❄️Вальс во время зимы

      

А что она от него ожидала?

             Головой Мари всё отлично понимает, да в груди болит. Горло сдавливает от невысказанных слов. На холоде глаза покалывает от набухающих слёз.              Всё было сделано правильно. Мари не устраивала сцен, когда Чайльд отдаёт всё своё внимание своим старшим. Парень нёс на своей спине раненого мужчину, пока старший брат, Олег, тащил тяжелые саквояжи. Дилюк вызвался нести самую большую сумку. В итоге даже возвращаться в этот проклятый лес отпала нужда. Маша не знала, радоваться этому и горевать.              Где-то в снегах остались трупы бесславно отдавших жизнь в утоление голода Одиннадцатого Предвестника.              Напряжение трещало раскалывающимся льдом. Только в этот раз у Марии нет возможности всё заморозить. Она сама застряла в этом тяжелом положении. Жаль Аякс к ней на помощь не кинется. Он на неё даже не смотрит, всё внимание устремлено на прихрамывающую Катю. Нет, Маша тоже переживает. Для гражданских, не одарённых Глазом Бога, ранения не такая привычная вещь. Тем более, эта самая Катя была… Белоручкой? Да, пошла в свою маму. Светлана Фёдоровна пускай и родилась в Морепесок, но имела удивительное изящество. Похожие черты были у родной матери Маши, но ничего более.              У Кати изящные, сдержанные движения. Он мило хмурится, поучая собравшихся вокруг неё мужчин. А те и слова не могли вставить, Катя говорила всё по делу. Потому что нужно было в первую очередь доставить извозчика до медиков. Услышать заключение, что с ним всё будет хорошо и что сделали правильный выбор, забрав его с собой. Жить будет.              Только Мария псом плелась за процессией. Ни слова не обронит, хотя от вопросов пухла голова.              Кто такой этот Дилюк? Кем он приходится Цзин Юаню? Почему троица несла с собой письмо с гербом Генерала, но при этом между собой же и не поделила? У Мари не было сомнений — красноволосый парень перед ней всё знает.              Вот он — ответы на все вопросы.              Только спросить не может. Словно отбитая военной муштрой воля надломилась именно в этот момент.              Ей была так необходима поддержка Чайльда прямо сейчас.              Но ни слова, ни стона, ни всхлипа. Мари всё запрёт в себе, смотря на весело идущих впереди братьев и сестру.              Маша должна довольствоваться выпавшей возможностью ощутить себя на время частью этой прекрасной семьи.              Но от всего приходится просыпаться.              У неё есть её родная семья. Цзин Юань и Яньцин. Но сейчас, так уж и быть, она поступится гордостью и сделает всё для Чайльда. А именно — обеспечение безопасности.              Хотя главная опасность для всех заключалась именно в Марии Самсоновой.              

Так Дилюк Рагнвиндр оказывается в доме семьи Одиннадцатого Предвестника на правах уважаемого гостя.

             Огромная изба, которую рыцарь ранее видел только издали, оказалась безумно маленькой внутри. Особенно когда такая орава родственников копошились в суете. Огромный стол не вмещал в себя всех присутствующих. Дилюка, как гостя, посадили сразу, не терпя никаких попыток помощи с его стороны. Каждый такой порыв воспринимался в штыки, словно он прямо сейчас сбежит.       Дом Одиннадцатого Предвестника сейчас был для Дилюка самым опасным и безопасным одновременно местом. Пока Катя позади него во всех красках делилась историей удивительного спасения, попутно помогая матери накрывать на стол, Мария Самсонова волком наблюдала за ним с противоположной стороны стола.              Но всё не так плохо. Одиннадцатый Предвестник ушел почти сразу, не задерживаясь дома. Бросил всё на Лейтенанта, а та быстро подхватывает.              Что-то не так. Рагнвиндр может предположить, что готовится засада для него. Да только выражение лица, которым наградил Тарталья Марию напоследок…              Что-то не так.              — Правда ведь, Господин Рагнвиндр?              Дилюк ничего не ответил на щебет Кати. Но тут же резко подпрыгнул на месте. Это Мари пнула его под столом.              — Да, вы всё верно говорите, — выдавил из себя.              Лучше бы скрестили клинки, чем такая битва. Язык всегда был подвешен лучше у Кэйи. И Дилюк даже немного начинает жалеть, что не взял парочку уроков заговаривания зубов у братца.              Отец семейства неутешительно покачал головой.              — Эх, какие тяжелые времена настали. Мой сын так старается, но эта беда как стихия. Остаётся только уповать на Царицу.              Не раздумывая ни секунды над ответом, Дилюк произносит с честной злостью:       — Царица здесь не поможет. Она только и может что посылать людей на смерть, а на ситуацию повлиять не в состоянии.              И несмотря на боль, испытываемую из-за отдавленной ноги силами Марии Самсоновой, он всё равно произносит эти слова в доме Предвестника.              Алексей Семёнович сидел со стороны Мари и не видел лица, которого она скукожила. Как и любой отец, в чей дом дети привели незнакомца, да и к тому же так расхваливая, он не мог не расспросить юнца о базовых вопросах, которые могли сказать о человеке очень много.              Поэтому Мари оставалась за столом. Прямо напротив него. И впитывала всё, что давал Дилюк.              Потому что это ещё может повлиять на решение Мари.              Дать ей наводку, как выползать из дерьмовой ситуации. Скажи, то это всё — ошибка. Случайность. Злые козни Пьеро. Кого угодно, но защити светлый образ Генерала Самсона.              — Дилюк, откуда ты? Ты ведь не снеживец, — воспользовался уходом Кати в кладовую Алексей Семёнович.              — Как вы догадались? — с толикой лукавства в голосе. Это типичный ответ.              — Много чего, — отвечает улыбкой мужчина, — Говор у тебя пускай Столичный, но тебя выдаёт свободолюбивый дух. Позволь предположить. Мондштат? Мы внешне достаточно похожи.              — Вы угадали. Но мои далёкие предки из Натлана. От них достались красные волосы. Ай!              На этот раз Мари не была виновата. Это Тоня подкралась сзади, где как раз лежали собранные в хвост алые волосы Дилюка.               — Тоня, не хулюгань, — пожурил её отец, но с такой интонацией, с которой усталых родитель в сотый раз напоминает.              И разумеется, девочка только активнее стала рассматривать убранство рыцаря, совсем не чураясь подёргаться прядки.              — Они такие мягкие… И длинные…              — Тоня, — настаивает грозно отец.              Но Дилюк, на удивление, не ругается и не вырывается. Напротив, он словно бы растекается. Скромная улыбка появляется на его некогда хмуром лице. Мари поражённо наблюдала за этими изменениями.              — Всё хорошо, — чуть погодя добавляя, — У меня тоже есть сводный брат. Мы с ним почти ровесники. Он любил мне заплетать косички.              — Любил?              — Он остался в Монде. У нас с ним… разошлись взгляды. Повздорили сильно.              — А родители твои? Не волнуются, что тебя нелёгкая занесла так далеко. Всё же, Морепесок далековато от Столицы.              — Матушка моя ещё при родах умерла, а отец… Он долго ругался, но в итоге отпустил. Это его воспитание не дало мне оставаться в стороне.              — Так ты тоже в Фатуи?              — Нет, что вы. Я предпочитаю один. Помогаю, кому чем могу. И порой попадаю так удачно.              Нет, Мари не изменила своих намерений. Её молчание лишь следствие неотвратимых воспоминаний и сравнений со своей собственной жизнью. Мать, всегда остававшаяся к ней холодной, словно бы Царица в смертном обличие, была для Мари ничего кроме пустого места в сердце. Мари со стыдом признается в том, что лучше бы она умерла при родах. Отец бы нашел мачеху, всё было бы лучше, чем такой печальный исход. Быть может, у неё бы был тоже сводный брат или сестра, которые бы действительно были для неё семьёй?              Мечтать о семье, подобной этой, Мари даже не смела.              К ним за стол присоединяется Олег. Он сел рядом с забравшейся на скамью Тоней. Та, продолжала заплетать Дилюку косички.              — На самом деле ситуация правда странная, — зачинает свою тему старший сын, — Я же работаю в городской канцелярии при Заполярном дворце, но никаких разговоров о том, что леса стали ещё опаснее, я не замечал. Ничего подобного. Наша деревня самая крупная из оставшихся к границе. У вас не предупреждали?              Мария проморгалась. Отгоняет злые мысли.              — Аякс работает над этим, — уклончиво отвечает Алексей Семёнович, бросая косой взгляд на Лейтенанта.              Ну разумеется. Все теперь думают, что она с Аяксом работают вместе. Вполне обосновано, она ведь ниже его по должности, и общение у них достаточно «близкое». Вот она, Лейтенант Рейнджеров, сидит в военной форме за столом, сменив расшитые сарафаны.              И пояснения её вполне военные:       — Это результат отсутствия коммуникации между фронтом и силами, обеспечивающие безопасность деревень. К сожалению, это несколько разные подразделения. Как департаменты в столичной канцелярии. Понимаете, да?              Олег заулыбался, по-умному поправляя огромные очки.              — Ах, да. Проблема большая. Бюрократия — наша беда. И дороги, — всё кивая головой, как болванчик.              А вот гость мрачнеет. Почти ощетинился, ещё немного, и точно зарычит.              — Вы так говорите о проблемах, Лейтенант, — выдавливает Дилюк, но не дернулся, хотя Тоня достаточно сильно натягивала ему скальп.              Мари с улыбкой отбивает:       — Если бы не отвлекающие факторы, из-за которых силы были брошены на… Обеспечение безопасности общественных мероприятий во время празднества, всё это можно было избежать.              — И что же вам помешало?              — Подозрительные случайности.              Повезло, что Олег задумался так глубоко, что не заметил короткой и учтивой перебранки. Неозвученные обвинения проносились мимо них, как снежки во время снежной битвы.              С нервным стуком по столу старший сын продолжал блуждать вокруг истины:       — Это чертовски подозрительно. Отец, брат правда ничего не упоминал? Не говорил? Если демоны уже беспрепятственно поваляются в лесах, нужно срочно запретить…              — Сейчас праздник. Навряд ли кто-то пойдет в Масленицу на охоту в лес, — в очередной раз защищает Аякса Алексей Семёнович.              Да, Мари уверена, что отец семейства знает всё о своём сыне. О его безумии, о его злости, о его граничащей с одержимостью любовью к семье. Но всё, что мог сделать мужчина, он уже сделал. Оставалось только играть свои роли.              А Мари начала выбивать из неё.              И это плохо.              Она начинала просыпаться от этой сладкой сказки.              На стол поставили брусничное варение.       В повисшей тишине каждый думал о своём. Для Мари весь мир, никогда и не бывший для неё чем-то необъятным, сузился до одной деревни. Она давно не связывалась с Цзин Юанем, а если и переписывалась, то едва ли получала по-настоящему нужную информацию о фронте.       От Яньцина всё ещё нет весточки. Что там в Столице?       И человеком, который раздвинул для неё горизонты, внезапно становится прибывший Олег Алексеевич, старший брат Аякса и с виду совсем простенький парень. Канцелярский слепой крот. Таких в Столице тьма.       — Знаете, до начала праздников, в газетах много было тревожных новостей. Но стоило наступить понедельнику, как всё! Словно по команде.              — О каких вы новостях говорите? — от внезапной тревоги руки Мари мелко задрожали. Она сжимает пальцы, начиная рвать заусенцы.              — Ах, новости же сюда доходят долго. Минутку! Я привез газеты.              Пока Олег спешно бросился к притащенному с собой саквояжу, Алексей Семёнович посчитал нужным пояснить застывшей Мари:       — Сюда доезжает корреспонденция, но в Столице намного больше независимых изданий. Олег всегда любил читать разные мнения.              — И работает в канцелярии? Где всё нужно четко и без расхождений?              — Именно поэтому. Истина всегда одна.              Правда? Тогда как докопаться до той истины, которая решит всю сложившуюся ситуацию?              Когда Олег возвращается со смятой газетой, внутренности Мари сворачиваются в узел. Катя с матушкой возвращаются следом за старшим сыном, заканчивая приготовления. Аякс где-то на улице, наверняка делает всё, чтобы Дилюка, выйдя из дома, уже точно не сбежал от него. Дедушка с бабкой готовили стол, а их группа напряженно замирает.              У Маши руки трясутся, когда принимает газету. Протягивают именно ей, как действующему солдату Фатуи. Хотя, Самсонова была готова с этим поспорить.              Потому что она уже ничего не знает.              Этот месяц, который она провела в доме Одиннадцатого Предвестника, оказался роковой ошибкой.              Все проблемы, отброшенные на это чудесное время, навалились на неё лавиной.              Кровавый понедельник, приказ о подготовке наступления, готовящаяся людская война, непобедимая Бездна, революционные брожения в стране.              Дилюк, быстро заметив переменившееся лицо Марии, вскочил со своего места. Тоня закончила плести ему косу. Однако он не бежит на улицу, а оказывается за спиной Лейтенанта, устремляя взгляд на газету в её трясущихся руках.              

«Поражение Снежной в переговорах.

После трёх месяце переговоров,

Заполярный дворец так и не добился от Инадзумы

уступка одного из дальних остров.

             Зачем вообще Снежной потребовался остров на другом конце мира?       Каким будет ответный шаг Царицы?       Стоит ли ожидать возвращение Восьмой Предвестницы после провальной дипломатической миссии?              Обсуждаем с экспертом из Сумерской Академии, всё ли так однозначно, как заявляет Заполярный дворец.»              Вместе с Дилюком они читают с нечитаемыми лицами. Строки прыгают, буквы скатываются, а ладони становятся мокрыми.              — Ты что вообще читаешь? — срывается с её обескровленных губ.              Мари кажется, что вместо измятой газеты вновь держит листовку, призывающую к выходу на демонстрацию.              Кислый привкус застывает в её горле. Натужные глотки слюны не помогали.              — Это последний выпуск. Всю редакцию разогнали, а типография, которая выпускала её, приостановила свою деятельность на неопределенный срок.              — Вполне ожидаемо, это же… Всё, что тут написано… Это измена.              Страшное слово исторгается её порочным телом не громче писка.              — Это то, о чем судачат в салонах Столицы и на кухнях квартир. Именно поэтому я хотел спросить у брата. Он же должен знать, правда ли это. Кому, как не ему.              — Нет.              Газету сворачивают быстрыми и резкими движениями. Поскорее скрыть всё написанное здесь. И ей было откровенно плевать на Дилюка за плечом, который, возможно, ещё не прочёл статью до конца.              Когда причина всех бед была скрыта с глаз, Маша начала думать головой, а не только своим страхом.              — Не надо, — уже спокойней, но тоном, не терпящий протеста, — Хочешь правду? Тебя за это не пощадят. Не подставляй брата.              — Так значит, всё что здесь написано…              — Нет. Я не знаю.              

Мари уже ничего не знает и не понимает.

             Она всё ещё в Морепесок. В ставшей родной избе. Среди людей, к которым прикипела так, как ржавый болт к гайке. Но теперь она ощущает себя здесь как-никогда чужой.              Стол полнился угощениями. Самых младших временно посадили на другой столик, поменьше. Стопка блинов таила на глазах. Катя изящно намазывала маленькой серебряной ложечкой варенье, складывая блинчик в конверт. Ничего чопорного, лишь привычка к аккуратности. Олег по-хозяйски в плошку со сметаной прямо так макал смятый как попало блин. Дилюка все подбадривают. Он впервые ест это традиционное блюдо Снежной. Мари смотрит на него, узнавая смущение и тихую радость за такую оказываемую доброту. Смотрела и ощущала себя тенью. Во всеобщем галдеже её голос звучал тише всех.              Аякс сел за стол последним. Появился как черт из табакерки. Так ещё и бесцеремнно пихнул Мари с края лавки, тем самым заставляя потесниться ещё больше. И всё так же, не спрашивая мнения Мари, парень макает первый попавшийся блин в смесь сметаны и варенья на её тарелке.              — Ещё бы изо рта моего выкрал, — бросила тихо девушка. Недовольная, мрачная, но уже не способна удержать улыбки при виде пылкого рыжего засранца. У него от чего-то было прекрасное настроение. Повода радоваться Мария не видела.              Хотя…              — Тогда просто покорми меня. Не хочу руки пачкать.              — Ага, что ещё барин хочет?              — Не за столом.              — А по хитрой морде получить блином не хочет?              — Эй, у тебя же глаз-алмаз. Рот у меня ниже. Здесь. Мх!              Разбушевавшегося Аякса затыкают блином. Да так запихивают, словно тряпку вместо кляпа. Лишь бы помолчал.              