Как тануки на самом деле снежным лисом оказался

      Некоторое время оба лиса шли по лесу в молчании, пока Кёджуро наконец не нашёл, какой же из всех мучивших его вопросов задать в первую очередь.       — Ты в порядке, Аказа? — наконец спросил он.       — Гхм, Кёджуро, — отозвался тот, — возможно, я немного облысел, — он в шутку поправил свои волосы, намекая на то, как небрежно Кёджуро тянул за них некоторое время назад.       Пламенный лис остановился, смеряя бывшего ученика задумчивым взглядом. Представляет ли этот проказник, насколько сильно Кёджуро переживал за него? Все эти чувства трудно даже выразить словами, а Аказа тут шутит, будто ничего особенного и не случилось. Наверное, частичка этой боли пробралась наружу из его сердца и отразилась во взгляде, потому что улыбка Аказы тут же погасла, и его желание шутить поубавилось.       — Сколько хвостов удалось вырастить за десять зим? — пламенный лис мирно сложил руки за спиной и продолжил прогулку.       — Семь, — отозвался Аказа, заставляя Кёджуро снова остановиться и посмотреть на него с нескрываемым удивлением.       Один хвост у Аказы был с рождения, вырастил он семь, значит, он сейчас восьмихвостый лис? Но это ведь невозможно! На то, чтобы кицунэ вырастил лишь один хвост, уходило порой и больше десяти лет. Нужно было копить энергию, медитировать возле источников природной силы. Столь быстро получить хвосты, как это сделал Аказа, было возможно только в том случае, если бы он неустанно трудился денно и нощно, превратив всю жизнь в акт самосовершенствования.       Лисы — жизнерадостные существа, были на такое мало способны. Единицы из них стремились к достижению максимальной силы, многие предпочитали просто жить своей жизнью и наслаждаться ею. Терялись в лесах или среди людей, где они заведомо имели преимущества, имея лишь один-два хвоста.       Аказа мог пойти более лёгким путём. Можно было убивать людей, вытягивая из них жизненную силу до последней капли из каждого. Это был путь смерти. В таком случае, девятый хвост знаменует перевоплощение кицунэ в тёмного демона ногицунэ — настоящую безумную тварь, которая подчинена лишь жажде хаоса, и сильна настолько, что способна убить не только любого ёкая, но даже и среднего по силе бога.       Как только кицунэ начинает чрезмерно насыщаться жизненной силой людей, его природная энергия обращается в тёмную, подобную энергии сильных злых ёкаев вроде хэби, гасадокуро и прочих демонов-людоедов. Такая энергия вскоре сжирает собственную бусинку, после чего ёкай, не в силах выжить без неё, рано или поздно умирает, бесконечно страдая от огромной силы, которой не способен управлять.       Неужели и Аказа…?       Пламенный лис вдруг ощутил неприятный холод и какую-то слабость в запястьях и коленях. Он понял: это давно забытое тревожное чувство — страх. Неужели его ученик ступил на путь смерти? Кёджуро ощутил, как его хвосты, которых сейчас не было видно, фантомно вздыбились, шерсть угрожающе распушилась. От самой мысли о том, что Аказа стал ногицунэ, становилось жутко. В таком случае он уже безоговорочно должен будет убить своего бывшего ученика, потому что ногицунэ в своём безумии опасны для всего живого. Тем не менее, пламенный лис удержался от того, чтобы резко шагнуть к бывшему ученику и, удерживая его горло на всякий случай, проверить его бусинку. Это было бы невероятно грубо, но Кёджуро хотел так сделать. Он хотел хотя бы сквозь тело Аказы прикоснуться к незнакомой бусинке и узнать, какая она и есть ли она вообще.       Неужели Аказа избрал такой путь в погоне за силой? Неужели он забыл все заветы лисьего докё и теперь пришёл, чтобы попрощаться с бывшим наставником? Или он хочет узнать секрет выращивания девятого хвоста?       Не успел пламенный лис задать этот вопрос, как Аказа опередил его.       — Хочешь знать, как я вырастил семь хвостов за десять лет, — утвердительно сказал он не без гордости.       — Именно, — настороженно отозвался Кёджуро, — Аказа, что ты сделал?       Снежный лис подошёл к нему и медленно, аккуратно взял его за руку. Миролюбивые жесты Аказы немного успокоили, как и его неожиданный ответ.       — Мне помог снег.       — Снег? — удивился Кёджуро, — Родная стихия?       — Я отыскал все источники холода на малых землях, Кёджуро. Ты бы их видел! — так искренне поделился радостью открытия Аказа, что лис тут же испытал огромное облегчение и улыбнулся.       Он не очень понимал, как такое возможно, но точно знал: холод — сила ужасающей мощи. Очень даже возможно, что Аказа и впрямь нашёл подходящий для себя способ столь стремительного самосовершенствования.       — Ещё мне помогали люди, — снова напугал его Аказа, тут же поспешив разъяснить свои слова, — ты ведь знаешь, что совершенствование тела тоже имеет значение для хвостов. Я учился боевым искусствам.       — Вот как! — снова вздохнул с облегчением Кёджуро.       — Понимаю, о чём ты думаешь. — продолжил Аказа, — Питался ли я людьми?       — Я верю твоим словам, — отозвался было Кёджуро, но Аказа перебил, чуть сжав его ладонь в своей.       — Я хочу, чтобы ты посмотрел.       Снежный лис приложил ладонь бывшего наставника к низу своего живота. Именно так, как тот сам хотел это сделать! Ведь бусинка у лис находится именно там — в большом котле энергии ки. Аказа расправил свою ладонь над рукой Кёджуро и, ненадолго задержав их над бусинкой внутри своего тела, плавно повёл их вверх.       — Подожди! — тихо воскликнул Кёджуро.       Он опешил от неожиданности: ни один кицунэ никогда в жизни не позволит другому вот так трогать его бусинку! А именно бусинку Аказа прямо сейчас извлекал из своего тела! Она послушно поднималась от котла, следуя зову Аказы под горячей ладонью пламенного лиса.       — Аказа, постой! Это опасно, так нельзя, — совсем растерялся Кёджуро, опасаясь отнимать руку или делать какие-либо резкие движения.       Проходя по груди, его ладонь уловила ровное и сильное биение сердца снежного лиса.       Аказа задорно улыбнулся, будто был только рад смятению своего бывшего наставника. Он вёл ладонью Кёджуро уже по своему горлу, словно после прикосновения к бусинке — пусть даже и не прямого — был ещё какой-либо смысл показывать, что он готов доверить свою жизнь пламенному лису, ведь открыть шею и уж тем более позволить коснуться её это ничуть не менее значимое выражение полного доверия.       Кёджуро покраснел, не в состоянии освободить свою руку, когда Аказа прижал его ладонь к своим губам, буквально целуя её и на миг прикрыв глаза. Когда он отнял её, кожу пламенного лиса осветило голубое сияние бусинки. Она зависла в воздухе, не касаясь ладони пламенного лиса, но в то же время стремясь к спрятанной за ней руке хозяина.       — Посмотри, — выдохнул Аказа.       Средоточие жизни лисёнка было сейчас прямо перед глазами Кёджуро, и он во все глаза смотрел на бусинку. Уже когда она только оторвалась от губ Аказы, Кёджуро понял, что с ней всё в порядке и даже более чем. Бусинка снежного лиса оказалась прозрачной, без единой пылинки примеси плохой энергии. Чистейшая сила стихии. От неё веяло изначальной энергией инь, холодом и самим Аказой. Кёджуро не спутал бы её ни с одной другой, и от осознания этого его охватила радость. Его пропавший лисёнок на самом деле был в порядке! Расплывшись в счастливой улыбке, Кёджуро всё смотрел на нежное сияние бусинки, не в силах оторвать взгляда от такой красоты, только тихо вымолвил:       — Она так чиста, она… она прекрасна!       Аказа улыбнулся в ответ, позволяя смотреть на его бусинку столько, сколько Кёджуро захочется, но тот вскоре спохватился, тревожно оглядываясь и всё ещё опасаясь сделать любое лишнее движение.       — Аказа, верни её обратно, это очень опасно! Когда бусинка такая молодая, её нельзя извлекать надолго!       — Разве она недостаточно окрепла? — мурлыкнул Аказа в золотые волосы пламенного лиса.       Тот вдруг осознал, что всё это время они с Аказой стоят, тесно обнявшись. Вернее, это Аказа обнимал его за талию, пока он был захвачен созерцанием бусинки — как будто для такой демонстрации требовалась дополнительная устойчивость, и Аказа бережно, но в то же время крепко поддерживал бывшего наставника. Но какой бы потрясающей ни была его бусинка, падать на землю от восторга Кёджуро не собирался.       Конечно, Кёджуро постоянно обнимал и гладил Аказу, пока тот был маленьким — даже целовал, но это было потому, что он был такой крохотный и хорошенький, а ещё потому, что лисам — особенно малышам! — очень нужна ласка, чтобы не вырасти злыми. Сейчас-то Аказа уже таким не был, а обнимался так, будто его неведомой силой тянуло к бывшему наставнику.       «Это всё лисьи нежности» — отмахнулся от своих подозрений Кёджуро. Важнее было другое: бусинка снежного лиса и впрямь была довольно окрепшей, возможно, он мог бы даже напрямую коснуться её безо всякого вреда. Это означало только одно.       — Как давно она появилась? — спросил Кёджуро, вспоминая о своей драгоценной льдинке, в которую была помещена бирюзовая крошка, похожая на лисью бусинку Аказы.       В то время Кёджуро предпочитал думать о том, что это было сообщение: у Аказы появилась лисья бусинка. По возрасту как раз в то время она и должна была сформироваться.       — Вскоре после того, как я ушёл, — ответил Аказа.       — Выходит, я верно понял твоё послание, — улыбнулся Кёджуро.       Аказа ничего не ответил, но наконец-то поместил бусинку обратно внутрь себя и пламенный лис смог вздохнуть спокойно, когда тот отпустил его ладонь. Он немного отошёл от Аказы, который отпустил его с заметной неохотой.       — Что же, я действительно рад, что ты пошёл по пути созидания, а не по пути разрушения, — сказал Кёджуро.       — Кёджуро, прости за то, что я ушёл вот так.       И снова слова этого паршивца ввели Кёджуро в ступор, но в этот раз ненадолго. Простить? Разве Кёджуро был похож на того, кто держит обиду десяток лет?       — Всё хорошо, Аказа, — искренне ответил он, — главное, что ты в порядке.       — Я не был в порядке. — признал лис, — Я очень тосковал по тебе каждый день.       — Тогда почему ты ушёл вот так? — не выдержал Кёджуро, — Почему не позволил мне учить тебя, почему исчез без следа? Ты ведь был таким маленьким, всего с одним хвостом! Как ты мог вот так взять и уйти из дома? Я так и не нашёл тебя, сколько бы ни искал! Может ли быть, что это мне нужно просить прощения за что-то?       — Нет! — воскликнул Аказа, — Нет, Кёджуро! Наоборот! Если бы я не ушёл вот так, я бы вообще никак не смог уйти. Ты так заботился обо мне, что я бы просто не смог отказаться от этого постепенно. Мне надо было уйти именно так. Прости, пожалуйста.       Аказа склонился перед ним в поклоне, полном почтения и раскаяния. Его белые ушки виновато прижались к голове, выдавая искренность его чувств, причину которых Кёджуро не понял. Пламенный лис проглотил горечь тревожных воспоминаний и вздохнул, отгоняя желание снова коснуться мягких розовых волос. Аказа уже не ребёнок — понимает, что сделал и берёт на себя ответственность за это, не говоря уже о том, что он стал таким сильным и возмужал.       Хотя с тревогой закушенная губа под острым клычком всё равно напоминает о его детстве. Поэтому Кёджуро всё же позволил себе лёгкое прикосновение к таким манящим розовым прядкам и с улыбкой сказал:       — Не будем больше ворошить горькие воспоминания! У нас с тобой намного больше хороших.       Аказа выпрямился и засиял от этих слов.