Qui Circumdabit Me (Те, Кто Меня Окружают)

-Точно все работать должно? - торопил друга Малфой. -Да говорю тебе - точно должно, - заверил его Ваня. Он подошел к массивному магнитофону, стоящему на столике у окна и, тихонько открутив колесико, отвечеющее за громкость, назад, еле слышно пустил музыку. -Все работает, - заверил он друга, в то время подошедшего к нему. -Тогда можно начинать, - улыбнувшись, произнес Малфой. А в замке тем временем все темнело. Свет из серой от сумрака ночи перестал хоть как-то прояснять пол. и, пока не выключили свет изт нескольких тепло, но тускло светящих слюстр, его выложенные паркетом квадраты выглядели массивно, мрачно и в то же время зловеще. Эдмунд зажег свет этих люстр совершенно внезапно для всех; и их теплый свет, медленно, несколько минут разгораясь, лишь постепенно вытеснял вселявуюся до этого в комнату черно-серую, уходящую в ночь, темноту. -Опять свет экономят, - себе под нос, но заметно для всех, пожаловался на наступившуютемноту Эдмунд, - говорил же им - ТЭЦ надо было строить! "И ладно", - только улыбнувшись ему уходящему вслед, произнес Малфой, - "Танцы начнутся - и Вы этого вообще не заметите". Он, которому Ваня вверил всю привезенную ехнику и приписаннные к ней записи, занял место у магнитофона. Он, наблюдаякак все делятся на пары, всматривался на разгоравшйся свет. В то ж время Ваня несколько настороженно и тревожно вглядывался в наступающую темноту. Когда он, помогая настраивать магнитофон, проходил мимо окна, расположенного на большой высоте и вд из которого круто по новодельной кирпичной стене устремлялся вниз, таке несколько минут тревоно, до арастания покалываний в сердце, в то время бившемуся с большей изнуряющей мощью, поглядывал вертикально внил; и земля, уходящая в каменистый обрыв, казалась ему непомерно высокой и оттого пугающей. От самого невесть откуда у него взявшегося страха высоты сердце в какие-то моменты, когда Ваня смотрел непроизвольно, тяжело задумавшись, смотрел вниз, сердце уходило в штопор, и нем кололо как острой и длинной иголкой. -Ну, ты чего там увидел? - спросил его Скорпиус. Дождавшись, когда Ваня отреагирует и выйдет наконец из этой прострации, вызванной таким тревожно-безысходным наблюдением, он сказал: -Так иди к нам; все уж тебя заждались. Иван, услышав его и вмиг отольнув от окна, немедля поспешил к Гренни, которая все сидела за общим столом, точно в ожидании его. Остальные же гости в тоже время уже разбились давно на пары, и Ваню, подошедшего к бабушке, заметил Шилов, точно подругу детства взявший к себе в пару Асторию. Немедля пододя к бабушке, все до этого ждавшей его за столом, Ваня, недолго думая о том как е ангажиовать, пригнув колено и сам согнувшись, произнес пред ней: -Позвольте пригласить Вас на танец, мэм. -С огромным удовольствием, - смотревшая о этого на названного внука с улыбкой, произнесла бабушка. Ему, согнувшемуся в попытке такого приглашения на танец, за которой с середины зала наблюдал увлеченно Шилов, Гренни поцеловала смрщенными губами, накрашенными помадой старомодного оттенка в честь праздника, молодую детскую руку. Выпрямившись, Ваня потянул бабушку на себя; и так, поднявшись в том числе и при его помощи, встала и отряхнуа юбку от попавших на нее во время праздничной трапезы крошек. Держа за сморщенную руку, Ваня подвел, стараясь выглядеть под стать кавалеру, как Шилову, бабушку в центр зала. Оглянувшись на окно, у которого у магнитофона сидел Малфой, с интересом и любопытством наблюдавшим за ним, Ваня быстро подтянул штаны и поправил пиджак, и азу после этого встал с бабушкой в пару. -Можно чинать, - тихо произнесла