Бумажное сердце

***

      Затылок затек кровью так, что было трудно поднять голову, раскалывающуюся от вчерашней истерики. Девушка лежала в позе эмбриона, полностью накрытая одеялом, ее руки и ноги окостенели не в силах сдвинуться с места, будто пустили корни в матрас. Воздух, окружавший ее, был совсем не свежим, теплым, влажным, противным, но она продолжала мучить себя этой изощренной пыткой, в особенности потому, что очень любила свежий воздух, и имела привычку оставлять окно в своей комнате открытым на всю ночь даже зимой.       Лучики солнца пробивались сквозь ткань одеяла, в попытке достучаться до девушки и напомнить, что утро уже наступило, но у Асие всегда были плохие отношения с этим космическим объектом особенно утром, ей больше нравилась луна и звезды. Она совсем не помнила как заснула или как проснулась, все что сейчас было в ее голове это лица детей и заплаканные глаза госпожи Шебнем, в ушах — ее слова, в груди чувство собственной никчемности с растворенными в ней крупицами жалости, страха, ненависти, злости и необъяснимой боли.       Госпожа Хатидже приходила некоторое время назад, освежила и осветила комнату, раздвинув шторки на окнах и открыв их, поговорила с дочерью, но это было скорее монологом. Ведь девушка активно притворялась спящей, хотя и была уверенна, что мама не купилась. Она не была готова встретиться лицом со своей матерью, потому что чувствовала, что не сдержится и обязательно либо расплачется, либо вспылит. Честно говоря, даже с самой собой ей встречаться не хотелось, ей просто хотелось забыть обо всем.       От этой трусливой мысли демон самоуважения поднялся в ней и дал отрезвляющую пощечину, заставив резко подняться с кровати. В глаза ударил ярчайший солнечный свет, все тело пронзила боль после отека, обнаженная кожа покрылась мурашками от прохладного свежего воздуха, а голова прояснилась. Асие сделала глубокий и насыщенный вдох, наполняя легкие до отказа, а потом медленно выдохнула.       После ванных процедур она не стала выглядеть в сто раз лучше: кожа вокруг глаз была не очень красной, слегка розоватой, опухшей, в остальных местах белой, как у призрака, глаза уставшие и пустые, даже волосы, кажется, стали менее кудрявыми, немного макияжа и никто и не заметит, но разумеется она не хотела прятать себя, в каком бы виде не была.       Будто назло всем, прямо как Айбике, оделась тоже не самым лучшим образом, даже волосы не удосужилась привести в порядок. Собрала вещи в рюкзак, одним из последних был второй телефон, тот через который они с Кемалем переписывались. Она его не проверяла со вчерашнего дня. На нем почти не было зарядки, пришло ровно сорок семь сообщений от Кемаля, там было много всякой чуши или милостей. Читая их Асие чувствовала, как злость постепенно оставляет ее превращаясь в радость, пушистую и сладкую как сахарная вата. Последнее гласило:

Обязательно позвони мне.

