For your love

      Ночь трещит цикадами, надкусанный диск луны старается пробиться через плотные жалюзи, а Хёнджин дышит с тобой в унисон. Трепетно прижимает к своему боку, иногда осыпая плечо неторопливыми поцелуями, переплетает пальцы, и утыкается носом куда-то за ухо, надеясь, что эти мимолётные жесты помогут успокоить стучащее тревогой сердце.       Потому что оно бьётся о рёбра, стараясь выскочить из груди, и — прямо тебе в руки. И Хёнджин был бы не против.       После тяжёлого дня ты всегда была его спасением — успокоением, вдохновением, самой главной причиной стараться усерднее. И сегодня он по обыкновению вышел из душа, вернувшись после изнурительной тренировки немного заполночь, и, подмяв тебя под свой бок, устроился на кровати. Засыпал он практически сразу, достаточно было лишь нескольких поглаживаний по голове и пары тихих признаний в любви.       Но сегодня ему было неспокойно.       Он то и дело крутился, вертелся, водил кончиками пальцев по твоим рукам и бёдрам, зацеловывал шею, зарывался пальцами в волосы, но всё никак не мог успокоиться. Какое-то чувство внутри тревожило до лёгкой дрожи. Казалось, Хёнджин просто взорвётся, если не выскажет всё прямо сейчас. — Знаешь, я больше всего на свете хотел бы стать твоей последней любовью.       Неожиданное откровение заставляет напрячься. Развернуться в его объятиях, заглянуть в глаза. Мягко обхватить ладонью за щёку, не позволяя разорвать зрительный контакт, не давая отвернуться.       И Хёнджин вдруг тушуется. Закусывает нижнюю губу, прячется в изгибе твоей шеи, перехватывая за талию, и ничего так и не говорит. В спальне повисает звенящая тишина, разрушаемая только стрёкотом цикад за окном и бешеным сердцебиением Хёнджина в его грудной клетке.       Единственное, что сейчас остаётся, — пальцами в его волосы, осторожно поглаживая. Оставить мимолётный поцелуй где-то около виска, чувствуя, как он расслабляется и плавится под родными прикосновениями. Он оставляет быстрый полный благодарности поцелуй, мажет горячими губами по скуле, а потом снова утыкается в твою шею носом. — Просто, понимаешь… первая любовь всё равно проходит. Никогда не забывается, но почти всегда остаётся позади, а последняя… она навсегда.       Сердце грохочет у него в груди, тревожными вибрациями отдаваясь на твоей собственной коже. Хёнджин любил размышлять на такие философские темы, — всегда говорил правильные, важные вещи, но иногда нужно было отодвинуть эту важность на второй план.       Потому что невысказанное «И я хочу быть с тобой навсегда» так и повисло в воздухе.       Потому что всё, что читалось в его словах между строк — «Пожалуйста, останься со мной».       Оставляешь осторожный, трепетный поцелуй на его лбу — прямо между тревожно нахмуренных бровей. Хёнджин поднимает взгляд, а глаза его блестят. И от этого блеска сжимается сердце, потому что больше всего на свете хочется — подарить ему всю любовь этого мира.       «Пожалуйста, будь рядом».       Зацеловать каждый миллиметр лица, осыпать поцелуями щёки, линию челюсти, позволяя цепляться сильнее и прижимать к себе как можно крепче. Позволяя дарить смазанные, полные чувства поцелуи в ответ, ярче и красочнее любых слов и громких фраз. «Не оставляй». «Ни за что» — практически срывается с языка.       И Хёнджин вдруг сыпется — вжимает в матрас, наваливаясь сверху, заключает лицо в ладони и целует-целует-целует, в каждом жесте и тихом вдохе выражая все свои чувства. А они роятся в груди у обоих, давят на рёбра, так и норовят выбраться наружу, заполнив собой каждую клеточку тела, каждый уголок комнаты.       Потому что рядом с Хёнджином — до самого конца.       Потому что он в самом деле — последняя любовь.