Лис и принц

Гето лениво бросал палку самоеду. Собака, крутнув в воздухе пушистым хвостом, убегала, а затем счастливо возвращалась, держа в пасти толстый обрубок ветки, найденный в огороде. Сугуру отрешенно гладил её по голове, а потом всё повторялось снова и снова. Он бросал — она возвращала. Это надоело ему ещё со второго раза, но заняться было совершенно нечем.  Он не привык торчать у бабушки. Тем более, так долго. Оставили его на неопределенный срок, который подходил уже к неделе. То, что в ближайшее время никто его забирать не планировал, было делом понятным. Родители развелись. Мама ушла, а папа принял решение переехать в Токио. Они не особо спорили за право оставить его у себя, но и мнение мальчика никто не спрашивал. В итоге было оговорено, что Сугуру пока поживёт у бабушки.  Они с ней взаимно друг друга недолюбливали. Точнее, Гето считал её ворчливой старухой, живущей в горах, а она его чем-то вроде той же собаки. Плохо не относилась, но и хорошо тоже. Хотя Сугуру и сам до конца не понимал, какого отношения от неё хотел. Наверное, то, что сейчас, лучше всего. Им особо не интересовались, но кормить при этом не забывали.  Единственное, что смущало, так это вселенская скука. Бабушка была человеком нелюдимым, и дом её стоял на краю деревни. Один Сугуру уходить не мог, так что проводил время, гуляя с псом возле него. Он изучил все досконально, облазал каждое дерево и в конце концов пришел к выводу, что ничего интересного уже не найдет. Он обречён. И, вполне возможно, скоро залает.  Самоед не возвращался с палкой. Гето, вздохнув, поднялся с травы и пошёл его искать. Такое бывало. Пёс замечал какую-нибудь живность и, напрочь забыв о Сугуру, предавался самозабвенной игре с нею. Иногда его вниманием овладевали чьи-то экскременты. Застав его однажды за занятием, не особо приятным глазу, мальчик уже больше никогда не разрешал ему лизать своё лицо.   Сугуру шёл по тропинке вдоль деревьев и молча глядел по сторонам. Клички у самоеда не было. Логичного объяснения этому не находилось, поскольку пёс с бабушкой жил уже давно. Его фотографии даже висели на холодильнике. Но мальчик слышал только то, как она всегда обращалась к нему на «ты». Впрочем, как и к нему самому.  Наконец, он увидел белую холку, торчащую в огромном кусте рододендроны. От ярких пурпурных бутонов рябило в глазах. Сугуру сощурился и протянул руку к самоеду. Стоит только погладить, как он тут же про Гето вспомнит. Вопреки его уверенности, от касания пёс вскочил на задние лапы и вытаращил на него огромные водянистые голубые глаза.  От неожиданности он пошатнулся и завалился назад. — Ну дела… собака в мальчика превратилась, — тихо пробормотал Сугуру, едва шевеля губами. Он был шокирован! Кто бы мог подумать, что с ним когда-нибудь такое приключится. Пёс бабушки стал человеком.  — Сам собака.  С вжатой в плечи головой после нежеланного поглаживания, раздраженно отозвался мальчик. Он выглядел таким озлобленным что, наверное, обязательно бы его толкнул, если бы Гето уже не сидел на траве, непонимающе смотря на него.  Из-за дерева выскочил радостный самоед. Подбежав к Сугуру, он предпринял попытку вылизать ему лицо, но Гето, уже учуяв запах его деяний, с безразличием оттолкнул от себя облизывающуюся морду и встал на ноги.  — А, ясно. Ну пока, — не зная, что ещё сказать, неловко произнёс Сугуру, убрав с лица отросшую челку. Бабушка обещала подстричь его на днях. Он с ужасом представлял, что из этого выйдет.  Сугуру, разумеется, всё ещё было скучно, но не до такой степени, чтобы пытаться продлить эту до нелепого странную встречу. К тому же, незнакомец выглядел слишком уж непривычно, чем неосознанно Гето отталкивал. Эти глаза… огромные и синие как у Каспера. Волосы  — в цвет собачей шерсти! При всём при этом он носил белое кимоно и казался крайне недружелюбным. Как для привидения, так и для собаки.  — Сдурел? Проси прощения.  Сугуру вздёрнул бровь.  — За что?  — Ты меня потрогал. И назвал собакой.  — Я подумал, ты и есть собака. Так бы вообще не подошёл.  Они смотрели друг на друга какое-то время. Незнакомец с недовольным видом шмыгнул носом, а потом с силой толкнул его ногой в живот. Как будто не было более логичного и правильного исхода у этой ситуации, чем драка. Впрочем, ничего уж очень страшного не произошло. Когда мальчик-привидение понял, что Сугуру просто так не сдастся, он вдруг прекратил свои попытки выдрать ему волосы, надменно фыркнул, что, вероятно, означало одобрение на его языке, без слов зашёл за куст и был таков. Как он изначально там появился и куда затем исчез, Гето так и не понял, но бабушке про этот случай рассказывать не стал. Ей никогда не было интересно, чем он занимался на прогулках. 

