Танабата

Я сам не свой, мой след потерян Я головой в песчинках времени Упал на дно и метроном считает в тишине. (Би-2 «Вечная призрачная встречная»)

Вставал Сейтаро всегда очень рано, во сколько бы ни ложился. День его обычно начинался с душа и битвы с собственными волосами. Если так можно было назвать густую копну темно-каштановых кудрей, которую невозможно было нормально уложить. На расческу Сейтаро давно забил — этот странный предмет отчего-то выступал на стороне врага и превращал его голову в жалкое подобие птичьего гнезда. В довершение безобразия, словно в насмешку, у левого виска серебрилась широкая седая прядь. Однажды он психанул и обрил голову, но сразу же пожалел об этом. Несмотря на то, что проблема была временно решена, собственное отражение в зеркале вызвало у него жестокую депрессию, напоминая о первых днях пребывания в токийской больнице. Больше на подобные эксперименты он не отваживался и, смирившись с тем, что не все войны выигрываются, обзавелся коллекцией головных уборов на все сезоны. И таскал их, не снимая. Каждый день Сейтаро загружен был под завязку, а если вдруг выдавался момент отсутствия хоть какой-то внятной работы, он всегда находил себе полезное применение. Такое положение вещей устраивало администрацию пансионата в лице его директора: весьма сообразительный и очень сильный парень, который, в отличие от остальной молодежи, не стремился в ближайший учебный год покинуть их, ценился на вес золота. Потому все переработки Сейтаро исправно оплачивались, и выходной он мог попросить когда угодно. Но он обычно не просил. В обязанности Сейтаро входило поддерживать чистоту в прачечной и бойлерной, следить за исправностью отопительных приборов, убирать территорию пансионата, своевременно и тщательно сортировать мусор, помогать работникам кухни разносить по палатам еду, возить пациентов на прогулку, составлять им компанию и множество других мелких и крупных дел, возникающих, как правило, внезапно и требующих быстрого решения. К моменту, когда пациенты начинали просыпаться, а персонал подтягивался на рабочие места, у Сейтаро уже все сияло. Прачечная и бойлерная выглядели так, что сестры в операционной бы обзавидовались. Для него же это было отличным началом дня — нечто среднее между утренней зарядкой и медитацией. После уборки он возвращался к себе, чтобы позавтракать, одновременно листая новости сайтов, на которых разыскивались пропавшие люди — больше по привычке, так как давно осознал их полную для себя бесполезность. Сегодняшний утренний ритуал, впрочем, был бессовестно нарушен. Сейтаро едва успел переодеться, как в комнату ввалился Раку. С извинениями. — Сейтаро-кун, прости! — Раку принял несвойственный ему серьезный вид и поклонился. Однако, долго держать виновато-скорбный вид он не умел, поэтому далее понеслось: — Прости за эту ночь… за все, что было между нами! — дурашливо растягивая слова, произнес Раку. — Наверное, я теперь обязан жениться на тебе… — Не уверен, что этого достаточно, чтобы сгладить углы наших противоречий, — отозвался Сейтаро, которого больше впечатлил внушительных размеров бумажный пакет в руках приятеля. — Ну тогда, может, кофе в постель? — вновь склонился Раку в поклоне, протягивая ему пакет. Внутри пакета действительно обнаружился кофе и горячие сандвичи — Раку не поленился и смотался в поселок, в их любимую кофейню. Настроение отчетливо поползло вверх — это было намного лучше сухого онигири с кипятком, которые Сейтаро планировал себе на завтрак. — Ты такой заботливый, Раку-кун. Обдумаю твое предложение, — поклонился он, забирая пакет. Еда была божественная. Они быстро расправились с завтраком, после чего Раку, нисколько не комплексуя, завалился на футон, который Сейтаро не успел спрятать. Прямо в одежде. — Эй! Ну не настолько же!.. — возмутился Сейтаро. — Ты всё равно уходишь, а я работал всю ночь… раз уж наши отношения перешли на новый уровень, — ныл Раку, заворачиваясь в одеяло. — Вот же балбес бесполезный! Видел я, как ты работал, — беззлобно высказался Сейтаро и пошел на улицу. Мусор сам себя не вывезет, а мусоровоз должен был приехать с минуты на минуту. Когда-то давно пансионат Мацугаке процветал, полностью оправдывая свое громкое название. Да и рыбацкий поселок с поэтичным названием Рюсей знавал лучшие времена. Это был довольно популярный курорт с горячими источниками и чистейшим горным воздухом. По холмам, среди призрачных сосен, петляли терренкуры — одни убегали к высоким обрывистым берегам, у подножия которых плескался Тихий океан, другие вели к красивому синтоистскому храму возле водопада. От туристов здесь отбоя не было в любой сезон, и казалось, что так будет вечно. Однако, боги строят свои планы, не считаясь с мнением людей. Мощные подземные толчки в океане и пришедшее вслед за этим цунами в один день поделили жизнь Мацугаке на «до» и «после». Больших разрушений в самом пансионате не случилось — здание строилось с учетом сейсмической активности. Однако, автомобильную дорогу, соединяющую пансионат с поселком, буквально разорвало в нескольких местах, и туристов пришлось эвакуировать на вертолетах. Хуже пришлось поселку, который находился в низине у океана. Его сперва основательно потрепало землетрясением, а приливная волна полностью смыла причал и рыбный рынок. Чудом не было больших жертв: людей успели оповестить о цунами, а рыболовные суда с утра работали далеко от берега и потому не ощутили на себе всей мощи стихии. Для курорта же последствия землетрясения стали катастрофическими — горячие источники иссякли полностью, а близость Фукусимы перечеркнула все надежды на дальнейшее развитие. Владельцы пансионата выставили его на продажу, но не преуспели, и, после длительной волокиты, он был передан на баланс благотворительной организации, финансирующей медицинские исследования. Вскоре после этого бывший курорт переоборудовали в центр реабилитации неврологических пациентов. Раку, коренной житель Сендая, который в детстве часто посещал этот курорт, во всех подробностях описывал Сейтаро ту злополучную весну. А Сейтаро, конечно же, ничего этого не знал. Для него Мацугаке всегда был лечебным учреждением. И единственным домом. День в горах зарождался сказочный. За ночь сосны подернулись изморозью, и их ветви серебрились на фоне пронзительно-синего неба. В ожидании мусоровоза Сейтаро подтянулся несколько раз на турнике и оглядел наметанным глазом территорию, окружающую пансионат, — палисадник перед парадным входом, спортивную площадку, парковку у ворот, дорожки терренкуров, убегающих в небо… Идеальная чистота. Нужно было смириться с тем, что зимой здесь не так уж и много работы. Со стороны кухни приковылял большой рыжий акита и ткнулся мокрым носом в ладонь Сейтаро. Тот потрепал его по башке, помял плюшевые уши: — Доброе утро, Бо-кун, как жизнь? Пес вильнул свернутым в тугой бублик хвостом, давая понять, что жизнь и без того была прекрасна, а сейчас и подавно — ведь утро чудесное, кормят вкусно, а человек мнет уши. — Отлично, Бо-кун. Большего и не требуется, правда? — они понимали друг друга без слов. Бо, как и Сейтаро, был незаменимым работником пансионата. А может быть даже важнее — он не давал пациентам замкнуться в одиночестве и умереть от тоски. И его миссия была намного важнее, чем механическая работа тряпкой или отверткой. Мало кто мог представить, насколько важным это было для здешних пациентов. Сейтаро представлял. Он и сам до недавнего времени находился в их шкуре, а поэтому относился к Бо с огромным уважением. Пес тоже обожал Сейтаро и таскался за ним повсюду. *** Когда, покончив с утренней рутиной, Сейтаро вновь обозначился в своей комнате, Раку все еще торчал у него. Правда, сподобился футон с одеялом засунуть в шкаф, а постельное белье оттащить в прачечную. И на том спасибо. Оторвавшись от чего-то важного, изучаемого в смартфоне, выспавшийся санитар окинул Сейтаро суровым взглядом: — Сейтаро, ты в курсе, что Сакура-сенсей в Японии? Пишет, что ты игноришь её сообщения. Она тебе еще вчера вечером написала. Ты что себе позволяешь? Сейтаро, которого что-то царапало с самого утра что-то, чему он упорно старался не придавать значения, хлопнул себя по лбу. Ну конечно. Сообщение в рабочей почте, которое он вчера не удосужился открыть, отложив на утро и благополучно о нем забыв. — Да купи ты себе уже сотовый, — проворчал Раку, — что ты как нищеброд какой-то? Ни дозвониться до тебя, ни найти. А она, между прочим, интересуется, все ли у тебя в порядке. И вообще собирается навестить тебя. — А ты можешь ответить, что со мной все хорошо? — с надеждой отозвался Сейтаро, хотя уже осознал, что встречи не избежать. — Вот сам ей и скажешь. Она в Рюсей. Ответь, а то ведь реально приедет… — Поздно… она уже в Мацугаке, — обреченно вздохнул Сейтаро. — Ты… — взгляд Раку был полон благоговейного ужаса. — Раку, это никакая не запредельная ерунда, я тебя умоляю, — закатил глаза Сейтаро, которого уже стало подбешивать подобное поведение друга. — Просто интуиция… Я продинамил ее сообщение, она волновалась. Этим все должно было закончиться, ты же ее знаешь. — Закончиться или начаться? — подмигнул ему Раку. — Я, если честно, не понимаю, в какой еще вселенной красивая и образованная женщина будет гоняться за странным типом вроде тебя. — Ну почему ты вечно несешь какую-то чушь? Скучно тебе, что ли? — огрызнулся Сейтаро и пошел прочь из комнаты. По дороге опомнился, вернулся, выхватил из шкафа чистую одежду и скрылся в ванной. — Ну может не совсем ты потерян для общества, — усмехнулся ему вослед Раку. — Ладно, оставлю вас наедине. У меня, кстати, тоже сви-да-ни-е. — Желаю удачи! Вали уже! — донеслось из-за закрытой двери. — А моя интуиция говорит, что ты мне сейчас неприличный жест показываешь! — прокричал Раку. — Я прав? Шум воды из ванной был ему ответом — Сейтаро никогда не отвечал на глупые и риторические вопросы. *** Она ждала его в просторном вестибюле главного здания, с интересом рассматривая белую стену напротив центрального входа. Раньше здесь висел какой-то огромный плакат, приглашающий посетителей насладиться горячими источниками, — во время землетрясения он отвалился вместе со штукатуркой. Саму стену восстановили, но ничем не украсили, и сейчас она представляла собой пустое белоснежное пространство, от пола до потолка. Руки у администрации до этой стены пока не дошли. Интересно, что такого Сакура-сенсей разглядела на этой стене? Собранная, прямая, всегда безупречная, каждым своим движением напоминающая божество, ступающее по облакам… У Сейтаро она вызывала бурю самых разнообразных, иногда весьма противоречивых эмоций, состоявших из смеси восхищения, почтения, вины и — совсем немного — досады. Наверное, это бросалось в глаза любому, кто хотя бы немного был знаком с ними. Даже от Раку не ускользнула эта странная, болезненная связь. Ошибался тот лишь в одном: Сакура не бегала за Сейтаро, она бежала от него. И их обоих это устраивало. Такие сложные взаимоотношения не могли реализоваться ни во что, ни в какой вселенной — им слишком, слишком тяжело было находиться рядом. Сейтаро мучил груз неоплатного долга, который невозможно вернуть. Сакура несла в себе что-то иное, запрятанное в тумане вечной недосказанности… — Сакура-сенсей… — осторожно позвал Сейтаро. Она оторвала взгляд от стены и кивнула в ответ на его приветствие: — Сейтаро. Ты отлично выглядишь, — ее глаза лучились тем самым тихим мудрым пламенем, которое так успокаивало его в прежние времена. — У меня все хорошо, спасибо. Я думал, вы в Америке. — Приехала в Японию на симпозиум. Не смогла не навестить моего бывшего… уникального пациента. *** После того, как «пациент из Такэсиба» пришел в себя, проблемы не закончились, а только начались. Причем, не у него, а с ним. Держать долго на успокоительных человека, который не осознает, где он, кто он и что с ним происходит, было изначально проигрышной тактикой, и его стали потихоньку выводить в реальный мир. Вскоре выяснилось, что двигательная активность у него нисколько не пострадала. Он очень быстро встал на ноги, хотя ему и пришлось заново учиться ходить, есть, осваивать элементарные повседневные навыки. Медсестры ответственно подходили к своим обязанностям и возились с ним как с младенцем. Чем-то он им нравился — видимо, хорошо себя вел, слушался и очень старался. Наиболее сердобольные подкармливали его своей стряпней в обход больничных норм. Благодаря этому он очень быстро набрал утерянный за время пребывания в коме вес, а регулярная физиотерапия укрепила мышцы. Его физическое здоровье было идеальным — врачам и придраться было не к чему. Выдвигались предположения, что он большую часть жизни профессионально занимался спортом. Каким-нибудь малотравматичным. Возможно, плаванием: осанка, разворот плеч и жизненная емкость легких говорили в пользу этой версии. Сам же «пациент из Такэсиба» ни подтвердить, ни опровергнуть этого не мог. Он даже не знал, умеет ли плавать. А вот всё, что касалось здоровья психического, вызывало много вопросов. И еще больше проблем. У всех и на всех уровнях. Пациент не помнил, кто он. У него не было имени, документов, страховки, что с ним делать и с чего начинать, было непонятно. Никто не хотел брать на себя такую ответственность, и началась серьезная волокита — медицинские экспертизы сменялись допросами полицейских, юридические консультанты разводили руками, администрация госпиталя требовала хоть какого-то решения этой проблемы. Он и впрямь был большой проблемой — пребывание его в больнице затянулось, куда его девать, было непонятно. Не