За гранью разума

      Сатору не нужно было прикасаться к телу перед ним. Причина внезапной смерти агента разливалась по охлаждающейся палитре ауры удушающим красно-чёрным пятном. Отпечаток на потоке, разрастающийся и забирающий жизненную энергию…       Веснушчатый молодой человек остывал на столе морга, став жертвой того, что уже давно зрело в нём. И никто не заметил. Сам Сатору видел его впервые – иначе сказал бы раньше, но круг общения его был ужасно мал, а время в пределах токийского отделения – ограничено.       И для работы сегодня не было времени. Сатору просто упросил отца взять его с собой в рабочую поездку, потому что никто не мог гарантировать точного времени, когда его дар пригодился бы в Токио снова. Друзей же хотелось увидеть сию же минуту. В понимании Годжо Кэйташи «сию же минуту» означало путь в 4 часа, но Сатору всё равно был рад, что отец согласился.       Он не собирался доставлять отцу проблем. Он просто хотел встретиться с Сёко и Сугуру – узнать, что у них нового, рассказать о своей школе и поделиться историями из прочитанных в киотском отделении книг о нечисти, потому что Сатору уже достаточно хорошо знал грамоту, чтобы читать современные переложения: те оказались во много раз приятнее одноклассников – кровожадность ёкаев не была для него сюрпризом, но прилипчивость маленьких девочек пугала. Они сверкали цветами спелого персика, вплетённого в их потоки энергии. Их яркость мешала сосредоточиться на занятиях, слушать учителя с каждым днём становилось всё труднее: взгляд по привычке уже переходил с классной доски на разноцветные ауры, количество людей и цветов перемешивались, глаза кололо и раскалывалась голова.       В Тенген всё было понятнее и проще. Ауры агентов за редкими исключениями были всегда немного больше приглушены по сравнению с сияющими потоками простых смертных. Они переплетались давящими эмоциями, от них исходила энергия силы, способной удержать этот вес на своих плечах.       Тонкая розовая лента, даже скорее нить – настолько она казалась тонкой, упрямо находила себе путь в тёмном потоке Сугуру, пробиваясь с необычайной для того силой. Она закручивалась в плавную спираль ауры, собиралась ореолом и вечно перетекала с места на место, подобно вращающейся в руках друга цепи суручин.       — В прошлый раз он отбил себе руку, когда остановился, — говорила Сёко, бодрым тоном радуясь чужой неудаче. Сатору скривился. Удар тяжёлыми наконечниками-грузами должен был наверняка выйти болезненным.       Но сейчас у Сугуру хорошо получалось разгонять цепь вокруг запястья, на пальцах, двигать её выше по руке и перекидывать на другую руку, чтобы повторить там то же самое.       — Лечила его? — голос Сатору звучал растянуто и почти разнеженно после всех манипуляций целительницы.       Они сидели на одном из крайних татами, у самой стены, чтобы наблюдать за тренировками сверстников. Госпожа Годжо не разрешала сыну брать в руки оружие или драться с другими детьми в Киото. Но из этого состоял обычный день Сугуру (за несколько приездов в Токио у Сатору получилось запомнить дорогу до зала – каждый раз ему говорили, что друзья находятся там), и Сатору тратил своё время в столице на наблюдение за его тренировками и редкие перебросы реплик через всё помещение.       По большей части с Сатору говорила Сёко. Из-за своего дара она не могла тренироваться с остальными детьми, не обученными ещё понимать, где была их ошибка, потому что любая из нанесённых в ходе тренировки травм заживала за секунды – ошибки тем временем накапливались как со стороны Сёко, так и со стороны сверстников. Поэтому присмотром за ней и её тренировками занимались взрослые агенты – перед тем, как зал наполнился бы другими представителями подрастающего поколения.       Сёко рассказывала, что она каждый раз оставалась смотреть за Сугуру, потому что ей скучно одной в здании. При мимолётном, случайном взгляде в сторону Сёко ауры других детей вспыхивали едва заметным лазурным огоньком зависти.       Такие вспышки были короткими, но частыми, и они били по глазам, прорывая себе путь к самому мозгу, чтобы изнутри начать стучать молотками. Сёко укладывала голову Сатору к себе на колени и проходилась заполненными целебной энергией пальцами, как расчёской. Боль уходила.       — Именно так.       Иногда Сатору казалось, что она считала себя всесильной. Сёко, ввиду своего возраста, не работала штатной целительницей, но Иэйри-сан осторожно учил дочь применять дар не только для себя или дома, но и в помощь агентам. Чаще всего это были какие-то бытовые травмы или травмы после тренировки, но она медленно осваивалась в том, как помогать другим.       И всё равно это не было настоящей работой.       Сугуру осторожно замедлял вращение цепи, подтягивая округлое грузило к себе всё ближе и ближе, пока то не оказалось в его раскрытой ладони. Сёко пришлось остановить свои целебные поглаживания, чтобы громко разойтись хлопками ладоней над головой Сатору.       Радостные подбадривания подруги прервались тихим, но уверенным замечанием Сатору:       — А если это случайность?       — Тогда я раскручу её ещё раз! — парировал Сугуру, скатывая с руки груз; цепь вновь заскользила по ладони, растягивалась на запястье, скользила ниже, к ногам, пока натяжение не стало достаточным, чтобы подхватить другой конец цепи во вторую руку и начать раскручивать его в противоположном направлении.       Он хотел освоить все имеющиеся в арсенале Тенген виды оружия. И суручин не был первым, что Сатору видел в его руках. До этого он видел, как Сугуру управлялся с зачарованной лентой, расписанной мистическими узорами. У его противника, оборотня-лиса примерно одного с ними возраста, не было никаких шансов выбраться из крепко затянутых пут. Лента обвивала его конечности, мешая движению, и Сугуру даже толкнул оппонента, позволяя тому запнуться и упасть, смешно прокатываясь по татами следом.       Хирава-сан – молодая нэкомата, приставленная к ним в тот день тренером, – долго ругалась, и оба её хвоста синхронно ходили из стороны в сторону, пока от её ступней до груди поднимались алые волны гнева, разбавленные зеленью испуга и серой тревогой.       По словам Сёко, Сугуру с тех пор больше не подпускали к спаррингам. Взрослые ожидали увидеть от него уважения к оппонентам, и оставляли его до того времени оттачивать мастерство владения оружием самостоятельно.       В редкие минуты в голове Сатору мелькала мысль о том, что он хотел бы составить другу компанию в тренировках, но его навыки были ничтожны. Да и вряд ли в Тенген нашёлся бы кто-то, способный перечить словам наследницы первой основательницы. Тренировать Сатору никто не стал бы даже в Токио. А просить Сугуру – значило навязываться. У него наверняка были куда более важные дела, чем обучение одного внештатного работника. Он тренировался сам, подстёгнутый случайной фразой Сатору, и вновь повторял все пройденные движения цепи вокруг тела – ускоряя её и замедляя следом, осторожно сокращая расстояние между ладонью и грузилом, пока то в очередной раз не вплывало в руки Сугуру.       — Второй раз, Сато-чан! — Сёко яростно ворошила волосы Сатору, воодушевлённая очередной удачей близкого друга.       Сам Сугуру стоял перед ними, зажимая в одной руке окончание цепи, пока длинный её хвост вился по его предплечью, уходил дальше, собираясь у самых ступней змеиными кольцами.       — Совпадение? — предположил Сатору. Он с непонятным ему щекочущим чувством наблюдал, как распускаются на тёмной ауре бутоны оттенков раздражения.       Сугуру сделал несколько шагов вперёд. Цепь тренировочного оружия осторожно ползла вслед за ним из своего железного гнезда.       — Попробуй сам. — Одним рывком ему удалось притянуть к себе второй конец суручин. Звенья шумно скользили друг по другу, волочившийся по татами тяжёлый наконечник глухо перекатывался по настилу.       Сатору следил за каждым движением, проходясь взглядом от взъерошенного друга к оружию и обратно, отслеживая усталость Сугуру в его потоке и упрямый блеск вызова в тёмных глазах. К этому моменту он должен был знать, насколько далёк Сатору от какой-либо физической подготовки. Даже Сёко вставила руки вперёд и немного в сторону, укладывая их на плечо Сатору, чтобы не позволить другу, лежавшему у неё в ногах, подняться.       — Сугуру, он же ничего не умеет, — на жалостные всхлипы подруги Сатору только закатил глаза. Факт того, что она права, не должен был становиться единственной причиной для него отказаться от возможности узнать больше и о другой работе агентов. В конце концов, дар Сёко всегда можно было использовать так, чтобы за секунды залечить полученные синяки и позволить Сатору вернуться домой невредимым.       Он почти скинул с себя чужие руки, упрямо придавливающие его к ногам, когда что-то пошло не так. Тонкую смену атмосферы Сатору почувствовал до того, как лицо нового агента показалось в проходе. Он поразительно хорошо контролировал себя для человека, скованного персиковыми лентами. Вспышки зелёного хаотично били по крепкому телу высокого молодого человека, сталкиваясь в потоке с концентрированным оранжевым и болезненным красным. Он шёл вперёд, к одной из стоек с оружием, но остановился на какую-то долю секунды, бросив взгляд в сторону компании детей.       — Тэнгу, — его вяжущий расслабленный голос не сочетался с резкими движениями оттенков в ауре. Вместо того, чтобы обратить внимание на коллегу, он наклонился к нижней секции шкафа, один за другим вытягивая кинжалы-кунаи на татами за собой. — Отведи отпрыска Годжо к Иэйри-сану.       Дети переглянулись. В поисках ответа перевели взгляд на упомянутого Тэнгу. Невысокий коренастый парень с чёрными волосами и перьями зачарованных татуировок на плечах непонимающе смотрел в ответ, прежде чем ещё раз взглянуть на безразличного коллегу. Тот поднимался с татами, зажимая в широкой ладони несколько коротких клинков и больше ничего не говорил. Тэнгу сделал шаг в сторону детей, потом ещё один…       Сатору чувствовал чужую растерянность, видел в потоке слабые отголоски страха, которые ещё можно было перепутать с тревогой.       Двери морга с суровой прямолинейностью сообщали о том, что ожидало Сатору по другую сторону.       — Мне очень жаль, — говорил Иэйри-сан то ли ему, то ли стоявшей рядом девушке.       У неё были тёмные, по-мальчишечьи коротко остриженные волосы. Бледное лицо с прикрытыми веками ничего не выражало, но Сатору мог видеть накрывающие её с головой волны цвета сизого пасмурного неба. Она сложила руки на животе, обнимая себя за бока, из-за чего её чуть ссутулившаяся фигура казалась меньше.       — Он был проклят, — резюмировал Сатору, так и не прикоснувшись к лежавшему на столе телу. — Вы знали?       Девушка молча покачала головой из стороны в сторону, немного резче, чем требовало бы обычное отрицание, почти судорожно. Её короткий вдох после больше напоминал влажный всхлип.       Иэйри-сан осторожно опустил ладонь на её плечо.       — Когда это случилось? — она старалась звучать твёрдо, но голос всё равно вибрировал в перепадах между слогами. От груди её поднималось по потоку что-то мрачное, неприятное, грязного оттенка серого, похожего на тот, что появляется зимой на снегу возле дороги.       — Мичико, ты точно уверена? — тихо переспросил у неё целитель, однако она только посмотрела на него странным блестящим взглядом, полным какой-то нездоровой решимости.       — Сатору-чан. — Иэйри-сан смотрел на него немного похоже, лишь немногим мягче, и синие языки в потоке намекали на искреннее сожаление о том, что ребёнку всё же придётся сделать.       Сатору осторожно снимал один из браслетов за другим, складывая их недалеко от бледной руки почившего агента.       Одного касания становилось достаточно, чтобы остатки потока переплывали к протянутой детской ладони, а за ним раскрывалась новая сцена смерти. Грязный красный на вывеске кафетерия, серый костюм молодого детектива, уверенно раскрывающего перед лицом рабочие документы и совсем рядом – чёрная фигура коллеги. Сатору видел его недавно – тот самый, что попросил оборотня-ворона отвести его к целителю. Те же отросшие тёмные пряди волос, растянутая на крепких мышцах чёрная футболка и свободные чёрные брюки. Зелёный страх окрашивал листья высаженных вдоль дороги деревьев и прищуренные в подозрении глаза.       Чёрно-красный залил обзор внезапно, а после мир начал накреняться, пока не завалился окончательно, и перед глазами оставалось всё меньше красного и всё больше становилось чёрного.       Это напоминало рассказы матери о действии проклятых ведьмами артефактов, с которыми ей необходимо было работать. Их разрушающая сила пропитывала чужие ауры, оставаясь опасным запечатанным ядом до того момента, пока не сработало бы условие. Предмета могло бы и не быть уже рядом, но Сатору всё равно подтянулся на руках к столу, чтобы присесть рядом и лучше осмотреть ещё одетое, не успевшее остыть тело.       Сатору не мог видеть ауры предметов – ауры неодушевлённого считывала его мать, и всё же он надеялся найти отголоски чего-то, что не получалось найти. Погибший не был проклят на месте: это бы ощущалось иначе, это бы выглядело иначе. Механизм проклятия начал свой отсчёт раньше.       Что не давало точного ответа на поставленный вопрос. В последних воспоминаниях погибшего не было ни намёка на то, что смерть уже дышала в спину. Сатору пришлось в немом извинении склонить голову. Чтобы не видеть выражения лиц тех, кто на него надеялся, или чтобы не видеть больше ничьих потоков. Возвращение в реальность яркого медицинского помещения после отмеревших воспоминаний кололо по вискам изнутри.       — Виновник неизвестен, да? — голос Иэйри-сана звучал тихо над головой. Крепкая рука успокаивающе опустилась на макушку. Целебная энергия ощутимыми медленно распространяющимися волнами смахивала острую боль.       — Это может быть ведьма, — предположил Сатору, удобнее пересаживась на столе, чтобы завязать браслеты. Он не знал, как долго дар будет молчать после работы, и спешил вернуть себе ощущение безопасности, чтобы не вторгаться в воспоминания Иэйри-сана и не вредить ему.       — С кем он работал сегодня? — у госпожи Мичико строгий и уверенный тон. Если бы Сатору не видел её минутами раннее, то сейчас, с опущенной головой, он не уловил бы оттенки отчаянной грусти. Она почти походила своими твёрдыми словами на целителей из других городов.       — Его… — Целителю пришлось убрать тяжелеющую руку с затылка Сатору. Причину заминки он не понимал, но вмешиваться не пытался, пока вопрос не касался проделанной работы. — Тоджи принёс…       Среди возникшей в помещении тишины слишком отчётливо слышался глубокий вдох и протяжный выдох.

***

      Возвращение в тренировочный зал ощущалось даже тяжелее, чем поход к целителю. Едва услышав фамилию Иэйри-сана и собственную в одном предложении, Сатору понимал, зачем его вызывали и был морально готов встретиться с чужой смертью снова. Однако сейчас всё ощущалось иначе. Ему должно было стать спокойнее после выполненной работы, но на деле каждый шаг давался тяжелее предыдущего.       Синий кокон Мичико-сан медленно плавился, стекая к ногам, пока на его старом месте концентрировался пылающий жар гнева. Она сжимала ладони крепко в кулак с силой, до белеющей кожи, и Сатору боялся взяться с ней за руки, опасаясь возможной травмы. Только это напряжение могло выдать её истинное настроение для всех, кто не чувствовал той давящей энергии, что распространялась сильнее и дальше, чем Сатору привык видеть за время своих путешествий по городам организации.       По мере того, как они всё ближе подходили к залу, всё сильнее становился доносящийся из той стороны необычный шум. В ауру Мичико-сан вплеталась настороженная заинтересованность, но она лишь оборачивалась на Сатору и немногим прибавляла шаг, стараясь не срываться на бег. Монолитный шум постепенно превращался в отдельные слова и разрозненные выкрики: «Успокойтесь!», «Хватит!», «Остановитесь!», «Не лезь!»…       У девушки, которую они встретили возле самых дверей, вид был далёк от идеалов изящества. Локоны густых чёрных волос путались развороченным гнездом и едва доставали до плеч. В уголке губ, скривлённых непонятной для Сатору усмешкой, собиралась тёмная кровь, и её же алый след спускался по лицу от носа до подбородка.       Короткий чёрный топ от спортивного комплекта едва ли прикрывал тело девушки, и на оголённом предплечье оставался заметный след, когда она смахивала бегущую кровь, но тем лишь помогала разводам растечься по лицу сильнее.       — Что случилось? — у Мичико-сан в потоке беспокойство смешалось со страхом, и голос звучал чуть выше того, к чему Сатору успел привыкнуть.       Широкая улыбка девушки на окровавленном лице смотрелась неестественно и неправильно. Энергия заходилась осенней рябью энтузиазма или предвкушения. Несоответствие настроений пугало.       — Просто иди вперёд, — мягкий высокий перелив её голоса – ещё одна выбитая из общего образа деталь, — или мой бешеный выпотрошит твоего котёнка.       Она указывала чистой рукой за спину, в сторону зала, и в её словах должен был быть какой-то шифр. Мичико-сан значение слов понимала: страх зелёными вспышками отправлял жгущее тепло окружающей её ауры. При всём этом она продолжала идти спокойно до тех пор, пока не оказалась лицом к лицу с побитой девушкой. Сатору остановился следом за ней, и Мичико-сан пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы встать за его спиной, опустив ладони на детские плечи.       — Хасуги... — Ощутимое давление чужих рук на плечи слегка подтолкнуло его вперёд к окровавленной девушке. — ...отведи ребёнка к директору, пожалуйста…       Сатору не видел явного согласия со стороны девушки напротив. Вероятно, посчитав молчание и короткий взмах ресниц за утвердительный ответ, Мичико-сан просто хлопнула его по плечу одной из ладоней напоследок и убежала. Хасуги-сан развернулась, чтобы проводить взглядом коллегу и, стоило той скрыться за поворотом, вновь посмотрела на Сатору. Широкая улыбка обнажала верхний ряд зубов:       — Хочешь посмотреть на шоу, мелкий?       Несколько месяцев назад у Сатору состоялся, небольшой разговор с отцом и представителями его охраны. Он должен был начать ходить в школу, и изменение общей рутины вплетало в привычные оттенки энергии всех вокруг пёстрые ленты страха и переживания.       Отец просил не соглашаться на сомнительные приглашения незнакомых людей, но поток ауры Хасуги-сан двоился и энергия зеркальных оттенков зазывающе накладывалась друг на друга, усиливая их манящий свет.       Поэтому Сатору кивнул.       И уже через мгновение они по-заговорчески заглядывали в тренировочный зал из коридора.       Это место отличалось от того, каким Сатору успел его запомнить. Каждый раз, когда он приезжал в Токио, зал был заполнен тренирующимися агентами и их детьми. Ещё час назад они упражнялись во владении оружием и навыках рукопашного боя, и Сатору видел, насколько тесным было помещение. Он даже не думал о том, что в зале могло быть пусто. Зал впервые казался по-настоящему огромным и внушительным. Среди присутствующих оставалось несколько агентов, вставших скромным полукругом, и два парня, упавших на татами.       У Сатору плохо получалось рассмотреть одного из них – только напряжённые конечности, что опутывали дергающегося в хватке парня-оборотня: кошачьи уши то появлялись, то исчезали, как и серая шерсть, и хищные когти на руках. Обратиться у того самого «кота» не получалось полностью, чужие руки и ноги прижимали его к себе в смертельных объятиях.       Мичико-сан сидела, опустившись на корточки, между толпой и растянувшимися по татами агентами. В руках она крутила обнажённый танто. Пламя в её потоке успело оставить после себя только сереющую дымку.       — Она не собирается их разнимать? — Сатору пришлось повернуть голову чуть вверх и вбок, отдаляя её от стены, чтобы посмотреть на странную ведьму над ним.       Та не выглядела удивлённой происходящим. Хасуги-сан не смотрела на него, только вглубь тренировочного зала, но всё равно ответила:       — У неё свои методы. У меня – свои.       Следом за её словами раздался перестук коротких ногтей по дереву над их головами. Ведьма не размазывала больше вытекшую кровь по лицу, но даже так зрелище представлялось Сатору неприглядным.       — Вы пытались их разнять?       