Пёс и Тигр

      — А потом — тыдыщ! — и всем становится ясно, что таинственный герой-спаситель — это Бай-Ху! Сам Бай-Ху решил помочь заклинателям!       — Но его мощи не хватило, — подхватывает речь друга второй ученик Клана Хуа Ци и прыгает на месте, изображение появление второго действующего лица их захватывающего рассказа. — И тогда появился не кто иной, как Тянь-Гоу, до этого следовавший за героем! И — бдыщ! — остатки нечисти сгорают от одного лишь его появления!       — А потом!.. Потом!       — Мэймэй, А-Лян, разве Тянь-Гоу — такой же сильный, как Бай-Ху? — встревает в их оживленный рассказ одна из девчушек их возраста. Кучка детей-учеников Клана Хуа Ци сбежались послушать увлекательную историю, которую родители рассказали своим детям, и самые впечатлительные из них принялись разыгрывать целый театр, отражая события битвы, представляя, что именно они — те герои, которые спасли цзянху! Остальным детишкам оставалось лишь рукоплескать, пока не появилась деловитая Вэнь Ю — любительница книг, с детства перенявшая «вэньский» нрав матери, а потому просто обожающая со всеми спорить. Взрослые пресекать не смели, вдоволь позволяя малышке выдвигать новые аргументы, а большинство детей эта особенность соученицы выводила из себя.       Тот мальчишка, который играет Тянь-Гоу, вмиг краснеет. Он складывает руки на груди и деловито протестует:       — А почему нет? Мама сказала, что он помог не меньше, — объясняет он. Его друг, «Маленький Бай-Ху», больше напоминающий какого-нибудь олененка, нежели свирепого тигра, активно кивает: его папа тоже сказал, что Тянь-Гоу помог им не меньше!       Однако Вэнь Ю, которая осмелилась выступить против артистичных соучеников, этих слов не становится достаточно. Она указывает пальцем в сторону школы, из которой они вышли на недолгий перерыв.       — Совсем недавно мы проходили! Тянь-Гоу — вторичный Зодиак, а Бай-Ху — Белый Тигр Запада! Он главный!       — Главная — Цин-Лун, — смущенно замечает еще один ребенок, и все трое устремляют на него удивленные взгляды, из-за чего малыш, и без того куда более низкий, чем дети его возраста, вжимает голову в плечи, как перепуганный грозой птенец.       Сидящий в отдалении Чжон Ченле неожиданно прыскает. Юджин чуть не подпрыгивает на месте, с ужасом взирая на неожиданно нежную, совсем другу несвойственную улыбку. Бурная реакция не проходит мимо старшего ученика Клана Хуа Ци, и он указывает рукой на небольшую детскую перепалку.       — Там твоего наставника выставляют в плохом свете, А-Джин, — поясняет Чжон Ченле. Юджин удивленно пучит глаза. — Иди, защити его честь.       — О-они ведь дети, гэ, — оправдывает малышей Юджин. — Пусть играют.       — Ну-ну! Вырастят — и будут порочить славу тех, кто спас их шкуры! Я сам пойду.       — Чен-гэ! — испуганно вскрикивает Юджин, подпрыгивая на месте.       Он уже успел выяснить, что Чжон Ченле и в половину не был таким уж опасным, каким пытался казаться; и все равно твердая его походка может совсем спугнуть бедных детишек, которые просто хотели поиграть в героев. Когда-то и Юджин так играл, вот только обычно он притворялся тем самым Чжан Куем, от которого и получил в будущем прозвище, — будто Шен Гуанчжуй об этом мог знать, — а один из редких друзей его — Куй-сином, по легенде лучшим другом великого защитника от демонов! И ничего в этом запретного не было, даже когда внезапно Чжан Куй мог обернуться злодеем, или наоборот!       