Надежда на нормальную жизнь

      28-ое марта. Четверг. Я проснулась рано. Очень рано, особенно учитывая то, что не могла уснуть почти всю ночь. Что-то мне шептало несвязно, шептало о том, что этот день для меня будет последним. Каковы были шансы, что исключат именно меня? Насколько я интересный персонаж? Настолько за мной интересно наблюдать? Насколько у меня хорошие характеристики, чтобы кто-то очень сильно захотел меня выкупить?       Я проснулась в пять утра, хотя мне показалось, что минутная стрелка показывала "61". За окном темно. Я медленно стянула с себя одеяло, скатилась с кровати и легла на пол. Сил встать не было, но и лежать особо не хотелось. Кое-как, ещё не раздуплённая, я поднялась на ноги и на коленях подползла к окну. Встав полностью, я уставилась на картину за окном.       Тьма напоминала пространство в голове. Только, в отличии от черепной коробки, тьма за окном была усыпана яркими точками, больше и меньше, где-то там, сверху. Они переливались в картины, строили силуэты и резко пропадали, будто их и не было. Вроде смотрела в одну точку, на секунду взгляд увела и, раз! Её уже нет. Играли в прятки, убегали.       Картина меня заинтересовала. Внутри будто что-то снова родилось. Страх, который проклял меня на последнюю неделю, был подавлен этим большим чувством. Чувством, что я чего-то стою. Чувством, что я могу жить.       Чтобы никого не разбудить, я решила не выходить через входную дверь, а полезла через окно. Я находилась на первом этаже, потому мне не нужно было боятся, что я покалечусь.       Иногда что-то белое крутилось в голове, застывало на секунду, но я не успевала разглядеть его. Мои босые ноги ступали по мягкой траве, по мелким камням, что не решались поцарапать мою нежную кожу. Прохладный ветер целовал щёки и веки, касался ресничек, запутанных двухцветных волос. Моя жизнь, что висела на волоске от завтрашнего дня, казалась чем-то столь ценным. Люди, что сожгли развивающийся белый флаг над собою, легли в деревянные шкафы, закутанные в белые простыни, всё что-то шептали, извивались, боролись, винили. Крики, доносящиеся из глубин тёмного леса, превратились в семена, которые разносил ветер по полю. Семена падали, разрастались и снова превращались в крики. Я кричала с ними.       Букеты ромашек, коробки с бисером, стены с картинками. Тысячи фотографий и видео, как напоминание о том, что когда-то мы существовали. Я жила вместе с ними, я была вместе с ними, вместе с ними падала, вставала, и падала снова. Все те люди из дней, когда реальность казалась сном, были реальны, это напоминание. И я тоже тогда была реальна. Вести дневник, как писать предсмертную записку, биография моей жизни. Биография их жизни. Это просто история рассказанная кем-то, но мы были реальны в нашем измерении.       Я кричала, что хочу жить. Я кричала, что способна жить. Между тобой и мной разницы нет, мы одно целое. Возьмёмся за руки, как в последний раз, вспомним, что умеем любить. Мы падаем в бездну на протяжении всей нашей жизни. Бог играет с нашими смятыми телами, но души наши, души принадлежат нам. Я буду карабкаться на верх, пока пальцы ещё способны держаться, пока изгиб между бездной и жизнью не намок от дождя, пока есть ткань, чтобы перемотать кровавые ладони. Это игра в лотерею без выбора, проигравшие выбывают. Друг за другом, скатываемся вниз, медленно скатываемся, ложимся и засыпаем перед ещё вечностью покоя.       Сфотографирую это прекрасное, звёздное небо. Соль, рассыпанная по тёмному небу, казалась такой сладкой.       Я заползла назад домой. Сколько рассветов я увижу ещё? Не просплю ли сегодняшний? А закаты? Сколько ещё закатов дано мне повидать?       Пока в голове не стало громко, залезу назад в кровать, укутаюсь в уже холодное одеяло с головой в попытках согреть босые, грязные ноги. Обниму подушку, закрою глаза. И представлю себе все фотографии, которые могу ещё сделать.