На них обернулись все. Красноречивей всех был взгляд у Кати.              — Простите, — лепечет пристыженно Мари.              — Всё правильно! — воскликнула старшая сестра, — Вылетел из родительского гнезда и все манеры растерял. Я бы ещё ему подзатыльника дала. Ты руки мыл хоть?              — Кать…              — В чем я не права, мам?              А Аякс только театрально вздохнул, едва не плача:       — Вот так всегда. Катька, ты хоть бы слово доброе сказала мне. Людей спасаю, сумки таскают.              — Точно! Сумки!              Пока все были обращены на суетящихся Катю и Олега, Маша обратилась к затихшему Предвестнику. Несмотря на поведение и улыбки, юноша был как никогда напряжён. Это не его порыв пролить кровь. И не сравнится с паникой, охватившей его при треснувшим под Тевкром льдом.              Её холодные бледные пальцы коснулись его напряженной ладони. Боялась быть отвергнутой. Едва привлекла к себе внимание. Аякс дернулся нервно, но не опасно.              — Ты из-за него такой?..              — Не бери пока в голову, — поведя нервно плечом, словно сбрасывая с себя чью-то ладонь.              Мари логично связала такой состояние юноши с наличием Дилюка за столом. Сама такой была.              — Чтобы потом тебя оттаскивать от него опять? — с легкой усмешкой.              К сожалению, её попытки наладить контакт не оценивают по достоинству.              — У меня есть своя голова на плечах.              — Я вижу, но порой ты с ней не дружишь. И даже прощения просить не буду.              На улыбку отвечают улыбкой.              — И не надо. Это я должен.              И каждый раз, стоило только Чайльду показать эту свою сторону, у несчастной Мари сердце трепещет как у шестнадцатилетней девицы.              — Неужели? С чего такая щедрость?              — Пока я могу что-то для тебя сделать, я это сделаю.       Юноша сам берет её ладонь в свою, переплетая их пальцы. И ему было плевать на обилие родственников. Шум для них стих, словно бы они провалились под лед, и морская толща сомкнулась над их головами, отрезая от всего света.              Раньше Мари испугалась бы, теперь же ощущала себя на своём месте.              Вот они, двое, как в ту страшную метель, из которой Чайльд их обоих вытащил. Мари сейчас не беспомощная, не истекает кровью, но ощущает себя в его руках.              Переплетенные пальцы сжимаются сильней.              Сердце тяжело стучит в груди. Серые глаза неотрывно наблюдают за потухшими синими пропастями. Если долго смотреть в них, Бездна внутри Тартальи посмотрит в ответ. Но Мари её не боится. Её пугает то, что поселилось внутри неё самой. Незнакомая сила, разрушающая основы, на которых строилась личность. Нет, понимание мира.       — Мы должны разобраться во всём, — заявляет Мари с вытянувшейся спиной. Грудь наполнилась воздухом, силой, — То решение, которое будет правильным для твоей семьи, будет потенциально правильным для всех.              Им бы найти выход из намечающейся бури. В прошлый раз их вывел из беды Дилюк и оконца избы его семьи.              Ничего не меняется. Аякс всё так же оборачивается на свою семью. Щебет приехавшей Кати, причитания Олега, копошащийся в большом чемодане. Разговоры отца с Рагнвиндром. Визг мелюзги, принимающие новые подарки.              И Маша, сжимающая его руку так же крепко, как он сам.              — Мне всё чаще встречаются хорошие люди, но выбирающие иную сторону, нежели я.              — Не стороны. Разные пути достижения одной цели.              Хотя не Маше говорить такие заумные вещи. Сама-то ни в чем разобраться не может. Но даже так Чайльд пытается прислушаться. И ловит ту нить, которую протягивает ему эта бестолковая дурёха.              Не будет признаний в любви. Ничего подобного между ними быть не может. Они не найдут ни мужа, ни жену, потому что обоим суждено умереть на поле боя. Им не найти покоя, не принести другим, но они могут всё так же сражаться.              — Пока наши пути не противоречат друг другу, я бы хотел сражаться бок о бок с тобой. Но знай, если в один день мы направим оружие друг против друга, я буду безжалостен.              — Да. Я тоже.              Война — их вечная дорога домой.              А вокруг них всё суета.              Главный подарок, который привезли старшие дети — помимо самих себя — это граммофон. Несмотря на падение, он не сломался. И даже пластинки остались целы.              — А вы знаете, какую пластинку взяла Катя? — хитро заулыбался Олег, показывая блестящий черный диск.              Катя мечтательно закружилась:       — Ой, да, мне так понравилась та композиция, что не удержалась. Бабушка с дедушкой же не были на балу! Эх, как же там было красиво.              Да, Мари даже немного разделяет мнение Кати. Заполярные дворец был самым красивым местов в Столице, но роковым лично для неё.              Вокруг поднимается галдёж.              — Точно! Аякс! Давайте вы с Машей покажете.              — ДА! — взвизгнула маленькая Тоня, вскакивая из-за соседнего столика и побежала к брату, таскать его за одежду, — Пожалуйста! Пожалуйста! Ну пожалуйста. Жаль белого платья нет…              А Четвертая Предвестница смотрела на неё в том белом свадебном платье с таким страшным пренебрежением… Сейчас Мари облачена в военную форму. Так может этот наряд ей больше подходил для танцев?              И кажется её порыв разделяет сам некогда виновник торжества. Чайльд Тарталья поглаживает их переплетенные ладони большим пальцем. Он улыбается ей хитро, как обычно это делал. Да только слова срываются интимно тихо. Только ей одной.              — Давай станцуем? На этот раз правильно.              