***

На следующий день Сугуру снова его увидел. Мальчик-привидение подошёл к дереву, на котором он сидел, и со всей силы пнул его выступами на подошве. Несколько гнилых кусочков коры и веточек упало на землю. Сугуру, прочно ухватившись за неширокий ствол, посмотрел вниз с недобрым прищуром.  — Что ты делаешь? — спросил незнакомец как ни в чём не бывало, подняв свои невозможные огромные глаза. Когда он так пристально пялился, Сугуру становилось не по себе. Хотелось его либо покалечить, чтобы перестал, либо самому свалить подальше. Но оба варианта предполагали, что у него слишком тонкая кишка, чтобы вытерпеть чужое внимание. А признаться в таком, пусть даже самому себе, Гето не мог. Вместо этого он поманил его пальцем: — А ты залезь и покажу.  В голове вырисовывалась картина, как этот заносчивый придурок с его любезной руки отправляется в свободный полёт с дерева, а после, плача, убегает обратно в кусты, избавив Сугуру от дилеммы.  — Я таким не занимаюсь. А иначе и никак. Без этих слов мальчик-привидение не звался бы заносчивым. — Ну вот тогда и стой там, — насмешливо фыркнул Гето.  Смириться с поражением мальчику-привидению было тяжело и он стал упрямо колотить по дереву, вынуждая Сугуру на нём трястись. Самоед крутился рядом, подбадривающе лая. Предатель. Гето был вне себя от злости. — Отвали! — Слезай. Сугуру схватил мёртвую цикаду, которая подвернулась ему ранее и которая должна была подвергнуться вскрытию во имя его развлечения. Но он без раздумий решил пожертвовать ею в этой суровой войне. Мальчик-привидение не стоял на месте, пока пинал дерево, а то, в свою очередь, дрожало, мешая прицелиться. Но он смог. И сардонически расхохотался, видя как тот, убрав с макушки снаряд, в коем после признал труп насекомого, в омерзении отбросил от себя брюшко, передёрнувшись всем телом. Более уморительной сцены Гето ещё не доводилось лицезреть! Он так смеялся, что у него раскраснелась голова, и слёзы потекли из глаз. Однако трудно было перестать снова и снова прокручивать в голове выражение скорчившейся физиономии. Давно ему не было так весело! — Спустись сюда, обезьяна. Вместе похохочем, — загробный тон сочился неприкрытой угрозой. Зрачки у мальчика-привидения стали такими узкими, что почти утопали в синеве радужки.  — Это не я. Ты трусил дерево, и она упала, — беспечно усмехнулся Сугуру, даже не пытаясь придать голосу сочувствующий окрас. Он от души наслаждался происходящим, будучи царём ситуации.  — Тебе конец. Гето не совсем понял сути такого громкого заявления. С какой бы яростью надоедливый коротышка не бросался словами, он всё ещё оставался внизу.  Словно читая его мысли, мальчик-привидение начал снимать с себя одежду.  — Ты что творишь? — изумился Сугуру, против воли занервничав.  Он с ехидным оскалом скинул гэта, распахнул и снял с себя длинное кимоно, оставшись в комплекте из майки и шорт, напоминавшем нижнее белье. У Гето чуть челюсть не отвисла. Во-первых, чтоб такая высокомерная особа да перед ним изгалялась?! Во-вторых, откровенный прикид никак не подходил погоде. В смысле, было по-горному тепло, ну уж точно не настолько жарко. В-третьих, светлая, почти прозрачная кожа была сплошь покрыта ссадинами и гематомами. Какие-то увечья оставил Сугуру на прошлой встрече, но большинство из них интриговали тайнами о своём происхождения. На икрах и запястьях засохли красные линии, наложенные друг на друга, как будто по этим областям лупили хворостиной. Но кому и зачем бить мальчика-привидение?  Гето отвлёкся на пространные обсуждения, а объект их, тем временем, полез на дерево.  Опомнившись, Сугуру вскарабкался выше. Так как он уже успел вдоволь везде полазать, он знал каждый сучок и выемку, каждый способ, каким можно было попасть на ту или иную ветку. У мальчика-привидения не было никаких шансов добраться до него. На самом деле, Гето был всё ещё шокирован его выходкой. Его в одночасье обуяли азарт и страх. Но страх скорее игривый, поэтому он подначивал: — Осторожнее, неженка. Вдруг кто-нибудь в трусы заползёт?  — За себя лучше переживай.  Мальчик-привидение преследовал его, но не дотягивался до нужного углубления в коре, чтобы залезть на ветку. В отместку он щипал за бедро сидевшего на ней Сугуру. В положении Гето тяжело было уклониться или ущипнуть в ответ, поэтому он принял решение разработать новую тактику избегания на будущее, а пока отступил, спрыгнув с дерева. Сиганувший следом за ним навалился сверху, едва он приземлился. Они ударились головами и в унисон простонали от боли, схватившись за лбы.  — Совсем больной?! — рявкнул Сугуру, толкнув в грудь с такой силой, что он свалился с него.  Мальчик-привидение вскочил на колени, швырнул в него горсть земли с травой и заорал: — Не надо было думать, что самый хитрый!  — Да чего ты ко мне пристал-то?!  — Хочу!  Они пинали друг друга ногами, кидались кулаками, скача вокруг ствола в хороводе вместе с собакой. Самоед был в восторге от догонялок. Правда, не совсем понимал, что бегают не за ним, но всё равно, вывалив слюнявый язык, принимал активное участие в погоне. Сугуру уже было не до шуток. Каждая частичка его тщедушного тела, что он ещё не до конца отбил, мучительно ныла. Он хотел, чтобы всё это поскорее закончилось, и мальчик-привидение оставил его в покое.  Внезапно он налетел на Гето со спины, обхватил обеими руками, сделал подсечку, и они повалились на землю, где несколько раз прокатились по траве прежде чем клубком обмякнуть. Тот так и остался на нём, вплетясь оголенными коленками. В своём вымазанным травой и землей уже не белом комплекте. Мягкие волосы, точно пух, щекотали Сугуру щёку, пока мальчик-привидение умиротворенно лежал у него на груди, посапывая от изнеможения. Самоед умостился в ногах. Сугуру решил, что они оба достали и обнаглели, но ничего не предпринял, будучи слишком уставшим. 