      Кудряшка улыбнулась и нажала на кнопку вызова, прошло пару гудков, а потом тишина, стоило проверить, как причина стала очевидна — он умер. Телефон пришлось положить на зарядку и оставить в комнате.       Асие спустилась с лестницы и чуть замялась, не решаясь выбрать путь: либо прямо и покинуть дом, никого не предупредив, либо свернуть налево, пройти в столовую и поприветствовать маму и папу. Минута размышлений была внутри нее борьбой хорошего воспитания и любви к родителям с желанием бунтовать и не забывать кем на самом деле являлись ее любимые родственники. Но любовь, как всегда, победила в ней, отчего злость на саму себя собралась на кончике языка, и потому, зайдя в столовую, слова не вышли слишком теплым, даже граничили с грубостью, которую Асие никогда не оборачивала в сторону своих родителей.       — Доброе утро, — все карие глаза за столом поднялись к ней.       Первые, те что сидели во главе стола смотрели с простой вежливостью и добротой, но совершенно фальшивой, это Асие прекрасно чувствовалось даже с расстояния, которое разделяло их с отцом. Следующими были мамины глаза светящиеся от искреннего беспокойства, она всегда была такой — любила своих детей больше жизни, больше богатства, предоставляемого ее мужем, даже больше его самого.       — Асие… — женщина хотела была встать и подойти к ней, но Вели перехватил ее кисть, лежащую на столе и молча дал знак вернуться на место, она подчинилась.       — Доброе утро, милая. Присаживайся, — его голос звучал спокойно, с достаточным количеством заботы, которую старший Эрен решил целесообразным обнажить в присутствии семьи и, главное, самой Асие, хоть этого было не различить слухом или взглядом простого незнакомого с этим человеком лица, так же присутствовало недовольство.       Эта тема была единственным и самым большим конфликтом отца и дочери. Сколько раз бы они не обсуждали, не мусолили, растягивая обиду на долгие годы, никто не мог уступить в этом вопросе. Вели не мог изменить свою натуру, начать творить добро, оставить свои притязания за власть в политическом кругу, которая развязывала его руки на арене преступного мира, где он всегда выходил победителем, где его уважали и боялись, где он зарабатывал огромные деньги за счет казино, проституции и торговли оружием. Он делал это потому, что это был единственный способ защить свою семью и своих людей от погрязшего в дерьме остального мира, чтобы бороться с дьяволом ты сам должен стать им. Асие также не могла изменить свою сущность, принять те ужасные вещи, которые творила ее семья, людей убивали за недоплаченный долг, за бессмысленную месть, которая не приносила ничего кроме пустоты, ради денег и мужчины, и женщины падали на самое дно, а как же судьбы всех тех людей, которые умирали от пуль тех автоматов, что брали из рук ее отца или его подчиненных. Она считала, что дерево гниет с корня потому, что именно отец льет воду в землю, из-за таких как он, мир и грязнет в этой трясине.       Асие всегда была больше похожа на мать, не только внешне но и характером. Добра, мягкосердечна, ранима, честна, светла как лунный луч в темноте ночи. Была подобна воде, легко стачивала острые края такого огромного камня как Вели Эрен, но еще и как море могла столкнуться с твердым скалистым берегом, не боясь разбиться, так и сейчас, и этим была похожа на него самого.       Именно такой предстала его маленькая девочка перед ним сейчас упрямой и непоколебимой, готовой на все ради справедливости в которую верила, и это не могло не поднять волну гордости за такую очевидно схожую свою черту в ней. Но даже так мужчина бы не уступил, она еще была ребенком, который вскоре поймет, что дерево сгниет оттого, что само было наполнено червями, его не спасти, но можно защитить своих родных.       — Я не голодна, — ее голос звучал холодно, но не грубо. — Я поеду в приют. Побуду с детьми.       — Асие, но ты вчера не ужинала. Съешь что-нибудь, — голос Хатидже звучал обеспокоенно, что было не удивительно, она вполне могла переживать, когда ее дочь заставляла беспокоиться за свою жизнь даже по таким пустякам.       — Поем там, — поспешила убедить свою мать, но та не поверила.       Вели отправил многозначительный взгляд своему сыну сопроводить сестру, тот, кивнув, встал с места.       — Подожди, я отвезу тебя. — позвал Омер.       Его глаза были словно стеклянными и лишь отражали окружающий мир, ничего не показывая. Его походка, движения тела, черты лица — ничто не выдавало вчерашней нервозности. Он словно контролировал каждый свой шаг, да что там шаг, даже вдох, стараясь походить на отца, но не хватало практики, было заметно как он напряжен и сосредоточен. Пока еще пацан, напяливший на себя фуражку отца и притворявшийся капитаном, но до права руководить судном и брать на себя ответственность за всех людей, что верой и правдой служат своему боссу, еще не дорос.       — Я могу сама…       — Я как раз принес документы которые ты просила, — парень помахал синей папкой-конвертом, которую держал в руках.       Брат подошел и передал это в руки Асие. Внутри действительно что-то было, но, не став обманываться раньше времени, девушка быстро вскрыла пластиковую кнопку, и, на удивление, внутри были настоящие документы, а не фальшивые, только вчера вышедшие из лотка принтера, по крайней мере если судить по их потрепанному виду и щекочущему нос плесневелому запаху. Подозрительно посмотрела на брата, но тот держался как стойкая ледяная глыба, ничем не выдавая себя, и в конце концов сунула папку в рюкзак и направилась в гараж, откуда они с братом поехали в приют.

***

      Горячая вода тонкими струями высвобождалась из отверстий и падала прямо в гущу влажных русых волос, а потом стекала цепляясь за золотистую кожу, фиолетовые синяки, рванные раны, черные чернила, которые витиеватыми линиями лежали на коже плеча. Жидкость смывала грязь, пот, кровь, усталость бессонной ночи, проведенной в шумном и отвратительном месте, которое едва ли могло помочь избавиться от бурлящей внутри злости и желания разрушения всего до чего доходили руки.       Дорук провел рукой по голове удаляя излишки влаги и шампуня в волосах. Прислонился к кафелю и выдохнул. Грудь все еще сжималась от боли из-за удара, как и голова после падения, как и рванная ранна на левом предплечье, которая шипела от прямого контакта с чрезмерно горячей жидкостью и мыльной пенной. Но почему то эти травмы на теле больше не приносили приятного чувства заслуженного наказания за проваленную задачу, это скорее была лишь временная мера, эффект от которой проходил все быстрее. Словно ему было мало той дозы, которую он принимал до этого дня и теперь требовалось больше, крепче, сильнее, больнее, хуже.       Мужчина резко ударил по локтевому крану на стене и вода прекратила литься. Он вышел из душа, выпуская белый пар и горячие капли воды. Вытерся полотенцем, намеренно надавливая на больные точки, заставляя нервы под кожей возбуждаться и напоминать мозгу, что тело не в порядке. Он провел рукой по запотевшему зеркалу открывая вид на свое отражение. Лицо раскраснелось прямо как у Асие.       Дорука вечно забавляло как ее лицо по любому малейшему поводу покрывалось румянцем, стоило ему просто взять ее за руку, на которой она до сих пор носила это нелепое колечко, или находиться слишком близко, или когда она случайно оказалась в его объятиях, по крайней мере он понял, что до уровня объятий их отношения еще не скоро дойдут.       Отношения. Это слово оставляло до этого неприятный привкус во рту, потому как каждая девушка была сущим наказанием, еще ни разу ему не удавалось благополучно окончить свои отношения. Скандал, ругань и визжащие крики, сопровождаемые метанием посуды и всего, что попадется по руку — это было с каждой особой, а их было много, хотя ни с одной он не пробыл дольше полугода. Но с Асие это было не так, вернее, чувствовалось не так, приятнее и спокойнее, никаких помпезных огромных букетов красных метровых роз и сережек или браслета с бриллиантом, а лучше сразу кольцо и платье, и здесь нечему удивляться, одна его бывшая всерьез ожидала, что он сделает ей предложение на их годовщину — ровно сто дней вместе. Прям за руку и под венец!       Дорук вышел из ванны и оделся, предплечье забинтовал и скрыл под рукавом свободного лонгслива. В очередной раз взял телефон чтобы проверить, написала ли хоть что-нибудь Асие, ведь она не отвечала на его сообщения со вчерашнего дня и ладно бы с утра, но ночью ведь всегда писала, а в последнее время и вовсе звонила и Дорук уже привык засыпать под ее голос, который так красиво пел, если он тоже соглашался сыграть для нее, когда они созванивались по видеосвязи. И все-таки эта лиса заставила его научиться играть, пришлось конечно помучить Берка, ведь у себя дома он тренироваться не мог, это бы привлекло внимание и массу ненужных вопросов. Они не виделись уже двенадцать дней с того свидания в парке аттракционов. Щека зачесалась, и именно та, на которой был оставлен след ее губ.       Ни одного сообщения в ответ на его, но отображался пропущенный вызов пять минут назад от нее. Хотелось конечно сразу перезвонить, но он до сих пор помнил ее слова с того дня. — Смотри, не пиши мне много сообщений, просто жди, когда я отвечу, особенно утром во время завтрака, ночью можешь писать сколько угодно, и еще никогда не звони, если что я первая позвоню, хорошо? — Асие выглядела такой взволнованной и серьезной пока это говорила, что сдержать улыбку было просто невозможно.       Он все еще улыбался, думая об этом. И просто написал еще пару сообщений, а потом перечитал последние, написанные ей. В одном из них говорилось:

Нет На этой пятнице я съезжу в приют

      Сегодня была пятница. Поехала ли девушка в приют? Дорук написал сообщение, что приедет, но был уверен, что ответа не дождется, а желание встретиться с ней было слишком велико. В любом случае, судя по ее словам в сентябре она собирается вернуться во Францию и продолжить обучение, а мужчина не сможет последовать за ней и оставить своего отца без опоры. Его время было совсем ограниченно, а встречи раз в две недели не поспособствуют осуществлению его плана, да еще и с такой девушкой как она, стоило брать быка за рога.       Через почти что час он еле доехал до места назначения, вся загвоздка состояла в том, чтобы припарковаться так, чтобы никто не увидел его машину, ведь она, наверняка, приехала в сопровождении своего несносного брата, удивительно просто, как они могли быть настолько разными и при этом близнецами. Одна хорошая и добрая девушка, а второй бешеный и жестокий ублюдок.       Дорук достал сзади машины украденную в прошлый раз форму: темно зеленый тонкий жилет из таслана и такую же кепку. Это была одежда какого-то студента что ли, который в тот раз был на разгрузке продуктов привезенных их фирмой по заказу для детей. К сожалению ему приспичило в туалет, и он, как абсолютный идиот или гений, оставил свою форму на стойке рядом с раковинами, вместо того чтобы взять их с собой в кабинку, а Дорук как раз зашел за ним, собираясь забрать их силой, но удача улыбнулась им обоим. В итоге студент остался без формы, но зато со здоровым носом, а мужчина не привлек лишнего внимания.       Блондин напялил жилет и кепку опустил чуть ли не до самого носа, подошел к заднему входу, там уже стоял грузовик, несколько парней доставали ящики с продуктами из кузова. Глаза прошарили стены, красная лампочка камеры мигала, извещая о том, что находится в исправном положении, она висела над входом в здание, и если память не обманывает, ее обзор лишь на пару метров отходит от своего места, до металлического забора ограждающего участок здания не доходит, а значит не зафиксирует как Дорук входит в ворота. Он прошел чуть ли не в плотную прижавшись к боковой стенке кузова, стараясь выглядеть незаметнее, а потом вышел из-за угла, схватил первый попавшийся ящик, прошел с ним внутрь, оставил на кухне, а оттуда направился в туалет, и никто не остановил его, даже не заметили как он ушел. В туалете он снял форму и, сложив, спрятал за чашу унитаза. Вышел из кабинки, поправил волосы, вымыл руки и покинул уборную. Внимательно огляделся в коридоре, прежде чем сразу отправиться к лестнице, ведь там обычно никогда не было людей, все предпочитали обходиться лифтами.       — Через какие испытания я только прохожу, ради даже возможности встретиться с этой девушкой, О Аллах! — вслух подумал мужчина и медленно поднимался вверх по лестнице на второй этаж, ведь это был единственный этаж, кроме первого, на котором он знал, что ожидать.       Стоило ему пройти через два лестничных пролета и ступить на площадку второго этажа, как выше послышался грохот, разнесшейся по всему помещению, от резко открывшейся и сильно захлопнувшейся двери. Дорук мгновенно сделал шаг назад, схватившись за перила перепрыгнул через один пролет вниз, и приземлился на одной из ступенек, отошел к стене, залез рукой под кофту, хватаясь за резиновую накладку, плотно прилегающую к металлической рукоятке короткого острого оружия, лезвие которого было спрятано в кожаном чехле, закрепленном на ремне, опоясывающем тонкой змейкой плечи, под подмышками и между лопаток соединялся со вторым таким же на противоположной руке образуя букву «Х». Пистолет остался в машине, у него не было привычке везде носить его с собой, ведь в Турции запрещено ношение огнестрельного оружия, не то чтобы это останавливало его в Трабзоне, но в Стамбуле это могло быть чревато проблемами с полицией, которая была под контролем Эренов. А вообще без оружия ходить было слишком опасно для жизни, особенно если она имеет такой уклон как у сына Акифа Атакула.       