Однако, когда Чжон Ченле приближается к детям, в воздух поднимается визжаще-счастливое «Гэгэ! Шисюн!», с которым мелкотня обставляет своего любимого старшего брата по оружию, обсыпая его сотнями вопросов: в основном про то, был ли братец на поле боя, и видел ли, что произошло на самом деле? Юджин удивленно хлопает глазами и приближается, внимая рассказу своего друга:       — О, Тянь-Гоу и Бай-Ху в самом деле нас спасли! И заклинатели Клана Хуа Ци и других прибывших кланов — тоже. Все вместе они выгнали нечисть подальше от нашего дома! Я видел своими глазами: вместе Тянь-Гоу и Бай-Ху создали выбросы светлой ци, которая отняла жизни чудовищных тварей Цветущей Пустоши, и вместе с тем залечила ранения на телах светлых заклинателей. И в миг этот на душе все стало так хорошо-хорошо, как не бывает никогда! Наверное, самые талантливые из вас тоже это ощутили?       — Да! Я ощутил!       — И я! И я тоже!       — Чтобы стать такими же сильными, — продолжает Чжон Ченле, перекрикнув детские голоски, — необходимо много тренироваться. Вы же понимаете, что это значит?       Дети в Клане Хуа Ци смекалисты — стоило этой фразе прозвучать, как карапузы быстро закланялись, прощаясь со старшим, и стайкой белых птенцов помчали на тренировочное поле. Кто-то из Вэней, наставник этой группы, благодарно кивает Чжон Ченле и удаляется. Одна лишь только маленькая Вэнь Ю остается стоять на месте, сжимая в кулачках белое ханьфу. Она училась столь прилежно, и никто этого не оценил! Неужели все ребята такие глупые?       Юджин с сожалением глядит на опустившую в пол глазки малышку. Она не смеет проронить ни слова, на вопросы старшего Чжон Ченле не реагирует, упиваясь собственной обидой. Юный заклинатель подходит к ней ближе и, помешкав, присаживает напротив, чувствуя на себе удивленно-настороженный взгляд Чжон Ченле. Друг уже успел узнать, что Юджину тяжело дается общение с детьми, хотя бы потому что в странствиях своих он вовсе забыл, что таковые будут на жизненном пути встречаться. И все-таки полный подозрений Чжон Ченле слегка отступает, позволяя другу заговорить с малышкой.       — Ты права — Тянь-Гоу второстепенный Зодиак, и его роль в истории не столь значима, как роль Бай-Ху, Цин-Лун, Чжу-Цюэ или Сюань-У, — объясняет Юджин. Вэнь Ю шмыгает, быстро глядит на старшего, и снова опускает взгляд в пол. — Хочешь расскажу секрет? И только между нами…       — М-м, — неопределенно тянет ученица.       — Тянь-Гоу — мой наставник, — шепчет Юджин девочке на ушко. Ее взгляд мгновенно проясняется, и она неверяще глядит на лицо их временного соученика. — И он правда сильный! Их с Бай-Ху не стоит сравнивать: я путешествовал с ними, и оба Зодиака заслуживают своих благородных имен.       — Но Тянь-Гоу ненавидит Бай-Ху, — растроенно мямлит девчонка. — Я сама видела! Тянь-Гоу избегал Бай-Ху все эти дни! Он его ненавидит! А ведь так нельзя!       Юджин притихает. То, что старшие ссорились, видимо, успело обойти весь Клан Хуа Ци. Оно немудрено — Юджин за время их совместных путешествий и сам привык, что эти двое не разлей вода, и с трудом представлял, что когда-то они смогут разойтись; произошедшее же незадолго до битвы изрядно его напугало, и если бы не Чжон Ченле, сотый раз обозначавший, что Юджин «пустоголовый дурак, которому следует просто набраться терпения», ученик Гювина и вовсе бы с ума сошел от переживаний. Однако он прекрасно видел и то, что произошло во время битвы.       — Это не так, — улыбается он. — Пойми, все друзья ссорятся. Вот ты ссоришься со своими друзьями?       — Мхм, — кивает девочка нехотя. — Иногда… Но мы быстро миримся!       — И взрослые поступают точно также. Поссорились — и помирились. Прямо на поле битвы. Даже обняли друг друга.       — А! — неожиданно понимает девочка и широко улыбается. — Как мама и папа!       — Что? — на выдохе выдает Юджин, от потрясения столь нежданного чуть не заваливаясь назад. Вэнь Ю этого даже не замечает — она подскакивает на месте и объясняет сразу двоим старшим свою гениальную догадку, переминаясь с ноги на ногу.       — Мама и папа тоже иногда ссорятся! Папа шутит, а мама злится, но папа обнимает маму, и они мирятся! — и до одури радостный хлопок в ладоши. Чжон Ченле приходится приложить невероятное количество усилий, чтобы не рассмеяться. Во-первых, из-за весьма точного описания произошедшего Вэнь Ю; во-вторых, от вида лица Юджина, который словно повидал полчище голодных гуев перед собой. К их счастью, Вэнь Ю, довольная своей маленькой победой, поспешила убежать, чтобы рассказать все друзьям.       Юджин все-таки бухается задом на землю под заливистый хохот Чжон Ченле. Даже птицы испуганно разлетаются с деревьев, перепуганные такой злорадной вспышкой смеха.       Гювин с довольной улыбкой отходит от окна. Его ученик определенно нашел, чем себя занять.       Еще вчера Гювин вступил в Зодиак и вчера пережил одно из самых больших потрясений в своей жизни. Новая сила захлестнула его не хуже морских волн Лайю, а новость о том, кем все это время являлся его дражайший спутник, и вовсе шокировала не хуже, чем прогремевший в безоблачную погоду гром. Гювин спешил в Поднебесную в первую очередь, чтобы извиниться, но обнаружив там поле боя и припавшего к земле Шен Гуанчжуя и вовсе отпустил себя, не разбирая происходящего и отдав полный контроль Тянь-Гоу. Опомнился только тогда, когда его несильно постучали по спине, призывая отпустить и без того вымотанного Бай-Ху. Бай-Ху! Подумать только…        Усталость поглотила Гювина еще до наступления ночи, но сегодняшний день он начал весьма рано, в основном потому что ему точно уж было, чем заняться. Выигранная битва — еще не выигранная война, которая с этого дня будет состоять из прямых столкновений, а не только из точечных ударов Цветущей Пустоши. Еще до завтрака Гювина, — которого некоторые начали осторожно кликать «Тянь-Гоу», что весьма лестно, — посветили во все на данный момент готовые стратегии и планы предстоящих битв, назначили вторым главнокомандующим, на ряду с Шен Гуанчжуем, и наконец отпустили восвояси. Гювин остался внутри гостевых покоев, где его ожидал недавно проснувшийся, но уже аккуратно причесанный и умытый Шен Гуанчжуй.       Обычно герой вставал ни свет ни заря, в середине часа тигра, а того и раньше. Вчера же, стоило им вернуться в спальни, как Шен Гуанчжуй уединился в своей комнате, не позволив никому зайти следом — Гювин даже попытался до приличия, но ударился об защитный талисман и решил больше не пенять на судьбу и удачу. К часу змеи, в одночасье со своим пробуждением, Шен Гуанчжуй распорядился оправить несколько особенно умелых заклинателей из Клана Тысячи Троп на поиски Кукольника, что заняло какое-то время, и лишь теперь показался в общей гостиной. К полудню к ним должны заглянуть Лю Янян и Ли Юнцинь, с которыми старшим определенно есть, о чем поговорить.       Гювин улыбается, оборачиваясь к своему спутнику и ненароком замирает. Он вновь запамятовал, что теперь Шен Гуанчжуй находится в истинном своем облике, и красота его играет новыми красками. Словно картина, долгая хранящаяся в наброске черной туши, покрылась новыми оттенками, и вот вдоль широких плеч Шен Гуанчжуя ложатся белые, прямые волосы, в которых золотая шпилька сияет лишь ярче. Кожа отдает такой же блеклостью, — Гювину определенно стоит другу лишний раз напомнить о важности отдыха! — но во всей россыпи желтого как на одежде, так и на украшениях героя, принимает долю драгоценного сияния; а глаза, не хуже рыже-шафранового янтаря, смотрят так пронзительно, что Гювин почти оступается, пересекаясь с ним взглядами. О, к этому уж точно надо привыкнуть! Негоже ему вечность краснеть теперь перед верховным Зодиаком!       — Что же, теперь мы братья по оружию, а не просто случайные спутники на тропе самосовершенствования, — беззаботно рассуждает Гювин, в первую очередь отгоняя смущение от себя. Он присаживается напротив Шен Гуанчжуя за столом, пока последний занимается сортировкой почти пустых бутыльков в рукавах. — Значит ли это, что я могу звать тебя шисюном? Или ты предпочтешь гэ…       — Не в этой, пожалуй, жизни, — отрезает Шен Гуанчжуй. И вновь взгляд в глаза — да этот хитрый лис точно знает, что делает! Гювин прочищает горло и отворачивается к окну.       — Шен-сюн, взгляни, даже погода стала что ни наесть чудесной. Теперь у нас с тобой не будет секретов друг от друга — я ведь прав?       Шен Гуанчжуй красноречиво молчит, и когда Гювин хочет возмутиться, кратко ему улыбается. Раньше Гювину бы перепало камнем по лбу или умным изречением по ушам, а теперь терпеть атаки вынуждены его глаза. Если герой и дальше пойдет по всем пяти его чувствам, то Гювин и в Звездные Вершины вернуться не успеет, погибнув намного раньше. Он качает головой и тихо усмехается.       — И все-таки поведай — зачем ты скрывал свое обличье? — с надеждой пытается Гювин. Была не была — или его снова проигнорируют, наградив чарующим взглядом, или ему вновь повезет, как повезло стать Тянь-Гоу.       — Потому что таковым оно было изначально, — Шен Гуанчжуй расправляет рукава, и от вышивки на них на пол падают отблески утреннего солнца, спешно бегущие прочь, когда герой складывает руки на коленях. — Первичный Зодиак переживает испытания иного рода. Твоя задача — уничтожить Цветущую Пустошь, чтобы прошлое твое не мешало более будущему. Причина моей миссии была такой же, вот только полагаться я мог лишь на собственные силы. Как ты успел узнать, я мог использовать лишь темную ци до вступления в Зодиак, и в целом человеком был весьма заурядным и с судьбою, достойной человека без благодетели.       — Без благодетели! — удивляется Гювин. — Да ты, уважаемый мой друг, идеальный ее образец!       — Осознание своих ошибок и их исправление — величайшее благо, — кивает Шен Гуанчжуй. — Не исправь я их, для такой сбежавшей овцы не нашлось бы даже самого простого забора. Вне зависимости от осознания.       Гювин выдыхает, чувствуя, как сжимается сердце в груди. Перед ним правда восседает человек и обликом своим, и поступками близкий к святому. Демоны с ним с прошлым — Гювин уже понял, что обида его была за зря, и стоило все-таки пользоваться головой на плечах, прежде чем делать выводы; будет уроком, — в настоящем Шен Гуанчжуй борется за мир, как никто другой, сколько бы раз его в грехах не пытались уличить, и сколько бы имя его не омрачали грязными слухами. Несправедлив мир, но кто и что способен с этим поделать, кроме как бороться?       — Почему же сейчас ты принял… кхм, Зодиакальную форму, о праведный Бай-Ху? Уж точно не для услады моих глаз.       Гювину показалось, что щек Шен Гуанчжуя коснулась слабая краснота, как бывает у молодых плодов слив.       — Из-за тебя, — незамедлительно отвечает герой, разгоняя легкое смущение, близкое к недовольству. Шен Гуанчжуй мастерски умеет два этих чувства объединять, и сразу на прелестном лице его не остается ни капли благосклонности к собеседнику. Голос же остается ровен и эмоциями не тронут. — Полагаю, Цин-Лун тебе успела поведать, что Зодиаку нужна помощь. То, что ты согласился ее оказать, упростило задачу как мою, так и Зодиака.       Если Зодиаку понадобилась помощь вторичного Зодиака, это может значить одну из двух причин. Первая — Цветущая Пустошь даже на уровне высших заклинателей стала нести совсем не доброе имя, и угроза ныне столь велика, что даже первичный Зодиак не в силах с ней разобраться. Вторая, — которая Гювину решительно не по вкусу, — Бай-Ху не справился со своей миссией.       — Значит ли это, что ты мог в своем деле не преуспеть?       — Бродяжка, — смиряет его Шен Гуанчжуй тяжелым взглядом. Золотой блеск окрашивает глаза во истину хищным настроением, — моя миссия продолжается до сих пор.       — И славно! — спешно спасает себя от небесного гнева Гювин. — Говоря о бродяжках! По итогу происходящего я и есть Небесный Пес. Знал ли ты о моем происхождении заранее?       — Не слишком ли много вопросов? Мне казалось, что после посещения Звездных Вершин, ты должен был понять достаточно.       — Я просто-напросто успел соскучиться по твоему говору, Шен-сюн, — расплывается в улыбке Гювин, однако торжество его долго не длится.       Дверь в их покои отворяется. Посетитель даже не подумал постучать, но, поняв, кто именно к ним зашел, Гювин нисколько невоспитанности не удивляется, и садится на своем месте удобнее. Лю Янян хлопает веером, проходя внутрь, и с поклоном говорит, совсем уж старших не стесняясь:       — С древних времен любовная печаль усиливается разлукой, особенно в холодный и пустынный осенний сезон! — почти нараспев. — И неважно, что до осени еще несколько лун… Извольте простить, но часть разговора была подслушена нами, пока мы следовали к вам на прием. Уж не хотел прерывать, вот только не думаю я, что детским ушам дальнейшая беседа была бы надлежащей.       От обоснованного возмущения Гювина, который совсем не успел заскучать за этим треклятым учеником Клана Цянь, Лю Яняна спасает появление следом за ним Ли Юнциня. Сначала он, как полагается воспитанному ребенку, низко кланяется и выражает почтение героям, а потом без труда отвешивает другу подзатыльник. Лю Янян драматично взмахивает рукой и, открыв веер, отходит на шаг.       — Пустошь тебя научила жестокости, шисюн, — обиженно тянет он. Ли Юнцинь тяжело вздыхает и возвращает все свое внимание к старшим.       Младшие занимают свои места за столом, и какое-то время все четверо собравшихся проводят за беседой. Невольно Гювин вспоминает, как похожим составом они заседали в хижине где-то в лесах Чжанцю, отвлекая себя такими же пустыми-важными разговорами. Тихий вечер, незнакомые люди, внушающие лишь недоверие, трясущийся от холода ученик и таинственный герой рядом — чего им стоило тогда разойтись? В то время Гювин даже предположить не мог, через что им предстоит всем пройти, и сколько нового открыть. Сейчас миновала даже не половина пути к их общей цели, но важнейшие этапы пройдены, и многие ошибки совершены. Впереди — лишь путь к победе.       Ли Юнцинь ведает о своем нахождении в Цветущей Пустоши. Изображать полное подчинение было весьма сложно, особенно учитывая, что перед глазами зачастую мелькал Ван Исянь. Давний лучший друг почти не говорил с ним, но приглядывал, точно охотничий пес или падальщик, ожидающий, пока заветная добыча наконец не прекратит свой маленький театр и не сдастся. Наверняка Ван Исянь знал все изначально, но по какой-то одному ему известной причине позволял Ли Юнциню действовать. Сам Сумеречный Волк мелко запятнал свое «доброе» имя в Пустоши. После встречи с Ван Ирон его подвергли наказаниям, — на этом моменте Ли Юнцинь выдерживает паузу, чего достаточно для понимания, что приятными они уж точно не были, — и лишь спустя какое-то время вернули в общий строй. Ван Исянь стал более жестоким и лишь куда сильнее преданным Цветущей Пустоши.       