Бумажное сердце

***

      Дорук водил пальцами между короткими ворсинками по спинке дивана, сидя на мягких бархатных подушках в окружении скучных бессмысленных разговоров с бесполезными людьми. Он бы и не пришел, не хотел приходить, но отец настоял. Ведь это был благодарственный ужин. А благодарить собрался сам Кенан Маньяслы. Всего неделю назад его удалось вытащить из тюрьмы. И этот немощный, старый, бледный как облако без единого темного волоса на голове старик мужчина смог вернуться к любимой семье. Слишком молодой жене и буйной девочке подростку.       Но Доруку все это было не нужно. Его буквально вырвали из лучшего места. Места рядом с Асие.

***

      Мужчина уже несколько часов корячился перед холстом, на котором ничего толком не выходило. Домик, который он пытался нарисовать, был похож на какую-то хибару с дырявой крышей, кривыми стенами и мутным убогим окном, что занимало почти всю стену. Так еще и стоял не на траве, а судя по цвету, болоте. На болоте, где росли желтые тюльпаны, но и они больше напоминали жирные желтые капли. Даже самой тонкой кистью ему не удалось изобразить их красоты. Единственным, что у него хорошо получилось — небо, если не считать растекшегося и пускающего зеленые слезы солнца и огромного облака черного дыма, что выходило из трубы его домика. Дыма было так много, будто домишко горело.       Дорук и сам уже не понимал, что у него получилось. Он со злостью откинул кисточку. Его уже начал бесить запах красок и ароматных свеч, что горели на всех полках, которые и так были заваленными всеми рисовальными принадлежностями. Комната была захламлена так, будто они сидели в какой-то кладовке. Еще и вместо нормального света лишь те же свечи, гирлянды, что едва горели оранжево желтым светом, и окно, находящееся за его спиной, что хоть как-то освещало пыльное помещение, о из-за его расположения тень его тела ложилась на холст. Дорук жал рукой челюсть, чувствуя что от злости сейчас переломает свою уродливую картину, вместе с со всей этой бесячей комнатой. Вдох. Выдох. Спокойствие.— старался убедить сам себя. Все-таки он пришел сюда не просто так и ему просто не позволительно так подставляться перед своей спутницей.       Дорук скосил глаза вбок и заглянул за ту сторону стола. Асие сосредоточенно трудилась над своим холстом умело орудуя всеми инструментами под рукой. Она наклонилась к картине и вырисовывала или добавляла какие-то детали тонкой кисточкой. Ее внимательные глаза не отрывались от холста, лицо спокойное, брови не сведены, пухлые губы плотно сжаты между собой, выражая старание. Одна буйная кудряшка вышла из наскоро состряпанного небрежного пучка и упала прямо перед носом. Ее волосы отблескивали медовым оттенком в свете из окна. Ресницы покрывались золотой пылью. Наконец девушка закончила и выпрямилась, критично оглядывая получившееся, потом облизнула большой палец и что-то протерла на холсте прямо им. Все ее руки уже были в краске, в то время как ее серый фартук из конваса был не заляпан и единым пятнышком.       Она повернула голову, обращаясь к Доруку, что уже некоторое время неотрывно следил за ее действиями. Ее теплый взгляд и легкая улыбка не произвели отрезвляющего эффекта и лишь сильнее загипнотизировали. Он глубже вдохнул, ощутив давление в груди, будто одним взглядом она сжала что-то внутри него.       — Ты закончил? — Асие прошарила по столу в поисках салфетку, которой могла бы вытереть руки.       — Да. — бездумно ответил он и тупо покачал головой.       Девушка откинула в сторону полотенце и обошла стол, что до этого запрещала делать ему, ведь мужчина с не очень большим интересом принял ее идею и постоянно отвлекался от дела.       — Что ты делаешь? — спросил, когда она подошла слишком близко и появился риск опозориться перед ней из-за своей неумелой работы.       — Я хочу посмотреть. — он преградил ей путь, но девушка все равно настырно старалась подглядеть за его плечом.       — То есть мне на твое смотреть нельзя, а тебе на мое можно, так получается?       — Но ты же закончил? — она встала на цыпочки и положила две руки на его плечи, так что их глаза почти оказались на одном уровне.       Его зеленые глаза внимательным почти ощутимым взглядом провели по коже ее лица, шеи, губ. Ее запах запоздало ворвался в его пространство заполняя маленькое пространство между ними, но ему хотелось даже больше. Хотелось сорвать еще одну резинку с ее головы и распустить непослушные кудри, а потом сунуться лицом в эту копну и долго долго вдыхать их запах. Они всегда пахли как дикий розовый куст, хоть он толком и не успел ни разу хорошенько оценить их аромат.       — Ну? — повторила она и опустилась обратно, убирая свои руки от него.       — Хорошо — он отступил в сторону.       Сначала Асие серьезно всматривалась в его «шедевр». Потом прикрыла дрожащими пальцами рот, словно сдерживаясь. Дорук странно покосился на нее. И девушка не выдержала, заливаясь звонким смехом, который пыталась сдержать, пряча личико в своих раскрытых ладонях.       — Кемаль, что это? — спросила девушка, после того как приступ смеха ее отпустил.       — Дом, разве не видно? — ответил, чувствуя раздражение и легкий укол по его самолюбию.       — А почему он горит? — она указала пальцем на серое облако.       — Он не горит, это дым из печки. — Дорук перехватил ее руку, но она быстро разделила их.       — А что с солнцем, почему оно плачет? — ее тонкий пальчик коснулся одного из тюльпанов, что оставили желтый поцелуй на ее коже.       — Не плачет оно. Это тюльпаны. — он еще раз, только аккуратно и очень медленно взял ее за руку, запачканную краской. — Ты говорила, что это твои любимые цветы, и что ты любишь желтый цвет. — что-то очень хрупкое и маленькое дрогнуло в ее глазах цвета горького шоколада, как дрожит огонек свечи в темной комнате, и он почувствовал, что и внутри него что-то отозвалось навстречу этому пламени.       Он все еще держал ее руку. Они смотрели друг на друга пока вокруг в воздухе кружились под солнечным потоком, заглядывающим в комнату через единственное окно, мелкие соринки и частички пыли.       Доруку стоило воспользоваться этой ситуацией, момент был настолько подходящий, но ему не хотелось. Не хотелось целовать ее так, как Дорук Атакул, ему хотелось остаться Кемалем здесь и сейчас, рядом с ней в этой комнате, потому что в ином случае он станет на шаг ближе к своей цели, что уже казалась такой далекой. Он воспользуется ею, опозорит, растопчет доверие, что слабым пламенем горело в ее глазах.       Мужчина приблизил ее палец к своим губам и отпечатал подсыхающее желтое пятно на своих губах, предчувствуя горький привкус краски.       — Ты хочешь посмотреть на мой рисунок? — ее тихий голос прорезался сквозь интимную тишину.       Щеки ее горели смущением, глаза опустились ниже на уровень его шеи или подбородка. Дорук кивнул и обошел стол с другой стороны, ведомый ее руками. Внутри все еще теплилось приятное чувство.       Выдох застрял у него в горле, когда он увидел ее картину. Сказать, что Дорук был в шоке — ничего не сказать. Его рука потянулась к холсту, словно он не мог поверить своим глазам и нуждался в дополнительных ощущениях.       — Не трогай! — Асие перехватила его руку до того как бы он успел все испортить. — Она еще не высохла.       Дорук еще некоторое время продолжал смотреть на себя. Прямо на себя, ведь на ее полотне был он и такой натуральный. С золотисто-русыми прядями, одна из которых выбилась из прически и залезла на бровь, под которой она не упустила маленького шрама. С точенными скулами, мощным подбородком с четко очерченными углами, прямым носом. На шее висела тонкая из нержавеющей стали цепочка, подарок Мелисы, что Дорук никогда на снимал. Верхняя половина тела, которая попала на портрет, была укрыта темно-зеленной тканью его трикотажной футболки. И болотно-зеленные глаза, такие блестящие и живые, с еще не высохшими вкраплениями золотых капелек.       Он наконец слез с картины и перевел взгляд на Асие, что все это время внимательно следила за сменяющимися эмоциями на его лице, реакцией на свою работу. Она скрючивала свои пальцы, то и дело дергая маленькое колечко на мизинце. Было очевидно, что ему понравилось, но волнение толстой коркой лежало на ее коже, поэтому она соскребала его невесомы налет с пальцев вместе с краской, успокаиваясь таким образом.       Дорук просто смотрел на нее, испытующе и нетерпеливо, пока она все еще мягко улыбалась, светила своими карими глазами снизу вверх. Это была всего лишь картина, но мало того, что лучше его уродства в сотни раз, так еще и выведенная ее руками, без чьей-либо помощи. В мире нет идеальных людей? Да черта с два!       Кто она если не самая идеальная во всем мире. Ему не нужно было даже сравнивать со всеми, потому что знал, что все равно выберет ее. Асие была воплощением всего самого… даже не подобрать столько слов, чтобы выразить насколько она поднялась в его глазах, но она всегда медленно двигалась наверх мелкими шажками, просто только сейчас он это заметил.       — Ты просто идеал. — голос чуть охрипший.       Асие зарделась от его слов. Они прозвучали почти бесчувственно или скорее как последний выдох перед падением. От волнения она начала тараторить со скоростью света.       — Кемаль, что-ты говоришь, нет конечно. Это просто картина, да и получилось так себе. — она скосила глаза на его портрет, внутри сгорая от счастья. — У тебя тоже неплохо получилось, для первого раза, просто немного практики и я уверенна, ты будешь еще талантливее меня.       Дорук разделил ее руки и потянул к себе, сталкивая их тела. Девушка опешила, не зная куда себя деть. Обе его руки обвили ее плечи, голова легла на ее. Она так же запоздало сунула руки ему под подмышки и обняла в ответ. Она напрягла стопы, вставая на носочки, чтобы ее подбородок лег на его плечо, мужчина чуть наклонился чтобы облегчить ей задачу. Как только ее голова заняла удобное положение, и она перестала вертеться, одна из его рук поползла вверх, снимая еще одну резинку с ее головы. Ее кудри рассыпались по плечам, распространяя цветочный запах. Мужчина без возможности отказаться уткнулся носом в ее волосы, пихая эти ароматные бутоны себе в нос, глотку и легкие, желая навсегда запечатлеть ее запах.