старушка. "Пора бы," - подумал Ваня и в то же время оглянулся на Шилова сбоку. "Вот я знаю много вальсов, но никогда в жизни так и не станцевал ни одного из них,"- вспомнил Ваня его слова. Сказанные летом, вавгусте, и особенно запечатлевшиеся в его памяти. "Теперь же утебя есть такая врзможность," - иронично подумал Ваня. Шилов же в то время, надев самый парадный ксотюм, по-видимому, готовившийся к этому импровизированному светскому мероприятию с особым трепеом, стоял рядом с Асторией, при том держа руки в карманах штанов. "Вот знаю много вальсов, но никогда в жизни так и не станцевал ни одного из них," - вспомнил Ваня его слова, сказанные летом, в августе, и особенно запечатлившегося в его памяти. "Теперь же у тебя есть такая возможность," - иронично подумал Ваня. Шилов же в то же время, надев самый парадный костюм, по-видимому, готовившийсяк этому импровиированному светскому мероприятию с особым трепетом, стоял, держа руки в карманах штанов. -Нет, ну ты видел? - усмехнулся Драко Малфой вместе с Теодором, которые оба стояли в районе Скорпиуса, - ты это видел? Рядом девушка, а он - руки в брюки. -Действительно, - подметив такую деаль вместе с молодыми людьми, подумал Слизнорт, - сказать бы ему об этом. Шилов, будто почувствовав на себе их взгляды,опомнился и достал руки из карманов штанов. Оглянувшись вокруг, на све еще темные стены, к которым заранее, еще утром, були придвинуты ученические столы, и большой рукой, точно грозящейся задушить в какие-то времена особой раздраженности,осторожо и деликатно, точно по-отечески, взял Асторию за руку. Вспомнив, как Ваня только что смешно, но серьезно настроенно пытался ангажировать бабушку, Шилов, заметив свою такую неловкость, произнес Астории в лицо: -Уж извини; хорошим манерам не научен. Астория, услышав такую его иронию, только склонилась перед ним в реверансе. Ваня, незадолго до того как Скорпиус был готов объявить начало танца, всмотрлся на женщину. Свое обычное черное платье, в разных вариациях которого он видел ее в обычное время, она сменила на, по-видимому, показавшееся ей более праздничным темно-синее, с поднятым кружевным белым воротничком и с юбкой, доходящей до щиколоток; повернув голову и блеснув на слабом свету распущенными льняными волосами, короткими, но кажущимися пышными, Астория, оглядев всех в зале, в том числе и Ваню, и сказала Эдмунду: -Да ничего страшного; у тебя еще все танцы впереди. За окном послышалась похдящая на белый, разносящий старую серую природу в клочья, пурга. В некоторые моменты, урывками, точно срываясь и заикаясь, она грудами бросала наискосок мимо окон похожие на мелкую дробь жесткие снежинки. Несмотря на то, такие выступы строптивой погоды затихали; и сонная, засыпающая к концу вечера погода первой половины января затихла; и природа засыпала вслед за ней. Медленно заносимый, начиная с основания пургой, замок заспал в медленно нарастающей пурге. В нем, точно в гнездах, горел свет в отдельных, хотя и очень редких окнах; постепенно разгорался такой буро-желтый свет; и в кабинете Шилова тоже, который был преобразован на тот день в бальный зал. -Давайте, начинаем! - велел наконец Малфой, - три-два-раз, мзыка пошла! Он нажал на кнопку проигрывателя, и музыка началась. Это произошло во многом резко и неожиданно для всех; Ваня среагировал не сразу. Проследовало две три членораздельных ноты, три нечленораздельных, и музыка вовсе ушла врыки и хрюки, затянувшиеся на полтора десятка секунд. Старый аппарат загло; и музыка, по-видимому, будто не хотела зачинаться. -Эмиль Вайдефтель! - во время непреднамеренной настройки, вовремя среагировав, занял