Это ломает в ней лёд окончательно. С протяжным скрипом льдины задвигались от ярости водяного потока под ними.              — Чтобы я тебе не отдавила ноги? — выдохнула Маша, а сама улыбалась.              На что Чайльд пожал плечами:       — Было бы неплохо.              — Ну раз публика просит… — громком вздыхает Машенька, да так, чтобы теперь все слышали, — Как я могу отказать?              Юноша охотно подхватывает:       — Вот так вот! Так и знал. Ты их любишь сильнее меня. Моё сердце разбито.              Сжатые ладони меняют положение, не разрывая прикосновение. Изящество, свойственное этикету Столицы. Предвестник помогает девушке выбраться из-за стола, выводя ту на освобождающийся центр комнаты. От их шагов каблуки постукивают о деревянные половицы, заменивший им паркет бальной залы.              — Не хрустальный, выдержишь. И вообще, меньше паясничай, а то тебе по коленке заряжу.       Милые бранятся — только тешатся.              Дети отодвинули столик, убрали лишние табуреты и потеснились собравшиеся у стен, словно зрители на балу.              Пара принимает нужное положение. Изящно отведенные сжатые ладони. Девушка прогнулась в спине, уверенно ложась на руку у себя на талии. Сапоги не слишком подходят для вальса, слишком твердая подошва, но это не помешало Мари со всей врожденной красотой отвести длинную ногу.              Потрескивает огонь в очаге. Шуршит запущенная пластинка.              И музыка полилась из медного рупора.              Перестук каблуков о половицы избы. Шорох военных одежд. Перезвон их Глаз Богов вместо нитей жемчуга и брошей. На её голове нет драгоценного кокошника. Золотые волосы не скрывала вуаль невесты. Бледность, свойственная мертвым невестам, сменилась на жаркий румянец. Сладость полных женских губ.              Их прошлый танец был ошибкой. Ярость и жадность. Желание превосходства, унизить оппонента. Это всё неправильно. Он жалеет о том разе.              В их бальных па читается сила здешних метелей. В такт вальсу порхает над землей пара.              Музыка льётся в уши. Дилюк блаженно прикрывает глаза, отдаваясь мелодии и перестуку сапог о половицы.              — Да, хороший вальс.              Никому не адресованный выдох ловит именно Катя, скромно присевшая рядом на краешек скамьи.       — Он вам знаком?              Ещё одна деталь, роднящая этот момент с домом. Если закрыть глаза, то можно представить родовой особняк, жаркий камин и разбродившиеся друзья семьи Рагнвиндр по углам. Если совсем зажмурить глаза, то можно представить Кэйю, вальсирующего с очередной амбициозной девицей, чей прицел был умело сбит этим обворожительным балбесом.              — Моя семья относится к мондштатской аристократии. Приходилось учить. Я не любитель танцев, да и вкус у меня совсем не изысканный, но мне нравится, — и юноша даже не стыдно за оброненное откровение, — Только ведёт сейчас дама. Это немного выбивается из общей картины.              Дилюк не увидит ни улыбки, ни взгляда, адресованного ему. Лишь услышит мягкий голос, в тон играющему вальсу.              — А говорите, что вкус не изысканный. Принижаете вы себя.              — Не люблю хвастаться.              — Лукавите.              На этот раз красноволосый юноша оборачиваются на собеседницу. И оба затихли. Растерялись.              — Я… — выдохнул Дилюк, — Я правда не люблю беспочвенные бахвальства. Но какой человек не любит, когда его умения оценивают по достоинству?              Катя лишь согласно кивает.              Танцует пара посреди небольшой комнаты. Во время бала в честь нового Предвестника, Мари с Чайльдом танцевали среди множества пар. Теперь же родителей ничто не отвлекало.              Свадебный танец на том балу был отдан Генералу Самсону. Сейчас на Марии нет ни платья, ни фаты, ни кольца на пальце. Но выглядели они для окружающих любящей парой.              — Она была тогда такой красивой, — вздохнула мать семейства.              Женщине всех жалко. Своего сына. Эту несчастную девочку, у которой не было детства и семьи. И даже Генерала, который тоже удостоил их своим присутствием.              — Я рад, что мы с тобой по любви, а не по расчёту, — обронил едва слышно Алексей Семёнович.              — Ох, милый, там не расчёт. Там жертва. Причем с обеих сторон. Не будь он генералом, мне кажется у них всё сложилось со всем иначе. Маша его любит, но не так, как должна невеста своего суженого, — женщине хочется поставить в пример вид этих детей сейчас. Как Мари смотрелась в паре с Аяксом, — Когда они смотрели друг на друга, в их глазах была лишь бескрайняя тоска, — вспоминает женщина ту единственную встречу со златоглазым Генералом, — Вместе, а всё равно одиноки.              Мужчина не удержался от усмешки:       — Зато теперь эти два принципиальных дуралома могут наломать дров.              — Ты ведь знаешь нашего мальчика. Он рожден, чтобы перевернуть мир.              — Даже не знаю, что ей лучше. Попытаться удержатся за него или прятаться подальше.              Танец подходит к концу. Разогретые, со сбивчивым дыханием и погруженные лишь в себя, Мари и Аякс замирают посреди комнаты, слыша шорок окончившийся пластинки. Им хлопают в благодарность за такое шоу.              А оба думают, что пропали.              Потому что Мари ловит себя в моменте. В доме Одиннадцатого Предвестника. В его руках. Она бы осталась навсегда в этом мгновении.              А Аякс в ужасе. Ему страшно от того, что ощутил вес чужого доверия на своих руках. Он знает какого это, он тянет всю семью на своих плечах. Но это… В его руках трепещущее сердце, за которое теперь он в ответе. И он боится. Он не хочет его ранить. Однако Аякса всегда называли тем ещё балбесом и несносным мальчишкой. Разве такой, как он, может сохранить что-то такое хрупкое?              