Не много ушло времени на то, чтобы представить и сопоставить картины в голове. Реакция Хасуги-сан – скривлённые губы, обнажающие ряд зубов в короткой и криво растянутой гримасе – только подтвердила догадку.       — Не упрекай меня, мелочь. — Она проскребла ногтями по затылку Сатору быстрыми и мягкими почёсываниями. — Тоджи, конечно, та ещё с… — эмоциональная ведьма вполне буквально и очень заметно прикусила язык, останавливаясь на середине первого слога, прежде чем продолжить, выделя тоном исправленное слово: — своеобразная натура. Но мы в ответе за тех, кого нам поручили… Или что-то вроде того. Он мой напарник.       Она приподняла подбородок в немом указывающем жесте, и Сатору вновь перевёл взгляд на татами. Но наблюдение ничего ему не дало. Зато до слуха долетел знакомый голос:       — Угрожаешь мне, Фушигуро? — В прошлый раз Сатору слышал его куда более резким. Сейчас по словам разливались незнакомые интонации, делавшие чужой голос немного выше, немного менее грубым. В каждом звуке – ни следа того напряжения, с которым должен был говорить человек, тратящий силы на сдерживание оборотня в своих руках.       — Занимаю себя в ожидании, пока ты устанешь.       Мичико-сан продолжала смотреть на свой клинок, поворачивая его перед глазами под разными углами, раскручивая в ладонях, приставляя попеременно подушечки пальцев к самому кончику лезвия. Сереющий поток переливался, вторя её движениям.       Тоджи-сан смеялся ей вслед, будто их разговор зашёл о хорошей погоде и внезапно пошёл дождь, добавивший сцене иронии. Что-то похожее Сатору видел в теледраме, которую их горничная каждый день включала незадолго до обеда.       — Долго ждать придётся, — почти что расслабленная лёгкость странным образом сочеталась с тем, как Тоджи-сан перебирал ногами, продолжая крепко оплетать оборотня. Тот не оставлял попыток выбраться, и едва заметные потуги двинуться в сторону быстро блокировались очередным сильным захватом. Безуспешные приёмы напитывали кровью вены, выделяя их сильнее на краснеющей коже предплечий.       Зелень лианами вилась в ауре оборотня, переплетаясь с насыщенными красными волнами.       — Тогда ты не оставляешь мне другого выбора, Зенин. — Хлопнув себя по коленям, Мичико-сан резво поднялась на ноги.       Над головой Сатору раздался странный сдавленный отзвук. Это заставило перевести всё своё внимание на ведьму, которая прикладывала ребро ладони к губам, скрывая проглатываемый смех.       — Что-то не так? — Непонимание только сильнее подпитывалось видом оранжевых сгустков, облачённых в кайму запылённого фиолета среди сдвоенной ауры.       — Всё в порядке, мелкий. — Короткие ногти вновь успокаивающе проскреблись по макушке. — Я просто хочу посмотреть на реакцию Мичико после использования её дара на Тоджи.       Её ладонь мягко лежала на голове Сатору, и свою подавляемую улыбку она бесполезно прикрывала второй рукой. Интерес считывался в отблесках прорезанных линий кислого цвета лимона.       Сатору терялся. Он не понимал, чего именно ждала от происходящего Хасуги-сан и что её могло бы развеселить в итоге. Он не знал дара Мичико-сан, но каким бы тот ни был, вряд ли этот дар вызвал бы ситуацию, походившую на достойную шутку. Дары в целом редко когда кого-то смешили. Они считались тем оружием, что позволяло потомками приблизиться к миру сверхъестественного, давало им силы, близкие к возможностям нечисти (а иногда и превосходящие их). Таким считался дар самого Сатору. Но он ничего не слышал о том, чтобы у Зенинов, клана потомственных оперативников, дары вступали в странные или смешные реакции с дарами других агентов.       Непонимание, вероятно, отражалось на лице Сатору слишком явно. Потому что, Хасуги-сан тотчас переменилась в лице, а тяжёлый выдох будто заставил её немного уменьшиться в размерах.       — Не бери в голову.       Она вновь слабо прошлась тем быстрым почёсывающим движением по его макушке. Это отличалось от того, как Сатору гладили по голове Иэйри-сан или Сёко. Подруга хотела унять его боль, а целитель показывал ему так свои эмоции. Они были мягкими и осторожными. В движениях Хасуги-сан была резкость и острота, но не было опасности. По-крайней мере, для Сатору. Она не говорила с ним так, как говорили другие взрослые. Она не заставляла его понимать её.       — Смотри шоу, — мягко добавила ведьма, обратив своё внимание к проблемым агентам, и Сатору, перестав смотреть на неё, вновь повернул голову в сторону тренировочного зала.       За то недолгое время, что они потратили на разговор, ситуация успела измениться. Агенты, которые ещё недавно стояли в паре шагов от места основного действия, терпеть рассредоточились по залу и ближе прижимались к стенам. Их потоки, пестрящие разноцветными пятнами, украшали одинаковые осколки цвета вассаби.       Он теперь мог хорошо видеть Зенина Тоджи. Тот лежал на прежнем месте, раскинув руки в стороны. Цвета его ауры расслабленно перетекали вдоль тела, оковы крепких лент его больше не держали, и всё больше в поток вклинивались новые возникающие эмоции. Пурпур, похожий оттенком на тот, что всегда сопровождал мать Сатору, медленно змеился по широкой груди.       — Ты же не серьёзно, Мичико-сэмпай. — Голос у оборотня – необычно высокий, куда выше того, каким Сатору ожидал его услышать. Его слова в самом деле в чём-то напоминали кошачье мяуканье, и возможно причина этому крылась в его частичной трансформации.       Кошачьи уши возвышались над его тёмной макушкой. Серая шерсть густо покрывала накаченные руки от рукавов его футболки до самых когтей. И два пушистых хвоста бились друг об друга, выныривая из-под прорези традиционных уманори-хакама.       Он медленно двигался в сторону, обходя Мичико-сан по кругу, но за каждым его движением следовало острие приставленного к горлу короткого клинка.       — Зачем ты его сейчас защищаешь?       — Я никого не защищаю, — тихий и твёрдый ответ, идеально сочетающийся со спокойными цветами ауры Мичико-сан. — Я развожу вас по сторонам. Это другое.       Тоджи-сан давно успел повернуть голову в сторону нового спора. Ленты вновь затягивались на его руках, и будь они реальными, впивались бы в кожу до боли. Редкими звёздами по потоку разгорались колючие пятна расплавленного золота. Он наблюдал за происходящим с кривой улыбкой, и что-то в резком сочетании цветов его ауры подсказывало Сатору, что он готов был остаться невольным зрителем ещё на очень долгое время.       — Зенин – на выход, — Мичико-сан не смотрела на него, чеканя наскоро брошенный приказ.       — Как скажешь, — его тон голоса отдавал едкой кислотой. Несмотря на сказанное, Тоджи-сан не спешил уходить. Он преувеличенно медленно вставал с татами, перекатываясь сначала в сторону и на живот, и только потом – поднимаясь, помогая себе руками и подтягивая к себе ноги. Сатору ещё раз оглядел мужчину с головы до ног, отмечая, что с его формой ему не составило бы труда подняться с татами и одним слитным движением, он просто медлил по собственному желанию – или по указке тех эмоций, что обвивали его широкими лентами и тянули обратно.       Стоило ему поравняться с оборотнем, Мичико-сан вынуждена была сделать шаг вперёд и перехватить кинжал крепче.       Тоджи-сан остановился у самых дверей. Подняв голову из чистого любопытства, Сатору заметил, что старший агент не только несоизмеримо его выше, но и возвышался над фигурой Хасуги-сан, казавшейся Сатору достаточно высокой.       Он смотрел на Сатору в ответ, переводил глаза на Хасуги-сан, скользил цепким взглядом к по-прежнему лежавшей на макушке ребёнка руке ведьмы.       — Сильно тебя приложило, — звучало медленно и немногим выше того тона, который Сатору успел от него услышать.       В ответ на странное замечание, в котором не считывалось ни одного оттенка беспокойства, Хасуги-сан убрала свою руку, а вместе с тем ушла и приятная небольшая тяжесть, давившая на голову Сатору.       — И кто в этом виноват? — менялись и интонации ведьмы, наполняясь страными журчащими отзвуками.       — Тот, кто подписал Соглашение с кошками? — Хмурые брови приподнимались в небольшом изгибе, и короткое резкое движение головы добавляло сцене что-то, похожее на стиль общения между Сёко и Сугуру.       — Дурак, — лёгкий смех в ответ только подтверждал мысли Сатору о близости между напарниками. — Мне нужно отвести ребёнка к остальным… — Сатору улыбнулся, почувствовав, как по макушке вновь проскреблись прежним едва ощутимым жестом.       Оттенки в ауре Тоджи-сана менялись так же быстро, как перетекали одно за другим выражения на его лице.       — Лучше бы пошла к целителю.       — Сёко тоже целитель, — вырвалось бесконтрольно. Невежливо было встревать в разговор, когда никто его не спрашивал, но Сатору хотел почувствовать себя в этом разговоре, а не быть предметом возможного осуждения со стороны старшего агента. Что-то было в его взгляде, что Сатору не нравилось, что побуждало желание показаться хоть на секунду полезным.       Тем не менее, такой осуждающий взгляд никуда не пропадал. Его дополняли возникающие в потоке мелкие пятна, похожие цветом на россыпь созревших адзуки.       — Детей наверняка развели по комнатам. Попробуй поискать их у Гето, — впервые Сатору слышал, чтобы простой совет давали в таком тоне. Под кожу медленным холодом пробиралась мысль, что Тоджи-сан, в отличие от своей напарницы, детей не любил.       Словно подтверждая, мысли Сатору, он не стал дожидаться ответа ведьмы и просто развернулся, чтобы спокойным и каким-то даже ленивым шагом уйти вдоль коридора.       На нужный этаж Хасуги-сан вела Сатору по лестнице рабочего крыла. Здание токийского отделения делилось на практически равные части, одна из которых была отдана под «взрослые агентские дела», а другая – под жилые помещения.       Комната Сугуру была в самом конце коридора третьего этажа. Он жил один в окружении более взрослых агентов, по какой-то причине – не в доме семьи Иэйри, не рядом с родителями. Сатору не спрашивал и не читал ауру друга дальше характерных для него дымных переливов. Что-то особенное казалось в том, чтобы дождаться, когда Сугуру сам захочет рассказать о себе. О семье Сугуру не рассказывала даже Сёко, обычно всегда комментирующая любое действие друга и всегда учитывающая его в своих планах.       Окна в комнате Сугуру располагались на двух смежных стенах (сказывалось размещение в углу здания), и всё пространство заполнял медленно краснеющей свет закатного солнца.       Хасуги-сан ушла уже некоторое время назад, едва получив свою помощь от маленькой целительницы, и теперь дети остались совершенно одни. Сугуру перевязывал на запястьях Сатору браслеты, которые тот так и не научился правильно завязывать самостоятельно. Его узлы выходили или слишком расслабленными, из-за чего браслеты грозили сорваться и упасть, или слишком затянутыми, и Сугуру с такими возился дольше всего, выковыривая нити из пут короткими ногтями.       — Как думаете, Тоджи-сан правда его убил? — вопрос Сёко разрушил уютную тишину.       Подруга лежала на кровати, приставленной к стенам прямо под окна. Она казалась полностью сосредоточенной на раскручивании стащенного из тренировочного зала кунаи в коротких пальцах. Сатору думал, что ничего не сможет отвлечь её от игры, однако Сёко не переставала удивлять, озадачивая друзей настолько тяжёлым вопросом. До этого момента он был почти уверен в том, что Сёко не знала, что такое смерть. Поэтому вопрос застал врасплох. Что ей ответить, Сатору не имел ни малейшего понятия.       