***

— Ты меня бесишь. Не ходи за мной, — гаркнул Гето мальчику-привидению. Тот едва перед ним заявился и ещё даже не успел в самом деле взбесить, но Сугуру решил сообщить ему об этом заранее. Настроение было ужасным. Сегодня бабушке звонил папа. Сказал, что пока с работой туговато. Подробности сей неприятности не волновали его вовсе. Но вот то, что из-за неё Сугуру останется учиться в деревенской школе..! С ума сойти!  Он наматывал круги по поляне, пиная камни.  Что же делать, что же делать… Почему они просто не могли забрать его к себе? Им что, совсем плевать на его образование? Он же тут одичает! Бабушка уже пыталась приучить его к уходу за скотом. А что потом будет?! Переймёт местный говор и все в городе будут над ним смеяться! Ладно, с этим ещё как-то бороться можно, но у него же тут совершенно нет друзей! Гето ещё помнил тех, с кем играл раньше. Жаль, что они больше не увидятся. Где он таких ещё найдёт? Точно не тут, среди бестолковых деревенщин. Внезапно до него кое-что дошло. Это была очевидная мысль, которая пришла бы ему на ум гораздо раньше, если бы не была такой неприятной.  Мама с папой его бросили, потому что он им не нужен. Всё равно, как он здесь будет. Главное, чтобы не мешался под ногами, пока они строят новую жизнь.  Гето понуро сел на голыш. В глотке стоял ком, в глазах — невыплаканная обида. Он ненавидел всё это. Школу. Деревню. Родителей. А самым ненавистным было то, что делать с этим нечего. Остаётся только лить слёзы бессильной злости.  Самоед закружился рядом, жалобно подвывая и хлестая беспокойным хвостом ему по спине. Сугуру оттолкнул его, но это не особо помогло. Пёс боднул в плечо мокрым длинным носом, призывая приободриться, чем только сильнее раздражал.  С другой стороны возник мальчик-привидение и тихонько прижался к его боку. Всё это время он следил за ним из-за куста, что выглядело просто ненормально. Если бы Сугуру не был так сильно расстроен, то обязательно испугался. Для начала, тот особо и не прятался и был заметен любому, кто пожелал бы увидеть его и его неестественно застывшие расширенные зрачки, хранящие воспоминания о глубокой синеве в виде тонкого кольца вокруг них. Другое дело, что глаза эти пялились ровно на него. Гето делал вид, что не замечает, надеясь, что если не станет обращать внимания, чудик сам уйдёт. Не ушёл.  — Ревёшь, потому что уродливо подстригли? — спросил он. Не злорадно, а скорее пытливо. И в это время осторожно, словно проверяя, оттолкнут ли его, обнял руку Сугуру.  Гето шмыгнул носом. Он хотел сказать, что не собирается выслушивать от человека, похожего на собаку, комментарии по поводу того, как его обкромсали. Но в глубине души знал, что тот прав, и считал новый имидж очередным бичем бытия, поэтому ничего не ответил, побоявшись впасть в истерику, если откроет рот.  — Ну… не так всё плохо. Просто больше не стригись.  — З-заткнись, — не выдержал Сугуру. Голос позорно заскрипел. Предательская слеза покатились по щеке. Он со злостью утёр её свободной рукой. Мальчик-привидение, отметив, что Гето не стал вырываться из его хватки, улыбнулся. — Дело не в дурацкой причёске! Моим родителям на меня плевать.  В ответ недоумённо моргнули.  — Так ведь это же хорошо.  — Что тут хорошего?  — Никто не следит за тем, чем ты занят, не заставляет заниматься тем, чем не хочешь. Так очень… свободно.  — Из-за того, что никто не хочет за мной следить, я как раз и вынужден заниматься тем, чем не хочу!  — Это чем же? — вскинув голову, с любопытством произнёс мальчик-привидение, вперив в него внимательные глаза. Он смотрел так интенсивно, что, казалось, лопнет на месте, если Сугуру тотчас ему всё не выложит.  — Ходить в местную школу. Кормить куриц, чтобы потом общипывать тушки. Гулять с глупым псом, который ест чужие какашки. И свои иногда.  — А по-моему, он хороший. Добрый. Какая разница, что ест? Главное, что не кусается.  И невпопад добавил следом, почти сразу же:  — Ты поступишь в школу здесь?  — Заняться мне больше нечем, как просиживать тут с деревенщинами, — недовольно проскрипел Сугуру, тем не менее, ничего не отрицая.