***

      — Хватит так делать. — бледная ладошка хлопнула его по руке, что лежала на спинке дивана.       Харика Маньяслы успела подсесть рядом, пока Дорук витал в оставленных воспоминаниях. Он поднял свои глаза на нее недовольные, в которых так и читался вопрос: «Что ты только что сделала?». Девочка стушевалась и быстро опустила взгляд на лежащий под ними стеклянный кофейный столик, будто ей были интересны пустые керамические чашки из-под кофе.       — Харика. — тихо прошипела ее мать, сидящая на кресле сбоку, чтобы не прервать разговор своего мужа с гостем.       — Что? — блондинка закатила глаза, игнорирую женщину, и уже совсем выбросила из головы только что произошедший инцидент.       Дорук громко выдохнул и откинул голову назад на пару секунд, а потом снова посмотрел на своего отца, что продолжал свой давно потерявший направленность разговор с теперь уже новым «другом» Кенаном Маньяслы.       Он представлял собой очень успешного на вид мужчину, выглядел как с иголочки, несмотря на свой возраст и тот факт, что неделею назад вышел из тюрьмы, хотя это был всего лишь следственный изолятор, но его почти убитый вид давал фантазии разыграться настолько, чтобы представить на месте того здания буквально адский дом. Кенан тем не менее почти сразу заговорил о делах, о том что сделает в отместку за нанесенный ущерб, напомнил сколько у него друзей среди полицейского управления, в суде, за границей, да чуть ли не под носом у самого президента. У Дорука так и чесался в тот день язык спросить, что же эти его «друзья» не предотвратили его попадание под суд, благо умением молчать в нужный момент он владел. И весь оставшийся путь до дома ему пришлось выслушивать долгоидущие вперед планы. Может жена поддерживала в нем эту чрезмерную страсть к жизни?       Дорук лениво перевел взгляд на женщину с зализанными темно каштановыми волосами, собранными в низкий пучок на затылке, что прямо и без каких либо усилий сидела на своем кресле, элегантно сложив руки на согнутых коленях. Сюзан Маньяслы была моложе своего мужа почти на пятнадцать лет и за все время их брака у них родилась только одна и то не совсем воспитанная или успешная хоть в чем-то дочь. На кого планировал оставить все свое уже заметно просевшее богатство это старик? Более детей они уже точно не успеют завести.       Женщина не смотря на весь свой внешне идеальный вид, совсем не выглядела высокомерной и зазнавшейся богачкой, наоборот, скорее печальной и уставшей. По нескольким грубым замечаниям брошенным ей мужем за столом можно было понять, что брак у них был таким же фальшивым как цветы в вазе в их прихожей, но что же заставило ее искать способ спасти своего мужа. Конечно же деньги. Дорук усмехнулся. Может его семья не была так уж плоха.       — Благодарю за теплый прием, но уже довольно поздно, мы пойдем. — Акиф наконец-то закончил и поднялся с насиженного места, застегивая пиджак и подавая руку Кенану, тот пожал ее двумя руками. — До свидания, Сюзан. — мужчина улыбнулся и также протянул женщине руку, когда та неуверенно подала свою он легко потянул ее к себе и оставил невесомый поцелуй на ее щеке.       Дорук округлил глаза от удивления и странного коробящего предчувствия, что почти так же быстро утопил в себе. Испуг также был на лице госпожи, ее темные глаза быстро посмотрели на мужа, который не выказал ничего на своей ватной физиономии.       — До свидания. — она надела вышколенную улыбку.       Акиф чуть помедлив, отошел.       — Будем рады снова увидеть тебя, Дорук. — обратился Кенан.       — До встречи. — они пожали руки, мужчина улыбнулся и госпоже Сюзан, не посчитав нужным заставлять ее еще раз тянуть свои холодные пальцы, что она так напряженно сжимала перед собой, пока ее лицо оставалось маской радушия.       — Пока, Дорук. — Харика помахала своей рукой прямо перед тем, как он вышел, тот не успел ответить.       Он сделал несколько шагов в сторону к своей машине.       — Я поеду к Берку. — сообщил и тут же сел на водительское место.       