ZEPAR

Bangtan Boys (BTS)
Слэш
Завершён
NC-17
ZEPAR
Пак Рамён
бета
viktoria.varga
бета
Алексей Софонов
автор
Описание
Во время ночной битвы враги похитили и приговорили к смертной казни Тэхёна. Его брат, Чонгук, от отчаянья и безысходности приказал вражеским чернокнижникам провести тайный ритуал и перенести душу Тэхёна в другое тело до того, как сработает гильотина. Не зная религию врагов, Чонгук не осознавал, что чужими руками создал ужасное творение и превратил свою жизнь в ад.
Примечания
❗𝓒𝓱𝓪𝓻𝓪𝓬𝓽𝓮𝓻 𝓼𝓽𝓾𝓭𝔂 - вертикальные, горизонтальные, плоскостные и пространственные несущие конструкции фанфика ⚠️У͟п͟о͟м͟и͟н͟а͟н͟и͟я͟ ͟и͟з͟н͟а͟с͟и͟л͟о͟в͟а͟н͟и͟я͟ - изнасилование в прошлом персонажа и не описывается в фанфике ✅Названия городов и стран только для удобства чтения 👯‍♂️Псевдо-инцест относится к вигу
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 11

      Покачиваясь в телеге, Тэхён сидел на пятках и в небольшом сундуке перебирал медицинские инструменты. Они качественные и относительно новые. Если быть точнее, то Босон не поскупился выделить отряду необходимые вещи для оказания медицинской помощи, да не старые отдал, а заказал новые у мастеров. От этой мысли Тэхёну грустно, потому что один такой ценный сундук забрали воины, которые уехали обратно в город. Вернут ли они подарок Его Величества — тайна даже для колдунов, но отвечать за него придётся головой.       — Нашёл! — Тэхён обрадовался при виде пинцета и покосился на лежащего Чимина, поясница которого накрыта влажной тряпкой.       Надо вытащить занозы. Когда в лагере Тэхён их увидел, то удивился выдержке Чимина, потому что в пояснице торчала даже мелкая щепа. Чимин будто побрил собой полено, смочил его кровью и оставил на нём кожу. Но он не жаловался на боль, а лечить раны разрешил исключительно Тэхёну.       И вот он лежит на животе, безразличным взглядом рассматривает мешки и сундуки, отказывается общаться и периодически тяжело вздыхает. С одной стороны, хорошо, что в телеге он едет с Сухёном и Тэхёном, которые не задают миллион вопросов про поединок с врагом. Сражение с чернокнижником громом прогремело на весь отряд, пристыдило тех, кто уехал в город, и приободрило тех, кому ещё предстоит встретиться с врагом. Чимин стал звездой разговоров, затмив семнадцать висельников. Наёмники восхищались тем, что Чимин защитил ребёнка, убил чернокнижника, завладел его оружием и придумал хитрую тактику для победы.       Но Чимин не считает себя героем и совсем чуть-чуть обижается на то, что звездой стал исключительно потому, что является омегой. Альфа на его месте не удосужился бы похвалы, потому что для любого альфы убить врага и защитить слабого человека — дело чести. А омеги будто не способны на подвиги, поэтому поступок Чимина — исключение из поведения всех омег мира. И это несмотря на то, что за его плечами множество сражений бок о бок с альфами и бетами.       — Думаю, что можно снимать, — Тэхён покосился на пропитанную лекарством тряпку и спросил: — Готов?       В ответ раздалось согласие в виде мычания. Глухое «угу» прозвучало так, будто Чимину наплевать на предстоящую боль, а Тэхён точно знает, что процедура намечается болезненная. Скорее всего, именно поэтому Чимин предпочёл, чтобы его возможные мышиные писки слышал только близкий друг, а не наёмники, которые будут припоминать геройский поступок и смеяться над тем, что сейчас герою больно из-за занозы. Тэхён всё понимает, поэтому задумал, чтобы Чимин не оставался во время процедуры без поддержки, которая покажет, что испытывать боль — это нормально и нет нужды её прятать глубоко в себе лишь потому, что надо кому-то доказывать, что являешься не менее сильным духом, чем альфа или бета.       Тэхён тихо встал, прошмыгнул к краю телеги и жестом подозвал к себе старика Сона, который, сидя в седле, ехал рядом и пил вино из бурдюка. Тэхён шёпотом попросил пригнать в телегу Юнги, и Сон, понимая, что без помощи со всеми ранами Чимина не справиться, погнал лошадь вперёд.       — Сухёну повезло, что с ним был ты, — Тэхён вернулся к Чимину и сел на место. — Он счастливчик, ведь с момента его рождения с ним рядом заботливый человек.       — Я всё понимаю, Тэхён, — тихо заговорил Чимин. — Просто дай мне немного времени, чтобы отпустить ситуацию. Я разберусь в своей обиде, сделаю выводы, и более подобные слова наёмников меня затрагивать не будут.       Тэхён убедился, что правильно сделал, когда пригласил Юнги. Раньше Чимин бы вызвал наёмников на поединок, чтобы показать своё превосходство, а сейчас он счастлив быть омегой, жить омегой, зваться омегой. Он принял в свою жизнь Юнги, который лишил его необходимости проявлять в себе альфу, будто тем самым заполняя пустоту из-за его отсутствия в жизни. Юнги — лучший для него альфа, рядом с которым есть жажда оставаться счастливым омегой.       После сражения с чернокнижником Чимин столкнулся с огромной разницей по отношению к себе как к омеге: любящий Юнги и мужланы из отряда. У Чимина мозг будто парализовало из-за чудовищных различий в себе, которые необходимо вместить в сознание. Однако Чимин готов по кусочкам разобрать свои чувства, каждое изучить и найти им место в душе, потому что он искренне рад ощутить обиду и смотреть на разницу в себе, ведь она означает, что он изменился в ту сторону, о которой всегда мечтал.       Юнги залез в телегу и не проронил ни слова, пока Тэхён жестами не показал, что необходимо посидеть с Чимином.       — Хотите выпить? — Юнги не нашёл ничего лучшего для начала разговора и схватил с мешка бурдюк с вином. — Уверен, что навести порядок на пояснице Чимина — неприятное дело как для врача, так и для пациента. Может, если выпить, быстрее заживёт?       — Что ты здесь делаешь? — Чимин насупился и намеревался приподняться, но Тэхён моментально снял с него влажную тряпку, показывая, что приступает к процедуре.       — Пришёл составить вам компанию, — Юнги сел перед Чимином, затем положил возле себя бурдюк и похлопал по своим ногам.       Чимин поднял на него взгляд, понимая пригласительный жест. Принять его или нет — дело гордости. Она, как оказалось, молчит, когда Юнги становится храбрым рыцарем для своего принца, попавшего в беду. На этот раз они не играют роли, а Чимин действительно нуждается в утешении, которое для него ценнее героической битвы с драконом. Это беда, из которой не надо освобождать, но необходимо находиться рядом и слушать, однако Юнги пришёл не молчать, поэтому постоянно бормотал Чимину слова поддержки. К счастью, среди них ни одно не прозвучало с жалостью, поэтому Чимин легко поддался уговорам и грудью лёг на ноги Юнги, затем обнял его за талию.       Тэхён принялся наводить порядок на пояснице. Лекарство смягчило кожу, края заноз вылезли достаточно для захвата пинцетом, и первой под прицел зоркого глаза Тэхёна попала мелкая, около двух сантиметров, щепка.       — Как неудачно ты упал, — прошептал Тэхён, осторожно инструментом схватил щепу и медленно потянул её в сторону. — Мне кажется, что эта гигантская заноза оставит после себя шрам.       Чимин безразлично махнул рукой, но Тэхён его жест за спиной Юнги не увидел и продолжил процедуру, при этом во второй руке держа наготове платок, чтобы вытереть кровь. Контролируя процесс, он вытащил щепку, бросил её возле себя и осторожно приложил платок к ране и слухом уловил, что Юнги продолжает говорить с восхищением. Для него Чимин — удивительный человек, с которого должны брать пример люди всех полов.       — Разве я сделал что-то странное? — Чимин не вытерпел лавину слов, потому что не понял причину её потока. — Альфа и бета, даже гамма, на моём месте защитили бы ребёнка.       Тэхён опустил пальцы в маленький глиняный кувшин с мазью, затем намазал ею рану и посмотрел на Юнги, который опешил от непонимания. Тэхён тоже заинтересовался и, чтобы внести ясность в вопросы Чимина, напомнил про недавние слова альф и бет, которые подчёркивали пол героя.       Юнги удивился и попросил не сравнивать его и остальных наёмников. В отличии от них он восхищается уверенностью Чимина. Да и, если говорить совсем откровенно, большинство наёмников бросили бы ребёнка и заставили чернокнижника сражаться. Ребёнок врага никому не нужен, кроме Чимина и Тэхёна, а сразиться с чернокнижниками — то, зачем наёмники вступили в отряд. Им нужен враг, чтобы померяться силами, добыть трофеи и в тавернах рассказывать о подвиге. Да и мудрено ли героическое дело, когда враг один? Любой воин на месте Чимина погряз бы в жажде славы и сделал бы всё возможное, чтобы убить чернокнижника.       По мнению Юнги, Чимин до сих пор не понимает, что за громкими насмешками наёмники скрывают чёрную зависть. В своих головах они по себе судят чужие поступки и завидуют омеге, которому встретился враг. Мало того, именно Чимин добыл меч чернокнижника и смог придумать стратегию, чтобы спасти ребёнка. Но он не хвастается успехами, потому что пережил страх за жизнь Сухёна и предпочёл забыть последнюю встречу с чернокнижниками, а наёмников это раздражает до скрежета зубов. Они уверены, что любой воин обязан кичиться своими поступками, поэтому обидными разговорами провоцируют Чимина невольно говорить про сражение.       — Чем хвастаться, Юнги? — Чимин ощутил, как Тэхён вытянул ещё одну занозу, и сморщился от желания почесаться, но продолжил говорить: — По движениям чернокнижника я видел, что ему не нужна моя смерть. О чём тут говорить, кроме того, что меня использовали?       Он возмущался на то, что поединок прошёл несправедливо и без чести, будто на потеху императору, а не ради выживания. Чимину противно думать о том, что сражался с иллюзией. Он не маг и не колдун, поэтому понимает исключительно равного себе противника, а не нечто странное, чем руководит человек. Как обычному мечнику, ему чернокнижники окончательно опротивели, потому что они лишены какой-либо морали. И если раньше Чимин считал, что она у них есть, но своеобразная, то теперь уверен, что из их голов красные рисунки на лбах вытеснили мораль.       — А если бы я умер от рук иллюзии? — Чимин попытался встать, но Юнги пробормотал, что Тэхён ещё не закончил процедуру. — Это было бы ещё хуже, чем повеситься!       Он продолжил возмущаться, периодически морщась от резкой боли из-за выдернутой занозы. В первую очередь он злился из-за того, что враги сделали его и Сухёна приманкой.       Чимин вспоминал минуты перед встречей с чернокнижником и рассуждал по-своему: Чонгук и Юнги находились в окружении воинов, а он мешкал, теряясь в дальнейших действиях. Эмоциями он едва отошёл от нападения возле реки, поэтому в момент, когда прозвучал приказ готовиться к приходу чернокнижников, в нём взыграло осознание, что защита самого беспомощного — невероятно сложная задача. Раненого товарища проще защищать, потому что есть понимание, что его можно положить на землю и чем-то оградить, он сообщит, если к нему кто-то приблизится, и он может посильно помочь. А Сухён — комочек слабости, который одним своим видом просит помочь ему выжить в суровом мире.       Чимин выжал из своих мозгов максимум, чтобы избавиться от врага. Много ума на это не потребовалось — Чимин попросту дал подержать ребёнка чернокнижнику, чтобы освободить обе руки для атаки. Однако, когда эмоции стихли, причина поступка врагов стала очевидна: они выманивали Тэхёна из лагеря. Он всегда говорит, что ребёнка необходимо охранять, поэтому прибежит ему на помощь даже сквозь ливни и метели.       — Хитрозадые, — Чимин протяжно засопел и насупился. — Иллюзию направили отбирать ребёнка, а сами в кустах спрятались.       Тэхён ловко вытащил последнюю занозу, вытер кровь и предупредил, что сбегает к Чонгуку за заживляющим раны порошком, а Чимин в это время должен лежать и не двигаться. Ему желательно отдыхать до исчезновения синяка, но Чимин не может сидеть без дела, потому что в отряде всегда остаётся главенствующим омегой, только сейчас он немного медленный.       Тэхён спрыгнул с телеги и помчался к началу колонны, отмечая серость неба, что предвещает скорый дождь. Должно быть, лето посмотрело на календарь и отступило на один шаг, приглашая в империю осень с её жёлтыми нарядами, последними цветами в садах и первыми заморозками. По подсчётам Тэхёна, отряд успеет вернуться в город до того, как жители вооружатся зонтами и будут сталкиваться ими друг с другом на узких улицах. Возможно, до сезона проливных дождей наёмники и добровольцы успеют построить таверну, чтобы приезжие воины не уезжали в спешке домой.       Тэхён прибежал к началу строя, когда Чонгук приказал колонне остановиться. Пока омеги передавали приказ своим группам, Тэхён осмотрелся и заметил, что впереди на дороге стоит телега, гружённая малым количеством мешков. Едут в город явно не торговцы, да и молодые альфа и омега, которые пошли навстречу идущему к нему Чонгуку, проявили удивление, а значит, не знают про императорский отряд.       Чонгук представился, и незнакомый альфа испугался, после чего быстро сообщил, что телегу уберёт с дороги, дань заплатит и перед каждым воином извинится за то, что мешает проехать.       — Не нужны мне твои деньги и извинения, — Чонгук окинул его недовольным взглядом и, поставив руки в боки, спросил: — Видел кого-то по пути?       Тот отрицательно замотал головой и побледнел, считая, что в стране началась война, а он и не знает.       — Куда путь держишь? — Чонгук сменил строгость на дружелюбие, потому что в полуобморочном состоянии альфу под локоть поддержал его супруг. — Вижу, что вещей у вас мало, значит, задерживаться не намерены.       Крепкого телосложения омега, видя, что от мужа слова не вытянуть, попросил командира не злиться за их визит в столицу. Нет ничего подлого в поездке, а едут они к Дохвану, про которого слух дошёл до маленькой деревушки на востоке страны. Купцы, которые приезжают к деревенским жителям за товарами, поведали, что в столице живёт гадатель, по силе ничем не уступающий колдунам. Дескать, Дохван точно, до дня и времени суток, предсказал ограбление, заранее договорился с молодой стражей про арест преступников и тайком указал на последних. Сначала стража не поверила и подумала, что у сорокалетнего омеги гормоны шалят, поэтому мерещатся ему воры. Отправить его к врачу силы духа не хватило из-за хорошей репутации Дохвана в городе. Молодые альфы, которые в роковой вечер совершали обход улиц, пообещали Дохвану прийти в назначенное время, а в душе понадеялись, что к тому часу омежьи гормоны угомонятся и потребуют сон. Однако Дохван встретил стражу, спрятался с ней в кустах и дождался воров.       И вот слава на гадателя, едва ли провидца, обрушилась поутру, когда новость про поимку преступников облетела каждый дом и вышла за пределы города. Стража получила похвалу и одобрение за бдительность и порядок, а Дохван — неиссякаемый поток клиентов.       — За советом к нему едем, — омега робко пожал плечами, показывая, что, может, глупо перекладывать свои проблемы на гадателя, но иначе в их ситуации не поступить.       Чонгук оглянулся, за руку притянул к себе Тэхёна и предложил гостям озвучить проблему, а два колдуна точно сообразят ответ. И вовсе не по доброте души Чонгук предложил свою и Тэхёна помощь. В деревнях точно есть свои гадатели, поэтому, если супруги потратили неделю пути ради встречи с Дохваном, значит, проблема не личного характера.       Как оказалось, у молодого альфы весь род — сплошные кузнецы, и он кузнец. По весне умер его отец, и с тех пор кузница стоит без работы. А в начале лета в деревушку приехал торговец из соседней империи, узнал у деревенских жителей про бесхозную кузницу и начал настойчиво требовать её продать.       — Деньги-то нужны, — продолжил говорить омега и посмотрел Чонгуку в глаза, чтобы тот видел честность слов, — но кузницу, которая передавалась из поколения в поколение, очень жаль отдавать. И всё же, зачем ей стоять без дела?       — Ты кузнец? — Чонгук сложил руки на груди и посмотрел на альфу, после чего тот кивнул. — Почему не продолжил дело отца?       — Детство и юность прошли в кузнице, — альфа жалобно заговорил и опустил взгляд на свои сандалии.       Чонгук перевёл взгляд на омегу и сказал, что его муж врёт. Слышна в голосе неуверенность, а без чёткого определения своих целей советы гадателя бессмысленны. Что бы ни сказал Дохван, альфа будет сомневаться в совете, потому что скрывает истинные намерения. Он что-то хочет, но сам в себе не может разобраться, вот и ищет того, кто поможет ему разгрести бардак в мыслях. Гадатель не в состоянии ему помочь, и даже колдуну с этим не справиться. Однако человек может сам задать себе ряд вопросов, чтобы докопаться до правды.       — Ясно только то, что кузницу продавать он не хочет, — Тэхён указал пальцем на приезжего альфу, — но цена, которую тебе за неё предложили, слишком соблазнительная, поэтому ты мучаешься в выборе. Советую вам обоим поменять вопрос для Дохвана, чтобы не зря отдать ему деньги.       — Тут даже думать не надо, — Чонгук посмотрел на альфу с упрёком во взгляде. — Ему хочется того же, что было у его отца — наследник, работы в паре. Одному работать у него душа не лежит, потому что с рождения видел в кузнице минимум двоих людей.       Омега нахмурился, вторя небу, посмотрел на мужа строго, словно мысленно ругал его за впустую потраченную неделю в пути, и перечислил всех, кто напрашивался к нему в ученики. Альфа всем отказал, и только стоя перед двумя колдунами признался, что не видел в них потенциал. Тратить мастерство на бездарей — зря прожить жизнь. Лучше пусть стоит кузница без дела, лишь бы в ней не хозяйничали бестолковые ученики.       Чонгук и Тэхён переглянулись, в глазах друг друга замечая малую искру одной мысли. Быть может, она глупая, но взята из желания помочь империи даже в таком деле как совет.       — Я колдун Его Величества, — признался Чонгук, и гости столицы моментально поклонились. — Я не могу вам о многом рассказать, да и вы в праве не прислушиваться к совету, поэтому просто выслушайте. Езжайте в город и подберите себе ученика среди тех, кто уже обучается у кузнецов. Вы же знаете, что не только мастера бывают недовольны учениками, но и наоборот. Ищите того, кто вам приглянется и сам проявит желание учиться у того, чей род занимался кузнечным делом. Поверьте, года через два вам понадобится помощник в обучении взрослых кузнецов.       Настала очередь супругов переглянуться. Затем они посмотрели на Чонгука и попытались представить обучение тех, кто уже мастер своего дела. Вероятно, у них не хватило воображения, чтобы понять совет колдуна, поэтому они поблагодарили его за общение и пообещали подумать над словами. Напоследок они поделились наблюдением: недалеко от Таэлин слышно, как поют люди. Супруги подумали, что в лесу есть деревня, поэтому не придали голосам значение, однако сейчас, когда встретили воинов, не уверены, что сделали верный вывод.       Чонгук их поблагодарил за информацию и пообещал узнать, кто распевает песни в лесу. Нет сомнений в том, что чернокнижники устроили хоровое пение, но простым деревенским людям об этом лучше не знать. На их долю Чонгук оставил решение, после которого, если повезёт, их жизнь изменится в лучшую сторону. Жаль будет, если умелый кузнец не продолжит родовое дело и продаст кузницу.       — Не подскажешь, — Чонгук взглядом проводил супругов к их телеге и посмотрел на Тэхёна, — откуда Дохван внезапно прозрел настолько, что увидел ограбление?       Тэхён посмотрел себе под ноги, пожал плечами и не сразу ответил:       — Так ты мне сам об этом говорил, когда практиковал что-то в городе. А мне твои слова пригодились.       — Эх, ты… — Чонгук тяжело вздохнул и пошёл к лошади, а Тэхён увязался за ним. — Зачем ты ему это сказал? Со временем, когда Дохван не оправдает надежд людей, его репутация рухнет настолько, что он не сможет зарабатывать на жизнь.       Тэхён пожал плечами, показывая, что в человеческой жадности не его вина. Он всего лишь предупредил Дохвана про ограбление и не давал ему указаний, как распоряжаться информацией.       И всё же Тэхёну есть над чем подумать: Чонгук видел ограбление, но не его предотвращение. Значит, Дохван и стража позволили ворам вынести из дома вещи, следовательно, возникает вопрос: возможно ли обмануть судьбу? Тэхён видел смерть двух раненых наёмников, и они обязательно умрут. Все видения колдунов сбылись, хотя события в них имели шансы быть нарушенными. А что по поводу предстоящей битвы? Тэхён не видел её итог. Он успел заметить расположение деревни, и она действительно недалеко от Таэлин. Зепар показал число чернокнижников, и интуиция колдуна твердит, что оно с каждым днём растёт. Когда Тэхён пытается назвать новое число, то ощущает лихорадочный страх, словно даже скорости взгляда недостаточно для того, чтобы сосчитать количество врага. Несмотря на трудности, Тэхён нашёл к себе подход, чтобы унять лихорадку. В первую очередь, он говорил себе, что состояние связано с закрытым доступом к информации. Зепару не угодно, чтобы Тэхён знал правду. Вероятно, чернокнижники создали множество иллюзий, и последняя цифра их количества обновляется с каждым днём. А во вторую очередь, Тэхён успокаивал себя тем, что важные детали сражения Зепар обязательно сообщит, потому что заинтересован в победе отряда. Пусть не сейчас, но позже появится видение, которое покажет то, что придаст воинам уверенности в битве.       — Чонгук! — Тэхён оглянулся, вспомнив, за чем шёл к Чонгуку. — Дай порошок для Чимина.       Пока он ждал лекарство, осмотрел остаток отряда. Часть наёмников и раненые всё же уехали в город. Только четверо омег остались с группами, а остальные — нянчат Сухёна. Тэхён смотрел на лица воинов и не видел сожаления, однако в их глазах мелькала грусть, будто впереди их ожидает неминуемая смерть. Почему же они едут? У каждого наёмника найдётся свой ответ, и Тэхён задал этот вопрос себе.       «Не могу не ехать», — пронеслось в голове. Тэхён не в состоянии унять желание быстрее добраться до деревни и сломать шеи чернокнижникам, однако напоминание, что его придут убивать, вынуждает смириться с участью быть за пределами деревни. Ему не суждено участвовать в сражении, и он не знает, что с ним случится, однако продолжает в мыслях мечом пополам рубить чернокнижников.       — Держи, — Чонгук отвлёк его от размышлений и отдал порошок, завёрнутый в ткань. — Не скупись на лечение. Мне Чимин нужен здоровым и прыгающим, как лань.       Тэхён кивнул и забрал лекарство, после чего сказал, что, чем ближе Таэлин, тем больше душу поглощает грусть. А гора рядом, да настолько, что Чонгук направляет отряд к месту для лагеря. Наверняка, монахи увидели передвижение воинов, поэтому готовы к встрече гостей, а Тэхёну не хочется к ним подниматься.       Когда колонна двинулась, Тэхён встал в стороне, дождался нужную телегу и взобрался в неё. Он ожидал услышать возмущения из-за долгого отсутствия, но Юнги и Чимин не скучали наедине друг с другом и о чём-то тихо общались. На Тэхёна они не обратили внимания, однако не проигнорировали его присутствие, подготовив раны к лечению.       Юнги потянулся к тряпке и стащил её с поясницы Чимина, затем посмотрел в сторону таза и прошептал, что Сухён ворочается. Не вовремя раздались его кряхтения, и Чимин пообещал убаюкать ребёнка, но Тэхён его опередил.       — Юнги тебя обслужит, — Тэхён бросил им лекарство, взял Сухёна на руки и сел возле таза. — Пока я и Чонгук будем в монастыре, ты успеешь с Мелким погулять.       — Я с вами пойду, — заявил Юнги, и Чимин с Тэхёном на него синхронно посмотрели. — Я должен выслушать мнение о себе, — замечая удивлённые взгляды, он объяснил: — В монастыре есть колдуны, которые отошли от дел, но знания же у них остались, поэтому я хочу послушать их мнение про демона.       Тэхён положил ребёнка обратно в таз и снял заколку с подгузника. Убрав ткань, он убедился, что Сухён чистый и принялся вновь его заматывать. Разговаривая с ним тихим и ласковым голосом, Тэхён думал вовсе не о том, что ребёнок милый, а про колдунов в монастыре.       Откуда им знать про демонов? Религия отца Хвана не успела закрепиться в Корее, поэтому о ней мало что известно простым гражданам, а людям, которые заперты в монастыре — подавно. Повезёт, если среди монахов и колдунов найдётся ушедший от дел священник, который расскажет про одержимость демонами и о самих демонах. По крайней мере, он не изъявит желание провести обряд экзорцизма.       Чимин приподнялся на руках и всмотрелся в Юнги взглядом с подозрениями. После длительного зрительного контакта, он лёг поперёк ног Юнги и потребовал объяснений.       — Чонгук и Тэхён мне не хотят даже слова говорить про демона, — Юнги развязал мешочек с порошком и посмотрел на Чимина, проверяя его готовность к лечению, — поэтому буду спрашивать у старых колдунов.       Тэхён взял ребёнка на руки, сел ближе к Юнги и поинтересовался:       — Зачем тебе это знать?       Весомого ответа у Юнги нет, потому что им движет тревога за друзей. Он понимает, что не из-за него Тэхён предпочёл остаться одержим демоном, но всё равно, наблюдая за его проблемами, Юнги хочет принимать участие в их решении. Таким образом он будто благодарит его за спасение своей жизни.       Чимин вновь приподнялся на руках, посмотрел Юнги в лицо и с тоном учителя посоветовал:       — Тэхён в таком же положении, что и ты, поэтому, если хочешь помочь, оставайся ему другом, а не должником или слугой.       Юнги взял щепотку порошка и посыпал поясницу Чимина, будто добавил соль в блюдо. При этом он уверял, что не думал служить Тэхёну, а должником себя чувствовать будет очень долго, если не до гробовой доски. Всё потому, что он счастлив жить. Он ощущает жизнь не только внутри себя, но и видит её вокруг. Он способен почувствовать её прикосновение, лишь взглянув на певчую птицу или погладив нежный лепесток цветка. Человек — часть природы, поэтому Юнги разделяет с ней все органы чувств и наслаждается её дарами. Его изнутри переполняют чувства, и под их натиском желает ими поделиться, но не представляет, как это сделать.       Чимин ему что-то ответил, завязалась словесная перепалка, но Тэхён их не слушал, погружаясь в мысли. Думал он о семейной паре, которая уехала в город. Их поездка к Дохвану кажется бестолковой, но заставляет Тэхёна размышлять о неожиданных вещах. Например, о том, что пара не продала бы кузницу, что бы Дохван ни сказал. И при этом альфа бы всё равно приехал в город и встретил своего будущего ученика, даже если бы не соблазнился предложением найти ответ у гадателя. Всё потому, что встреча учителя и ученика — неизбежное событие.       Чонгук видел ограбление Дохвана, и оно — то, что произошло бы, даже если бы для этого пришлось менять мелкие ситуации в жизни города. Это похоже на то, когда бежишь на встречу с человеком, но встречаешь на пути отряд Чонгука, который перекрыл дорогу. И вот ты бежишь в обход через узкую улочку, но видишь, что торговцы завалили её мешками. Не сдаваясь, ты выбираешь другой путь, только уже спешишь, чтобы не опоздать. Какие бы преграды не стояли на пути, встреча состоится, потому что она очень важна и влияет на твоё будущее.       Теперь Тэхён видит, что Сухён всё равно бы выжил. Спас бы его Чимин или нет — не важно. После битвы чернокнижники бы забрали ребёнка и пошли с ним во вторую деревню, куда отряд Чонгука завтра направляется. Чимин, забрав Сухёна, всего лишь создал ему «путь в обход», но конечная цель осталась прежней.       Донхён всё равно бы встретился с Босоном, даже если бы Тэхён не узнал про его сексуальные предпочтения. В тот далёкий день приход в замок Юнги и упоминания про его и Чимина любовь стали последней каплей в терпении Босона. Он неизбежно бы поднял тему своего одиночества, Чонгук бы вспомнил Донхёна и сказал свою фразу «Он главенствующий омега в моём отряде». А дальше события бы развивались так, как они произошли: Босон приказал привести омегу, затем они гуляли и легли в одну постель.       Демон не влияет на итог судьбы, а меняет предшествующие ему события. