Охота на серафима

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Полицейский участок Гретны 09:11

      Иногда кажется, будто государственные конторы в маленьких городках существуют для галочки. Вечно пустые коридоры, скучающие стражи порядка, гниющие за огромными стопками документации, берущейся из ниоткуда. Словно сам Бог задумал, что полицейские в таких местах созданы для того, чтобы разнимать пьяные драки, гонять подростков, выписывать штрафы за неправильную парковку, покрываться плесенью, поглощать кофе, вредную быструю еду и быть почти презираемыми обществом за безделье. Горожане даже представить себе не могут, что именно эти «лодыри» создают их покой. Удивлены? Скука — главный показатель того, что в подвластном населённом пункте всё мирно.       Полицейский участок Гретны не является исключением.       — …Эти черти у меня в печёнках сидят, Стэн, — тяжёлый вздох откликается эхом от пустых деревянных стен. Мистер Смит — коренастый, хмурый, с вечно недовольным лицом. Служба подарила ему седину, малую степень ожирения, нервную нестабильность и тотальное разочарование в системе, которую когда-то юный кадет так мечтал совершенствовать. Двадцать пять лет он посвятил этой неблагодарной работе. Кристиан Смит — последний представитель старой гвардии, помнящий городок совсем иным. Без всех этих исчезновений, истерзанных тел, без — едрить-их-через-карамысло — сраных мигрантов, превративших тихую размеренную жизнь в настоящий бюрократический ад. Мистер Смит повидал кучу амбициозных мальков, сосланных в Гретну, как на каторгу — расследовать ересь последних лет. Федералы, полиция Штата — начальство кидало жестокую подачку маленькой, почти несуществующей Гретне в виде «помощи». Все они, посидев пару месяцев на заднице покидали город так или иначе.       — Ты знаешь, что будет, Крис, — хмыкнул в ответ Стэн. — Даю им месяц, — мистер Эдвин занимался бейсболом в школе. Лет десять назад он был тем самым подающим большие надежды капитаном команды, зажимался с болельщицами на заднем сидении отцовского пикапа, брал кубки и являлся недосягаемым идолом тогдашних малолеток. Он всё еще почти красивый: средний рост, всё еще необрюзгшее тело, тёмные каштановые волосы, ямочки на щеках, щербинка меж зубов — лицо доброе и приятное, разве что глаза выдают с потрохами. Будучи не совсем уж идиотом, мистер Эдвин уже успел разочароваться в выборе профессии, должно быть… Не было ни дня, когда бы он не думал о том, что было бы, получи он место в бейсбольной команде какого-нибудь хорошего универа. Быть может, сейчас он бы уже тренировал? Всяко приносил бы обществу гораздо больше пользы, нежели просиживая задницу здесь. — А может и меньше.       — Много даёшь. Ставлю на неделю. Может — полторы. Старый пёс Бейли никого не подпустит к своему прайду, — хмыкнул Смит. — Ему эти сволочи, как кость поперёк горла, смекаешь?       Выйдя на крыльцо, они закурили. Неподалёку маленькая кучка людей: толкаются меж собой, переругиваются, шумят.       — Глянь, сейчас начнётся цирк, — хмыкнул Эдвин, кивнув в сторону столпотворения. — Или чё, может разгоним?       — Нормально стоят, не нарушают, — ухмыльнулся Стэн, качнув головой. Вот на дороге замаячила чёрная машина. Шум улёгся на три минуты, прежде чем в авто полетели оскорбления, гнилые вонючие овощи, яйца и яростные призывы:       «Катитесь к ебене матери!»       «Не злите зверя!»       «Не вам здесь жить, ублюдки проклятые!»       — В каждом маленьком городе свои правила, — лениво тянет мистер Смит, докуривая. — Пущай привыкают, — криво улыбнувшись, он глядит на троих агентов, несущихся к зданию участка. Эдвин вложил в рот пальцы, шумно свистнул.       — Всё, расходимся, нечего тут исполнять. Кто не подчинится — пятнадцать суток в кутузке на хлебе и воде, — громогласно пригрозил он. Словно тараканы, суеверные горожане расползаются в стороны.       — Даже не поздоровались, выблядки, — раздражённо изрёк Смит, качнув головой.       Двое вошли вслед за агентами, пробрались в маленькую захламлённую комнатку — ею давно уже никто не пользовался. По-человечески можно сказать — архив. Ныне же — штаб фокус-группы.       — Контингент у вас тут, конечно, — один из городских злобно отряхивал пиджак, второй устало рухнул на заваленный коробками диван. Молодняк, как есть. Офицеры даже имён их не стали запоминать, разве что этот странный Кроу. Не похож на птенца, замкнутый, с бегающим взглядом этих его свинячьих глазок и вечно-задумчивым видом. Должно быть, он один представляет какую-то мало-мальскую ценность.       — Есть новости, мистер Кроу? — стараясь не слишком выказывать снисхождение, мистер Смит опёрся о стол, пару дней назад также заваленный старым хламом, а сейчас — фотографиями и заметками. — Чёт надумали?       — Вопреки общему мнению, — кашлянув, агент Кроу, не отрываясь от созерцания, помолчал с минуту, прежде чем заговорить снова. — «Болотная тварь» не монстр — это человек.       — Давайте к сути, — Эдвин первым не выдержал высокопарной речи, сжал переносицу пальцами и тяжело вздохнул.       — Я думаю, это белый мужчина, лет тридцати-тридцати пяти, имеет собственный дом с пристройкой или хорошо изолированным подвалом. Не ленив, имеет садистические наклонности и высокий интеллект. Возможно, у него были проблемы с отцом в раннем возрасте или же с ориентацией. Судя по почерку, он держит жертв живыми какое-то время. Факт убийства не так важен, как сам процесс, — агент медленно повернул голову в сторону коллег.       — Это всё, конечно, занятно, мистер Кроу, но может вы поясните свои выводы? — Эдвин подался корпусом вперёд. Этот петух, словно Гудини, взмахнул волшебной палочкой и выдал всю эту чушь на одном дыхании, и как бы складно оно не звучало, вопросов возникает больше, чем ответов.       — Раса и цвет кожи объединяют всех имеющихся жертв, вполне вероятно…       — Вы уж простите, мистер Кроу, но с чего вы взяли, что это не может быть какой-нибудь черножопый выблядок, обозлившийся на хозяина? — скептично интересуется Смит. — Тем более, что, ха-ха-ха, под покровом ночи так сказать, — старческий хриплый смех закряхтел по помещению. — В нынешних реалиях, когда эти что-то там стали требовать, убийства на фоне расовой ненависти выглядят гораздо убедительнее.       — Я могу продолжить? — холодно спросил Кроу и кашлянул. — На основании предполагаемых травм убийцы и его выбора жертв, логичнее предположить, что либо имел место быть тираничный отец или же педерастия. Что одно, что другое предположение свидетельствуют о предпочтении своей этнической группы.       — Ты чё, хочешь сказать, что эту хуйню творит либо мамкин подъюбник, либо педик? — ухмыльнулся Эдвин.       — Выражаясь вашим языком — вполне вероятно. По характеру нанесённых травм и тому, что можно сказать на первый взгляд, жертвы с большей долей вероятности пробыли в болоте от трёх до шести месяцев. Сложно выносить предположения, но возможно… Он даже пытался продлить их жизнь.       — Для чего? Какой-нибудь безумный хирург? — робко подал голос один из молоденьких агентов.       — Я полагаю, чтобы продлить мучения жертв, — холодно чеканит Кроу. — Опираясь на вышеуказанный портрет, может у вас есть предположения о возможной личности преступника?       — Опираясь на твой портрет, старина, могу сказать только путь тебе либо в дурку, либо в Сан-Франциско, — злобно хмыкает Эдвин, щурясь на агента.       — Офицер Эдвин хочет сказать, что в Гретне вряд ли кто-то подходит под это описание. Мистер Кроу, у нас маленький городок, все обо всем всегда знают, слухи здесь разлетаются со скоростью балида, если бы подобный моргинал был… Среди нас, я думаю, мы бы обратили внимание.       — А как же… Аластор Мур? — интересуется Кроу, постукивая пальцами по столу.       — Мистер Мур?! Тебе чё, яйцо в мозг затекло?! — захохотал Эдвин.       — Мистер Мур — один из самых законопослушных граждан на моей памяти, — хмыкнул Смит. — Ни одного штрафа, ни одного привода — его репутацию в рамку да на стену, — продолжает мужчина.       — Именно так, господа, — Кроу поднялся, опёрся на стол бёдрами. — Идеально постриженная лужайка, идеально выкрашенный дом, идеальная репутация. Параноидальный порядок в доме, при том, что мистер Мур, как я понял — не женат и детей не имеет. Вам не кажется, что весь его образ не вяжется с амплуа заправского холостяка?       — Слушай, если тебе надо по-быстрому разобраться с висяком, ты так и скажи, — Эдвин не выдержал. Глаза его вылезали из орбит, лицо застыло в гримасе.       — Стэн, ну-ка притормаживай, — в попытке остудить пыл младшего коллеги, мистер Смит слабо тронул его за плечо.       — Крис, ты не врубаешься? Им бы хоть на кого-то повесить эти сраные убийства, — мужчина резко отвернулся и вышел прочь.       — Простите за моего коллегу, — неловко выдыхает Смит. — Он парень горячий, может наговорить всякого, не обращайте внимания, но я вынужден согласиться с ним. Это очень серьёзное обвинение, агент Кроу. Мистер Мур у нас немного… Странный, да, но обвинять в убийстве, основываясь на его чистоплюйстве, — офицер снисходительно улыбается и качает головой, будто с дитём малым говорит.       — Я правильно понимаю, что вы не собираетесь даже брать эту версию в разработку? — хмуро интересуется Кроу, поджимая губы.       — Послушайте, Кроу, — тяжело вздохнув, офицер собрал последние крохи самообладания. — Всё, перечисленное вами — ничем неподкрепленные догадки, взятые из воздуха. Так у нас дело не пойдёт. Давайте говорить на языке улик и фактов. Если есть, что предложить — валяйте, а если собираетесь и дальше кормить нас своими фантазиями то… Возвращайтесь-ка туда, откуда приехали.

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом мистера Аластора Мура 22:33

      - Ах… Мур, я больше не могу.       — Потерпи немного, Банши.              — Господи, это слишком! Бля-я-ять!       — Чёрт… Ты сам это предложил.       Энтони гулко простонал, склонившись над столом. Смочив пальцы в воде, он ювелирно прихлопывает тесто, выдавливает пузыри. Аластор тихо смеётся, смотря на мрачное лицо молодого человека, что вновь взял нож с рельефным лезвием и разрезал длинный пласт теста на квадратики.       — Ну всё, Банши, это последняя партия, — Аластор оскалился, играючи прыснул мукой в лицо молодого человека напротив.       — Да в рот я эти равиоли ебал, — злобно шикнул Энтони и припылил очередную тарелку, выкладывая на неё лист пергамента и каждый отдельный квадратик — так в три слоя. Пустующая некогда морозилка оказалась забита под завязку. С самого утра их день представлял из себя что-то очень странное. Энтони со знанием дела занял две комфорки — варил мыло и герметик, в то время, как мистеру Муру выпала поистине мужская обязанность — прокрутить мясо. Ал может поклясться, что часа через четыре этого увлекательного аттракциона, он не чувствовал правой руки от слова совсем. Аластор не создан для физического труда. В общем-то и мистер Бейли очевидно притомился, а когда дело дошло до командной работы в виде изначальной идеи с равиолями, было забавно первые две-три партии.       Наконец последняя тарелка отправилась в морозилку. Шумно хлопнула дверь холодильника. На столе осталось штук двадцать, которые Энтони не трогал целенаправленно.       — О-хо-хо, детка, хочешь снять бракераж? — интересуется Аластор, растянувшись на стуле. У него невероятно болят плечи и спина, ведь после мясорубки, ему вдогонку прилетела задача катать тесто.       — Блять, да! — недовольно шикнул Бейли. — Чё, мы зря что ли горбатились целый день? — парень потягивается, с хрустом разминает высокое, затёкшее от сидячей позы тело и прихлёбывает биттера из своего стакана. — Ты будешь? — буднично спрашивает Бейли, ставя кастрюлю с водой на огонь.       — У-у-у, ты собираешься готовить, mon ange? Мне уже следует рыть окоп на заднем дворе? — поддевает Мур и опрокидывает остатки пол-стакана алкоголя в себя. Признать честно, на трезвую голову, он бы не перенёс этот утомительный день.       — Я вот не понимаю, почему ты так уверен в том, что я бытовой инвалид? — Бейли подошёл сбоку и больно ткнул Аластора в плечо костлявым пальцем.       — О, Энтони, душечка, — Аластор прыснул, закатив глаза. — Мы долго будем делать вид, что это не так?       — Мудак. Если я чего-то не делаю, это не значит, что я не умею. Это значит, что тупую бесполезную хуйню за меня могут сделать другие, которым больше надо, — Энтони полез в холодильник и достал шматок ветчины.       — То есть, ты оставляешь посуду в раковине в надежде на то, что ее отмоют добрые эльфы? — продолжает Мур, повернувшись полубоком, он с интересом наблюдает за молодым человеком.       — Нет, я просто знаю, что ты не сможешь смотреть на грязную тарелку дольше получаса, и даже если не будешь находиться на кухне, то будешь знать, что она там есть, распсихуешься, как девочка-подросток и пойдёшь её мыть с очень недовольным ебалом, — Энтони ухмыляется, отрезает кусок ветчины и закидывает его себе в рот.       — Хо-хо, выходит, ты у нас заправский стратег, деточка, а? — чуть хмурясь, фыркает Ал. Мелкий засранец уже научился играть на его слабостях, а ведь не прошло и года!       — Мне больше нравится слово «хитровыебанный», — Энтони очаровательно улыбнулся и посолил воду.       — А мне — «избалованная папина принцесса», — Аластор растянул губы в улыбке, видя, как нож в руке юноши дрогнул.       — Нравится экстрим, да? Мама в детстве не учила, что не надо злить человека с ножом в руках? — выплюнул Бейли и только потом понял, что сказал. Стоя спиной к Аластору, он сморщил лицо, прищурил глаза и закусил губу. Наверное, вот это было лишним.       — Туше, — вопреки ожиданиям, Аластор не разозлился. — Хотя знаешь, обычно, ха-ха, этим человеком всё-таки являюсь я, — буднично парировал Мур, и Энтони облегчённо выдохнул.       Ветчина на сковороде зашипела, закипела вода в кастрюле. В помещении повисла тишина. Аластор занялся уборкой, поглядывая на юношу рядом. Есть определённые опасения от одного лишь вида мистера Бейли на своей кухне. За всё то время, что Энтони гостит у него, мальчишка дай бог, пару раз жарил яйца — большего мистер Мур ему не доверял. На удивление молодой человек вполне уверенно обращается с кухонной утварью. Бейли аккуратно помешал равиоли, уменьшил газ, зачерпнул немного бурлящей воды из кастрюли и с тихим «ш-ш-ш», залил ветчину, добро поперчил и достал из холодильника бутылку жирных сливок, предназначавшихся, правда, другому блюду, но Ал не стал спорить. Пространство наполнилось густым сливочно-пряным ароматом.       — Когда я приезжаю к бабуле, она всегда делает такое, — Энтони улыбнулся уголком губ. Слова прозвучали до того откровенно и искренне, что аж сердце пропустило удар. Аластор устремил глаза на юношу, тот суетливо потирал ступню о ступню, постукивал пальцами по столу, следя за обеими занятыми конфорками.       — Выходит, ты всё же, умеешь готовить, банши? — Ал скинул муку в мусорное ведро, отряхнул одежду, сполоснул руки и подошел к Энтони сзади, обняв его за талию, умастил подбородок на плече, глядя на плиту. С одной стороны — довольно милый жест, а с другой — некая возможность проконтролировать.       — Блин, я надеялся, ты не узнаешь, — прыснул Энтони и повернув голову в сторону мужчины, вытянул губы, быстро чмокнул его и отвернулся. — Скажем так, бабуля и Констанс снабдили меня парой рецептов, чтобы в крайнем случае я не сдох с голоду, — шутливо произносит парень. — Ну, знаешь, мне нравится итальянская домашняя кухня. Равиоли — ещё что, а вот пансотти, — Энтони даже недовольно замычал. — Эти ебучие кругляшки вырезать, потом еще катать обрезки в пласты. А ба обычно готовит так, чтобы угостить всех соседей. Короче, мы, считай, легко отделались… Или папарделле, как я ненавидел делать папарделле, господи, — парень закатил глаза.       — Что это? — с интересом спросил Мур, зяглянув в хмурое личико юной пасссии.       — Ну это типа… Это такая домашняя лапша. Такое же тесто, только килограмма четыре, его сначала надо замесить, потом раскатать, а потом резать десять лет и развешивать сушиться каждую макаронину отдельно. Когда мы с сестрой видели, что бабушка готовит, всегда вызывались помочь, — Бейли передёрнул плечами. — Короче, инициатива ебёт инициатора и не только с готовкой, а в принципе. Ну блять, то есть, знаешь, мы ждём либо прямой просьбы о том, чтобы что-то сделать, либо момента, когда все обосрались с подливой и выбора уже особо нет. А то от чувства долга и охуеть недолго, — Аластор смеётся. Энтони изъясняется настолько уморительно и самобытно, особенно в моменты, когда пытается выразить какую-либо умную мысль.       — Деточка, мне кажется, или лень вперёд тебя вышла из твоей матушки? — интересуется Мур, наблюдая, как равиоли одна за другой отправляются в сковороду. Энтони аккуратно помешивает их так сделав огонь совсем тихим.       — Не, нихуя, это не лень, это правильная расстановка приоритетов, — высокопарно заявил Энтони и шлёпнул Аластора по пальцам ладонью.       Ужинали они в тишине. Аластор к своему удивлению заметил, что вышло не то, что съедобно, но очень даже вкусно. С пряностями и специями мясо не отличить от свинины, если не знать его предыстории. Мистер Бейли в свою очередь выглядел очень беззаботно и ел без лишних раздумий. Быть может, порадовать его и устроить таки маленький эксперимент, как только представится возможность?       — Поздравляю, дедуля, ты теперь тоже каннибал, — отодвинув тарелку от себя, Энтони допил очередной стакан биттера и лениво потянулся.       — Спасибо-спасибо, — Мур прищурился, растянув улыбку шире. — Не думал, что скажу такое, но мои благодарности повару. Это было вкусно. Ну что? Теперь готовим по очереди? — спрашивает Ал лукаво, на что Энтони округлил глаза.       — Пф? Нет. У меня детская травма, — отмахивается Бейли. — Сегодня было в порядке исключения. И мне слишком нравится, как ты это делаешь, — парень поцокал языком. — Стоит такой красивый горячий мужчина у плиты, чё-то там делает. Посмотришь — залюбуешься, — юноша воркует и касается икры Аластора под столом ного, по-лисьи щурится. — Ну прям — ах.       — Если ты думаешь, что лесть спасёт тебя от мытья посуды, то ты ошибаешься. Энтони, ты ведь помоешь её сегодня? Пожалуйста, душенька, — просит мужчина и видит, как довольная моська растворяется в раздражении.       — Ах ты старый крендель!       — А нечего было выкладывать козыри на стол, mon ange.       — Ладно, хуй с тобой, — фыркает Бейли недовольно и поднимается изо стола, подходя к раковине. Он бросил взгляд на часы над входом и поджал губы. Последние двое суток были, безусловно утомительными и выматывающими, хоть и довольно приятными, но оттягивать бессмысленно. Даже если он и оправдается загулом, домой идти придётся, как и говорить с отцом о делах. Энтони тяжело вздыхает, оттирая сковородку.       — Ну брось, душа моя, не так уж там и много, — подмечает Аластор, убирая со стола. Мужчина открыл шкафчик на стене и достал банку с кофе.       — Я закончу и поеду, — игнорируя выпад, произнёс Энтони. — Зайду, вечером дня через четыре. На «урок фортепиано». И давай без хуйни и без глупостей, ладно?       — Душечка, можно без нравоучений? Я разменял пятый десяток и всё еще не поджарен на электрическом стуле. Разберусь, — снисходительно хмыкнул Мур. На эту его реплику Энтони прикусил губу и уткнулся взглядом в раковину. Неужели этот несносный придурок не понимает, что Бейли… Что? Волнуется? Пф-ф-ф.       Юноша резко бросил на мужчину очень странный взгляд, раздул ноздри и выкрутил вентили с водой. Боле он не сказал ни слова, торопливо и не слишком хорошо вымыл все последствия их ужина и своей собственной готовки, вытер руки о полотенце, швырнул его на стол и вышел из кухни.       Наблюдая за столь странным нетипичным поведением юной пассии, Аластор сначала не понял, что что-то не то, но когда хлопнула кухонная дверь — заподозрил неладное. Принял решение просто не обращать внимания на эти выступления. В такие моменты Энтони его сильно раздражает, и вот уж точно, мистер Мур не станет носиться с этим желторотым гадёнышем и выспрашивать, что на этот раз взбрело в белокурую башку.       — Увидимся, — прохладно бросил юноша, стоя около задней двери. Он поправил свой клоунский наряд, в котором заявился к мистеру Муру двое суток тому назад и исчез в темноте ночи.

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом Бейли 01:25

      Тихонько приоткрыв парадную дверь, Энтони просунул голову в тёмное нагретое лоно родного дома и поглядел по сторонам. Уже на подходе, он видел свет, горящий в кабинете отца. Встречает юношу тотальная пустота и эхо. Просочившись сквозь дверь, парень неслышно притворил за собой дверь и скинул обувь, чтобы не издавать лишних звуков. Крадучись кошкой по лестнице, он ощущал невероятное внутреннее напряжение. То ли от предстоящего разговора, то ли от предыдущего. Аластор… Этот кусок мудака! Энтони бесится. Но не вполне понимает, почему. Неужели от одной лишь детской провокации Мура? Энтони же… Ха-ха, он же не всерьёз переживает за него, верно? Даже если этот придурок исчезнет из его жизни, мало что изменится. Вселенная не остановится только потому, что самовлюблённый, самоуверенный дебильный нарцисс загремит на нары и сыграет в барбекю с копами. Будет неудобно, только и всего. Энтони просто привык к нему. Он не привязан и уж тем более, господи-боже, не испытывает каких-то более глубоких чувств. Всё, что меж ними происходит — это не серьёзно. Блажь, увлечение, удачное совпадение сексуальных перверсий и травм. И забавно. Да. Конечно, Энтони просто забавно играть с Муром в эту «передружбу-недоотношения».       Просто интонация, с которой говорил рыжий придурок была слишком пренебрежительной. Бейли ненавидит, когда с ним говорят в подобном тоне и вообще, в последнее время старый крендель слишком многое себе позволяет. Вот, что на самом деле выбесило Энтони, а не мрачные перспективы, нависшие над любовником. Под ногой скрипнула половица. Энтони замер посреди коридора, встряхнулся, весь подтянулся, цепляя на лицо маску расслабленной лености. Он замысловато постучал в дверь кабинета и вплыл внутрь.       — Ciao, padre, — парень махнул ладонью, растянул губы в пьяненькой улыбке и плюхнулся на софу неподалёку от стола.       — Э, нагулялся, Антонио? — Даниэле метнул тёмный прожигающий взгляд в юношу, от чего Энтони едва не парализовало, лишь иммунитет, приобретённый за годы жизни с родителем спасает от ощутимого мандража. — Ничего не хочешь мне рассказать?       — Этот мудак тебе пожаловался? Блять, а кто ставит ебучие занятия в такую рань?! Я же не нарушил слово, э?       — Porco cazzo, Antonio! — мужчина шумно стукнул ладонью по столу и сложил пальцы клювом. — Когда ты уже наиграешься? Третий десяток разменял, а мозгов, как у пятилетки. Где ты шлялся после? — сердце Энтони заходится в бешеном ритме, он сохраняет хладнокровие, но чувствует, как всё существо перекручивают, будто тугую джутовую верёвку.       — Э-э, отец, ты же сам не хотел видеть меня дома. Мы с мистером Муром… Повздорили. Святая Мария, с ним невозможно находиться в одном помещении дольше часа, а я отсиживался у него почти до ночи! Он мёртвого подымет и доведёт до кандрашки. Я, ха-ха, успокаивал нервы, — Энтони пожимает плечами, кладёт ногу на ногу, расслабленно откидывается на спинку дивана. — Не горячись, если бы ты хотел меня найти — нашёл бы, я ждал позывного, чтобы вернуться домой, но соскучился и видишь, пришёл сам, с повинной.       Даниэлле строго оглядывает сына, долго всматривается в его глаза и лишь убедившись в том, что отпрыск лишь слегка пьян, мужчина тяжело вздыхает, качает головой и закуривает.       — А тебе всё хиханьки да хаханьки, щенок? — шикнул, поднялся с кресла, обошёл стол, остановился в метре от сына и цыкнул. — Хочешь назад сухой закон? Так я тебе устрою. Федералы зубами лязгают у семейного гнезда, а он решил устроить разгуляй. Ты своей глупой головой можешь понять, что если эти bastardi тебя сцапают, я уже ничем не помогу?       — Я не могу понять, нахуя ты пустил их в семейное гнездо, — огрызнулся Энтони, хмурясь. — Держи друзей близко, а врагов еще ближе? — парень упёрся локтями в колени, сцепив ладони вместе и покосился на отца.       — Учись, пока твой отец жив. В этой стране так работает, они не станут кусать руку с едой, смекаешь, Тоньо? Пусть поиграют в детективов, а мы — в благодетелей, помогающих следствию. К зверствам в топях наша семья отношения не имеет, но если они пойдут копать под нас, — мужчина поцокал языком.       — Разумно, — кивает младший Бейли и вынимает из пиджака пачку сигарет, суёт одну в зубы, прикуривает. Он чувствует, что отец потихоньку стал успокаиваться, нужно, чтобы он не сошёл с этих рельс. — А дела? — тихо интересуется парень, косясь на отца.       — Вот! Одумался! Ты поэтому должен был просохнуть и пулей лететь домой, Антонио. Сам займёшься. Пока эти собаки отсюда не уберутся, трафик, девки, крыша — всё на тебе. Денег я дам, сними апартаменты в городе, — хмыкает мужчина.       — Э-э-э, ты меня гонишь? — Энтони злобно уставился на отца, не в силах этого скрыть. Даниэлле устало цыкнул:       — Не устраивай драму, Антонио. Так надо. Никто тебя не выгоняет, пускай видят, что ты здесь бываешь, но твои ночные… Не надо чужакам видеть всю эту твою дрянь. Мало нам позора в городе? Каждая крыса щебечет о твоих «подвигах», при том в красках. Что? Скажешь не так? Кто еще тебе правду скажет? — слова отца откликаются горечью. Дыханье спёрло, обида, злость, гнев — все эти эмоции бушуют внутри штормом. Энтони закатывает глаза. — Э, я знаю, по молодости тянет на глупости, это простительно, к тому же, у вас с сестрой есть то, чего не было у меня: статус, бабки и куча соблазнов. Неужели, я не терпелив, Тоньо?       — Да брось, па, — скрипнув зубами, юноша натянул улыбку, невинно хлопая глазами на мужчину, нависающего своей громадой над ним. — У нас же договор? Я исполняю свою часть сделки, разве нет? Ты обещал…       — E basta, — оборвал мужчина и ткнул сигару в пепельницу. — Мы оба придерживаемся условий сделки. Но ситуация — дерьмо. Антонио, засунь в задницу своё «я», свои хотелки, и наконец возьмись за ум, чёрт тебя дери. Пока в городе чужаки, никаких заскоков. Ты — мой сын, ты — будущий босс, веди себя соответственно. Собери свои маленькие попугаичьи яички в кулак и будь мужиком. Семья не должна страдать только из-за того, что в твоей тупой полу-американской башке гуляет ветер. Если скажу, что едешь в город и принимаешь дела на себя до дальнейших указаний, ты скажешь?..       — Да, отец, — Энтони потупил взгляд в пол, поджал губы, ощущая, как в горле встал комок.       — Вот так. Заруби на носу: мокруха — нет, дилеры должны сменить дислокацию и быть очень деликатными, нарики, если хотят товар — рот на замке. Девок держи в кулаке, чтоб не отсвечивали. Дай понять, кто станет болтать — первым в расход. Наш бухгалтер и юристы будут с тобой на связи. Пока здесь гости, дела Леоне никак не касаются дома Бейли. В доме Бейли царит американская мечта. Дочь — красавица, сын — умница, отец владеет бизнесом. С матерью твоей я сам разберусь. Семья превыше всего, Антонио.       — Да, отец, — Энтони поднял взгляд на мужчину, встретившись с ним глазами, ощутил, как по спине прошёл холодок. Даниэлле тяжело вздохнул.       — Ты знаешь, я вас люблю. Ты знаешь, всё, что я делаю — вам во благо. Ты справишься, Тоньо, — наверное, это должно было прозвучать, как слова поддержки, но вместо этого, Энтони слышал очевидную угрозу и держался из последних сил.       — Э, со мной разговариваешь? — юноша вскинул подбородок, закинул ногу на ногу и ухмыльнулся уголком губ. — Не о чем волноваться. Всё будет в ажуре, — Энтони докурил тлеющую сигарету. — Поеду сейчас. Только в душ и переоденусь.       — Заезжай домой время от времени, чтобы не вызывать подозрений, — слова сына явно умерили пыл старика, он подошел к юноше, прихватил за шею сзади и склонился, коснувшись лбом лба. — Я на тебя рассчитываю.

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Восточный район города - «Прайд» 02:37

      Пальцы дрожат на сигарете. Это третья. Энтони держит выворачивает руль одой рукой, скидывает пепел за окно и чувствует себя абсолютно разбитым. Так всегда бывает после скандалов. Хотя, сегодняшнее даже скандалом назвать сложно, скорее — разнос. Болезненный, обидный и жгучий.       «Будь мужиком, позор, эта твоя дрянь» — слова отца теннисным мячиком мечутся по черепной коробке. Энтони резко дал по тормозам, замерев посреди дороги. Красным светом на него слабо мигает светофор. Тяжелое дыхание, в висках колотит, глаза застилает горячей пеленой. Швырнув бычок за пределы машины, парень вцепился в руль, стараясь унять нарастающую внутри истерику. Он пялится перед собой невидящим, замыленным взглядом, хватает ртом воздух и чувствует, как жжёт глаза. Блять! Энтони несколько раз исступлённо бьёт по рулю, сдавленно скулит, упирается лбом в колесо. Пальцы сводит от напряжения.       Тш-ш-ш, тихо. Соберись. Соберись-соберись-соберись. Будь мужиком. Никто не должен видеть, никто не должен знать. Особенно головорезы старика. Энтони считает до десяти в голове, дышит под счёт и откидывается на спинку сидения, сглатывая густую слюну. Авто двинулось дальше по пустынной улице. Нужно сосредоточиться на том, что важно. Энтони проморгался, медленно повёл взглядом из стороны в сторону, заметил пару постоянных клиентов, весело болтающих с одной из их проституток и двинулся к ломбарду отца. Припарковавшись, морально приготовился, подтянул верёвочки маски на затылке и распахнул дверцу машины.       Красивый молодой мафиози в мышином сером костюме, надменный и прохладный. Он закурил ещё и заметил святую троицу: Пасквалино, Малыш Люччиано и Дженаре.       — Дон Тоньо, ciao! — Люччи одарил почти радостной улыбкой. Энтони слабо махнул им рукой, приблизился, выпустил тугую струю дыма.       — Ну чё, черти, занимаетесь? — весело выплёвывает Бейли и снова затягивается.       — Э, так дон Даниэлле, как сказал, так мы и это, — неловко, будто оправдываясь, Дженни пробурчал, почесывая затылок.       — Ха-ха, Дженни, завали ебло, разговаривать — это не твоё, — заржал Пасквалино и хлопнул товарища по плечу.       — А вы как здесь?.. — Люччиано зыркнул на двоицу клоунов и сложил руки на груди.       — Короче, расклад такой: пока в городе федералы, я ебу этого кота, а вы трое ноги держите, всё ясно? По всем вопросам ко мне.       — Воу-воу, дон Тоньо, вас повысили, получается? — Пасквале улыбнулся уголком рта, поглядывая на младшего Бейли с толикой издёвки.       — Ха-а-а, Пасквале, ты либо глухой, либо тупой, либо больно борзый. Молись, чтоб не было три в одном, а то с таким не живут, — Энтони ядовито шипит, сияя злым бешеным взглядом в сторону мужчины.       — Э-э, дон Тоньо, не горячитесь, вы же знаете нашего Пасквале, — неловко смеётся Люччи и за спиной показывает младшему кулак, коротко и ёмко объясняя, почему тому стоит замолчать свой рот прямо сейчас.       — Да мне похуй, что с этим солнечным мальчиком. Если продолжит так базарить — башку снесу нахуй и не посмотрю на то, что инвалид, — продолжает молодой человек, злобно отшвыривает окурок и сгребает волосы назад. — Слыш, особенный, иди собери мне всех мамок, которые сейчас на улицах, пусть ждут у чёрного входа в заведение, — Энтони слабо кивнул в сторону ломбарда. — Нужно особое приглашение? Вали, говноед.       — Э-э, дон Тоньо, вы б сразу сказали, что не в настроении, — стоило Пасквалино скрыться из поля зрения, подал голос Люччи. — У нас и разговор бы по-другому завязался, — в попытке успокоить взбешённого босса, Люччиано слабо хлопнул его по плечу.       — Дженаре, пиздуй за нашими пташками, — прервав мужчину, выплюнул Энтони. — Люччи, — парень бросил на него беглый взгляд. — Достань мне кофе, сэндвич и дорогу. Пожалуйста, — Бейли одёрнул пиджак, двинулся в сторону ломбарда, вошёл внутрь и увидел скучающего за стойкой торгаша. Тот подскочил было, но молодой человек успокоил его жестом, прошёл за стеллажи в коморку, рухнул на старый потрепанный диван и подпёр голову рукой. Сердце всё еще выстукивает бешеный ритм. Хочется сдохнуть от бури, нарастающей внутри. Тихая музыка из радиоприёмника не делает лучше. Сейчас бы тишины.       Мистер Бейли высидел минуты три, прежде чем подорвался и широкими нервными шагами выскочил наружу через задний вход, нервно закурив опять, он прижимается к холодной стене лопатками и со всей тщательностью старается гнать прочь дурные мысли. Он подумает их позже, когда наконец окажется в уединении и комфорте. Апартаменты в городе? Да щас! Уж лучше Энтони будет мотаться туда-сюда, чем станет тухнуть, как гангстеры отца, ожидающие команды «фас». В первую очередь почему-то подумалось про Мура. Нет. Ха-ха, нет-нет-нет, ни за что он не пойдёт к нему обиженным и расстроенным и не станет плакаться в жилетку и уж тем более напрашиваться на пожить. Опасная ситуация да и незачем Аластору знать о таких аспектах его жизни. Друзья? Пф, отец узнает, как только Энтони переступит порог одного из них.       Дом. Да. Вот где он будет пережидать бурю. То место, куда можно сбежать от всего, да еще и надолго. Если ехать в объезд, выйдет всего полчаса. Из всех вариантов этот — лучший.       Внезапный женский вскрик и плач вырывают Энтони из размышлений. Молодой человек встрепенулся и зажал тлеющую сигарету в руках, нахмурился и потянулся к пистолету, зажав рукоять, он медленно ступил в переулок, обошел здание ломбарда, оказался по другую сторону и увидел трёх своих девочек на углу в компании пары мужчин. Одна из проституток ревела, зайдя за спину другой, пока смелая миниатюрная брюнетка перегородила дорогу клиентам. Мистер Бейли нервно стиснул зубы.       — Да чё ты ноешь, сладкая. Глянь, Бен, еще и за подружку спряталась шалава, — пьяно хохочет один из мужчин. — Ломается, как приличная девочка, будто ее рот не занят членами на постоянке, ха-а!       — Пошли вон отсюда. Оба! — рычит смелая малышка, словно тигрица, защищающая детёныша.       — А чё тут происходит? — Энтони неторопливо приближается к шумной компании. Брюнеточка прижала руки к груди, стрельнула в Бейли взглядом.       — А… — выдохнула она.       — Слыш, полу-покер, твои шлюхи не хотят делать свою работу, — гаркнул мужчина, с усмешкой глянув на Энтони.       — Мистер Бейли! Нет! Этот… Этот мужик недавно избил Кристи и сейчас тоже ударил прямо по лицу! — на перерез бросилась девушка почти схватила Энтони за локоть, но вовремя остановилась.       — Пф! Накинуть за ущерб, Бейли? Сколько там мазь стоит? Два цента?       Плач девушки режет по сердцу. Энтони дёрнул носом, бросил на неё взгляд. Пострадавшая пыталась утереть размазанный макияж, кусая дрожащие губы. Новенькая, совсем зелёная. Энтони сунул в карман руку, пропустил пальцы в кольца кастета и улыбнулся мужчинам.       — Быкуешь на моих девочек и реально думаешь, что я не прострелю тебе яйца, хуйлуша? — интересуется Энтони, стискивает кастет в кулаке покрепче и направляет дуло пистолета в голову буйного пьянчуги.       — Эй-эй, да ты чё шуток не понимаешь? — мужичок стушевался, сделал шаг в сторону, но дуло последовало за ним. — Я ж просто…       — Чё? Чё ты просто? Просто отмороженный выблядок, избивающий женщин? Просто это делает тебя очень крутым? — спросил Бейли, резко вскинул пистолет и пустил пулю в воздух. Двое шуганулись в сторону, а девочки забились Энтони за спину. — Эй, Банни, в блеклист этого чертилу нахуй навсегда. А если еще раз к кому-нибудь подойдёт или, не приведи господь, поднимет руку, скажешь мне. Мы поговорим по-другому. Ты понял, уродец? — мужчины дали дёру вдоль по улице. Только когда те скрылись за углом, Энтони сунул пистолет в кобуру под пиджак и развернулся:       — Кристи, да? Ну чё ты ревёшь? — парень приблизился и приобнял девушку за плечо. — Эти ублюдки не достойны слёз такой красивой девочки, слышишь? — он поглаживает девушку ладонью по плечу. — Чё он сделал? — спрашивает Бейли, глянув на коллег Кристи.       — Пощёчину, — хмыкнула брюнетка, поджав губы. — Говнюк, — шикнула она.       — Ну и пошёл он нахуй. У него просто член маленький, еще и не встаёт, вот он и бесится, — Кристи прыснула, утирая слёзы. — О-о-о, посмотри, какая у тебя солнечная улыбка! Ну сразу просто мисс Америка! — Энтони дернул из нагрудного кармана платочек и вложил в руки девушки.       — Спасибо, мистер Бейли, а то он давно терроризирует наших, — вклинилась в разговор третья — рыжая.       — А хуль вы молчите? Девчули, вы с таким сразу до мамок или до нас. Будут ещё всякие мрази моих малышек обижать, — Энтони слабо тряхнул Кристи, которая даже тихонько захихикала и тихо сморкнулась в платок. — Ну всё, лапуля? Успокоилась? Давай умоемся, а потом пойдёшь отдыхать. Скажешь, я разрешил, — Энтони уводит девушку с собой в ломбард, отправляет в уборную и натыкается на Люччиано, держащего в руке кофейник.       — Я слышал пальбу, — произнёс он взволнованно.       — А больше ничего не слышал? Блять, вы чё совсем тут осатанели? — интересуется юноша, сложив на груди руки. — Сколько вас сюда приехало? И никто не может проконтролировать, чтоб наших девок не трогали? У меня на глазах сейчас какой-то пьяный мудак затрещину дал одной, а я здесь десять минут. Какого хуя, Люччи?       — Мы… А… Да за всеми не усмотришь!       — Ты издеваешься? Мы торгуем красивыми мордашками, а не побитыми клячами, на которых без слёз не взглянешь. Ты купишь гнилые апельсины? Не? Если не хочешь, чтобы дон Даниэлле узнал об этом, встряхни своих котяток, Люччи, будь добр, окей?       Напряжение делается почти физически ощутимым. Лишь скрип двери туалета заставил двоих отвлечься от игры в гляделки.       — Спасибо, мистер Бейли, — неловко сказала Кристи. Увидев её лицо без макияжа, Энтони разозлился сильнее — синеющий фингал и разбитая губа отзываются покалыванием где-то внутри. — Я пойду?       — Иди, малышка, всё нормально, — мягко кивнул молодой человек, сжал пальцами переносицу, вновь сел на обшарпанный диван и тяжело вздохнул. — Чтоб такого не было, ясно? — сурово глянув на мужчину перед собой, Энтони взял половинку сэндвича с тарелки на подлокотнике и жадно впился в него зубами. В комнате висела тяжёлая напряжённая тишина. Люччиано неловко мялся за прилавком. Энтони каждой клеточкой тела ощущал, как собственноручно нагнал ужасно тяжёлой атмосферы. Ну, ничего. Пусть понервничают. Не в одиночку же ему страдать, верно? Даниэлле испортил ему день, так что ж теперь, Энтони одному оставаться с этим дерьмом? Пусть эти ленивые собаки тоже огребают.       Дженни и Пасквале вернулись минут только через сорок. За этот ужасно долгий отрывок времени мистер Бейли успел проклясть всё и вся. Ну в самом деле, что они? До Китая раком?.. Но вот он, его миг выйти на подмостки глупого жестокого театра. У заднего собралась целая толпа, и она уж точно могла бы привлечь ненужное внимание легавых. Если бы всё не было куплено, разумеется.       Барыги, мамки, беспризорные грязные дети в тотальной тишине ждали, смотрели своими устало-мутными глазами на худую фигуру молодого дона Леоне, стоящего на крыльце, как на кафедре универа.       — Какая классная у нас собралась тусовка, — едко произнёс Энтони. — Короче, всем слушать меня внимательно и запоминать. Мы в дерьме. А если Леоне в дерьме, значит это касается каждого из вас. В городе незваные гости из бюро расследований, поэтому расклад такой: уважаемые дамы и торгаши, донесите до ваших коллег, что с федералами не при каких обстоятельствах вась-вась мы не делаем, сами тоже зарубите это на носу. Если кто-нибудь из вас, ублюдков, решит, так сказать, наябедничать, мы выкрутимся, узнаем, кто крыса, и тогда уже ни Иисус, ни Аллах, ни Будда — никто не спасёт, и уж тем более наша доблестная полиция. Дислокацию меняем хотя бы раз в два дня, с улиц уходим в бары, в наши заведения. Птички, с вас донести информацию до клиентов. И никаких записок, никаких бумажных расписок — ничего. Только устно. Короче безопасность выкручиваем до уровня норвежских банков, а когда всё кончится, мы не останемся в долгу, вы знаете, — Энтони вальяжно опирается на перила, толкая речь на манер древнегреческого оратора, он всматривается в лица людей перед, что перешёптываются, корчатся, шушукаются меж собой. — Это всё, — подводя итог, Бейли хлопнул в ладоши. Ошарашенная толпа ленивой патокой расползается прочь. Бейли оглядывается на своих ребят. Когда проулок опустел, он тяжело выдохнул, потёр ладонями лицо. Черт, он на ногах почти целые сутки, хочется рухнуть в постель и долго спать, отходя от стресса последних дней.

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом №47 04:29

      Тягучее амбре болотного смрада, чьих-то едких приторных духов. Плотная сердечная нота — трава и клубничный джин, влажная древесина, пыльные ковры, смех и тонкое, эфемерное послевкусие — свобода.       Бросив студебеккер по обычаю в валежнике около поросшей густой травой подъездной дороги, Энтони миновал старые скрипучие ворота и с трепетом взглянул на громаду старого поместья. Чёрные окна, подёрнутые дымкой портьер, ласковая, сомкнутая пасть массивных тяжёлых дверей. Дом смотрит в душу, манит, зовёт. Дом — ласковый родитель, которого у Энтони никогда не было. Юношу сводит нежностью и трепетом, ком отложенной на потом истерики злобно чешет горло. Бейли замер на крыльце, прикрыл глаза, продышался, чувствуя влагу в уголках глаз. Дёрнув створку двери на себя, Энтони скользнул в удушливое лоно холла, бросил взгляд на наручные часы. Должно быть, все уже разошлись по домам.       Бейли ослабил галстук, расстегнул манжеты рубашки, швырнул пиджак на пол и, проходя мимо гостиной, замер на секунду: огромная комната, такая тёплая, живая, спящая, но разворочанная, изувеченная, трансформированная десятками рук. Слоистая, словно кусок наполеона. На длинном замызганном диване, стыдливо прикрытый кожаной курткой, спит Майкл Дуглас — художник. Должно быть, милосердные домовцы не стали будить его, хотя уже пора. Пора вновь надеть свой человеческий костюм, втиснуться в сюртук благопристойности.       — Эй, Майкл, — Энтони ухмыльнулся уголком губ, приблизился и тряхнул мужчину. — Вставай, чертила, жена потеряет, — мужчина на диване завозился, промычал, в прорезях век мелькнули радужки глаз.       — А? — потерянно протянул выплюнул Майкл.       — Хуй на. Вставай и выметайся, кому сказано, — Энтони подал мужчине руку, помог подняться и проводил вплоть до ворот, глядел, как шаткой походочкой мужчина поплёлся вниз. Остаётся лишь надеяться, что топь будет милосердна к творцу и не попытается проглотить зазевавшегося засранца.       Мистер Бейли хочет одиночества, не хочет ни единой живой души поблизости. К чёрту всех. Уже в холле он слышит недовольное ворчание и возвращается в гостиную. Конечно, кому здесь ещё быть? Дестени — опальная подруга Констанс. Очень толковая чёрная женщина. Энтони ни за что не признается своей второй мамочке в том, что за жареную курицу Дестени он готов душу продать дьяволу — Констанс смертельно обидится. И всё же, несмотря на все достоинства, Дес имеет ужасный характер. После конфликта с предыдущей работодательницей из клуба «Чайных роз», никто в районе не хотел брать Дестени в свой дом. Тогда-то Констанс и пришла к Энтони попросить за подругу, и кажется, им обоим повезло. Ведь опытная женщина нуждалась в работе, а мистер Бейли в том, чтобы кто-то устранял последствия его безумных празднеств.       — Эй, мистер Бейли, чойта вы застыли? Я ваших этих повышвыривала. Один только подыматься не хотел. Я его уже и метлой гнала и водой поливала, он ни в какую.       — Ха-а-а, все нормально. Это же Майкл, — Энтони пожал плечами, улыбнувшись ей.       — И зверьё ваше я выпустила в сад, мистер Бейли, а то они за мной хвостом мотыляются, работать мешают, жрать просят.       — Дес, ну я же просил их не обижать! — Энтони недовольно поджал губы, упёр руки в бока.       — Вот сами свою свору и пасите, мистер Бейли, я вам в няньки не нанималась! — какая же она смешная. Нравится Энтони. Почти, как Констанс, только с ней и поцапаться можно.       — Ну так, открыла бы ледник, или что там? Пусто?       — Да как же ш пусто?! Эти ваши все столько жрут, я ж по магазинам мотаюсь ежедневно, как по часам! Но зверё своё сами кормите. Шакал ваш уж больно страшный, пялится на меня, как на мяса кусок.       — Э-э-э, Салями не шакал, а кайот, милочка, — недовольно закатив глаза, Энтони осёкся. «Милочка»? Откуда это высралось, спрашивается. Кажется, что в последнее время мистер Бейли слишком много общается с дебильным Муром, вот уже и эти его пассивно-агрессивные фразочки полезли.       — Да хоть гусь лапчатый. Не подойду я к нему, даже не просите, мистер Бейли, — все продолжает отфыркиваться Дестени, суетливо ходя по гостиной, женщина сгребает мусор в большой чёрный пакет.       — Ой, ну и пожалуйста! Ты ему всё равно не нравишься, а нюхает он тебя, потому что ты пахнешь жареной куриной грудкой, — махнул рукой Энтони, недовольно закатил глаза и уже собирался двинуться прочь, вдруг Дестени щёлкнула пальцами.       — Пока не забыла, мистер Бейли, посылка, которую вы выписывали пришла. Уж не знаю, что вы там назаказывали, но я пока ее сюда тащила, чуть спину не сорвала, — Дес цокнула языком. Бейли почувствовал, как по нему прокатилась волна мурашек. Пришло! Наконец-то, господи, он так ждал! — Я оставила коробку в холле под лестницей.       Насилу скрывая нетерпение, Энтони бегло благодарит женщину и выскакивает из гостиной. Чёрт, нет. Сперва нужно позаботиться о хвостиках. Сойдясь на этой мысли, молодой человек сперва отправился к леднику. К сожалению, Дом слишком древний и удобствами оснащён недостаточно. Сколько раз Энтони порывался приобрести холодильник сюда, да все как-то не с руки. Да и… Вынесут — глазом не моргнёшь. А вот ледник! Ха-ха, очень сложно вынести целую комнату.       Отрыв большой свёрток подмороженного мяса, Энтони прощупал его — не совсем промороженное. Подойдёт. Вырвавшись из холодных влажных объятий подвала, мистер Бейли шумно протопал по длинному узкому коридору к малой гостиной, откуда был выход в сад. Благодаря Дес он в действительности походит на Сад. Супруг женщины даже выстриг разросшуюся траву. Вид открывался великолепный: громады вековых замысловатых деревьев, одичавшие за годы запустения цветы, одинокая качель вдалеке. На терраске — столик и стулья. Курить здесь на рассвете — божья благодать. Тут-то, на подушках и старых покрывалах умастилась небольшая свора. Вот же засранцы! Хоть бы один дёрнулся!       — Кис-кис-кис, — шелестит Энтони и шуршит свёртком, разрывая бумагу. Первым вскочил койот, подбежал, игриво перебирая передними лапами стал виться около ног, заваливаясь набок. Затем пространство озарило недовольное мяуканье. Вслед за товарищем, с лежаков к Энтони двинулись кошки — трое. — А чё мы не здороваемся? А? Я существую только когда приношу вам еду, нахлебники? — фыркает Бейли и отламывая куски от общего брикета, отдаёт пушистой банде.       Сливка, Тыква и Оливка — неторопливо растащили свою еду ближе к стенам, злобно мыча друг на друга, они вгрызались в мясо, словно сто лет бродили по пустыне, голодные и холодные, в то время как Салями — кайот, сидел у ног Энтони и просил ещё, издавая нечеловеческие звуки.       — Что, выгнала вас злая тётка, да? — улыбнувшись, Энтони сел на стул. Животные так вкусно едят, что мистер Бейли и сам уже поглядывал на сырые холодные куски в своих руках. После смерти своих любимцев, отец упрямо отказывал детям в питомцах. С годами Энтони даже смирился, но однажды в пьяном угаре чуть не увяз в болоте и волею судьбы нашёл мешок — с котятами. Они уже не были слепыми, а оттого находка показалась еще более жестокой. Энтони не смог придумать ничего лучше, чем поселить их здесь, в Доме. А Салями… С ним тоже идиотская история. Одной ночью, будучи за рулём сильно не трезвым, Бейли неудачно сдавал назад и задел костлявого, страшного, как смерть оборотня. В попытке помочь ему, мистер Бейли едва не лишился пальцев — молодой щенок защищался до последнего, пока не унюхал сосиску в руках своего убийцы-спасителя. И вот, спустя полтора года четыре удачливых смертника превратились в страшно избалованных жирных засранцев. Домовцы их знали и мало того, что не обижали, так еще и подкармливали, кто чем мог. Невзирая даже на это, с Энтони у своры особые отношения.       Юноша закурил. Свёрток опустел, животные доедали завтрак. Сливка — белый пушистый кот лениво прошествовал к человеку и прыгнул ему на колени.       — Скучал по мне? — улыбается. Зарывается пальцами в тёплую кошачью шерсть, ворошит, слышит громкое мурчание и ждёт, пока кот устроится поудобнее. — Я тоже, киса, — отвечает Энтони и почёсывает коту подбородок. Они ждут, когда остальные окончат трапезу и тогда, взяв Сливку на руки, мистер Бейли поднимается, заходит в дом, запуская животных следом.       Они хвостиком семенят за своим человеком вплоть до лестницы холла. Коробка! Увидев её, юноша сверкнул глазами, подхватил и двинулся по лестнице. Ступеньки плывут под ногами, пару раз Энтони едва не полетел носом в пол — ноги заплетались — но всё же преодолел препятствие. Окинув взглядом холл с верхотуры, мистер Бейли почувствовал себя королём на своих землях, в своих правах. Ха-ха, королём со свитой.       Он шагает вдоль стен и окон, чеканя шаг по старому паркету и чувствует почти физически, как в кармане брюк жжётся ключик. Всё ближе и ближе, и вот она — крайняя дверь. Поворот ключа, второй, толкнуть дверь ногой, перешагнуть порог и вдохнуть.       Густой запах шёлка, вельвета и хлопка межится с ароматом прохладных цветочных духов. Энтони шумно ставит коробку на комод рядом и торопливо закрывает дверь, проверяет ручку.       Вот оно — ощущение безопасности. С противоположной стены на Энтони искоса поглядывает доисторический зингер, вмонтированный в тяжёлый деревянный стол. Стыдит за отрез ткани, оставленный там же, под лапкой. Углы комнаты заставлены бобинами ткани, в углу — молчаливый манекен, облачённый в неоконченный чёрный наряд из бархата. Старая кровать, заправленная свежим постельным завалена комками пёстрых платьев, брюк, рубашек, так и не использованная по назначению в последнее время. Центр композиции — правая остроносая туфля посреди комнаты.       Коты вереницей взгромоздились на кровать, Салями улёгся под стол швейной машинки. Энтони выдыхает, прислушивается к себе, чувствует, как туго натягиваются струны внутри, готовые лопнуть вот-вот, но… Не сейчас. Молодой человек взвинчен. Он резво повернулся к комоду, схватил ножницы и безжалостно распорол липкую ленту на стыке картонных створок.       По загривку бегут мурашки, дыхание бешено прокатывается по носоглотке, будто в припадке. С плотной обложки на юношу глядит точёное красивое лицо женщины. Такая изящная, облачённая в одно из этих ярких вискозных платьев. Энтони зажал ладонями рот и протянул руки вперёд, вынимая свежий выпуск Vogue треморными пальцами. Даже дыхание сбилось. Юноша порывисто склонился, открыл журнал и прижался носом к корешку, вдыхая запах свежей краски и плотной бумаги.       — Боже мой, — Энтони прячет свое сокровище обратно и прикрывает глаза, ощущая, как болюче покалывает в пальцах. Салями у его ног нервно замахал хвостом и тихонько проскулил. — Да знаю, знаю. Не поминать господа в суе, — тяжело выдыхает, опять хватается за журнал и скатывается по стене спиной, упирается задницей в пол. — Но посмотри на это, как можно быть спокойным? — спрашивает молодой человек у кайота, треплет его по морде и… Улыбается. Так по-детски, так искренне, как не позволяет себе за пределами крохотного королевства. Пролистывая глянцевые страницы, Энтони впивается в силуэты манекенщиц, жадно рассматривает текстуры тканей, модели платьев, жакетов, юбок и брюк. Вот он — светочь, маячащий вдалеке, вот она — его истинная религия, недосягаемый мир, куда хочется с нестерпимой силой. Хоть раз оказаться там, среди софитов. Облачённым во что-то настолько же невероятно красивое, как одна из счастливиц, смотрящих со страниц журнала. Почувствовать себя на своём месте.       Расхотелось спать и рыдать — как рукой сняло.       — Посмотри, — Энтони неосознанно тычет журнал под чёрный мокрый нос Салями, который неразумно хлопает глазами и даже пытается куснуть краешек, но сразу понимает — несъедобно. Энтони вновь дергает к себе журнал и вглядывается в фотографии, обрамляющие статью о Бобе Маки. В голове яркой вспышкой всплывает обнажённое платье Мэрелин Монро 1962-го года. Энтони кусает губы, бегло скользит взглядом по строчкам и чувствует, как изнутри его заполняет теплом. А ведь там, в коробке, еще несколько выпусков за последние месяцы. Боже, это будет потрясающий день!       Поднявшись, юноша отложил журнал на комод и приблизился к кровати, заглянул под неё, вытащил раму с растянутой на ней подсохшей кожей, спрятанной здесь от чужих глаз. Он долго всматривается в рисунок татуировки, поглаживает пальцами. Кажется, даже получится что-то из неё сделать, вот только что? Взгляд суетливо метнулся в сторону швейной машинки. Как много нужно сделать! Всплеск эндорфина пьянит, хочется схватиться за всё и сразу, но вдруг — шумный стук в дверь:       — Эй, мистер Бейли, с гостиной я кончила, поеду детей в школу отправлю и…       — Да-да-да, всё нормально, Дес, — крикнул Энтони, возможно, слишком громко. Воцарилась тишина, а вслед — шарканье шагов по паркету. Облегчение.       Ему никто не нужен. Ему хорошо без людей. Непослушные пальцы цепляют пуговицы рубашки. Бейли почти брезгливо дерёт с себя одежду, швыряет на пол и замирает перед платяным шкафом, распахнув его тяжёлые створки слабыми кистями. Парня мелко трясёт от эйфории. Избавиться от серой кожи, от нелепого добротно сшитого костюма, обнажить сущность. Руки тянутся к розовому сатину, безбожно сдёргивают с вешалки, что жалобно звякнула. Энтони вжимается носом в надушенную ткань, вдыхает и гулко сглатывает, громогласно расстёгивает молнию на спинке.       Платье садится, как влитое, не может не сидеть — сшитое собственноручно, подогнанное по всем параметрам под угловатое юношеское тело. Обнажённые плечи, драпированная юбка, бисер и стеклярус. Сколько времени он убил на эту вышивку знает лишь его свита.       Энтони жмурится, замирает у зеркала и нетерпеливо распахивает глаза, смотрит на себя, ресницы дрожат, пальцы бегло проходятся по швам на боках. Заправив прядь чёлки за ухо, юноша улыбается своему отражению, кусает губы, скользит по полу к кровати, роется в комьях одежды — перчатки. Нужны перчатки. Атлас холодит кожу, обволакивает до локтя. Энтони разминает пальцы — снова к шкафу. Сдвигает вешалки одну за другой. Зарывшись ладонями в прохладный мех, Бейли тянет к себе серо-белое манто, накидывает на плечи, пропускает руки в рукава. Пометавшись по комнате, юноша нашёл пару туфле, ватные ступни скользнули в лодочки, уверенно встали на каблук. Ладони — в карманы. Прохладный футляр помады прижёг подушечки пальцев.       