Они приехали отдельно, так что отец мог и сам добраться до дома на своей машине. Теперь, когда мамы нет и он вновь поверил в свои силы, Акиф больше не пытался удержать сына дома хоть как-то. Впрочем обоих это устраивало.       Через некоторое время Дорук уже выходил из лифта в комплексе, где располагалась квартира Берка. В руках он держал прямоугольную картину, укрытую жесткой коричневой бумагой. Асие по понятным причинам не могла забрать это полотно к себе, а Дорук не хотел оставлять его пылиться в стенах этого наполовину заброшенной художественной студии, поэтому оставить его у друга было его единственным решением.       Не успел даже подойти к знакомой двери как она сама отварилась изнутри и на пороге показалась женщина в черном потрепанном пальто, с заколотыми на затылке волосами, седые корни которых выдавали ее возраст. Госпожа Эдже. Она работала у его друга, готовила и убиралась, но обычно так надолго не задерживалась. В одной руке у нее был черный пакет а во второй темно-синий чехол от гитары, подозрительно похожий на его.       — Добрый вечер, госпожа Эдже. — Дорук остановился прямо перед ней.       — Добрый, мой дорогой, добрый. Как ты? Все хорошо? — женщина добродушно улыбнулась, поправляя висящую на плече громоздкую сумку.       — Нормально. — отмахнулся мужчина. — Госпожа Эдже, а откуда у вас это? — он указал рукой на чехол, она проследила за его взглядом предмету, что держала в руках.       — Ах, это? Это мне Берк подарил. Знаешь, у меня внучек хочет в музыкой заниматься, вот Берк и отдал свой инструмент, сказал ему больше не нужен, и он все равно собирался его выбросить, видишь как хорошо вышло? — риторический вопрос.       С каждым сказанным словом светлые его брови поднимались все выше. Что за черт?       — Что такое? — из-за спины женщины показался рыжий приятель. — Дорук? — он был удивлен, но все равно протянул руку, и они пожали их разделяя между собой напряжение. — Что такое? — женщина, сделала пару шагов в сторону, отстраняясь от этих двоих.       — Госпожа Эдже только что сказала, что ты подарил ей мою гитару.       — Да, а что? — выпрямился окончательно выпихивая трясущуюся женщину из своей квартиры.       — Так это твое? — на ее лице была искренняя гримаса непонимания и вины. — Прости, пожалуйста, просто Берк сказал… — она пробежалась дрожащими глазами между ними — что это не нужно, вот я и взяла. — она сунула в его руки несчастный чехол, что стал причиной такой накаленной обстановки, кажись спичку поднеси и все тут вспыхнет. — Держи.       Дорук принял его. Его глаза не отрывались от друга, непонятная злость поднималась в нем, он уже давно не чувствовал себя так, хотя ничего такого вроде и не произошло. Его пальцы сжались на боковой ручке чехла.       — Госпожа Эдже, ваш рабочий день уже давно закончен, можете идти домой. — сказал Дорук, изо рта практически шел пар.       Женщина помедлила пару секунд, не уверенная, что хочет оставлять этих двоих молодых и через чур вспыльчивых ребят наедине, учитывая гудящее напряжение в воздухе. Но дома ее ждал муж и младшая дочь, что успела уже сотни раз позвонить в волнении за мать. Она сглотнула, смачивая пересохшее горло и сказала:       — Спокойной ночи. — она сильнее прижала к себе сумку и поспешила прочь, все-таки ей стоило уйти пораньше.       Берк и Дорук стояли не сдвигаясь с места, пока двери лифта не закрылись за спиной госпожи Эдже. Чуть успокоившись Дорук прошел мимо друга внутрь, он вошел в комнату и положил обе вещи, что держал в руках на журнальный столик в гостиной, сам свалился на диван. Следом медленной вальяжной походкой шел Берк, укрыв руки в карманах свободных штанов, но перед этим подошел к стеклянному шкафу и открыв его достал пухлую бутылку с узким горлом и два рокса. Потом присел, выдыхая, разлил напиток по бокалам, и прокатил его по столику к другу.       — Ты же не против? Или она тебя уже и от этого отучила? — в голосе звучала издевка, Берк откинулся на диване делая глоток.       