала голову вверх. Интересно, о чём она думала в эти минуты?.. С Гаврилой же всё намного проще — он был сосредоточен, как ответственный постовой, услышавший неподалёку подозрительный шорох. По мере приближения к дому Овсовых сердце в груди трепыхалось всё сильнее, как пойманная в капкан птичка… Но от чего же? От страха? Нет. От волнения? Было такое, но и не это главная причина. Но от чего тогда? Я и сама не могла толком сформулировать… Наверное меня так будоражила предстоящая встреча с этим мистером Брюсом, несмотря на всю неприязнь, которую я вполне справедливо питала к нему. Как ни как, а он всё-таки один из сильнейших колдунов… «Хотя, чем это может так волновать тебя? Ты уже не раз общалась с Радой, а она равна ему. Нет, дело не в его силах… А скорее в том, что у него та же фамилия, какая была у сподвижника Петра Первого. Брюс Яков Вилимович… Государственный и военный деятель, учёный, генерал-фельдмаршал, с тысяча семьсот двадцать первого года — граф. Первый масон России…» Незаметно для самой себя я углубилась в воспоминания о том, что же я знала об этом человеке. Смутное предчувствие подсказывало мне, что опекун Лизаветы и тот Брюс — один и тот же человек. «Стоит ли спрашивать её об этом напрямую?» — я с сомнением взглянула на Лизавету, опять помрачневшую, как грозовая туча. И язык, конечно же, вырвался на волю раньше, чем разум успел принять взвешенное решение: — Лиза, скажи, а сколько лет твоему опекуну? Она встрепенулась, как делала всегда, стоило вырвать её из задумчивости, и с подозрением уставилась на меня: — А почём спрашиваешь? — Любопытно. Но уж точно не пытаюсь просчитать, смогу ли очаровать его. — Тут стоит знать, что мужчину в любом возрасте пленит бабья прелесть, — встрял Гаврила с видом знатока, или даже магистра в этом деле. Мы с Лизаветой не сговариваясь решили проигнорировать это замечание. — Он уже не молод, но и не стар, — уклончиво ответила девушка, всем своим видом пытаясь дать мне понять, что она не хочет развивать тему. Да кого бы это останавливало… — У него есть титул? — продолжила допытываться я. — Есть. — Какой? — Почётный. — А конкретнее? — Графский. — У него из семьи только вы с братом? — Это уже неуместный вопрос. — Ты любишь его? — Я почитаю его как человека, подарившего нам второй шанс на жизнь. — Вы часто видитесь? — Не так, как прежде. — Откуда он родом? Лизавета раздражённо вздохнула: — Если ты так хочешь выведать, не тот ли это граф Яков Брюс, знаменитый чернокнижник и друг покойного императора Петра Алексеевича, то не лучше ли тебе напрямую спросить его об этом? Тем более, что мы наконец-то приехали! — Раз ты не говоришь «нет», значит вполне возможно, что так оно и есть? — не унималась я. — Или мне просто хочется, чтобы ты так думала, и сама узнала у него. — А я бы воздержался от подобных вопросов, — заметил Гаврила, расплачиваясь с подозрительно косящимся на нас возницей. — Ну, сами понимаете, это как-то… Неловко. — Вот и оставьте меня в покое! — сверкнула глазами Лизавета, и, круто развернувшись, направилась к дому, на ходу бросив не оборачиваясь: — Идите за мной, только молча, и не шумите напрасно. Прежде, чем мы сделали шаг, я ощутила как у меня потягивает кончики ушей. В миг разросшаяся тревога заставила меня обернуться… Но поблизости не было ничего подозрительного. Лишь справа, метрах в ста от нас, стремительно шагал какой-то человек в тёмном костюме. Из толпы его выделяла лишь скорость шага. «Да мало ли, кто он такой и куда спешит! Совсем уже нервы ни к чёрту… Пускай я теперь ведьма, но вот параноиком точно не нужно становиться».

***

Признаться, я сильно удивилась, когда Лизавета повела нас прямо к парадному входу. Я-то ожидала какой-нибудь чёрный ход, или что-то в том же роде… Но точно не то, что мы вот так, в открытую, войдём в дом, словно «меня» и «Лизаветы» не было там сейчас! Округлившиеся глаза дворецкого и прислуги, попавшейся нам на пути, именно об этом и говорили. «Впрочем, вряд ли это первое необычное происшествие в этом доме, — решила я про себя. — И Лизавета наверняка знает, что делает. Иначе вряд ли бы стала вот так грубо подставлять себя». Первым делом она привела нас на второй этаж, где моё сердце сжалось до предела… Видимо это очень ярко отразилось на лице, так как Лизавета, остановившись, чуть коснулась пальцами моей руки и шепнула быстро: «Не бойся, никого уже нет». Как-будто меня пугала встреча с самой собой и прошлым Никитой… Как на зло, она привела меня в ту же самою комнату с отвратительным запахом роз, откуда мы втроём перенеслись к Раде, и где я побывала сегодня ночью. Дверь, как ни странно, оказалась незапертой, хотя я точно помню, как она там, изнутри, заперла её… До чего же неприятно было возвратиться сюда опять! Но в то же время я приободрила себя воспоминанием о портрете, нарисованном Никитой — что если он где-то здесь? И вдруг у меня есть шанс забрать его? — Я оставлю вас, — быстро сказала Лизавета, когда мы зашли в комнату. — Помнится, я посылала Авдотью за мылом, так что она скоро принесёт его, а после я скажу ей про платье для тебя. Приведёшь себя в приличный вид, и сразу же спустился вниз, к брату и мистеру Брюсу. «Всё вернулось к тому месту, где и прервалось. Мы вернулись на исходную точку…» — подумала я, а в ответ только кивнула, чуть улыбнувшись уголками губ. Я представила себе реакцию Авдотьи, когда она увидит Гаврилу возле меня… Я же, вроде как, оставалась здесь с моим мужем, Никитой, рослым юношей, а теперь на его месте будет стоять седеющий дядечка среднего роста… Стоило Лизавете выпорхнуть за двери, как я тут же подскочила к Гавриле и шепнула ему: — Слушай, я не уверена, но кажется, Никита оставил здесь свой рисунок… — Какой рисунок? — Портрет своей матери. Он… сделал его в эту ночь, пока сидел здесь и ждал, когда я очнусь. — Откуда ж вам это знать? — Он… — я чуть прикусила губу. — Он, кажется, упоминал об этом вскользь. Но я не уверена, всё это как какой-то сон… Короче, если он есть, нам нужно найти его. — А если нет? — Гаврила огляделся, задержав взгляд на столе, где, конечно же, не было никакого портрета. — Может стоит спросить горничную или хозяев? — Думаешь, стоит им говорить, что мы ищем рисунок, сделанный Никитой до того, как ему стёрли память? Да ещё с изображением молодой женщины? Они же первым делом решат, что мы таким образом хотим ускорить процесс возвращения утерянных воспоминаний! — Само собой, ведь это правда, не так ли? — Конечно! А кто знает, может они заинтересованы в том, чтобы это длилось как можно дольше, или вообще никогда уже не изменилось? В общем, нужно искать самим, а если прибегнуть к помощи, то осторожно, с хитростью. — Понял. Но заняться поисками нам не дали — в комнату без стука ворвалась Авдотья, неся в руках огромную корзину, наполненную до краев кусками мыла и какими-то пузырьками с неизвестным содержимым. И, как я и ожидала, выражение её лица, когда она увидела Гаврилу вместо Никиты, однозначно стоило того, чтобы возвратиться сюда…