Что это за дивное создание? Там, в зеркальной поверхности?       — Мадам, как вы носите это! — играюче воркует Бейли, прикрывает рот ладонью, тупит взгляд в пол, вновь на себя и запрокинув голову, хохочет. Приспускает мех в сгибы локтей, чувствует нервную дрожь, текущую по телу и достаёт холодный флакон, освобождая красное манящее, шелковистое. Заскользило по губам, окрасило в густое бордо.       — Да, — выдох. Юноша крадётся к двери, приоткрывает и нервно выдыхает, — Дестени! Дес! Ты здесь? — громко, чтобы было слышно. Ответа нет.       Энтони выскользнул в наружность, в правой руке покачивается тонкий мундштук с сигаретой. Он плывёт по длинному коридору, замирает на лестничной площадке и закуривает. Серый дымок летит к потолку.       Толпа — там, внизу. У иных дыхание спёрло от столь изящного появления. Пальцы, обтянутые атласом скользят по деревянным перилам. Жадные взгляды, леденящая душу зависть — вот как они должны смотреть.       У ног замаячили кошачьи хвосты.       — Что-что, мисс Тыква? — Энтони прихватил кошечку на руку, коснулся розового носика своим и вновь сделал затяжку. — Я знаю, мисс киса, как выгляжу, — воркует он. — Ве-ли-ко-леп-но.       Раскат смеха озаряет пространство, каблуки душераздирающе чеканят ритм по дереву. Он кружит безумным блестящим веретеном, минуя разрисованные, изодранные выцветшие портреты длинной галереи и всё не может остановиться — хохот жемчугом рассыпается по полу, отскакивает от стен. Всегда, закрывая глаза, Энтони оказывается в своём маленьком тёмном парадизе, не имеющем идиотских условностей. В эти моменты он улетает далеко-далеко маленькой юркой ласточкой, оказывается в шумных барах Сан-Франциско, на какой-нибудь вычурной и чрезмерной вечеринке Лондонской золотой молодёжи или, быть может… Да, в самых смелых фантазиях — Париж. Быть может, там его не сочли бы позорищем? Или хотя бы, ха-ха, не так упорно тыкали бы пальцами? Это было бы славно. Мог бы он там свободно наблюдать за всей этой невероятной красотой? Может быть, устроился бы в какое-нибудь ателье, модный дом? В Диор. Да. Он чётко может представить себя на месте маэстро Маки.       Шустрые мягкие лапки громко шуршат по полу вслед. Вырвавшись из прохладной длиннющей галереи на террасу второго этажа, Энтони опустил рыжую Тыкву на широкие перила, упёр ладони в них, сделал еще одну жалкую затяжку — последнюю — умершей сигареты. Постукивая кончиком мундштука по холодному камню, юноша смотрит на сад, перегибается, опершись на локти.       Он мечтал вырваться отсюда, сколько себя помнил. Ненависть — слишком сильное чувство, так всегда говорила Констанс. Но Энтони не может подобрать ни единого иного, думая о Гретне, о её обитателях и о себе. Утренняя прохлада морозит. Энтони кутается в шубу, опять чувствует горький нарывистый комок в горле. Тяжело выдохнув, Энтони уронил голову в ладони, зажал лицо, чувствуя, как липкими волнами накатывает истерика. В висок мягко ткнулась кошачья мордашка, в бедро упёрлись лапы Салями.       — Я… Нет, всё в порядке, правда, — всхлипнув, выдавил юноша. Тыква громко мурчит, садится ближе, трется щечкой. — Просто я немного расстроен, честно, ха-ха, самую малость, — парень выдавил смешок, шумно выдохнул через рот. — Сегодня в очередной раз папочка показал, какой он заботливый родитель. И какой же дерьмовый сын ему достался. Развернувшись к своре, парень стирает рукавом горько-солёную борозду с щеки. — В городе неспокойно. Рабочие осушали болото и нашли трупы, к нам приехало ФБР — важные шишки. Взялись за дело со страшным рвением, и конечно же, дон Даниэлле, как добрый христианин приютил убогих. Он велел присмотреть за делами в городе, пока сам не может. «Я так доверяю тебе, Тоньо. Так тебя люблю, что аж пошёл ты нахуй», — злобно шипит Бейли с акцентом, парадируя отеческую манеру, шмыгает носом, нехороший зуд приходит на смену экстазу. Энтони стиснул зубы и с внезапной жестокостью напал на кофейный столик рядом, швырнув его в сторону, запустил пальцы в волосы и сдавленно простонал, наворачивая круги по террасе.       — Сука! — шипит, сжимая зубы, мечется раненым зверем. — Мы оба знаем, зачем он отсылает меня в сраный центр! — бессильно рухнув на стул, Бейли скрючился, беззащитно обнял себя руками. Пол под его взглядом расплывается, глаза заволакивает горячим и солёным снова. — Почему он хоть раз… Хоть один ёбаный раз не может быть честным? — подняв голову, Энтони быстро моргает, всматривается в тревожные морды животных. Сливка и Оливка сидели чуть поодаль, наблюдая, Тыква с привычным ей вниманием пристроилась на перилах, поджав под себя лапки. Салями же лег, прополз на животе, прижав уши к голове, тихонько подвывая, стал тыкаться носом в обнажённую щиколотку.       — Нет, мальчик, ну чего ты, — Энтони виновато закусил губу и похлопал себя по бедрам. — Я не ругаюсь на тебя, нет, конечно, — массивная туша койота взгромоздилась на колени Бейли, парень обхватил его руками, ткнулся носом в холку, стиснул шерсть под пальцами, спрятал лицо совсем и зажмурился, жарко выдыхая в шею животного, он душит нечеловеческий вой. От напряжения трясутся руки, белеют костяшки. Койот суетливо вертит мордой, лижет куда-то в голое плечо, в висок, чихает от щекотных светлых волосков. — Я просто… Просто… — хватая воздух ртом, он вновь прячет лицо.       — Неужели я настолько плох? Настолько?.. — чуть придя в себя, вопрошает Энтони и смотрит на кошек, на Салями и закатывает глаза. — Все видят то, что хотят: красивый кукольный домик, в котором живёт идеальная семья. Почти идеальная, — Бейли нервно дёрнул к себе руку и прикусил ноготь на большом пальце. — За исключением одного ебаного недоразумения.       — Блять, — он аккуратно опускает кайота на пол и достаёт еще сигарету, вставляет в мундштук и поджигает. У него есть время, пока Дестени здесь нет. Совсем немного времени на настоящее, на что-то честное и стоящее. — Да насрать. Меня это всё вообще не ебёт. У меня есть вы, этот дом и Констранс, верно?       «И Мур,» — шальная мысль скользнула в голову. Энтони шумно втянул воздух носом, делая пару быстрых затяжек. Отстранив мундштук от губ, вновь прижал ко рту пальцы. Прикусив заусенец около ногтевой пластины большого, парень пытается аккуратно оторвать его, но тонкая кожа натягивается, рвётся, и крупная капля крови окрашивает кутикулу в багрянец.       Оливка лениво потянулась, прогнулась в спинке, приблизилась и потёрлась о ноги, громко урча, она задрала морду и уставилась на Энтони огромными зелёными шарами вместо глаз, положила лапку на острый нос туфли, чертово дьявольское отродье глядит так, будто душу вынимает, читает мысли, забираясь под черепную коробку.       — Да заебал меня этот душный ублюдок, — всплеснул руками, шуба сильнее обнажила острое плечо, Энтони нервно дернул лицом в сторону. — Он же лучше всех всё знает, вот пусть и ебётся сам с этим дерьмом. Еблан, — ядовито плюётся юноша и поднимается со стула, мерит балкон шагами, поглядывая на свою свору.       — Если вы думаете, что я полезу в это болото, то хуй там плавал, ясно? Мне хватает забот. Мне вообще пофигу. У него вообще нет шансов, если всё вскроется. Без вариантов — поедет на барбекю из самого себя. Ха-ха, напишу ему одно сраное письмо в четыре сладких слова: «а я тебе говорил». И пусть катится к дьяволу. Придурок, — Бейли злобно грызет свою руку, в перерывах туго затягивается, пуская серые кольца дыма в воздух.       — Да с чего вы вообще взяли, что я переживаю?! — вспылив, он упёрся взглядом в кошек, перетёкших на мраморный пол и койота, что вновь занервничал и подал голос, истерично подвывая. — Да какие чувства? Нет никаких чувств! Это всё несерьёзно. Мы просто трахаемся и коротаем время вместе, вот и все, в этом нет ничего такого. У меня этих мужиков хоть жопой ешь. Одним больше, одним меньше. Блять, с кем я разговариваю? Вы все жрёте с помойки, лижете себе жопы и орёте на отражения в зеркалах! И будете мне тут про чувства заливать? — Бейли порывисто вышел с террасы, животные хвостиком последовали в дом.       Он ведь свихнётся рано или поздно, верно? Станет одним из тех жалких бедолаг в каком-нибудь захудалом доме для умалишённых. Добрый доктор парой движений ножа для колки льда поколдует над воспалённым мозгом, и пускать Энтони слюни где-нибудь в ещё более страшной дыре, чем Гретна.       Пока зверьё не отвечает всерьёз — все хорошо.       Цокая по паркету, Бейли поджимает губы, сбегает по звонкой лестнице вниз, входит в большую гостиную и валится в ворох подушек около старого расстроенного рояля. Наверное, нужно поспать. Последние дни не принесли ничего хорошего. Энтони слишком устал, слишком измотан.       Есть заначка!       Мысль осенила. Парень подскочил и в сопровожлении свиты ринулся в своё маленькое безопасное пространство. Поворот ключа — дважды. Бейли подлетел к комоду и вывернул самый нижний ящик, нашёл небольшой свёрток травки, оставленный на чёрный день. Вот он, настал. Энтони суетливо разворачивает фольгу и вдыхает густой приятный запах. Эта — хорошая. Знает, потому что брал у проверенного человека с неделю назад.       Становится душно, Энтони скидывает шубу и туфли на пол, скручивает косяк, поджигает и садится к зингеру, приоткрыв окошко.       — Чувства, блять, — парень стиснул челюсть, раздражённо дёрнул носом и уставился вдаль. Пары затяжек достаточно для того, чтобы мышцы начали расслабляться, и это очень приятное чувство. — Мы же давно выяснили, что я от такой хуйни не страдаю, верно? — зыркнув на молчаливых слушателей, парень пялится в очертания топей и города ниже по холму.       Мур доставляет слишком много хлопот — раздражает. Все эти его идиотские старческие фразочки, смешки, издёвки, дебильное словесное фехтование. Пару месяцев назад он пытался Энтони убить, втянул во всю эту свою ебаторию, а сейчас? Нырять ещё глубже в кроличью нору? Увольте. Бейли знает, что завязать нужно было давно. Ещё тогда, в самом начале после идиотской поездки к морю. После того раза, когда рыжий идиот устроил ему «прекрасное утро». Нужно было уходить, когда давали возможность, после страшной ночи, оставшейся кривой улыбкой на его плече.       Энтони затягивается, слабо трогает выпуклый шрам и тяжело выдыхает, трёт рукой лицо, ощущает, как ведёт от усталости.       Нужно завязывать, как можно быстрее со всей этой привилегированной дружбой, иначе…       Что иначе? Подпустишь слишком близко? Дашь разгадать ребус, который так нравится мистеру совершенство? Дашь понять, что ты представляешь из себя на самом деле? Будет больно.       Пальцы слабо подрагивают. Больше дыма в лёгкие срочно. Энтони дышит чаще, уронив ладонь на колени, зажимает второй рот и жмурится. Чертова хрень не работает.       — Это несерьёзно. Это ничего не значит, — повернув голову к животным, юноша тревожно бегает глазами по их мордочкам, но не находит ответа, который ему нужен.       Пальцы прижгло жаром. Энтони тушит остатки самокрутки о чугун стола и шатко встаёт, плетётся к кровати, бессильно падает в объятия хаотично скомканной одежды и чувствует, как тяжелеют веки. Сверху придавила Тыква, кошки облепили юношу, пристроившись рядом. Салями стыдливо забился на постель в ногах.       За окном тихими трелями перекликаются птицы, задымлённая комната смолкла.

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом №47 21:23

      Очень громкий стук бьёт по ушам. Энтони резко вскочил в уютном гнезде и принялся судорожно вертеть по сторонам головой. Кромешно-темно. Салями громко завыл, сорвался с кровати, до чёртиков пугая Энтони. Койот заскрёбся в дверь, а мистер Бейли неловко скатился с кровати, больно ударившись поясницей.       — Бейли! Сучка, это ты? Ты там живой?! — знакомый голос доносится до ушей. Юноша, замерший на полу, даже притаивший дыхание, нервно выдохнул и потёр ладонью лицо, успокаиваясь. Это всего лишь Ниддл Нифтс. Та самая соседка, с которой они договорились прикрывать друг другу задницу. Они жили недалеко, и скажем так, эта мелкая бесячая говнючка всегда была не от мира сего, а потому отлично вписывалась в Дом. Эти двое учились в одной школе. Разве что Нифтс — чуть младше.       — А-а-а-а, Ниффти! Пошла нахуй, тупая дырка! Ты напугала меня до чёртиков, — в сонном коматозе выдыхает Энтони и поднимается, наощупь идёт к двери, но не чтобы открыть — включить свет.       — От тупой дырки слышу, — она ехидно воркует через деревянную преграду. — Я думала ты сдох от передоза, но не нашла твоих блохастых слюнявых чудовищ и решила поискать. Почему так долго не появлялся? — интересуется девушка невинным голоском и шумно облокачивается на дверь.       — О, у меня в отличии от некоторых есть очень важные дела, — раздражённо фыркает Энтони и наконец включает свет.       — Почему ты такой неприятный? Я же от чистого сердца интересуюсь, — добавляет девица, и Бейли почти слышит плаксивые нотки.       — Нет-нет-нет, Ниффти, только не рыдай! Ам… Все нормально, ну типа, ты меня разбудила, напугала, я просто… Короче, прости, не плачь, который час? — спрашивает юноша, приходя в себя. Заглянув в зеркало, он обнаружил, что уснул прямо в платье, и теперь оно всё страшно измято. Блядство. Ещё и помада размазалась — Бейли выглядит, как дешёвая шлюха после очень неудачной ночи.       — Десятый. Ты что был здесь все двое суток, сученька? — добавляет девушка, и Энтони слышит, как быстро тараторят её ноготки по косяку.       — Кажется, я уснул, — усмехнулся парень. — М-м, сейчас переоденусь и спущусь.       — Ладнушки-ладнушки. О, и ты можешь передать этой негритоске, которая тут «типа прибирается», чтобы вычистила диван? Он невозможно грязный, — фыркнул девичий голосок, раздался громкий стук каблучков, Ниффти явно утопала вниз, Энтони неторопливо стаскивает с себя платье и аккуратно вешает его в шкаф. Нахуй работу сегодня. Он заслужил отдых, он заслужил просто по-человечески комфортно провести ночь, не думая о делах семьи, ФБР и сраном мистере Муре.       На последней мысли Энтони осёкся, поджав губы. Ну нет, он не готов разматывать клубок мыслей, крутившийся в голове этим утром. Да. Он подумает обо всём этом дерьме позже, а сейчас…       Улыбнувшись, подошёл к комоду, выкорчевал нижний ящик и вынул маленький свёрток снега. Энтони поднимается, находит на полу свои брюки, роется в карманах и достаёт десятидолларовую купюру, после чего возвращается к комоду и вскрывает плотную бумагу. Хрестоматийная зелёная ровно вычерчивает пару дорог, Энтони скручивает купюру в трубку и резко вдыхает, из глаз аж искры брызнули. Быйли выпрямился, зажав переносицу и полез в другой ящик, доставая косметику. Всё — бесстыже подрезанное у матери, сестры, знакомых, но очень полезное.       Это будет хорошая ночь.

* * *

      Каблучки звонко чеканят ритм по паркету, точёная фигура скользит вдоль коридора, ловя на себе слабые лунные блики. В окружении своей свиты, мистер Энтони Бейли минует мрачное длинное пространство и останавливается около лестницы, уложив ладонь на перила. Просторный холл слабо освещён настенными лампами у входа. Каждый домовец знает ритуал — пришёл первым, включай свет.       Из гостиной доносится тихий гул кларнета, кто-то декламирует стихи, шум голосом межится с музыкой. Энтони, облачён в узкий чёрный сарафан на тонких лямках, глаза густо накрашены серебристыми тенями. Накладные ресницы, ярко-красные губы, тонкие чулки приятно обнимают худые бёдра. На подоле платья — разрез, сделанный собственноручно мистером Бейли. Ему всегда было так грустно, когда кружево чулочной резинки оставалось без внимания. Есть в этом что-то… Горячее. Сев на перила бедром, Энтони шустро скатывается вниз и вваливается в клокочущее лоно, забитое людьми. Оно говорит, шепчет, смеётся, звучит. Пахнет травой, благовониями и клубничным джином. Как же хорошо!       — Оh, ciao-ciao, мисс дрянь, — сверкнув глазами, Энтони злобно ткнул Ниддл Нифтс в бока с обеих сторон, от чего та аж подскочила.       — Говнюк! — она резко перевела на Энтони свои огромные зрачки и пихнула в плечо, одетая в это своё пёстрое коктейльное платье, Ниффти напоминает пирожное. Она складывает на груди руки и нервно дёргает носом.       — Я? О, нет, это ты тут мерзкая грязная девка, которая подкрадывается со спины, — смеётся Энтони и обнимает знакомую за плечо.       — Грязная? Пф! Сучка, поосторожней со словами, ты вообще тусуешься в помойке, — закатив глаза, шипит девушка ответочку.       — Так ты тоже, — прыснул Бейли и заскользил взглядом по гостиной, внутренне проводя перекличку присутствующих. Вдруг взгляд его остановился интересной фигуре. Редкий гость, очень редкий — он приходит, либо когда на работе задница, либо когда супруга в очередной раз выдвигает очередную тупорылую инициативу для клуба чайных роз.       — Посмотри, кто пришёл, — Энтони кивнул в сторону гостя и расплылся в улыбке.       — Мышка-мышка-мышка, — Ниффти мерзко хихикает, прикрывая рот рукой, щурится на Энтони, и тот неторопливо поправляет ворох светлых волос, разглаживает складочки по бокам на платье.       — Пойду поздороваюсь, — поправив лиф сарафана, он срывает нервный смех с губ Ниффти и неспешно идёт к большому креслу в углу, по-кисьи присаживается на подлокотник и опускает ладонь на крепкое плечо.       — Стэн Эдвин, сколько лет сколько зим, — воркует юноша и заправляет за ухо прядь волос. — Что случилось, лапуля, м? Кто наступил на хвост нашей резвой гончей? — Энтони прижимается плечом к плечу мужчины, склоняется чуть ниже, накручивает прядь мягких волос на палец. Мужчина раздражённо цыкнул и дёрнулся.       — Пшёл отсюда, Бейли, и без тебя тошно, — мужчина слабо пихнул в плечо молодого человека, навалившегося на него и попытался отстраниться.       — О? Обычно тебе нравится моя компания, — едко мурлычет парень, поглаживает мужчину, разминает его плечо и склоняет голову набок. — Не знаю, что там у тебя случилось, красавчик, но ты в курсе правил Дома — можешь долбить, бухать, трахаться, танцевать, пропагандировать коммунизм, буддизм и сатанизм, но если припёрся с кислым еблом портить настроение другим, идёшь нахуй, — Энтони растягивает губы в ухмылке, похлопывает мужчину по щеке. — Есть только два стула, — он посмеивается и поворачивает мужчину к себе за лицо. — М-м-м, по глазам вижу, что ты хочешь нажраться. Давай-давай, пошли, — Бейли вскочил, схватил за запястье слабо сопротивляющегося Эдвина и потащил его в самый эпицентр событий.       — Так-так-так, ребятки, — обняв полицейского за пояс, Энтони жмётся к его боку и откидывается корпусом назад, немного манерничает и ярко жестикулирует, щёлкает пальцами, привлекая к себе внимание. — У нас тут была очень тяжкая неделька, поэтому! Поэтому! Сегодняшняя тусовка будет крышесносной. Предлагаю вскрыть наш погреб с алкашкой, забить хер на лимит и набубениться по са-а-амое не могу! — народ вокруг оживился, даже парочки, лобзающиеся по углам обратили внимание на «хозяина» Дома.        — Не-не-не, вы не дослушали! — воркует Энтони. — Мы все жёстко накидаемся и-и-и, будем играть до утра! Так что вспоминайте ваши самые любимые детские шалости. Все предложения принимаются!       Толпа зашлась хохотом, шумом. То и дело до возбуждённого мозга Энтони доносятся выкрики: «семь минут в раю», «бутылочка», «правда или действие», «жмурки», «прятки».       Из приоткрытого окна в комнату залетел тёплый порыв ветра, пронёсся по помещению, обласкивая десятки обнажённых ног и плеч, тело печального лакированного рояля, выкрашенные в бешеную палитру красок хрустальную люстру, что пускала по стенам и полу яркие цветастые блики.       — Бейли, ты придурок, — шипит Эдвин, с ухмылкой косясь в сторону разодетой белобрысой фурии рядом с собой.       — Может быть. Но со мной хотя бы весело, — он резко подался в сторону мужчины и сочно, со звуком, поцеловал мужчину в щеку, оставляя густой красный след от помады.       Толпа великовозрастных детей несётся по лабиринтам коридоров к старому погребу, будто банда пиратов-пройдох, они всей гурьбой забиваются в прохладное тёмное пространство.       В этом кромешном мраке каждый хватает бутылки, шумят, хохочут, пока Энтони громко цокая, крадётся к своему небольшому тайнику, наощупь прижимает ладони к стене, находит нужный камень и вынимает его из тяжёлой кладки и достаёт внушительный бумажный свёрток, тихонько закладывает тайник обратно и вываливается обратно к гостям.       — Веселью быть! — громогласно объявляет он и под общие довольные возгласы, поднимается по ступеням. Бейли так хорошо ощущает себя в толпе тёплых разгорячённых шумных тел, ощущает, как от экстаза аж потряхивает. Ему нравится. Нравится-нравится-нравится. Как жаль, что ночи такие короткие. Жаль, что это не может длиться вечно: безмятежная вечная вечеринка без загонов, унизительных комментариев, всеобщего порицания. Ведь по сути, все они — домовцы, все — дети, упиханные в эти огромные человеческие туши, вынужденные ежедневно разыгрывать роли путных взрослых.       Возвращение в гостиную знаменуется залпом пробок игристого, мелодией скрученных крышек, громким цоканьем бутылок друг о друга.       — Эй-эй, Ниффти, не налегай так, а то как начнёшь приставать к мужикам, они ж все разбегутся, никому не достанется, — хохочет Бейли, случайно оказавшись рядом со знакомой.       — Ну, твоя-то задница найдёт свободный член, трансвистюля, — едко подмечает девушка, улыбаясь и больно щипает Энтони под рёбра, от чего тот аж отшатнулся.       — Так блять, все слышали?! Ниддл не наливать! — звонко кричит Бейли, слыша в ответ гомон саркастичных смешков. — А где музыка?       — Ща всё будет! — обещает щуплый парнишка, одетый в клоунские полосатые штаны и блестящую стразами кофту — Седрик, местный поэт. Он метнулся к граммофону, порылся в скромной библиотеке и отрыл одну из новых пластинок в плотной упаковке с ярким принтом, у неё даже уголки ещё не успели замяться. Иголочка становится в борозду, тихие щелчки в нетерпеливом ожидании, раз-два-три: пространство наполняет бодрый рок-н-ролльный мотив, домовцы отзываются дружным воем.       Энтони закусил нижнюю губу, выхватил у Ниффти рядом бутылку ликёра, порывисто опрокинул в себя, сделал несколько крупных глотков, ощущая, как по горлу жгуче катится тягучее сладкое, отдаёт в нос спиртом. Он отстраняется не поморщившись и цокает к роялю, варварски встаёт на скамеечку рядом, поднимается на крышку инструмента, вскинув руки вверх:       — Уважаемые выблядки, живём, пока ебучее утро не разлучит нас! Я хочу услышать «Аминь»!       