паузу Скорпиус, - вальс "Любов и весна"! После последнего его тыка в кнопку "пуск", будто вышедшая из ниоткуда музыка пошла точно по дернутому рубильнику. Она началась гудящим, но обволакивающим слух своей многоголосностю оркестром духовых, игравших в небольшом вступлении томно и широко, неспешно. Сделав внезапно несколько оборотов вокруг своей оси, Ваня вновь приблизился к бабушке, поразившейся такому четкому, точно до мелочей отточенному движению. Он взял Гренни за короткую сморщивающуся руку и поднял ее выше, и, дернувшись с места точно дрыгнув, ногами задавая направление, стал выписывать с ней вадраты. Ступая то с правой ноги, то с левой. -Воу, чуть помедленнее, - попросила восхищенная Ваней старушка. -Как скажете, мэм, - будто извиняясь, ответил Ваня и, выйдя из очередного кружени, провернул бабушку кругом и, по ее просьбе, понизил темп и амплитуду движений. -Так лучше, - ответила та. Первый куплет вальса Вайдефтеля звучал внушительно, гудя своей медью и оркестром скрипок, который, по-видимому, пусть и подсаженный как можно ближе, никак не мог перебить товарищей. Размеренно звучала музыка, как нельзя кстати подходящая обстановке в зале; она, точно Ваня и бабушка в танце, также объемисто, но притом степенно, рамеренно и неспешно поворачивалась. Солидно, после похожего на серебристый свист стаи птичек наигрыша флейт, активизировались и новые струнные. Весь вальс, благодаря им, стал звучать живее и поворотливее, воздушнее и объемнее, прогудела труба; сразу после нее, подводя к рефрену, загудели и гулко, и притом прибавляя темп, контрабас и туба. Заиграл рефрен; и Ваня разошелся. Заработали, точно плавными, но притом гудящими выстрелами, медь и прочие духовые. Начинался парадный припев. Он, как и Ваня, относительно припева немного ускорился. Ноты медленной плавной речкой стекались в прекрасную музыку; и та оттого же становилась походящей на медленный ручеек, берущийся из родника. -Вы так прекрасно танцуете, сэр, - произнесла бабушка Ване, которая, как ему показалось, придавала ему и паре в целом официозности и солидности, - Вы прекрасный танцор. -Да что Вы, не стоит благодарности, - скромно и смущенно, притом умильно улыбнувшись, ответил Ваня. После куплетов громко, мощно звеня медьюи целой тучей струнных зазвучал рефрен вальса. Ваня, держа бабушку за руки, повел ее в очередной поворот и, некоторое время, почти подыгрывая себе, гремя каблуками ботинок, перекрутил ее вокруг себя. Улыбаясь, глядела на него бабушка; и, когда они со внуком почти что прижимались друг к другу, смыкались, говорила ему: -А у тебя хорошо получается. -Спасибо, - немедля отзыкался Ваня каждый раз, - ты тоже хорошо танцуешь. Свет в зале стал разгораться все больше и больше. Ваня и Гренни, описывающие квадрат за квадратом простонародного вальса в зале, где лакированный паркет стал блестеть под светом люстр, наконец-то полностью разгоревшимися и блестящими хрусталем. Огоньки вальса, казалось, также метались по просторному, блестящему помещению в вихрях такого же вальса, пусть и какого-то своего; мерцали различными оттенками блестящие хрустальные кристаллы люстр. Свет был теплый и, казалось, разогревающий комнату. Ваня увлекся танцем и, по прошествии второго рефрена, столь же монументального и мощно-медного, не хотел отпускать бабушку. Та, казавшаяся ему многое время до этого почтенной старушкой вроде Английской Королевы, солидной, пусть и несущей всего лишь церемониальные функции, будоо очеловечилась, так улыбаясь и держа его за руки; будто стала ближе. Сердце билось тепло и приятно гулко; таких ощущений Ваня не чувствовал в нем еще никогда. Сердце