***

      Утро оказалось жестоким. Еле протоптанные дороги было почти не видно из-за тумана, небо не было пасмурным, скорее просто белым. Как вчера. Безэмоциональное, давящее, заставляющее содрогаться от мысли о завтрашнем дне. Тускло, ярко, жжёт глаза. Надежда била в глаза, пачкала руки по локоть, била в черепную коробку.

”Исключение в 18:00 ровно на нашей поляне! Жду всех, без опозданий!„

      Ребята нашли утром записку на столе. Настолько ровный, вымеренный почерк мог принадлежать только Краткому, никому больше. –Он правда думает, что мы придём?–Возмущается Чарджери скрещивая руки на груди. –А ты не собираешься?–Ловец Снов встал рядом с кудрявой девушкой и сложил руки за спиной. –Ну да, конечно, я пойду на смерть по своей воле, потому что мне так написал какой-то Малиновый ушлёпок.–Саркастично ответила Чар одаривая Юме раздражённым взглядом. –Так ты придёшь? –Да ясное дело, что нет! Мы с Сокой никуда не пойдём.       Сока неуверенно подошла к подруге и легонько дотронулась рукой до её плеча. –А ты уверена, что это хорошая идея?–Почти прошептала девушка съезжая взглядом в пол. –Да, уверена!–Выпалила Чарджери, тем самым напугав Соку. Молчаливая отдёрнула руку и сделала два шага от подруги, теребя пальцы.–Имею ввиду... Какая разница, придём мы или нет? Даже если будут последствия, это лучше, чем сидеть там в напряжении. Пусть без нас разбираются.       Чар одарила рядом стоящих уставшим взглядом и, позвав с собой Соку, направилась прочь с кухни. Не говоря ни слова, начали расходиться и остальные. Сейчас лишь 10, до назначенного времени ещё целых восемь часов. Надо проглотить оставшуюся тревогу и отвлечься.       Пальцы начинали вздрагивать время от времени. Куда деть те чувства, что крутятся внутри? Чем их перекрыть? Читай, рисуй, говори с друзьями, хоть головой о стену бейся, а это чувство не исчезнет. Как опухоль, разрастается, обезвоживает, высасывает всю энергию. Настольные игры не казались такими интересными, да и вообще это была не так вещь, на которую кому-то уже хотелось тратить время.       На кухне остались лишь Замазыч и Стёрка. Девушка выдвинула стул, присела, опёрлась рукой на край стола, положила на ладонь голову и зевнула. Переодеться успела, разве что, Сока, остальные, включая Стёрку и Замазыча, ещё были одеты в пижамы или просто обычную одежду, в которой спят. –Не выспалась?–Хисо решил стать инициатором разговора. Он последовал примеру Стёрки и сел рядом. –Да, есть такое... Я просто просыпалась этой ночью. Такое прекрасное небо было,–Задумалась девушка, вспоминая, как ходила несколько часов назад босиком рядом с домом.–Даже не представляешь. То чувство, когда кажется, что вот, звёзды на ладони, стоит только руку протянуть. Но небо сегодня, снова... Белое.       Оба посмотрели в окно, пытаясь рассмотреть небо через ненавязчивый туман. Облака затянули всё. –Грустно, что тот, для кого этот день будет последним, умрёт под давкой этого неба.–Поддержал Замазыч. –Нет, белое небо это не плохо.–Почти сразу опровергла подруга расплываясь в мечтательной улыбке,–Облака, что закрыли тучи, это даже символично, я б сказала. Думаю, я была бы не против исчезнуть глядя на них. Они давят, да, но это так прекрасно. Мягкие, пушистые, но столь тревожные. Красивые. –Ты не исчезнешь сегодня. Надеюсь. –По чём знать.–Улыбка медленно начала спадать с лица. Что-то вспоминая снова, она опустила взгляд в пол и продолжила говорить мысли вслух.