Дорук слушал как быстрые легкие шаги становятся все ближе, нож он еще не достал, внимательно смотрел, кто же может появиться наверху. И тут пронеслась как дикая лань с длинными растрепанными волосами, поднимающимися от встречного воздуха, в короткой футболке и странных пижамных даже каких-то штанах знакомая миниатюрная фигурка. Девушка бежала очень быстро, словно спешила куда-то и даже не оглянулась по сторонам. Дорук опустил рукоятку и расслабился, но поспешил вслед за Асие, чтобы разобраться, что происходит.       Когда он попал на знакомый этаж, в котором также беззаботно резвились дети, а воспитатели не могли с ними справиться, среди маленьких гномов впереди мелькнула девушка, а потом скрылась, уйдя за угол комнаты. Дорук пошел за ней, и оттуда донесся грохот, а потом детский крик. Мужчина зашел и увидел как Асие сидела на полу, прижимая к себе крошечное тельце, бесконтрольно ерзающее в ее руках в попытке выбраться. Он догадался закрыть дверь, чтобы не давать другим детям испортить свою психику.       Девочка плакала, пыталась выбраться из чужих рук, кричала, чтобы ее отпустили, пока голос срывался, а лицо заливалось солеными слезами и соплями. Окно в комнате было открыто нараспашку, на столе перед подоконником было чисто — все содержимое валялось на полу, сразу стало понятно, что здесь произошло. Малышка закричала от безысходности, но догадалась использовать свои зубы и вонзилась ими в предплечье девушки. От напряжения ее лицо и тело залилось красным, но через секунды три она полностью размякла в ее руках, и ее мягкое тело вытекло из крепкой хватки Асие. В комнате воцарилась тишина, на секунду все застыли.       — Дефне? — первой встрепенулась кудряшка.       Она быстро и нервно уложила девочку на короткий ворс, убрала мешающие волосы головы назад, но они быстро вернулись. Подняла свои испуганные шоколадные глаза со следами от слез и недосыпа, ярко выделяющиеся на бледной коже, прося о помощи. Мужчина опустился на колени рядом с девочкой, поднес палец носу, проверяя дыхание, потом проверил пульс.       — Она в порядке, — успокоил он, от его глаз не укрылись трясущиеся руки, которые она обернула вокруг своей талии, плотно сжатые губы, блестящие от влаги глаза, приклеенные к лежащей на полу девочке.       Дорук поднял малышку и уложил на кровать, за спиной у девушки, она выглядела спящей и умиротворенной, ее красный носик блестел от влаги. Он вернулся к девушке, хотел было что-то сказать, успокоить, его руки непроизвольно разошлись в стороны, но их нагло прервали. Кто-то быстро крутил ручку двери, пытаясь войти.       — Асие! — послышался незнакомый приглушенный голос с другой стороны, ручку продолжали дергать — Асие! Ты там? Открой, пожалуйста.       Кудряшка заволновалась, сглотнула и быстро начала оглядываться по сторонам, в поисках неизвестного спасения, ведь она, по видимому, знала кто был на той стороне. И этот человек все сильнее долбился в дверь. Дорук отошел к углу, дал девушке знак отворить. Асие сомневалась, но сделала это. Прежде чем повернуть замок посмотрела на него, он указательным пальцем коснулся своих губ, призывая молчать. И открыла дверь.       — Почему ты так долго? — проворчал парень.       Дорук весь напрягся. Этот голос принадлежал человеку, который не просто желал его смерти. Омер Эрен предпочел бы подарить ему бессмертие, только если будет иметь возможность убивать его своими руками раз за разом. И прямо сейчас он стоял на расстоянии вытянутой руки их разделяла только деревянная поверхность двери, а все чтобы у было в руках Дорука, это только нож, хотя вариант прыгнуть во все еще распахнутое окно тоже вертелся в голове, но так или иначе далеко уйти он не сможет.       — Что такое? — сказала девушка в полной мере выражая свое недовольство тоном голоса, и ее брат даже помедлил пару секунд перед ответом.       — Асие, ты в порядке? — его голос звучал спокойнее, чем до этого, он потянулся к ней, пытаясь успокоить, но та резко оторвала руку из-под его пальцев.       — Что это? Пойдем к…- спросил Омер, обращая внимание на красный след от мелких зубов, на нежной коже предплечья.       — Что это, Омер? — перебила кудряшка, — Да какая разница. Ты что об этом хочешь поговорить? — она не повышала голос, но в нем было достаточно возмущения и злости, что лезла через каждую ее пору. — Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Эта девочка такое пережила из-за вас, а ты еще и собираешь отобрать у нее самого близкого ей человека?       — Из-за нас? Я ничего не сделал. Я спас их, спас этих детей! Не моя вина, что он решил выбрать месть.       — Да ты вообще в своем уме предлагать такое мальчику десяти лет, который совсем недавно чуть не умер? — она замолчала и сглотнула, прежде чем сказать следующие слова. — Разве эти женщины не работали на вас? Разве не ваша вина в том, что случилось со всеми ними?       — Нет! Нет! Нет! — голос его сорвался на крик. — Мы не имеем к этому отношения! Сколько раз я уже говорил! Это все проделки грязных шакалов-Атакулей! Это их дела! — Дорук напрягся, рука непроизвольно потянулась под кофту, но он отдернул себя, Асие не должна заметить этого, хотя сомневался в этом, ведь она, похоже, даже забыла о нем, слишком отвлекаясь на ту тему, из-за которой они с братом ссорились.       — Да какая, к черту, разница! Их дела, ваши дела, вы все делаете одно и тоже.       — Ни одно и тоже, Асие. Эти люди погрязли в том дерьме, что сами устроили. Не надо нас сравнивать, — процедил Омер сквозь зубы, подойдя почти вплотную, он звучал почти на грани, той самой, на которой давал людям последний шанс, но сестренку не впечатлил, и она ответила ему почти тем же тоном.       — И чем же вы лучше? Ты можешь доказать, что в ваших кругах не делают тоже самое? Что ни один ребенок не подвергается страданиям, которые не заслужил? — холод веял от нее, слепленный из непробиваемых тонких нитей ее убеждений, кажется иней осел на всех поверхностях вокруг, но теплое удовольствие фонтаном било в середине под ребрами Дорука, потому как Омер молчал, не найдя слов. — Ты все еще думаешь, что мы лучше? — послышался глубокий вдох и шумный выдох.       — Асие, ты даже не знаешь, что происходит.       — Зато я вижу к чему это все приводит. Сотни покалеченных людей, погрязших в этом болоте. Только смерть и страдания. — ее голос чуть дрогнул. — И все это из-за нас! Почему нельзя просто оставить все это? Как ты только спишь по ночам после всего, что сделал!       — Как ты не понимаешь! Эти люди сами выбирают такой путь! Они хотят этого, они сделают все чтобы получить желаемой! — взбесился парень. — Если бы папа не взял дело в свои руки, то на их месте… — он задохнулся от своей скорой речи и замолк.       — Что? Договаривай! — ее голос сломался, подстраиваясь под накопившиеся в глазах слезы, звуча больнее чем все пульсирующие травмы на теле. — Я была бы на их месте? Или Айбике? Или Эмель? Ты этим себя оправдываешь?       — Фисташка. — Омер хотел было успокоить ее, но им помешали.       — Брат Омер. — послышался новый еле различимый от хрипотцы голосок.       Асие быстро стерла влажные дорожки с лица и глубоко вздохнула, отворачиваясь. Потом последний раз посмотрела на брата, и еще одного ребенка, находящегося за дверью.       — Делай что хочешь, — и закрыла дверь.       Никто не пытался вновь вломиться, но даже если бы сделал это, то Дорук не смог бы удержать себя от порыва подойти к ней. Он аккуратно разжал ее пальцы, что мертвенной хваткой вцепились в ручку. Оторвал тяжелую голову от двери, приподнял ее подбородок, но девушка не могла подарить ему своих прекрасных темно карих глаз, потому как пыталась стереть их, прижимая свои ладони к лицу. Поэтому он просто прижал ее к себе, не говоря ни слова. Его руки обнимали ее тонкие плечи и гладили изящную спину, пока та наконец не расслабилась. Ее тихие всхлипы тонули в толще груди, руки обвились вокруг его талии, цепляясь как за спасательный круг, а горячие слезы впитывались в ткань.       Безудержная ярость крутилась в его груди как обычно, чтобы разозлиться не требовалось много сил. Но она была раздавлена под необъяснимым чувством долга, догла перед ней. Будто Дорук обязан остаться сейчас с ней. Успокоить, помочь, быть рядом, все остальное может подождать. Все закрутилось вокруг этой маленькой точки и было ей подвластно.