***

Муниципальная начальная школа была старой, с потрескавшимся после землетрясения железобетонным фасадом. Вкупе с небольшим количеством студентов здание создавало атмосферу заброшенности и уныния. Поступил Гето в третий класс. Параллели не было — их всего двенадцать человек. Многие учителя вели сразу по несколько предметов, но, несмотря на занятость, успевали каждому члену их немногочисленной группки уделить внимание. Это Сугуру напрягало. Он собирался просто отключаться до конца занятий, делать вид, что его тут нет, а потом действительно идти домой, но его вечно кто-то тормошил.  Вот и теперь, лёжа лицом в раскрытом учебнике по японскому, он отчётливо ощущал, как чьи-то пальцы тянут его за рукав кофты. Не настойчиво, но с явным намерением привлечь внимание. Форму они не носили, и потому Сугуру считал своим долгом каждый день приходить в одежде с нелепым принтом, невербально выражая пренебрежение по отношению к данному учреждению, к неспособности изменить ситуацию и, глубоко в душе, к себе.  Он слышал нарастающие шепотки. Другие дети невзлюбили его за то, как он себя вёл, но ему было всё равно. К их осуждению он привык и не обращал уже никакого внимания. Но с чего вдруг они теперь-то взъелись? Перерыв ведь, можно и поспать с чистой совестью.  Ответ пришёл сам, когда мочки коснулся знакомый тёплый голос:  — Гето. Гето. Привет.  Не то чтобы он действительно что-то понял, но реакцию одноклассников появление мальчика-привидения вполне объясняло. Тут и сам от неожиданности подскочишь на стуле, едва не перевернувшись. Рано или поздно они должны были столкнуться. Началка-то одна всего. Но в течение нескольких дней никто даже примерно похожий не попадался ему на глаза, и Сугуру, пожав плечами, смирился с тем, что чудика нет. Будь то в абстрактном плане или конкретно в случае учебного заведения. Однако же кто тогда стоял прямо перед его носом, сверкая своими невыносимыми глазищами? Ещё и имя его узнать успел… Одет был просто, не в кимоно. Задумавшись, Гето пришел к выводу, что впервые видел его в таком виде. Розовая кофта с длинным рукавом, белые штаны, сменные шлёпанцы. Студенческое амплуа делало из него обычного человека.  — Ты откуда взялся?  — Про деревенщин что-то говорил, а сам тупой как пень. С дома я пришёл.  Сугуру заметил, как одноклассники разглядывали мальчика-привидение. Кто-то осторожно, исподтишка, кто-то в открытую. Реакции он вызвал самые разные: от любопытства до… Гето не разобрал, что это за эмоция — зависть или же презрение. Как бы там ни было, он несомненно не оставил никого равнодушным. В том числе его самого. Но по иной причине. К внешности уже привык, а вот к внезапным появлениям никак не получалось.  — Что-то не похоже, чтобы ты тут учился, — фыркнул Сугуру с сомнением.  Мальчик-привидение потупил взгляд, почесав висок.  — Я был на домашнем обучении. Теперь нет.  — Ясно. А в мой класс-то зачем припёрся?  — Это и мой класс тоже. Я же… тут буду. С тобой.  Как это, с чего это вдруг — с ним? Гето нахмурился. Он прежде был уверен, что старше коротышки, так что новость с размаху ударила по его самомнению. А ещё он не хотел с ним учиться. На состав класса ему было всё равно, но вхождение в него мальчика-привидения звучало как приговор. Тот и так вечно умудрялся найти его возле дома, а тут вообще..! Нет, не надо Сугуру такого счастья. Но изменить он ничего не мог, а потому привычно безмолвно рассердился. 

