Немой

      Посреди ночи разбудила Васильева стариков. Велела молчать и слушать, и чтоб ни звука. Решилась все-таки девушка. Медлить нельзя было. Не осталось времени больше.       — Уходить вам надо, в деревню бегите, людей уводите.       — Разве по чести будет? — Аркадий Петрович рассердился, схватил за руку Надю.       — Ступайте, прошу. Я в битве была, я задержать смогу. А вы деревню знаете. Кто и где.       Видно было, что страшилась девушка. Хоть и слова ее уверенно звучали, в глазах меркло все. Вера Павловна молиться начала, вещи ринувшись собирать. Мужчина не сказал больше ничего. Только слеза скупая по щеке морщинистой скатилась.       Уже светало. Горизонт алым краситься начинал. Поторопила Надя, окно распахивая.       — Ну же, скорее.       Шепот ее тише стал. Не смогла больше страх скрывать. Спасители ее не готовы были к такому и, наверное, уперлись бы, коль не впопыхах были. Резво они в лопухах оказались, крались тихо. К речке их девушка отводила. На берегу, как добрались, Петрович протянул ей пистолет заряженный. И патронов велел набрать в хозяйских закромах.       — Надька, не сдавайся, — глаза тусклые строго смотрели; отчитывал словно отец.       Замотала головой она, губу прикусывая, чтобы слезы сдержать. Вера Павловна не сдержалась уже, хоть муж и останавливал. К девчушке кинулась, целовать начала, к себе прижимать.       — Дура! — образумил ту мужчина. — Услышат!       — Бегите, — зашептала Васильева, и улыбка ее уст коснулась впервые за время долгое.       Успели переправиться все же. И скрыться вдали. Надежда же не успела даже к встрече с врагами подготовиться духом. Но к чему ведет все чувствовала. Не боялась исхода такого.       Как гром среди неба ясного крик из дома донесся. Переводчик выбежал, а в руках его пистолет фамильный показался.       — Куда, русская? Неужели так скоро смерти своей хочешь?       Громкие шаги его были. Увесистые. Надя в нем наказание свое видела за то, что товарищей не защитила. За смерти их сейчас расплата ей приходила. Но и умереть не могла себе позволить, не отомстив. Зарядила она пистолет, вперед шагов пару сделала.       Рассмеялся немец. К врачу обратился, в проходе затаившемуся. Оба насмехались над картиной этой.       — Ошибку своих повторяешь, русская.       Тут же выстрелила, мимо. Очки слетели на землю. Растерял храбрость всю в миг противник. Врач в дом спрятался.       — Дрянь, — глаза выкатил толстяк, затрясся. — Да как посмела?       Капитан показался, в полу распахнутой рубахе вышел, к косяку спиной прислонился. Не было во взгляде его удивления. Ожидал, предугадывал все. И рассчитал на шаг вперед прежде. Ухмылка губы тронула его. Поймал взгляд Васильевой.       — Пристрели ее, — скомандовал он переводчику, взгляда не переводил. Азарт взыграл, с которым русских солдат расстреливал.       — Долго я ждал, — оскалился толстяк, патроны заряжая. — Долго. С того дня первого ждал, когда наконец спать смогу нормально! Когда лица ублюдков этих исчезнут из головы, ты когда подохнешь!       Командир немецкий хмуриться начал, замер. Толстяк все возился. В стороны пули отлетали из рук трясущихся. Кое-как одну погрузил.       — Вот и закончится все наконец, — улыбнулся кротко, на Васильеву посмотрел.       Командир на него взгляд перевел. Думал, что духу помощнику его не хватит, но тот не шутил. Мешкал, трясся, но все равно оружие перезарядил.       Вновь колокола зазвенели за спиной где-то. Мягко этот звон в сердце отзывался. Словно мед сладок был, как облака воздушен. Покой приносил.       — Спасены, наконец, — улыбнулась Надя, слез не сдерживая. Опустила руками дрожащими пистолет, глаза зажмурила. Так счастлива была сейчас, так спокойна.       — Чего, дурная, ухмыляешься? — переводчик в ступоре замер, на нее глядя; глазам не поверил, в безумие такое. — Бес попутал?!       — Провела, — отвернулся командир к двери, улыбку пряча от помощника. А вскоре и смеха сдержать не смог. Переводчик и от командующего своего в ступор погрузился.       Взбесился. Выстрел глухой послышался. Разорвалась гильза пустая, и пистолет отбросило из рук. Вскрикнул немец, как кровь увидел. В дом помчался. Его командир взглядом проводил, притихнув. И к Васильевой повернулся, спустя время.       Девушка глаза открыла, за спину посмотрела. На холме небольшом впереди церковь мерцала. В свечении алом блестела, как блюдце позолоченное. И звенела музыка Божья. Свет вокруг пролился.       Мужчина смотрел на врага своего заклятого, не чувствовал ненависти боле.       Понять он все пытался в мгновение это, отчего взгляд увести не может? От мыслей этих лицо гореть начинало и в сердце пекло. Закашлялся. Надежда за пистолет схватилась с испугу, перед собой выставила. Немец взгляд опустил вдруг, нахмурившись. Не мог он больше на нее спокойно смотреть.       Поменялось что-то в нем — и это злобу пробуждало. К себе.       Но на раздумья не осталось времени. Гулкие голоса со сторон разных слышаться стали, топот лошадиный, и речь послышалась чужая.       Обернулась к забору Надя, и замерла. Прибыли немцы.