–Гегабайт фотографий посвящён не абы кому, а вам. Миллионы запечатлённых картинок, пусть они дарят те чувства, что испытывали когда-то. Я утону в звёздном, глубоком небе, а может быть и белом, может в голубом, может в полоску, может в малиновом закате или огненном рассвете. Это не важно. Важно то, что небо мне не враг, каким бы оно не стало меня провожать.       Замазыч боковым зрением поглядывал на девушку и неуверенно отводил взгляд в другую сторону. –Ты так, э... Вкусно это описываешь. –Хе-хе, спасибки!–Стёрка приложила руки к щекам, будто пытаясь придать себе милоты. Секундная улыбка снова сменилась серьёзностью нарисованной на лице.–Есть кое-что, что меня немного тревожит. –Да?–Хисо повернулся туловищем к собеседнице показывая, что готов выслушать что угодно. –Так как меня может не стать этим вечером, как и любого из вас... Я пыталась оценить свой риск исключения и, почему-то, мне кажется, что он довольно велик. –Солнышко моё, тебе не стоит сейчас так переживать из-за этого. Шанс того, что именно ты будешь исключена, один на одиннадцать. Это меньше десяти процентов. –Больше! Оцени нас всех по качествам. Краткий устраивает нам испытания, которые дают ему понять, что за характеристику он должен нам вписать! Так как Ловец Снов, пока что, участвовал только в одной игре, его скорее всего и вовсе не выставят на исключение.–Стёрка подняла указательный палец и покачала им с умным видом,–Чах и Сока красивые, из-за чего могли бы сильно заинтересовать мужчин в и так ясно каких утехах, но по остальным критериям они слабы. Брялок вот наоборот, сильная и вполне сгодилась бы для рабочей силы и, возможно, интимных утех тоже, но по характеру максимально скверная и, как выражалась Чарджери, скорее помрёт, чем позволит кому-то собой командовать. Кнайф вообще не проходимый, ибо упёртый, физически слабый и, знаешь ли, немного мужчина. Значит не подошёл бы и для интимных утех. Скорее всего. –Тогда почему именно он попадал в последние две двойки под риском исключения, если он один из худших вариантов? –А...–И тут Стёрка задумалась. А почему? Почему Нансенсу попала в последнюю двойку, ясно, она сильная и будет делать то, что скажут, плюсом девушка. И тут Кнайф, полная противоположность. Почему тогда?–Я об этом не подумала. Ладно. В любом случае, риск исключения все равно велик, даже если он меньше 10%. –Почему ты так уверена в этом? –Предчувствие. Оно меня никогда не подводило. Просто, я подумала... Что будет, если исключат меня? –В смысле? Имеешь ввиду, какого это, быть исключённой? –Не совсем. На это мы уже ответ получили. –А.. какой?–Замазыч прищурил глаза и глянул на девушку. Он не был на втором исключении, как и Стёрка, ведь тогда исключение было у Цветущего Мая. –А, да, я ж не говорила. В общем, я спрашивала у Бутылыча про исключение, когда не стало Пикчера. Ё тогда упомянул, что душа исключённого заключена в предмет, которым он является. –Что ж... Я совсем потерялся уже в этом всём. Я запутался, что после смерти. –Мы умирали. Неоднократно. Тьма. Ничего больше. Мне хочется надеяться, что даже если меня исключат, дальше будет просто тьма. И всё. Что я просто исчезну, будто не превратилась в предмет, а умерла.–Стёрка повернулась к Хисо и побежала губы,–Но я беспокоюсь за вас всех, в смысле... Вас, как моих друзей. Ты ведь понимаешь, мы все тут знаем, какого это, осознавать, что человека, которого видел ещё вчера, не стало. Ещё хуже, если это твой друг. –Да, я понимаю. Потому все как на иголках. Мне не хочется думать о том, что именно твоё тело может превратиться этим вечером в предмет. –Никто не хочет так думать о своём друге. Но, даже если это произойдёт, ты ведь сможешь пережить это?       Замазыч встал в ступор от этого вопроса и завис с открытым ртом, не сразу придумав ответ. –Полагаю... Мне будет плохо какое-то время. Думаю, если бы такое случилось со мной, ты бы тоже не очень хорошо себя чувствовала. Но, да, пережить я это смогу. Будто у меня есть выбор.       Стёрка с облегчением вздохнула и улыбнулась. –Это хорошо. –В общем-то, как у тебя в голове вообще зародился такой вопрос? –Ну, понимаешь ли,–Девушка отвела взгляд и неуверенно приложила палец к губам,–Это касается Чашечки и Кнайфа. Оба сейчас чуть-чуть в трауре в связи с последними событиями и... Ну ты ведь сам слышал высказывания Чах ещё в тот вечер, когда они с Пшикой поссорились. Чашечка довольно ранима и много чего делает на эмоциях, а Кнайф слишком закрыт и необщителен в теперешнем круге участников. Я честно переживаю, что они учудят что-то глупое. –Так вот, о чём ты.–Тише сказал Хисо и скривился в лице. Резко он прикрыл одной рукой рот, а вторую придавил к грудной клетке и скрючился. –Ты в порядке?–Стёрка рывком поднялась со стула и, подойдя к Замазычу, склонилась, заглядывая в глаза.       Парень отчётливо слышал и чувствовал, как сердце ударяется, чётко и больно. В глазах потемнело, а в горле застряло отвратительное чувство тошноты. Голова на секунду затуманила настоящее, в ушах встал гул, и снова стих, приводя Хисо в реальность. В этот момент тело ослабло настолько, что он повалился бы со стула, если бы Стёрка не придержала сидячего за плечи. Сделав глубокий вдох, Замазыч сел ровнее и посмотрел на подругу. –Что это было? Тебе плохо? –Уже всё хорошо. Да, у меня и раньше были некоторые проблемы с сердцем. –Это из-за стресса?–Грустно проговорила Стёрка и тоже выпрямилась чуть отойдя назад. –Ну, так-то да, но это не твоя вина!–Быстро закончил он и улыбнулся. Подруга и так переживает, что доставит кому-то горе, незачем лишний раз толкать её на подобные размышления.–Обычное успокоительное не помогает мне с такими приступами, да и нужные лекарства мне так и не подобрали. Жаль.       Стёрку это не сильно подбодрило. Она села назад и уныло опустила голову. Хотелось как-то подбодрить подругу. –Слушай, тебя не не станет. Этого не произойдёт, хорошо? А даже если произойдёт.. мы будем тебя вспоминать с улыбкой. Никак иначе быть не может, ясно? –Переживут ли они..–Грустно пробормотала под нос девушка. –Переживут, лично послежу, оке? О себе бы лучше подумала. Накрутила себя, как только могла.–Замазыч почувствовал, что тошнота снова подступает и, чтобы сцена не повторилась, поспешил завершить диалог.–Тебе нужно отдохнуть. Скушай чего-то вкусненького, а? Нет смысла переживать о том, на что повлиять не в силах, так ведь?       Замазыч встал с места, потрепал Стёрку по волосам, как бы подбадривая, и пошёл в сторону выхода с кухни, пытаясь не подавать виду, что его сейчас вывернет. –Если хочешь, проведём время вместе ближе к вечеру. –Ну.. да, хорошо!       Хисо зашёл за лестницу направляясь в свою комнату. В каждую "квартирку" входила и отдельная ванная, потому там вполне можно было запереться и переждать плохое состояние.