Дорук не стал отвечать, прекрасно понимая о ком идет речь, но не желая поднимать эту тему. Не желая, чтобы хоть кто-то прикасался к этой новой части его жизни.       — А это что? — рыжий кивнул головой в сторону второго неизвестного ему предмета.       — Подарок. — не хотя ответил.       — От самой Асие Эрен? — он отложил стакан в сторону и придвинулся к столу, чтобы оценить упакованный предмет.       Дорук не позволил ему этого, отодвинув упакованную картину до того как тот успел ее коснуться. Берк поднял на него свои глаза в них читалось явное понимание ситуации, а в улыбке сквозила насмешка.       — Что такое, Дорук? Прячешь его как будто там твой обнаженный портрет. — он облизнул губы в той отвратительной извращенной манере, что так бесила Атакула. — Или ее? — он сделал большой глоток из своего стакана, внимательно глазами наблюдая за реакцией друга.       — Прекрати изворачиваться как змей и говори как есть, в чем проблема? Тебя так побеспокоила эта несчастная гитара или что случилось, что тебе так срочно понадобилось от нее избавиться? — мужчина снова поудобнее устроился на своем месте, старательно делая вид, что его слова совсем на него не подействовали.       — Нет, ну что-ты. Просто я думал что-ты уже скоро закончишь с ней и это больше не понадобиться. Ты ведь скоро закончишь? — Берк не собирался слезать с этой темы и продолжал старательно но не напрямую давить, прямо как мать.       Дорук был уверен больше чем на половину, что проблема заключалась именно в Асие. И скорее всего, в качестве мелкой отместки, что сегодня Дорук вместо того, чтобы с Берком заняться должниками, пошел к ней. У этого человека были проблемы с привязанностью.       Но смотрел под другим углом. Дорук слишком сюсюкался с этой девчонкой. Как в тот день, когда бросил всю работу и помчался к ней по первому зову, как сегодня оставил его, хотя до этого всегда такие дела они делили вместе. Он сам не замечал как слишком много времени уделял ей, постоянно переписывался, созванивался. Он, мать его, научился играть на гитаре. Что за хрень? При том что прошел уже месяц и они до сих пор никуда не двинулись. И он даже не делился с ним ничем. Словно растягивал. Будто ему это нравилось. Будто ему она нравилась.       Берк не собирался говорить прямо, это было не в его характере, кроме того эта игра прелюдий ему нравилась, ему хотелось заставить его самого подумать о том, к чему тот его склонял. До этого друг не разу не попадался на его уловки, но сейчас его уязвимость стала просто очевидна и Берк так и рвался сунуть пальцы в эту розетку, как маленький ребенок. Дорук же просто хотел наконец закрыть эту тему. Впервые за все время их общения они поменялись ролями, теперь вспыльчивым и безрассудным был Дорук, а всезнающим и спокойным — Берк. Ему такой расклад не нравился, не нравилось чувствовать себя ниже, но и сказать ничего он не мог, что-то останавливало. Понимание. Понимание того, что если он скажет это, если двинется по этому пути Берк раздавит его, тем что будет прав. Ему не нужно было слушать этого, достаточно видеть в его глазах поведении, позе. Что они за друзья такие, что не могут быть просто честными друг с другом?       — Я пойду. — Дорук встал, забирая с собой через чур дорогие ему вещицы.       Даже сказать это было унизительно. В голове вертелась только одна фраза: «позор». Неужели Дорук Атакул бежит? Он сам себе не мог поверить, но и остановиться не мог. Услышать не мог. Признать не мог.       — Уже? — Берк опустошил еще одну порцию и поспешил за другом, что быстрым шагом шел к выходу. — Ладно. Давай. — он протянул руку и они хлопнули друг друга по ладоням, а потом по спине.       У каждого внутри осталась масса неозвученных вопросов, но сегодняшняя обстановка не располагала к беседе.       Дорук вышел в широкий, хорошо освещенный пустой коридор. Дверь за его спиной закрылась. Теперь он остался один. Даже у друга не мог остаться. Он поправил на плече гитару, собираясь с силами и бросая все эти нюни, и пошел вперед.