For your love

      Сынмин бурчал и недовольно кряхтел. На самом деле, — всё то время, что вы собирались и выходили на улицу, а потом вдруг… успокоился. Замер на несколько секунд перед заснеженной улицей, усмехнулся в шарф и пошёл за тобой.       Ты не стала его дразнить, только спрятала собственную улыбку в вороте, подхватывая парня под руку, пока он не сопротивлялся. Потому что на улице действительно было волшебно. Город постепенно начинал готовиться к празднику, разгораясь в окнах разноцветием гирлянд, снег переливался блёстками и серебристыми пайетками, а восторженное сердце начинало стучать в груди в унисон с рождественскими мелодиями. — Не жалеешь, что вышел со мной? — ты улыбнулась и игриво толкнула Сынмина в плечо, заранее зная его ответ. — Здесь хорошо, — уклончиво и сдержанно заметил он, не сбавляя шага. Ты тихо смеёшься, цепляясь за него крепче, а парень словно специально ускоряется, заставляя тебя поскальзываться.       Эта зима действительно была особенной, как минимум потому, что это была ваша первая зима вместе. А то, что вам удаётся провести выходные в компании друг друга, пока за окном хороводом кружится ворох снежинок, — настоящее чудо. Сынмин смог выкроить в своём расписании немного свободного времени и всецело хотел посвятить его тебе, и от одной этой мысли в груди горело.       Это было действительно ценно. — Но я всё ещё считаю, что нам было не обязательно выходить из дома в такой холод, чтобы просто купить какао, — фыркнул он, сильнее зарываясь носом в шарф после очередного порыва промозглого ветра. — Ты замёрз? — Как думаешь? — ты вдруг замираешь на месте, заставляя остановиться и парня, и разворачиваешь его к себе.       Нос и щёки Сынмина раскраснелись, но глаза блестели привычным озорством, так что ты поняла, — правда замёрз, но больше вредничает. Оставляешь быстрый звонкий поцелуй на его щеке, а парень вдруг дёргается от неожиданности. Сынмин тихо и неловко посмеивается, так и не привыкнув к такому яркому и открытому проявлению чувств.       Такому непривычному, но совершенно необходимому. — Как только вернёмся домой, завернёмся в одеяла и согреемся горячим какао.       Он смотрит на тебя долго, пристально, продолжая при этом улыбаться нежно и ласково. В груди от его улыбки всё в самом деле начинает пылать, согревая теплом откуда-то из самых глубин сердца. Сынмин вдруг берёт тебя за руки и прижимает их к своей груди.       И в этом жесте — вся невысказанная любовь.       Вы так и не разрываете зрительного контакта, продолжая смотреть друг другу в глаза и стоять близко-близко. Сынмина хочется расцеловать. Покрыть согревающими поцелуями каждый сантиметр его лица, нос, брови, каждую родинку, улыбку, которую он в конце концов больше не сможет держать в себе.       Так ты и делаешь — сокращаешь и без того несуществующее расстояние. И Сынмин отвечает на поцелуй, прижимая крепче.       В куртках было неудобно, но без них — слишком уж холодно даже при такой температуре раскалённых тел.       Это длится минуту, две, а может и целую вечность, но ты тихо смеёшься, отстраняясь, а Сынмин улыбается счастливым щенком. Нос и щёки у него раскраснелись, вот только теперь не понятно, от холода ли. — Пойдём, — ты снова хватаешь его под руку, чтобы не упасть, и прижимаешься к его боку, — или мы никогда не купим этот какао. — Только если ты обещаешь, что мы согреемся дома, — отшучивается он, ускоряясь, чтобы ты снова начала поскальзываться и визжать.