приятно билось и, казалось, подыгрывало ему, приятно гуля в грудине, заполняя разгоряченное, разогревшееся тело изнутри. Под самый под конец вальса они с бабушкой, завлекшиеся в танец вдвоем, под монументальные, похожее на звуки парадного марша, последние грохочуще-топорно, с гудящими на военный манер духовыми меными инструментами, звуки, которым должно было описать вальс, они двое с особым азартом описали последний квадрат, особенно лихо; и, под последние аккорды, похожие на барабанный бой, описыли петли кругом и поклонились почтительно друг другу. -Отличный танец, мэм, - уже после шумной развязки вальса пожеманился Ваня. -И Вам спасибо, молодой человек, - в том же тоне ответила бабушка, - вы сегодня тоже большой молодец. Все было готово к новому, второму танцу; Ваня пребывал в предвкушении. Он, вжившийся в процесс, весь горел; музыка, под которую он неделю репетировал эти вальсы, все еще звучала для него каждый раз свежо и возбуждающе, точно по-новому. -Готова еще к одному? - шепча на ухо, спросил он бабушку. -Да, - улыбнувшись, выглядя точно помолодев в три раза, ответила ему Гренни. Они снова взялись за руки; и Ваня мимолетом оглянулся на окно. Он всмотелся на Скорпиуса, который доставал старую кассету и вставлял на ее место новую. Будто заснувший, замок замирал в массивной метели; она обильно засыпала его черные крыши белыми хлопьями. Временами эти тучи снега с грохотом сползали и, иящно клубясь, падали наземь. Снег за высокими деревянными окнами клубился и тучами вился; его сбивало в разные стороны. Внезапно Ваня услышал, как диким голосом завывает зимний ветер. Тогда музыка пока еще стояла звоном в его ушах; шумный вальс Вайдефтеля, казалось, играл и в перерыве. В его глазах внезапно замерцало. Иван не мог поначалу понять, что виновато - освещение или глаза, внезапно зарябившие. Он оглянулся по сторонам, и вспышки, резкие, как пальба, участились и стали резче, пока свет, буквально за минуту до этого, казалось, горевший вовсе, потух. Стало совершенно темно. Ваня дёрнулся и посмотрел вдруг на окно. Ветер, будто бьющийся в панике, тревожно и резящее в ушах, выл, разразившись пуще прежнего. Вьюга вдруг распустилась и закружила, завелась вихрями что есть мочи; снежинки, мелкой дробью, со скоростью тучи выстрелов падали с высоченного чёрного неба вертикально вниз. Всех тех, кто тогда был в зале, в которой до этого только-только тепло и стабильно разгорался свет люстр, казалось, хватил шок. У Вани снова кольнуло в сердце, и лёгкие, до этого загнанные танцем, охватил спазм. Гренни, как он еле заметил в потёмках, делавших комнату почти что чёрной, поджала губы, отведя взгляд в сторону, Шилов же, увидев столь внезапно наступившую тьму, всмотрелся сурово в потолок. -Кхм-кхм, - недовольно, будто желая наорать на какие-либо источники света, откашлялся он. -Заела, гадость какая, - пожаловался где-то от чёрного окна Скорпиус, которому не работавший без света магнитофон не давал вытащить кассету. Внезапно, также точно из ниоткуда, точно с улицы, где дул ветер, застрекотало. Лампочки люстр зажужжали; и они, монументальные и массивные, затрещали, и, озарившись яркой вспышкой, буквально на миг снова, пусть и тускло, загорелись. Всмотревшись вверх, в хрустальное ожерелье этих светильников, Ваня вздохнул с облегчением. Тем временем где-то сзади, далеко за его спиной, зажужжав, открылся кассетник проигрывателя, двоеточие малфой наконец смог поменять запись. -Наконец то, - также вздохнув с облегчением, прокомментировал вслед за Ваней ситуацию Скорпиус. -Построили бы ТЭЦ - нормально бы свет в замок подавали, - пробурчал в качестве реакции