Сугуру молчал, продолжая возиться с особенно крепко затянутым узлом на запястье. Чтобы его распутать, ему пришлось прикусить нити с одной стороны и осторожно протягивать их ногтями. Пальцы Сатору почти ложились на чужую щёку. Приходилось держать всё своё внимание на движении рядом и собственной щекотке от тёплого дыхания на запястье, лишь бы не прикоснуться к коже. Дымчатый поток уже просеивался сквозь пальцы, не цепляясь за них, не впитываясь картинами мрачных воспоминаний.       — Не думаю. — Сугуру отстраняется, чтобы ответить. Нити ловко переплетаются между его пальцами в красивые узлы, крепко фиксирующие браслет на руке.       — Но он мог! — Сёко прокрутила кунаи на указательном пальце и подкинула его в воздух. Сделав несколько оборотов, клинок упал рукоятью на ладонь маленькой целительницы.       — Его прокляли.       Сатору был единственным из собравшейся компании, кто знал правду. Он не хотел встрявать в этот разговор, больше заинтересованный в том, куда смог бы уйти диалог друзей дальше. Ему разговоры о жизни в Тенген были интереснее куда больше желания показать себя со стороны своего профессионализма в столь юном возрасте. Мать не упустила бы шанса упрекнуть агентов, развивавших слухи, но для такого Сугуру и Сёко ещё слишком малы. Зато с ними мог говорить Сатору.       — Видишь, я прав. — Вместо того, чтобы ответить на маленькую победу Сугуру в коротком споре, Сёко закатила глаза и вновь подкинула в воздух свою смертоностную игрушку. Чёрное железо сделало оборот в воздухе, но до того, как приземлиться в ладонь Сёко, Сугуру успел перехватить падающий клинок за тонкую рукоять. — Тебе бы побольше верить в людей. Ты же будущая целительница.       Он указывал на подругу заточенным остриём, как указкой, но в этом жесте не было угрозы – даже в потоке не поднимались алеющие всполохи. Сёко снова закатила глаза. Она не могла знать наверняка намерения друга, она не видела того, что видел Сатору, и при этом всё равно была уверена, что тот не станет использовать этот клинок против неё в качестве оружия.       По хорошему, за пределами тренировочного зала оружия у них и не должно было быть.       Сёко успела стащить один из кинжалов во время драки, чем очень сильно гордилась, заходясь пурпурными искрами. Сейчас её аура была поражающе равномерно залита бежевым.       — Если всем верить, на всех энергии не напасёшься. — Продолжая игнорировать лезвие перед ней, Сёко удобнее устроилась на чужих подушках. — Мама говорит, что если мне что-то не нравится, я должна это прямо сказать.       Равномерный тон потока подтверждал отсутствие в этих словах лжи, но Сатору всё равно не мог понять смысла такого совета. Когда что-то подобное говорила его мать, она погружалась в белёсые переливы. Она начинала думать, что делать дальше, если Сатору что-то не нравилось… поэтому Сатору предпочитал о подобном не говорить. Родители до сих пор не имели ни малейшего понятия о том, насколько походы в школу были для Сатору болезненными. Может быть, они догадывались. Однако в их ауре никогда не возникало даже тонкого серого росчерка.       — И чем тебе не нравится Тоджи-сан? — звонкий вопрос Сугуру звучал почти так же, как стук жёсткого кольца кунаи о его железные браслеты.       Сугуру отложил клинок на письменный стол. Заточенный чёрный кунаи теперь лежал перед глазами Сатору, почти маняще, и тот вытянул руку вперёд, бездумно подчиняясь этому влечению. Несмотря на то, что Сёко долго вращала клинок в руках, его лезвие до сих пор было холодным. Указательный палец осторожно скользил вдоль выпирающего ребра посередине листа лезвия.       Выудив клинок из-под руки особо не сопротивлявшегося Сатору, Сугуру отложил кунаи на подоконник у изножия кровати. Теперь до него не мог дотянуться никто из друзей.       Сложив руки на груди, Сугуру ожидал ответа на свой вопрос.       — А чем он может нравиться? — задав встречный вопрос, Сёко приподнялась со своего места, чтобы быть ближе к отошедшему на несколько шагов другу. Теперь она сидела на кровати, подобрав под себя ноги, и подавалась немного вперёд, упираясь в согнутые колени ладонями.       Сатору понятия не имел, куда деть собственные руки. Он не мог отвернуться на стуле от компании друзей, чтобы положить ладони на стол. Поэтому он забрался теперь на стул ногами, подтягивая их к себе руками, обнимая колени.       — Он хороший оперативник. — Сквозь спокойствие серой дымки ярко пробивался солнечный свет.       Такое сияние Сатору видел не часто. Что-то похожее слабым отголоском отсвечивало среди ауры наёмного персонала фамильной резиденции, едва ли заметно, чтобы уловить призрачный смысл, скрытый за размытым по потоку цветом. Сатору учился. Он искал причины, сравнивал с теми, у кого подобные просветы никогда не появлялись, перебирал в голове всё новые и новые варианты.       — Ты хочешь быть оперативником? — Вопрос слетел с языка быстрее, чем у Сатору получилось бы полностью сказанное осознать. Это должно было стать простым предположением, пришедшей в голову глупой шальной мыслью, от которой стоило отмахнуться, но в голос прорезались тонкие сорванные вибрации.       Что-то внутри противилось самой идее о подобной должности для Сугуру. Он не был похож на оперативников, которых Сатору знал – глупых, напуганных… мёртвых. Живые оперативники тоже отличались от Сугуру. Своей твёрдостью и уверенностью, скользящими по потоку пятнами агрессивных эмоций. Сатору на секунду представил Сугуру таким же. Взрослее и выше, в яростном вихре ярких оттенков, прогнавших тёмный дым. Он бы хотел увидеть его таким на самом деле. Пока не пришла бы пора считывать его последние воспоминания.       В глазах щипало, и образ Сугуру нынешнего размывался в замыленные пятна.