Уже некогда разбитая, собранная вновь общими трудами и добровольно отданная ему.              Вот дурак. Это же надо было так оплошать…              Будет ли Царица рада проведенной им работой?              Если он преподнесёт вместо Дилюка Мари, она останется довольной?              Единственное, что Чайльд Тарталья знает точно — Мари он больше просто так не отпустит. Потому что она как минимум друг семьи. А как максимум… Спасительница Тевкра?              Закончился Вальс.              Чайльд искренне хотел продлить это единение на подольше. Вся семья в сборе. Дилюк составил хорошую компанию старшим. Маша нравится каждому.              Только приказ Царицы выжигал клеймо через одежду.              — Нам нужно выйти, — с улыбкой заявляет Чайльд.              Катя смущенно прячет лицо, причитая о том, каким взрослым стал её младший брат. Родители шепчутся о том, что Мария Самсонова невеста, но ещё не жена. Между ними настоящие, светлые чувства, а не то искорёженное нечто, рожденное из отсутствия нормальной семьи. И только старики качали головами. Им такие танцы не по душе.              На улице холодно даже несмотря на скорую весну. Свежий воздух немного проясняет голову юноше, но не воспылавшей девице. В ней столько эмоций. Она такая живая.              В Мари жизни хватит на них двоих.              Словно очнувшаяся от вечного холодна сна.              В том сне Аякс потянул Мари из её холодного дома, сейчас он наконец вывел её на свободу.              И свобода была самым пьянящим в мире напитком, слабее любой огненной воды.              Чарующее мгновение дрожащих коленей, колотящегося сердца, стоящих в горле слов.              Аякс набирает в легкие воздуха, как перед прыжком.              Маша бьёт наотмашь словами:       — Ты лучшее, что со мной случалось.              Дух из юноши выбивают. Он давится. Его ранили и кровь заливает всё. Она горячая, растекается по всему телу, напоминая, что он тоже — живой.              — Дура.              Маша улыбается. Широко, как ребенок, как самое счастливое на свете существо.              — Не смотри на меня так, — пытается оттолкнуть рыжий юноша, да только девица к нему ближе подступается, хохочет и дурачится.              — Как?              — Как…              Не надо. Он понимает, что это будет ещё одной ошибкой. Слова здесь были излишни.              Разумеется, видя такую бурю внутри Предвестника, Мари останавливает игры. Она стушевалась, растерянно забегала глазами. Неправильно поняла? Перегнула палку? Она ведет себя слишком неподобающе?              И в этот момент всё посылается в Бездну.              Аякс припадает к губам Мари.              Разбиваются надежды.              Это его невысказанное. Это его самое честное. Это его всё.              Жадная попытка выпить её свет. Утопить в себе одном рвущееся наружу счастье маленькой Маши. Сохранить в себе и поглотить, как поглощает беспощадна сама Бездна.              Способно ли то, что выбралось из Бездны и всё ещё носящее имя Аякс, защитить хоть что-то? Он старается защитить семью.              А теперь ещё и Марию Самсонову. Отважную девушку с сильным сердцем.              Бездна всегда забирает с собой что-то. Если у Мари Бездна забрала всё самое ужасно, то чем пожертвовал Аякс?              И чем ему вновь придётся пожертвовать ради неё?              Аякс осознанно отстраняется от неё.              — Я прошу тебя выслушать меня. Молча, до конца. И тогда мы вместе подумаем о том, как стоит лучше поступить.              На губах всё ещё ощущался пылкий поцелуй. Его сладость унимала горечь будущих слов.              Мари смогла лишь кивнуть. Этого Айксу хватило.              — Помнишь, там, в кабинете Царицы, я сказал тебе, что война с Инадзумой начнется в конце весны? Всё потому, что подготовка к ней стартует с её первого дня. То есть уже на следующей неделе. Мне пришли письма. Поэтому я не был с самого начала застолья. Первое — приказ Царицы. Всех Предвестников вызывают в Заполярный дворец. И думаю, ты понимаешь, по какой причине. В воскресенье меня ждёт Царица у своего трона. У меня есть ещё три дня. У нас есть три дня.              Мария не глупая. Может быть влюбленная дура, но не глупая. И как бы ей не хотелось убедиться во лжи, она всё отлично понимала.              — Но дорога…              — Второе письмо, — перебил её Аякс, и руки его сжались на её плечах, — От моих людей в Столице. Я послал разузнать, что случилось с твоим братом. И…              Нет, это выше его сил.              Перед глазами Аякса сами всплывают жуткие картины. Раньше, избивая Яньцина, он ничего не испытывал, но сейчас всё поменялось. Брат Маши воспринимается Аяксом как собственный брат. Он бы без раздумий бросился в бой, если бы тоже самое случилось с Тевкром или Антоном.              — Царица всерьез намерена отобрать у Генерала Самсона всё, что может, потому что это единственный человек, который готов пойти против неё. Нет… Единственный человек, который мог пойти против неё. И перед войной она собиралась устранить его фигуру с политического поля. И я помогал. И я считаю это верным! Не должен управлять лучшим войском человек, который не верит в своего Архонта!              — Он сделал эту армию лучшей.              Ожидаемый краткий ответ.              — Мне было поручено найти веские доказательства для выдвижения обвинения против Генерала Самсона. Царица симпатизировала вам. Тебе в особенности. Ваш концерт… Эта игра в чувства, в любящих людей… Она ей нравилась. Поэтому Царица всё ещё просто не отдала приказ о его устранении. Я читал, что показав тебе правду, раскрыв тебе глаза, ты сама сделаешь верный выбор. Но… Я не знаю! Маленьких детей не должны использовать так. Ни твой Цзин Юань, ни Царица. Он должен быть ребенком. У него должно было быть детство!              — О чем ты…              Они оба переходят на осипший шёпот.              — Твой кукушонок. Он снова попался. Только на этот раз не мне, и тебя не было рядом. Против родителей всех кадетов, у которых он вытягивал информацию, началось следствие. Я о их судьбах не знаю, но все они были лояльны к Генералу.              — Что с ним…              Маша была ни живая, ни мертвая.              — Его держат в темнице и вероятно пытают. Царица скрывает это от Генерала всеми способами, чтобы использовать в качестве последний меры.              — Откуда тогда ты знаешь?..              — Я не один среди Предвестников, кто питает слабость к младшим. Арлекино. Она сама является «отцом» для всех сирот Дома очага. Она не поддерживает этого, но не пойдет против решения Пьеро и Царицы.              Слова юноши уносятся прочь. Становятся такими далёкими, недосягаемыми. И только слёзы на морозе.              — Ян…              — Маша! — Чайльд яростно её встряхивает, — Мы вытащим его. Ты слышишь меня?! Я пойду с тобой. И мы спасёт твоего брата. Но я хочу знать правду. Понять, что ничего подобного не случится вновь с моими родными. Потому что иначе я не верный воин Царицы, а просто заложник! Было ли покушение на моего брата планом Цзин Юаня, или самой Царицы?!              Полные слёз глаза Мари поднимает на Чайльда. И была в них вся решимость, на которую девушка была в принципе способна.              — Я тоже хочу это знать.              А затем раздаётся мужской голос с высокого крыльца.              — Тогда вам стоит спросить меня.              Дилюк Рагнвиндр. Лёгок на помине.              — Потому что если вы действительно хотите прояснить для себя происходящее, то стоит напрямую поинтересоваться у третьей стороны.              Только вот Мари сейчас была меньше всего настроена на сквозящее раздражение в голосе Дилюка. Не ему злиться сейчас.              У Чайльда словно шерсть дыбом встала.              — Как много ты подслушал?              — Подслушал? Да вы кричали здесь так, что даже музыка граммофона не заглушила. Я вышел, потому что не я один начал переживать за вас. И видимо не зря.              Мари отлично знала, что Яньцин действительно занимался сбором информации. Однако, после явного попадания в немилость, Цзин Юань приказал Яньцину быть тише воды, ниже травы. И было наивно полагать, что горячая кровь юнца, так отчаянно страдающего в дали от своих близких, не принесет всем проблем.              Мари знает, что Цзин Юань правда связан с революционным движением. Знает, что Дилюк связан с ним.              И Мари с ужасом предполагает, что на это всё дал добро сам Цзин Юань.              — Ты ведь знаешь, Предвестник, всё просто. Царице нужна война, а люди устали от неё. Она ищет врагов, вокруг которых можно сплотить страну. Она просит народ потерпеть, но ничего не делает для облегчения ожидания победы. Хочешь знать, кто я, и чем занимается моя семья? Мы помогаем людям из Снежной перебираться в Мондштат. Помогаем обживаться, начинать новую, свободную жизнь. Но я здесь! Потому что понимаю. Это лишь… следствие. Когда Бездна доберется и до Морепесок, куда твоя семья направится? Куда бежать?!              Однако Чайльду было откровенно плевать на речи этого юнца, хотя предполагал, что они вообще ровесники.              — Ты приложил руку к покушению на моего брата?              Коротко и по делу. Такой же ответ.              — Нет. Если ты убил в том лесу моих двух товарищей, тогда ты уже наказал виновников. Я был против. А они против моей встречи с ней.              Оба парня обернулись на Мари.              Всё завязывается на её решении. Чью сторону выберет?              Черный ворон наблюдал за ними с флигеля большой избы. Мари смотрела на него, надеясь, что и на этот раз он ей поможет. Но ничего. Умные глаза тоже ждут от неё выбора.              Вот она — свобода выбора.              — Ты боялся, что Царица вновь сделает инсценировку, свалив вину на вас, — с видом истинной хозяйки своей жизни, — И поступили так же. Навредить мальчику, чтобы отвлечь Предвестника. Но ради чего?              То, ради чего всё это. Дилюк слишком много времени потратил. Предвестник только что признался, что остаётся на стороне Царицы и имеет собственное охотное желание уничтожить Генерала Самсона. Так почему Мари сейчас так себя ведет?              — Ты знаешь.              Он знает, что Мари потеряла слепое доверие. Только это от неё и требовалось.              — Нет. Не знаю, — Лейтенант протягивает руку, — Дай мне его. Я хочу увидеть своими глазами.              — Мне поручено доставить его в столицу.              — Он приказал?              Дилюк молчит. Он искренне не хочет ничего из происходящего здесь.              И так же молча Дилюк отдаёт проклятое письмо Марии Самсоновой. Не Предвестнику. И несмотря на то, что он попытался заглянуть, прочитать, она не позволила.              Лицо её становится непроницаемым.              Это не письмо.              Письменное согласие Генерала Самсона выдвинуть своё войско на Столицу в случае новой попытки переворота.              Не проронив и слова, Мария Самсонова рвёт в клочья бумагу.              — Я защищу его, во что бы то ни стало. Даже если от него самого.              Она не извинится перед ним, потому что никогда не была свободной.              