***

–Не хочу идти.–Бутылыч лежал на заправленной постели, смотря в потолок. Рядом вокруг да около ходила Брялок, что-то бубнила себе под нос. –А кто хочет. Будто у нас есть выбор. –Я не хочу умирать. Не хочу, не хочу... –Я тоже не хочу,–Брялок сжала кулаки и отвернулась в сторону, пытаясь скрыть раздражение, отпечавшееся на лице.–Может тебе стоит поспать или отвлечься на что-то там... У тебя же есть незаконченная картина, почему бы тебе не заняться ей? Больше недели уже к холсту не притрагиваешься. –Да как я должен писать картины, когда вокруг происходит такой феерический пиздец, Брялочек?–Бутылыч рывком принял сидящее положение на кровати и тревожно уставился на подругу.–Это не те чувства, что должны быть на том холсте, это не то, что я пытаюсь отобразить, я не могу писать в таком состоянии.       Голос снова предательски дрогнул. Плакать не хотелось, но веки снова тяжелели и немели ноги. Пытаясь высказать ещё что-то накопившееся, он было открыл рот, но ничего не вылетело из него. Резкий приступ паники залил все слова мылом. Снова паничка. Пока Брялок не повернулась и не застала его таким жалким снова, он попытался глубоко вдохнуть. Только вот, воздуха не хватало, медленно дыша, Каби начинал задыхаться.

«А. Нет. Лишь не снова, я не хочу.»

      И как контролировать грудную клетку? Бутылыч пытался сосредоточиться на каком-то звуке, но не слышал ничего, кроме своего частого дыхания, одеяло кровати казалось отвратительно неровным и, почему-то, напоминало кровь по запаху. Уже теряя себя и сдаваясь, он сжал руки в замок. –Так возьми новый холст и нарисуй эти свои чувства.–Брялок не поворачивалась и не разжимала кулаки, казалось, вообще не двигалась.–Всё то, что ты чувствуешь сейчас, нарисуй. –Но это так противно,–Выдавил из себя парень. –Чувства на холсте могут быть и противными. Если бы искусство предлагало только позитивное, оно бы не нашло отклик в сердцах большинства. Ты ведь художник, ты и сам должен понимать это.       Голос подруги успокоил. Сглотнув, он разжал пальцы и насколько было возможно расслаблено лёг назад на кровать. Конечно, Брялок знала, что Каби снова словил паничку, потому и не повернулась. Если бы повернулась, излишние движения лишь усилили это состояние, Флаффи знала своего друга слишком хорошо. Слишком эмоциональный или безэмоциональный тон тоже бы не решил ситуацию, потому, сквозь свою усталость, она пыталась подобрать голосу нужную окраску. Хотелось сломаться прямо сейчас, пополам или по кускам, стать пеплом на несколько минут, пока не отдохнёшь. Но нужно было держаться. Ведь ты лидер своей комнаты. Твоя паника зарождает страх. –Что ж,–Брялок наконец повернулась к другу и глянула на то, как он опускает веки и слаживает руки на груди.–Тебе лучшим решением будет поспать. Я разбужу тебя, когда будет время.

«Иначе ты будешь страдать ещё несколько часов, прямиком до исключения.»

      Она аккуратно подошла и не настойчиво погладила друга по голове. На мгновение, пальцы Каби вздрогнули, но тут же утихомирились. –Что я буду делать без тебя.–Шёпотом спросил он слегка приоткрывая глаза.–Ты моя единственная подруга сейчас. –Давай будем решать проблемы по мере их поступления. У нас нет причин волноваться об этом сейчас. Хорошо?       В ответ Бутылыч лишь кивнул. Брялок улыбнулась и направилась прочь из комнаты. Устала. Хотелось лечь и уснуть. Уснуть. Просто бы уснуть.       В основе своей, день проходил тихо. Время скоро двигалось к судному часу. Они тонули в чувствах, которые так ненавидели.