For your love

      Солнце плясало в его волосах, путаясь золотыми лучами в прядях. Таких длинных, что за них каждый раз невольно цепляется взгляд. Немного волнистых и слегка ломких, но всё равно красивых и даже чуть мягких на ощупь.       И так хотелось погладить по голове, перебирая высветленные локоны. Так хотелось заплести ему косы или разукрасить волосы лепестками сирени. И Феликс был бы не против.       Потому что для него такая тактильность — одна из самых ярких форм привязанности. Для него нет ничего лучше, чем хотя бы на пару секунд позволить соединиться теплом с любимым человеком, переплестись конечностями, слиться в единое целое и никогда не отпускать.       Феликс кажется самым необыкновенным и ласковым человеком, спасательным кругом и тихой гаванью. Рядом с Феликсом необычайно тепло даже в самую пасмурную погоду, в самый сильный дождь. Феликс ощущается домом.       Ведь Феликс — до необыкновения тёплый. Солнечный.       А те редкие моменты, когда удаётся поймать его дома, по своей ценности ощущаются сокровищем.       И Феликс тихо смеётся, когда ты ловишь его за подбородок, оставляя невесомый поцелуй на кончике носа. Довольно щурится и старается поймать твой взгляд своими сияющими глазам.       Не отстраняется и не позволяет отстраниться тебе, прихватывает ладонями за талию, притягивая чуть ближе и усаживая себе на колени. Продолжает довольно хихикать, тыкаясь носом в твоё плечо.       Такой тёплый и по-ослепительному солнечный, что к каждому его прикосновению невольно льнёшь ближе, в попытке согреться. И всегда согреваешься.       Поэтому пальцами — по его шее и в волосы, чуть сжав у корней. А Феликс бормочет что-то неразборчивое, растекающееся по его тёплому дыханию и совершенно не задерживающееся в голове у обоих.       Его глубокий голос всегда успокаивает и убаюкивает, а его тепло согревает. Феликс словно проникает под кожу, рассыпаясь на миллиарды созвездий и целую галактику.       И щёки его разукрашены точно такой же рассыпавшейся галактикой солнечных поцелуев, на которой хочется оставить и след своих губ. — Прости, ты отвлёкся, — бормочешь, на мгновение разрывая поцелуй, в который Феликс снова утягивает тебя практически с жадностью.       Целует-целует-целует, давая понять, как сильно соскучился и насколько не намерен отпускать сейчас. — Всё нормально, — отвечает он в перерывах между поцелуями, — всё нормально.       Знает, что ты в его руках едва ли не плавишься, прижимая к себе практически до хруста костей, чуть ли не вжимая в своё тело.       И Феликс снова довольно смеётся, жмёт ближе, позволяет целовать глубже. И согревает-согревает-согревает своим солнечным теплом, растекающимся по венам.       И целовать его хотелось до самого заката, пока солнце не перестанет путаться в его высветленных волосах, окончательно закатившись за горизонт.