***

Мальчика-привидение звали Годжо Сатору. Как и он, тот ни с кем не общался. Но если Гето не нужно было особо стараться, чтобы пресечь любые попытки с ним сдружиться, то того донимали по поводу и без, невзирая на то, как он на это реагировал.   Годжо Сатору был умным и тихим. Пока не спрашивали, не заговаривал, но если всё же поднимали во время урока — на всё давал правильный ответ. Он ко всем относился уважительно, а не как Сугуру — только к девчонкам. Но его вежливость была какой-то слишком уж дежурной, наигранной и имела определенные границы. Когда кто-то их испытывал, он становился злым. Тогда как если представительницы слабого пола просили Гето о чём-то, не важно, о чём, он это делал. Не потому что ему они сильно нравились. Нравилось чувствовать себя нужным.  Ещё Годжо хорошо закидывал мяч в сетку. Другие мальчики с ним не играли, поэтому он отходил к свободному кольцу и проводил там всё время после разминки. Сугуру же постоянно сидел на лавочке и от нечего делать наблюдал за ним.  Как-то раз, проходя мимо него от фонтанчиков с водой, одноклассники обсуждали мальчика-привидение.  — Да он сам как девчонка выглядит. Вот им и нравится. Подружка в розовеньком. — Достал умничать. Как у такого слабака вообще рот открывается?  Сугуру проследил за их направлением с ничего не выражающим выражением лица. И чего им вечно неймется? То его, то Годжо грязью поливают. Вот же идиоты.  — Эй, ты! — подойдя к мальчику-привидению, позвал самый толстый из них. Трое рядом с ним гаденько ухмылялись. — Гони сюда мяч.  Годжо равнодушно огляделся на площадке и указал пальцем на один из столбов для волейбольной сетки, под которым лежал спортивный инвентарь.  — Вон лежат такие же. Пойди и возьми, — с этими словами он отвернулся и сделал очередной успешный бросок.  Толстяк подошел к нему и положил руку на плечо, с напором сжав.  — Нет, это ты пойди и возьми.  На площадке повисла напряженная тишина. Глаза мальчика-привидения, застывшего в нерешительности, путешествовали от одного насмехающегося лица к другому.  — Чего уставился? Оглох?  — Эй, не смотри на нас своими монстрячими глазами! Сугуру с тоской подумал, что разговор этот не предвещает ничего хорошего. Он тихонько встал с лавки, прошёл за их спинами и кинул в самую массивную подобранный с земли мяч.  — Сам наклониться не можешь, жирдяй? 

***

Всех их с родителями вызвали в школу на следующий день. Бабушка сидела рядом с Гето на диване и без конца брюзжала себе под нос, негодуя из-за того, что пришлось отложить свои бытовые дела ради собрания. Напротив него — Годжо с каким-то мужчиной в строгом костюме. На отца его тот не был похож, но матери зачинщиков, занимавшие прочие места, глядели на него, точно в воду опущенные. Мальчик-привидение, весь помятый и побитый, сиял довольнее, чем самоед, только наевшийся свежих какашек. Так и подмывало спросить, чего он лыбится, как дурак. Сугуру из-за него отделали по полной программе — всю ночь он ворочался и не мог сомкнуть глаз, пытаясь найти положение, при котором не болели рёбра.  Разошлись на том, что махать кулаками плохо и всем им надо подружиться. Ага, сейчас! От рожи жирдяя, подёрнутой напускным раскаянием, тошнило. Вот как он теперь запел! «Мне жаль». Мать опустила его голову для поклона. Ха! Сугуру хотелось плюнуть ему в лицо. Точно так же, как это сделал он с ним вчера.  По возвращение домой бабушка вызвала Гето на ковёр, что было ей несвойственно. Она усадила его за стол и заговорила:  — Что ты с Годжо спутался?  Сугуру озадаченно замолчал. Обычно она ограничивалась простыми формулировками вроде «ребёнок» и «собака». Если же бабушка так назвала его, выходит, фамилия отображала полную характеристику мальчика-привидения и как нельзя лучше описывала его личность. Гето эта особенность не в хорошем ключе взволновала. Он не мог подобрать слов для ответа. Честно говоря, ему и сказать-то было нечего. Они с ним не друзья. Так просто вышло — повстречались у зёленой стены из рододендроны.  Гето неуверенно пожал плечами, отчего-то чувствуя себя виноватым.  — Не надо с ним водиться. Угораздит ещё обидеть, так от меня потом не отстанут.  Сугуру сжал губы и спрятал глаза под столом, наткнувшись на белый шар самоеда, свернувшегося у ножки стула. Ну… не обижал же он его. Так, поколотили друг друга немножко.  — Почему? — нерешительно брякнул он. — Клановики потому что, — презрительно выплюнула бабушка, занявшись разглаживанием скатерти, дабы успокоиться. — У них рёканы, поля — всё. С сёстрами детей делают и никто им слова поперек не скажет. Избалованные извращенцы. И этот видишь какой уродился? К гадалке не ходи — папенька с маменькой родственники. Вырастет — таким же станет. Благо, младшей нет. На кузине какой-нибудь женится. Детей-то жалко. Сами там рожают, чтобы в учёт не вписывали. Гады. Кто знает, сколько там младенцев повымерло! Сугуру застыл. Это как? Что она такое говорила? С Годжо всё не так, получается? Мальчик-привидение такой необычный, выходит, из-за болезни? А болезнь — из-за родителей? Связать всё вместе и понять, чем это мешало с ним водиться, как ни старайся, не удавалось. Только голова разболелась.  — Ладно. Не шибко расстраивайся. Мамаша твоя пропащая нарисовалась. В гости поедешь к ней? Небось уже заделала себе нового кукушонка. Радость-то какая. Поедешь, говорю, пузо ей гладить?  — А папа?..  — Папа уже своё отгладил. Пашет теперь как проклятый. Говорила ему, езжай учись, нет он за этой потаскухой чёрт-те куда ускакал! А теперь не может в Токио пристроиться! Потому что жениться по уму надо, а не по… — бабушка махнула рукой. — Ай! Что уж теперь! Сама виновата, что воспитала так.  Гето половину её ругательств пропускал мимо ушей. Такое ощущение, что бабушка по-другому не умела. Ей обязательно надо кого-нибудь пожурить. Может, дело было в плохом настроении. На душе у Сугуру остался неприятный осадок.  — Женись на врачихе. Таким некогда по другим мужикам скакать.  — Ага…  