выкидывать же на улицу? У человека даже одежды не было. А с юридической точки зрения его вообще не существовало. — И вы считаете, что он имитирует амнезию? Сейтаро, к которому в то время обращались не иначе как Такэсиба-сан, услышал этот голос из коридора, рядом со своей палатой. И сразу почувствовал, что там, за дверью, стоит друг. Это было странное чувство. Скорее — уверенность. Много позже он научился доверять этому внутреннему индикатору, ведущему его правильной дорогой. Но в тот момент он безумно удивился — ничего подобного с ним прежде не происходило. А потом в палату вошла молодая женщина в белых одеждах. Ее большие черные глаза излучали такое живое тепло, такое искреннее участие, что тревога, вызванная появлением нового человека в белом халате, волшебным образом улеглась. Она улыбнулась уголками губ и как-то очень обыденно обратилась к нему: — Доброе утро. Мое имя Сакура. Приятно познакомиться. — Рад первой встрече, — произнес он хорошо заученную фразу и тут же, к собственному изумлению, выдал: — У меня нет имени. Может быть, вы придумаете мне его? Она удивленно вскинула брови и улыбнулась: — Ах, вот в чем дело… Понимаю, почему некоторые считают тебя симулянтом. — Си-му-лян-том? — Он словно пробовал слово на вкус, перекатывая его во рту, как карамель. — Что означает это слово? Оно мне не нравится… К тому времени он узнал уже очень много слов, точнее — вспомнил. Это было просто: когда вокруг все разговаривают, навык речи восстанавливается быстро. Но слов все еще не хватало, и приходилось уточнять. — Симулянт — человек, который притворяется больным, — пояснила она, и в глазах её вспыхнули озорные огоньки. — Я не притворяюсь больным. Я здоровый! — возмутился Сейтаро, которого сильно уязвили слова Сакуры. — Я просто ничего не помню. Почему ему не верят? — Да. Ты не помнишь, это очень печально, — кивнула Сакура. — Здесь тебе делать нечего. Я заберу тебя отсюда. — В другую больницу? — запереживал он. — Это хорошее место. Там тебе постараются помочь, — её улыбка гасила все сомнения. — Обещаю придумать тебе имя… Конечно же, он понимал, что его мнение никого не интересует. И бесполезно объяснять, что он никуда не хочет уезжать. Эта палата, эта больница, эти люди — единственное, что он знал об этом мире. Он был большим неразумным, никому не нужным ребенком, перемены его страшили. И потому то, что за ним пришла именно эта богиня с облака, неожиданно согрело. Из Токио он уезжал с чемоданом одежды, которую ему подарили медсестры, возившиеся с ним все это время. Некоторые плакали, просили написать им или хотя бы звонить. И он даже пообещал, хотя и знал, что не сможет исполнить своего обещания — он не умел писать. — Не переживай… Все придет со временем, — говорила ему Сакура по дороге в Мацугаке. — Это так же, как заново научиться ходить, есть палочками, говорить… Если ты что-то когда-то освоил, значит, оно уже с тобой. Надо просто постараться извлечь это из своей памяти. — Но почему я не помню имя? Говорят, это самое первое слово, которое я должен был услышать в своей жизни… — Память — это тайна, не раскрытая пока до конца. Быть может, ты бы вспомнил, если бы кто-то позвал тебя по имени… — задумчиво отозвалась она, и он понял, что не так уж она уверена в том, что говорит. Она вела машину, а он не мог оторваться от окна, жадно впитывая новую информацию, которая наваливалась на него со всех сторон. Сакура-сенсей отвечала на все его вопросы очень обстоятельно и простыми словами. По дороге он узнал, что она психиатр и нейробиолог, что работает с пациентами, которые потеряли или теряют память. Чтобы понять, как им помочь. Что едут они в реабилитационный центр, который находится в очень красивом месте на берегу океана, в префектуре Мияги. Слова постепенно обретали смысл, а в момент, когда он увидел свое новое пристанище, тот самый внутренний индикатор подтвердил, что здесь он надолго. Сакура Мико участвовала в международном научном исследовании и руководила проектом на базе университета Тохоку в Сендае. К моменту, когда Сейтаро появился в Мацугаке, они уже наработали огромный опыт взаимодействия с подобными пациентами. Здесь было все для этого — удобный спортивный зал и спортивная площадка, игровые комнаты и комнаты для занятий, огромная библиотека и сотрудники с очень высокой квалификацией. Сакура-сенсей приезжала в пансионат из Сендая два раза в неделю. И всё её время было посвящено ему, Сейтаро. Потому что Сейтаро в этом исследовании был юнику-на кандзя — единственным в своем роде.