***

      Мысли о последнем разговоре с друзьями продолжали преследовать Сатору, эхом расходиться по сознанию. Шум этих мыслей накрывал тяжёлыми волнами, затягивая с головой в пучину. Непонимание Сугуру отвлекло от других, более насущных вопросов. Вместо домашнего задания – мысли о том, откуда у друга возникло такое желание. За ужином вкус любого блюда горчил, как горчили мысли о будущем, в котором каждому из друзей уже отведена своя роль. Сёко станет целительницей, Сатору будет ездить по городам-опорным пунктам Тенген ради сканирования погибших оперативников, среди которых однажды может оказаться и Сугуру.       В один из дней из-за стола пришлось уйти до окончания ужина. Остатки недоеденного кайсэки Сатору особо не волновали, как не пришёлся по вкусу и новый разговор родителей о рабочих поездках.       Его всё чаще начали оставлять в Киото. Вряд ли дело было в деньгах. При желании семья Годжо могла обеспечить своего единственного наследника нескончаемым контролем десяти гувернанток на двадцать четыре часа каждый день недели вплоть до его совершеннолетия. Но вместо этого они оставляли его в Тенген. Иногда – с целителями, иногда – у Зенинов.       Из-за специфического дара большинство представителей клана лучших оперативников Ордена оставались свободны до наступления вечера. Однако это не сильно помогало выкраивать им время для заботы о Сатору. Потомки Киото отличались от потомков Токио. Теперь у него была возможность сравнить. В то время, как с детьми в столице тренировались любые доступные агенты, в Киото для этого была введена отдельная должность. Детей могли предоставить самим себе в то время, когда речь не заходила о тренировке боя, за каждым следили издалека, помогая залатать раны в случае неудачи. Учителя в Киото предпочитали системность и дисциплину. Поэтому за Сатору следили либо неполевые агенты клана, либо уже упомянутые целители. Хотя Сатору не видел особой разницы.       Если полевой городок организации в Токио стремился к современности, Киото был пропитан духом прошлого. Вместо старого храма – полноценная резиденция, принадлежавшая Зенинам по праву. Директор отделения в Киото был выходцем из этой же семьи.       Границы между родами потомков всё сильнее размывались в этом городе. Зенины – оперативники с ночным даром, но Зенин-сан, взрослая женщина, собирающая русые волосы в высокий хвост для удобства работы – целительница, которая взяла фамилию мужа.       Сатору не хотел слушать всех её рассказов о жизни и временах работы почти бок о бок с его матерью. Не хотел он и играть вместе с её сыном и дочерью, с которыми, казалось, ему очень настойчиво предлагали подружиться.       Девочка, на год или два старше Сатору, хорошо вписывалась в классический образ представителей клана: хмурая и темноволосая, с тяжёлым крупным лицом, она медитировала в тени дерева, пытаясь впитать в себя его успокаивающую энергию вне ночного времени.       Мальчик отличался. Хоть и унаследовав фамильный дар Зенинов, он куда больше внешне походил на мать. Волосы цвета молочного шоколада казались неестественно блестящими под солнечным светом, мягкое круглое лицо делало его почти похожим на Сёко, намекая о следах некогда общей крови. Он казался Сатору маленьким и хрупким в своём детском кимоно, и его попытки в кендо на заднем дворе отличались забавной неловкостью, оттенки которой не появлялись на тренировках Сугуру.       — Он тебя чем-то обидел? — высокий девичий голос вклинился в поток мыслей.       Сатору повернул голову в сторону. На свободном месте каменной скамьи теперь сидела высокая взрослая девочка с выгоревшими под солнцем волосами. Ему не часто удавалось пересечься с Юки-сан, чаще всего она занималась со старшими сыновьями госпожи Зенин, подходившими ей по возрасту, и очень редко у неё оставалось свободное время. Даже сейчас она была до сих пор одета в белоснежный кэйкоги, перевязанный синим поясом, что намекало на недавнее возвращение с тренировки.       — Что? — Сатору не понимал ни её внезапного вопроса, ни её появления.       Казалось, Юки-сан чужая растерянность не волновала. Она переводила взгляд с Сатору на младшего Зенина и обратно, хмурясь в задумчивости, которая вызывала белоснежные спирали по потоку.       — Ты просто на него так смотришь, словно он… Не важно.       Она отмахнулась от своего предположения так же легко, как и завязала с ним разговор. Сатору не знал, были ли рыжие всплески ауры напротив знаком искреннего интереса к нему или интереса к тому, потомком кого из основателей Ордена он являлся, но за всё время их знакомства Юки-сан не упомянула ни его фамилию, ни род занятий его матери, что дарило Сатору гораздо более стойкое ощущение спокойствия, чем игры со сверстниками из клана Зенин.       — Завидуешь? — она сделала провокационное предположение.       Сатору покачал головой из стороны в сторону.       Несмотря на то, что Сатору нельзя было тренироваться с другими, он никогда не думал о том, чтобы завидовать тем, кто обладал такой возможностью. Ему нравилось смотреть за тренировками Сугуру, ему было интересно следить за неуклюжими попытками Наои правильно размахивать деревянным мечом. Он вспоминал и драку в Токио между Тоджи-саном и оборотнем. Сатору не хотел бы оказаться на месте кого-либо из них. Но в голове упрямо всплывали мысли о последнем разговоре и друзьями и яркие всполохи ауры Сугуру, когда тот предлагал Сатору раскрутить суручин самостоятельно…       — А ты можешь меня потренировать, Юки-сан?