себе под нос Шилов. "Да, и был бы везде дым," - произнёс про себя Малфой, - "Может, и да, но все ходили бы и кашляли". Бал продолжился. Малфой младший, поменяв наконец кассету, объявил громко: -Иоганн Штраус! Вальс "Розы с юга!" Второй вальс начался удивительно плавно, подобно потоку воды в широкой степной реке. От первых десяти нот повеяло свежестью: услышав их и крещендо, Ваня представил в своём воображении образ степенного озера на огромной равнине, на водной глади которого блещет изо дня в день солнце. Под лёгкие звуки струнных и тонко и изящно им аккомпанирующих деревянных духовых он вновь ангажировал бабушку: та, прошуршав чёрной юбкой доходящей до пяток, сделала реверанс перед ним. Под плавные звуки вальса известного композитора из Австрии, прозванного в своё время королём этого жанра, под трели маленьких флейт и щипки скрипок-альтов малоизвестного произведения движения у всех танцующих получались точно воздушнее и легче. Гренни в паре с Ваней наконец-таки вписались в темп; движения того казались лёгкими, почти невесомыми; настолько, что Иван, казалось, порхал, не касаясь пола даже носками туфель. Вслед за ним бабушка стала больше двигаться; и это получалось у неё легче и свободнее. Тем временем Шилов пригласил Асторию на танец; и та, изящно и невесомо сделав реверанс, дала ему лёгкую руку и закружилась вместе с ним. Эдмунд усердно, точно заведённый, описывал с женщиной квадрат за квадратом, при этом он двигался гораздо тяжелее, чем Ваня: топорно поворачивался, использовал гораздо меньшее число движений, топал и громыхал ботинками, совершенно при этом вдруг отбросив комплексы. Он, довольно смотря партнёрше в глаза, улыбался. А Ваня тем временем несколько надолго, буквально на полминуты, абстрагировавшись от бабушки, засмотрелся на Асторию. Та улыбалась счастливо Эдмунду; а как заметила внезапно взгляд ребёнка, улыбнулась и подмигнула ему: в своём темно-синем платье лучезарно улыбаясь, она чем-то была похожа на тонкую изящную снежинку. Она притом и двигалась изящно; и, казалось, вела Эдмунда; тот, ведомый, усмехаясь, время от времени смотрел на неё, улыбаясь как ребёнок, довольный собой. Легко, точно ручёек, звучал эта кантилена вальса; и её мажорный, притом скромный напев лился, журчал, точно бился в лучах весеннего солнца, звучал и вился. В зале стало совершенно беззаботно, и Ваня, у которого уже в том числе и из за того, что он отвлёкся, успокоилось сердце. вновь продолжил поразительно ловко для всех танцевать. Под конец вальса Штрауса зазвучал как весенний марш, поставленный ступенчато, иерархично и притом удивительно непринуждённо; точно подстать ловким и точно левитирующим движением Вани и порхающим, как у падающей кружащейся снежинки, движениям Астории. В остаток танца они, попутно улыбаясь каждый друг другу, встречались взглядами и лицами поддакивали друг другу. Маршево прозвучали последние аккорды, данные медью с дальней стороны оркестра на записи, и, наконец, танец кончился. Две пары, в которых танцующие остановились по стойке смирно, парами напротив друг друга, поклонились в пояс. -Видал, как Эдмунд танцевал? - спросила после танцев у Вани бабушка. -Да, - улыбнувшись, ответил тот, млеющий от восторга, - надеюсь, ему понравилось. Танец Эдмунда, несмотря на его счастье при таком неумелом исполнении, показался Ване несколько комичным, но при том счастливым. -Слушай, - спросила ещё у него бабушка, - тебя кто так здорово танцевать научил? -А это, Гренни, был Скорпиус во всем замешан, - объяснил Ваня, - но учился я у него давно, притом на других партнёршах; а ритм и его чувство наработал при игре на саксофоне.