***

             Царица просила подождать. Потерпеть лишения ради великой цели. Победы. Но Цзин Юань не понаслышке знает, чьими руками эта самая победа ковалась каждый божий день.              Цзин Юань терпел лишения. Ещё в юношестве он отказался от родины, от своего учителя, чтобы оказаться в этом суровом и неприветливом краю. Сражаться рядом с самыми обычными людьми, ради общего мира. Потому что он знает, что несет Бездна. Только смерть.              Цзин Юань платил кровью за каждый сантиметр земли. Своей, своих солдат, семьи. По его венам течет не жизнь, а жидкое золото и бешеное Электро. На его груди красуется Глаз бога в золотом обрамлении некогда родной земли. Знак воинственного Бога ему знаком настолько хорошо, что подобно высеченной молнии на небе — так же выжжен на сетчатке глаза. И пускай он никогда не бывал на землях Её Превосходительства Наруками Огосё, принятое решение Её Высочеством Царицей окончательно его подтолкнуло к пропасти.              Цзин Юань жертвовал всем ради этой проклятой победы. Собой, своими солдатами, любимой семьёй.              Ради победы. Но не войны Архонтов. Меньше всего ему хочется повторить легенды, старые как их мир.              Так пускай Архонты и бьются с сами с собой, но не людскими армиями!              Он больше не может отсиживаться в шатре ставки командования. Нет больше смысла вымещать свой гнев на передовой, одним собою заменяя целую армию. Нет больше никакого смысла.              Какой он Генерал, если армию у него забрали?              Из Заполярного дворца пришло три письма. Первому Предвестнику, Второму и ему, Генералу Самсону.              Доктор толком не вчитывался в строки, написанные лично рукой их любимого Архонта, сразу начал сворачивать свою лабораторию вместе со всеми странными учеными в её арсенале. Счастью его не было предела, пускай путь в Столицу предстоял не близкий.              Капитан тоже стал собираться, и забирал с собой самую опытную, оснащённую и отличившуюся армию во всем стане Фатуи. Его армию — Генерала Самсона.              Его же, Цзин Юаня, оставляют на передовой. С калеками и истощёнными дивизиями.              «Я уповаю на твой гений, милый Самсон. Ты должен удержать продвижение Ордена Бездны до момента нашей победы в Инадзуме. Таков приказ твоей Царицы»              Он знает, зачем это было сделано. Без руководства над армией, у него нет ни власти, ни ресурсов, ни людей для каких-либо действий. Имея перед собою такую тяжелую задачу, кажущуюся просто невыполнимой в условиях усилившегося как никогда Ордена Бездны, у Цзин Юаня просто не будет возможности даже допустить иные мысли, кроме как о фронте.              У него отбирают всё. Сначала Мари. Затем армию. Осталось ли у него хоть что-то?              После отправленного воспитаннице письма, ответа от неё он так и не дождался. Внутри он знает, безропотно верит ей, её любви к своей семье. Если Цзин Юань скован по рукам и ногам, то она-то свободна, как птица в небе.              Так почему в ответ Мари так и не отправила черного ворона? Оправилась ли она уже в Столицу, или же решила остаться в Морепесок?              Ему нужно в Столицу.              Он, черт возьми, уже один раз чуть не потерял родного человека. Юного Яньцина, который даже толком постоять за себя не может…              Его подвели к пропасти.              Один единственный шаг.              Смелость или безрассудство?              Отчаяние.              Его армия уходит на юг. Путь будет долгим. Ради этого всю зиму готовили корабли в незамерзающих портах Снежной. Переброска будет масштабной. И плыть они будут в Ли Юэ. В его забытую родину.              Цзин Юань выходит из обезлюдевшего шатра не Генералом, а простым солдатом. Беловласая фигура стремглав пересекает лагерь, едва удерживая бушующие молнии под кожей. Скрипит под сапогами снег, так же скрипят его натянутые нервы.              Он играл свою роль очень долго. И играл бы дальше, она ему была комфортна. Но не теперь. Это его поставили в такое положение. Это его загнали в угол. Безвыходный поступок.              Он ставит на кон всё.              Медлить больше нельзя.              Его последний шанс.              Ход, который может смести всю шахматную доску, который Пьеро так тщательно выстраивал.              Это решающая ставка Цзин Юаня.              — Юра? — на половину оборачивается к нему Капитано.              Больше не обращаются ни по имени, ни по титулу.              — Приказы Царицы неоспоримы.              Гром звучит в его голосе. Цзин Юань встаёт на расстоянии пяти шагов. В нём полнится сила, и нет ни крохи сомнений.              — Она приказала Первому Предвестнику вернуться в столицу, — продолжает златоглазый мужчина. Ростом он значительно уступал Капитану, как и любой другой смертный, но Цзин Юань был ему равен.              — Всё верно, — звучит голос из недр самого сильного из ныне существующих воинов, — Первому Предвестнику направит войска на мятежную Инадзуму, как и положено первому мечу Царицы.              Солдаты огибают их. Уходят войска одной длинной колонной. Их путь лежит на юг.              Цзин Юань хочет с ними. Путь на север равноценен смерти.              Горячий лик солнца пробивается сквозь молоко облаков.              Из золотых искр появляется знаменитая глефа Разрушения. Она ложится в руки Цзин Юаня правильно и знакомо. И движения его достойные произнесённых слов.              — Я бросаю вам вызов.              У Капитано нет ни глаз, ни лица, чтобы дать Цзин Юаню понять его истинную реакцию. Предвестник оборачивается к нему грудью.              — Царица не пожаловала мне Десятое место. Тогда мне ничего не остаётся, кроме как заполучить Первое.              — И ты готов за это расплатиться жизнью? Я тебя не пощажу.              Напряжённые желваки дрожали на его красивом лице. Сердце было спокойно. Он был уверен в своём шаге.              — Я вас тоже.