Дом ревёт ему в ответ, даёт раствориться в великолепном переплетении голосов. Рояль жалобно скрипнул — колёсико жалко подогнулось, инструмент покосился, но Энтони устоял, скатился по крышке, прижав к ней задницу, пританцовывая плечами, он отхлебнул еще, всматриваясь в них: разодетые, как черти в адском вареве, разукрашенные страшнее пугал, счастливые, свободные. Ради этого вида можно потерпеть от зари до заката. Энтони улыбается, видит, как останки приличия тают на глазах.       — Умеешь ты воодушевить, — внезапно оказавшийся рядом Эдвин прислонился бёдрами к несчастному инструменту, мелко покачивая бутылку крепкого алко в ладони. — Даже если советы скинут на нас водородную бомбу, это место останется прежним, коль ты выживешь, — крупная ладонь легла на острое колено, обтянутое тонкой тканью чулка. Эдвин склонил голову, поцеловал в шею, Энтони прикрыл глаза, зарылся в тёмные волосы мужчины, стиснул их на затылке. Веки слабо трепещут, но…       Нет этого расслабления, что бывало раньше. Лишь сейчас Бейли задумался о том, что в последние пять-шесть-семь… Неважно, в последние месяцы он толком ни с кем и не трахался из своих прежних любовников, тех, что были до Мура. По большей части тусовки последнего года сводились к невинному веселью среди приятных людей. И всё. Сейчас же, прикосновение, оно вроде и приятное и привычное, но Энтони ощутил острое желание отстраниться, но прежде чем успел это сделать, пришлось блокировать хитрый манёвр — полицейский потянулся к его губам для поцелуя. Бейли резко вжал ладонь в губы мужчины рядом и вздёрнул бровь:       — Ты знаешь границы, лапуля, никаких поцелуев в губы, — Энтони игриво щёлкнул мужчину по кончику носа и ухмыльнувшись, обнял за плечо, умастив голову на его макушке, чтобы избежать поползновений чужих губ.       — Не могу поверить, что такие заправские бляди, как ты, Бейли, имеют принципы. Я даже восхищён, — хмыкает он.       — Не блядь, а полюбила и дала, — хохочет парень. — Я виноват в том, что все меня хотят? Господи, посмотри на это тело! — чуть отстранившись, юноша обводит тонкие формы и прижимает ладони к щекам. — Оно создано для удовольствия, а не для этих ваших скрепных душных ханжеств. Услышу от тебя ещё что-нибудь подобное, полетишь в блеклист, красавчик, окей? — дёрнув мужчину за галстук к себе, воркует Энтони и чмокает мужчину в кончик носа, хохочет, отстраняется, отхлёбывает ещё алкоголя.       — Ладно-ладно, прости, — неловко фыркает мужчина. — Просто у нас…       — Так, всё! Ну что, как у нас по градусу? Все готовы кутить? — резко встав, парень уходит от разговора, вышагивает в центр комнаты, приобнимает кого-то из знакомых. — Давайте в жмурки на поцелуи для начала, а? Пока вы, сучки, ещё можете стоять на ногах!       Они выстроились в большой неровный круг в холле, водящий в центре неловко шарит руками перед собой, на его затылке туго затягивается чей-то галстук. Кто-то, кажется, Генриетта, раскручивает коренастого мужчинку под двадцать пять вокруг его оси.       Бросились врассыпную. Холл звенит и смеётся, стены дома гостеприимно впитывают в себя отзвуки азартного пьяного веселья. Домовцы сталкиваются друг с другом, мечутся по мраморному полу кто куда, уходя от преследования. Первой эстафету галстука приняла очаровательная Бетси Боу — дочка библиотекаря. Хихикая, она поправляет галстук, её крутят пёстрой юлой, и всё повторяется.       Энтони снял каблуки, перебирая босыми ногами по полу, он любуется хаотичным бесовством, разглядывает их всех: офисники, торгаши, официантки, богемная молодёжь, золотые детки, творческая интеллигенция. Как они прекрасны без фарфоровых масок благопристойности, как легко падают друг другу в объятия, как беззаботно, словно стая бабочек, пархают по старому холлу. Подпрыгнув на несколько ступеней массивной парадной лестницы, Бейли переводит дух, скалится.       Вот бы и его сюда привести, — спутанная странная мысль кольнула в виске. Энтони замер, поджал пальцы к ладоням и резко выдохнул носом.       Он так ненавидит людскую глупость, простодушие, все человеческое существо одним фактом существования раздражает мистера Аластора Мура. Но что бы он сказал, окажись здесь, среди этих прекрасных ярких мотыльков? Быть может, его чёрствое сердце подтаяло бы? Быть может он бы смог рассмотреть то, что видит Энтони? И… Возможно, его самого?       По спине прошёл холодок. Юноша спрыгнул со ступеней вниз, ринулся в общий балаган. Мысль в зачатке своём оказалась некомфортной и пугающей. Чёрт-чёрт-чёрт! Пошла прочь! Тебе не место в этой пустой башке прямо сейчас!       — Смотрите, у нас один мисс блонди остался нецелованным! — подметил кто-то из толпы.       — Только потому, что рождён побеждать, — лукаво мурчит Энтони и хлопает длинными накладными ресницами. Он никогда не берёт в Дом крестик. Видит бог, Мадонне лучше не знать, что за содомия творится в этих стенах.       Жмурками дело не ограничилось. Они пили еще. Когда гора снега оказалась на столе — стало веселее. Прятались в укромных уголках, сражаясь за лучшее укрытие. Нюхали. Задавали друг другу каверзно-неприличные вопросы, исполняли желания, хохотали, когда кто-то из своры шёл кудахтать на балкон, показывал голый зад, горланил Синатру, не имея ни слуха, ни голоса. Ещё пили, ещё нюхали. Крутили бутылку, пылко целовались друг с другом, зажимались на пыльных коврах, подбадривали друг друга. Они болтали, курили, шутили.       Они жили. По-настоящему. Дышали в полную грудь, отринув скуку и утомительную бытность дня.       Энтони вдохнул очередную дорожку кокаина, резко отпрянул, чувствуя лёгкость в голове. Захотелось сигарету. Юноша скинул ноги с колен близ сидящего парня, игриво чмокнул в щеку, вытащил из кармана его рубашки мятую пачку и шаткой походкой двинулся на балкон, вытягивая из-под тугого лифа мундштук.       Прохладный предрассветный воздух обдал свежестью и влагой. У перил — Эдвин. Слишком часто они сталкиваются для обычного вечера. Можно ли трактовать это, как знак свыше? Ухмыльнувшись мыслям, парень неторопливо затянулся, нагло пихнул плечом в плечо, пристроился подле мужчины:       — Эй, котёнок, один тут отдыхаешь? Я подсяду? — воркует Бейли и скользит шальным взглядом по хмурому лицу мужчины.       — Да пошёл ты, — вяло огрызается мистер Эдвин.       — Брось, Стэн, я был слишком трезв, чтобы слушать твоё дерьмо, сам понимаешь. Жена, дети, работы — буэ-э-э. А сейчас я прям в кондиции для душевных разговоров, — парень повернулся боком и ткнул мужчину пальцем в щеку, положил ладонь на его плечо и провёл всей рукой до поясницы. — Что тебя тревожит, лапа?       — Да… Хуй знает, — устало выдыхает мужчина и трёт лицо рукой. — Когда что-то происходит, осознаёшь, как хрупок твой выдуманный мирок, знаешь? То есть, когда я шёл работать в полицию, я ведь хотел мир изменить, хотел справедливости и всё такое. А сейчас тусуюсь в доме, полном сумасшедших фриков с педиковатым барыгой, чтобы убежать от своего выбора, — мужчина потянулся к Бейли, прихватил мундштук и попытался сделать затяжку. — Как ты куришь через эту хуёвину?       — Нужно приноровиться. Зато, как красиво, — Бейли подавил тяжёлый вздох и конфисковал свою игрушку обратно, затянулся. — И что же пошатнуло твой хрупкий мир? — интересуется Энтони, приподняв бровь. — Ну типа, такие штуки с нихуя не происходят. Либо с перепоя, либо что-то серьёзное.       — Да эти… Ублюдки из бюро. Приехали без году неделю, а этот их старший уже наводит какую-то мутную херь. Суеверных наших баламутит, составляет какие-то непонятные «портреты». Гонит на невинных людей. Блять, прикинь? Он решил повесить все эти убийства на нашего мистера Мура.       — Чё? — Энтони сдержался от резкого движения. В груди дрогнуло, сердце заколотилось бешено, даже быстрее, чем было. — С хуя ли? На нашего припизднутого мецената с радио? Этот чёрт что-то накопал?       — Да нет у него нихуя, понятное дело. Вчера утром заявился в контору, вывалил какую-то ересь, потом стал спрашивать про Мура, че-то там про отца, про то что он пидор или что-то вроде, — с ленивой злобой отзывается Эдвин, Энтони не сдержал нервного смешка.       — Блять? Этот точно не из наших, мой гей-радар работает на двести процентов, — выплюнул парень и быстро затянулся ещё пару раз. — Да ну нет, — хмыкнул Бейли. — Ну, типа да, этот мужик, конечно, странненький, улыбается вечно, весь такой правильный, в каждой жопе затычка, но разве можно за это обвинять в убийстве?       — Я о том же. Блять, да понятно, что им там насрать на городки типа нашего — галочку поставить, перед руководством отчитаться и нахуй. Вот ткнул пальцем в небо и всё, хоть стой, хоть падай.       — Эй, а зачем старые друзья со связями? — улыбается Бейли. — Ты мне скажи, если перегибать начнут, мы им быстренько объясним, что в Гретне есть свои порядки и расшатывать их не надо, — Энтони нервно курит, в голове нарастает шум. Эдвин что-то ещё говорит, но тревожность в смеси с наркотой и алкоголем нарастает с невероятной силой. Бейли приходится прилагать огромные усилия к тому, чтобы контролировать своё тело. Чтобы не сорваться прямо сейчас, прямо так ринуться из Дома прочь, разбудить, растолкать, рассказать Муру — они всё знают.       -…Если б что-то путное предлагали, это одно, а так валили бы отсюда к чертовой бабушке. Понимаешь, о чем я? — вернувшись в реальность, Бейли ловит слова краем уха.       — А? Да, — моргнув на мужчину ещё раз, Энтони выдавил улыбку. — Уёбки, блять, — шикнул он, чтобы поддержать беседу и вдруг ощутил, как Эдвин сгрёб его к себе, они столкнулись нос к носу, большие ладони легли на бёдра.       — Хочешь, пойдём наверх? — спрашивает и ласково касается губами шеи. Захотелось ударить наотмашь. Схватить за волосы и бить лицом о перила балкона до тех пор, пока эта милая моська не станет кровавым месивом. Как же несвоевременно он решил заняться вульгарными поползновениями!       — Бля, Стэн, погоди, — отстранившись, Энтони состроил мину. — Ебать… я щас блевану. Перебрал походу. Ща-ща, погоди, — он зажал ладонью рот, сделал корпусом надсадное движение, имитируя приступ рвоты, резко отстранился. — Не-ет, мне очень надо, да, блять, прости, — всё же, мистер Бейли хороший актёр.       Выскочил с балкона и понёсся сквозь гостиную, холл, наверх, сопровождаемый воем Салями, что потеряв хозяина по пробуждении, поначалу вяло ходил по комнате, а увидев искомое, выскочил за Энтони вслед и поманил за собой кошачью банду. Бейли шумно цокал, вбежал в старую ушатанную уборную комнату, захлопнул дверь, пустив свою стаю и прижался к ближайшей стене спиной. Тяжело дыша, парень жмурит глаза, скребёт ногтями по гладкой поверхности двери и смотрит в морды животных       — С-сука, — шипит он. Минуты три шум в голове не смолкает, но очень скоро на смену панике приходит холодный рассудок, пробивающийся сквозь мутную дымку опьянения и тревоги. Сейчас никуда идти нельзя. Это вызовет подозрения. Дождаться конца вечеринки, поспать, съездить в город. Потом — к Аластору.