***

— Сугуру!  Не успел он войти в класс, как Годжо, звонко вскрикнув, налетел на него и заключил в объятия. Мальчик-привидение был тёплым и от него сладко пахло чем-то очень мягким и ненавязчивым. То ли детским кремом, то ли молоком.  — С каких это делов я тебе «Сугуру»? — Гето, неловко замерший на месте, мысленно одернул себя, осознав, что перешёл на бабушкин диалект и неосознанно поморщился от давления на синяки. — А ну отпусти!  Надув губы, Годжо немного отстранился и повис на его шее.  — Не хочу. Ты тоже можешь звать меня личным именем. Скажи «Сатору».  — Не буду, — Сугуру упёрся в его плечи, но Гожо повис на нём ещё сильнее, почти не прикладывая усилий, чтобы держать себя на ногах. Гето вместе с ним накренился к полу, схватившись за сцепленные на своём затылке пальцы. Разорвать их мальчик-привидение не позволял. — Я сейчас упаду из-за тебя!  — Почему не будешь?  — Да я тебя знать не знаю!  — Дурной. Подрался за меня, а теперь ерунду какую-то городишь. Стесняешься, что ли?  — Я не..!  Сугуру посмотрел по сторонам. За ними с благоговейным беспокойством наблюдало семь пар вытаращенных глаз. Одноклассники ничего не говорили и не вмешивались. Среди них не было тех мальчиков. Шестерёнки завращались в голове Гето, накладываясь на рассказ бабушки. Вот оно что... Вот, что значит Годжо. Но ему этого не надо было! Не знать, не иметь отношение! Он вступился без раздумий, импульсивно! Они его бесили и без издевательств над…  — Сатору.  — А? Сказал! Сказал! — синева его заискрилась от радости. Не отдавая себе отчёта, он обхватил талию Сугуру ногами. Равновесие удерживать стало чуть легче, но всё равно было тяжело.  — Отцепись. Скоро урок начнётся.  В чём разница между мальчиком-привидением и девочками, обращающимися к нему по мелким поручениям? Если бы Годжо хотел чего-то, то мог бы просто припомнить их драки и пригрозить. Но ничего такого не просил. Он не выбирал, в какой семье родиться. Он… был искренним. Может тогда… пусть? Сугуру от его общества ничего не терял, хотя не всегда оно было в удовольствие.  Сатору задорно соскочил с него и подбежал к пустой парте в конце класса, стоящей рядом с местом Гето. До того её занимал один из задир.  — Я теперь рядом сидеть буду. 

***

Сугуру вскапывал огород. Ради такого дела бабушка вручила ему самую маленькую лопату из своего арсенала, а сама упорхала на рынок. Уж спасибо большое! Ловко она его в оборот взяла. Стоило немного проявить энтузиазм — и вот тебе! Обратной дороги уже нет. Ну лучше уж так. К маме ехать не тянуло. Особенно после того, как Гето услышал в трубке голос… того мужчины. Непонятного, безликого и лишнего. Нет, благодаря ему теперь он лишний. Перспектива увидеть его вживую не прельщала.  Гето с горечью и агрессией вонзил лопату в землю.  — Мудак, — выдавил сквозь стиснутые зубы.  — Ого. Ты и такие слова знаешь.  Сугуру ахнул и испуганно отшатнулся. Деревянная рукоятка осталась стоять там, куда он её воткнул. Возвышаясь над редким строем забора, на него поглядывали два синих глаза, обрамлённых веером пушистых белых ресниц. Как озерца, они переливались на свету. Внизу в щели торчал нос самоеда с выразительными чёрными пуговками на верхушке морды.  — Привет, Сугуру. Скучаешь? — мальчик-привидение с озорным видом умостил локти на шероховатых верхушках досок и опустил подбородок к предплечьям, поглядывая на него.  — Ты как тут оказался?!  — Твой друг привёл. Жаловался мне, что ты с ним не гуляешь.  — Он мне не друг! Пускай радуется, что никто не мешает ему есть какашки.  Пёс на его слова пристыженно заскулил, повиснув уши.  — Не слушай этого дурынду, Хлопик, — Сатору опустил руку и погладил его по голове. — Он просто не в духе.  Ну надо же, кличку псу дал… И для чего? Не его ведь даже. Бессмыслица.  — Он всё равно ни черта не понимает, — махнул рукой Гето, подражая бабушке, и вернулся к делу. Придавил стопой лопату, опуская рукоятку вниз. Но та едва поддалась. Он тут копался уже битые полчаса, но именно сейчас терпение решило его покинуть. Сугуру, покраснев от гнева, пнул палку, и та упала на землю.  Мальчик-привидение посмотрел на него как-то грустно и недовольно, а затем громко вздохнул.  — Бросай. Пошли играть.  — Тебе лишь бы скакать да веселиться! Не могу я. Бабушка попросила.  — Тебе же это не нравится.  — Мне не копать не нравится! Хотя и это тоже… В общем, сам иди. — Ну чего ты? — Ничего. Отвали. Сатору насупился. Уже привычным образом сбросил гэта, подтянул низ голубого, расшитого узорами кимоно и перелез через забор. Зашипел, когда распухшие свежие полосы на икрах задели древесину, но не замялся, взгляд не опустил. Только как будто сильнее рассердился. Сугуру поймал его упрямые глаза своим прищуром, сложив руки на груди.  — Вот и что ты делаешь?  Опустившись на землю, мальчик-привидение стал стремительно сокращать между ними расстояние, пока не схватил Гето за ворот кофты. Тот и не шелохнулся. — Собираюсь тебя лупить.  Сатору схватился за начавшие отрастать смоляные волосы. Сугуру вцепился в его кисть одной рукой, а ладонью другой упёрся в лоб, отталкивая от себя. Спустя несколько минут вошканья, взаимных тычков, щипков, подножек и катания по земле, оба спиной привалились к бочке с водой, рассевшись на траве, чтобы отдохнуть и отдышаться.   — Опять весь извозился. Мама меня убьёт, — брезгливо поморщившись, сказал мальчик-привидение.  — Твоей хоть дело есть. А мою чужой дядька увёл и всё.  — Может, она его любит? — Да как же! Он её обманул. Мозги запудрил, чтобы она нас с папой променяла на него!  Гето запнулся, тяжело задышав. В носу начало щипать. Он стиснул зубы, чтобы избавиться от этого ощущения, но оно не проходило. Сугуру уставился перед собой, всеми правдами и неправдами избегая взгляда Сатору. Кто его за язык тянул? От слов эмоции выходили из под контроля. Если ещё хоть что-нибудь скажет, то точно постыдно расплачется, а так хотелось прогнать мальчика-привидение!  Тот повернул тело в его сторону, чуть потянулся и прижался к его щеке своей, потираясь. На лице Гето застыло выражение полного недоумения. Кожа у Сатору была мягкой и шелковистой.

***

Урок по каллиграфии был неимоверно нудным и долгим. Впрочем, для Сугуру все уроки являлись таковыми. Но именно этот вёл докучливый дотошный старикашка, который никак не позволял ему спать. Гето поначалу ловчил — прятался за учебником на подставке, но тот, раскусив его трюк, конфисковал её с концами. Тогда он прибегнул к другому способу. Ставил локоть на парту, подбородок клал на ладонь и дремал в открытую. Учитель был подслеповат на всё, что не касалось кривых иероглифов, и потому мальчик на задней парте, держащий корпус в вертикальном положении, до поры до времени виделся ему примерным учеником.  Это самое «до поры до времени» как ни в чём не бывало сидело справа от Сугуру. Навёл шороху своим неуместным хихиканьем, ни капельки не войдя в положение Гето. После того, как его поймали и протёрли с песком, пригрозив доложить обо всём бабушке, он с этим чудиком весь день не разговаривал. Хотя мороки в итоге вышло куда больше, чем если бы всё же говорил. Сатору сначала тенью следовал за ним по пятам, не затыкаясь ни на минуту от негодования, в чём же его вина, а потом, плюнув на всё, принялся выбивать из него слова. После драки, скрипя зубами, пришлось его простить. Но ничего не забыто.  Сугуру откинулся на спинку стула, качаясь на нём, и посмотрел в окно. На площадке играли в волейбол шестиклассники. Отучатся год и перейдут в другой корпус — среднюю школу. После неё для многих в деревне учёба заканчивалась, и начиналась работа по хозяйству. Для старшеклассников тут учреждения не предполагалось, а переезжать не все стремились. Что за жалкая унылая жизнь. Сплошная стагнация! Он ещё немного понаблюдал за ходом игры, выбрав сторону для боления, но вскоре пресытился зрелищем, потеряв всякую увлечённость.  Начал бесцельно блуждать взглядом по кабинету. Таблицы, портреты полысевших от ума бородачей, комнатные растения в пластиковых кашпо с вензелями. Мухи мрут от этой тоски! Сугуру не представлял, как высидит занятие до перемены, он уже весь извёлся. Ещё и голод проснулся. Грешным делом подумал включиться в дискуссию, но тут же пришёл в себя и принялся выискивать, за что бы ещё зацепиться.  Удачно подвернулся профиль мальчика-привидения. Тонкий такой, серьёзный. С вышколенной осанкой он сидел в светло-розовом кардигане и грациозно писал что-то в тетради, аккуратной и гладкой, будто только из-под пресса. Все его иероглифы как само понятие чистописания — строгие, идеальные, без единой кляксы. Сугуру аж сморщился от этой показушной педантичности. Даже не верилось, что этот прилежный на вид всезнайка мог тягать его за волосы. Как бы треснул прямо сейчас, чтоб не повадно было!   Вдруг Сатору взял карандаш и стал вырисовывать что-то на полях. Гето чуть шею не свернул, чтобы подсмотреть. Но смотреть-то особо и не на что. Ушастая мордочка какая-то, лукаво улыбающаяся с закрытыми глазами. Мальчик-привидение без напора на грифель закрасил её. Немного погодя, подписал внизу «Ты» и повернул к нему голову, быстро показав язык. Сугуру вначале широко распахнул глаза, а затем свирепо сощурился, сжав кулак под партой. Он раскрыл свою пожёваную, помятую тетрадь и на весь лист изобразил мохнатый шар, тоже с ушами, и огроменными глазами. Подтянул к краю парты, не забыв добавить мстительное «Ты».  Сатору взглянул и сжал губы, сдерживая улыбку. На полях образовалось «Это Хлопик».  «У него карие глаза»  «У твоей каракули вообще бесцветные»  «Есть синий карандаш?»  «У меня всё есть»  «Дай»  «Обломись»  — Гето, а ну сядь ровно! Сил моих нет! Сегодня же звоню твоей бабушке!  Мальчик-привидение написал «Мудак». 

***

Бабушка устроила ему головомойку. В последнюю очередь отчитывала за поведение в школе. Во главе же обсуждения стоял Годжо, о котором старикашка, будь он неладен, не преминул упомянуть. Годжо то, Годжо сё. Право слово, Сугуру устал слушать, а отвечать перестал ещё после первых минут разговора. Воду в ступе толочь — вода и будет. Он уже запутался, кто из них преступник — Годжо, просто потому что Годжо, или он сам, потому что наперекор бабушке с ним водился. Да кто ещё с кем водится, в самом-то деле! Он же прицепился как пиявка! Хуже будет, если Гето попытается её отодрать, Сатору ему точно покоя не даст.  — И чего ради они своего выродка в школу потащили? На моей памяти такого ещё не было! Как же! Голубая кровь снизошла до нас, простолюдинов! — зубоскально вершила свою погромную тираду бабушка. — Знаешь, куда тех мелких кренделей подевали-то, а? Которые вас поколотили.  — Куда?..  Не то чтобы Сугуру была неравнодушна судьба жирдяя и его прихвостней, но когда она закручивала всё в криминальный сюжет, против воли становилось любопытно. Тогда он решил, что их, возможно, отстранили на какой-то срок. И всё равно удивился, потому что раньше свидетельствовать подобное не приходилось. — А никуда! Переезжать им всем табором, если учиться детям надо! Нет — так вон, пусть сорняки тут роют в огородах. Не пустят их в школу. Да кто им дал такое право?!  — Но они же сами виноваты.  — Ребёнок! Что ты несёшь? Это дело такое, мелочное. Подумаешь, подрались. Ну и накрутили бы им хвосты да в покое оставили, — потом она опять, как любила делать, выражая возмущение, которое никто не может в полной мере осознать, махнула рукой. — Что тебе объяснять! Вырастешь — поймёшь! Если ума хватит. А то вылетишь следом, а там пёс знает, когда в город поедешь образование получать. Потому что весь в отца, весь в отца! Непробиваемый! 

***

— Зачем ты в школу поступил? — сказал Гето. — Ты же и так, что не спроси, всё знаешь.  Они притаились под сенью дерева. День был пасмурный, прохладный воздух освежал щёки. Сугуру подстелил под ними ветровку. Мальчик-привидение сел близко-близко, чтобы поместиться, и от этого было тепло, а под носом витал приятный детский аромат. Непонятно, то ли волосы его так пахли, то ли одежда. Привалившись к плечу Гето, Сатору бессознательно поглаживал пса у себя в ногах.  — Захотелось. Дома скучно. А в школе тебя поколотить можно.  — И тебе разрешили? — превозмогая возмущение от его наглости, продолжил он. — Мне можно бить кого хочешь, — хмыкнул мальчик-привидение. Вот же высокомерный чудик! И как он умудрялся скрывать это от остальных? Неужели они не видели, что он только прикидывается правильным? Аж тошно! Насолить бы ему как-нибудь, чтобы тоже прилетело. — А чего это тебе вдруг интересно стало? — Сатору поднял голову с плеча и пристально посмотрел на него.   — Просто так! — своенравно выпалил Гето и крутанул носом, утратив всякую тягу к разговору.  — Хлопик, укуси-ка его за…  — Я… на каникулах в Токио уеду. К папе. — Насовсем?  — Пока нет.  Мальчик-привидение лёг обратно, глубокомысленно вздохнув.  — Что же делать? Мне это не нравится.  — А..?  — Ты должен будешь прислать мне письмо. А если не пришлёшь… Лучше бы тебе прислать!