Что до Ли Юнциня — он не успел пробыть там достаточно долго, чтобы маска стала с телом едина, и вскоре кошачий его лик был снят лекарями из Клана Хуа Ци. Гювин про себя отмечает, что лицо ученика словно стало старше. Он не говорит ничего про собственные испытания под начальством Яньло-Вана, но весь вид ученика Клана Цянь кричит о том, что прошел ребенок через многое. Гювин в целом о методах наказания в Цветущей Пустоши знает не понаслышке; Юджин, находясь в Ордене Инин, тоже терпел на себе издевательства. Впрочем, любое испытание закаляет дух и волю. Ли Юнцинь теперь схож с настоящим благочестивым мужем, готовым принять руководство над родным кланом. Стоит ему достигнуть двадцати, как Цянь Кун передаст фамильную подвеску сыну и уступит ему старшинство над Кланом Цянь. Юджин смог укротить волю меча Фэнбао. Меч в легендах легко сжигал неумелых своих носителей при едином соприкосновении, а ученик, совсем неопытный цыпленок, в первом же взмахе Фэнбао подавил многочисленную армию. Взгляд Гювина падает на Шен Гуанчжуя.       Герой с детства находился в этом псевдо-Диюе, и одни лишь Небеса знают, что он смог пожать из этих лет. Сердце сковывается холодными тисками, по спине бежит табун мурашек, и Гювин как никогда раньше хочет если уж не спросить, то хотя бы обнять Шен Гуанчжуя. Крошечный, ничего не значащий жест, который он в полной мере провернул лишь единожды, оборачивается вечным желанием прикосновений. Для Гювина такое чувство в сторону друга необычно, но и вреда никакого не несет, напротив, словно способно принести покой с ощущением чужого сердцебиения. Если прикоснуться к другому человеку, тепло его кожи лишний раз напомнит, что сейчас все хорошо.       Его вытаскивают из мыслей громким хлопком веера. Гювин спешно моргает и с непониманием пялится на ухмыльнувшегося Лю Яняна.       — Прошу меня простить, — улыбается ученик, — но мне интересно и ваше мнение, Ким-гунцзы.       — Мое… мнение? — натянуто улыбается Гювин. Он абсолютно не слушал последнюю четверть часа или около того, погрузившись в свои мысли. Лю Янян прикрывает половину лица веером и хитро поглядывает в сторону Шен Гуанчжуя. Герой остается непреклонен, а Ли Юнцинь вновь тяжело вздыхает. Точно как его отец!       — Не так давно мы приняли раскаяние Цай Бин, — объясняет Шен Гуанчжуй. Тон его успел смениться из легкого, вкрадчивого, на более холодный и острый. Уютная комнатушка оборачивается залом заседаний, и Гювин ощутимо напрягается. — После битвы в горах ее задержали в нескольких ли от места, где все произошло, и какое-то время она находилась под присмотром Клана Джинцзы. Недавно новый глава клана выслал письмо о том, что теперь Цай Бин желает одолеть Цветущую Пустошь и быть на стороне света.       — Она же просто подстраивается под кормящую руку, — не раздумывая, выпаливает Гювин. — Ее идол от нее отрекся — пришла к другому. Вы ей правда поверили от одного лишь письма?       — Я разделяю подозрения Ким-гунцзы, — соглашается Ли Юнцинь. И вновь этот отцовский, строгий взгляд; а ведь они даже не близки по крови! — Я видел слуг Цветущей Пустоши — они лгут куда чаще, чем говорят правду. И все же допрос вели люди Клана Джинцзы — в их навыках сомнений нет.       Гювин выжидающе смотрит на Шен Гуанчжуя. Тот не спешит делиться мнением, и какое-то время они проводят в вынужденной тишине.       — Клан Джинцзы пережил большой удар, потеряв своего прошлого главу, Сяо Деджуна. Совсем не много времени прошло с тех пор, как клан вернул свою известность, покуда прошлый император стер все их заслуги из летописи истории страны. Теперь глава клана погибает, а его «двойник» решает судьбу всего цзянху. Нет ничего удивительного в том, что новый глава Клана Джинцзы выбрал своевременные и достаточно продуманные действия. Союзник прямиком из вражеского фланга — путь к победе. За Цай Бин стоит лишь в дальнейшем поглядывать. Быть может, благодаря ней мы приобретем зацепки, необходимые для дальнейших наших действий.       Гювин понимающе кивает. Противиться же берется Лю Янян, помахивающий расписным веером-оружием.       — Тот, кто следует правильному пути, получает много поддержки; тот, кто от него отклоняется, имеет мало помощи! Цай Бин уже показала себя во всей красе, и даже если сейчас ею руководит раскаяние, я бы предпочел не доверять кому-то, кто прожил в Цветущей Пустоши столь долгий срок. Возьмем того же Сянь-гэ — да он за какие-то пару месяцев стал послушным псом Я Вана! Чем же должна отличаться Цай Бин, посвятившая себя Его Величеству, — Лю Янян коверкает произношение, — добрые лет десять, а то и больше, своей жизни?       Взгляд цепляется вновь за Шен Гуанчжуя. Глаза его, блестяще-золотые, понимающе взирают на ученика Клана Цянь, совсем забывшего об уважении за столом со старшими. Губы вздрагивают, словно Шен Гуанчжуй желает что-то сказать, но и звука из его рта не выходит. Смиренное согласие — и тогда Гювин понимает, и понимание это вызывает в душе волну нарастающего гнева. Его близкий друг разделяет свою судьбу с плутовкой Цай Бин, более того, с детских лет Шен Гуанчжуй отдавал жизнь свою Яньло-Вану. Гювин, узнав об этом, и без того дел натворил, он уверен, изрядно ранив героя, а теперь ту же песню распевает ребенок, совсем не знающий, насколько грубы его речи!       Да Гювин в жизни не позволит никому повторять его глупых ошибок! Он извиняюще глядит на Шен Гуанчжуя, но тот не замечает, молчаливо поднимаясь — разлить чай и принести к столу.       — Покажет лишь время, — фыркает Гювин. Лю Янян вскидывает брови на недобрый тон. — Почем нам знать, каковы мотивы Цай Бин? Как прибудет — лично и переговорим. Нет смысла делать выводы заранее.       — Я лишь высказал свое мнение, — присвистнув, оправдывается Лю Янян в своей игриво-раздражительной форме. — Отчего же уважаемый старший так гневается? Знаете ли Вы больше моего?       — Знаю, — уверенно отвечает Гювин, сжимая пальцы на руках. Ну что за несносный ученик! — От опыта лет своих глупости слушать не желаю!       — Ким-гунцзы, — мягко встревает Ли Юнцинь, хмурясь. — Нам всем не должно строить распри…       Его перебивает громкий стук в дверь.       К всеобщему удивлению, в гостевые покои приходит заклинатель из Клана Хуа Ци в сопровождении двух людей из Клана Джинцзы. Подол их золотого, обычно чистейшего ханьфу покрыт тонким слоем дорожной пыли. Ли Юнцинь поднимается из-за стола и приветствует старших.       — На этом мы откланяемся. Позже нам стоит вновь поговорить, если старшие изволят, — произносит он. Лю Янян недовольно встает следом и прячет лицо за веером, однако комментариев не оставляет. Ученики Клана Цянь покидают жилище гостей, оставляя старших для их личных бесед.       Гювин с сомнением переводит взгляд от Шен Гуанчжуя к их новых гостям. Утром герой попросил узнать о пропаже А-Хана, который принадлежал Клану Джинцзы. Появление в комнате императорских заклинателей без сопровождения их друга не внушает ни одной хорошей мысли. Шен Гуанчжуй оставляет чайник и отвешивает малый поклон. В ответ человек из Клана Хуа Ци уважительно складывает руки и поднимает на Шен Гуанчжуя твердый, далеко не приветливый взгляд.       — Уважаемый Шен-гунцзы, праведный Бай-Ху, — приветствует некто из рода Вэнь. — Нам удалось узнать, что случилось с Вон Кунханом.       Одна только полная форма имени вынуждает Гювина напрячься. Шен Гуанчжуй кивает: «Продолжайте».       Вместо заклинателя из Вэней вперед выступает человек из Клана Джинцзы. Он осматривает Шен Гуанчжуя долго: так, словно не может поверить, что герой в самом деле принял свою истинную форму, и ни сколь не смягчается, произнося:       — Он был убит.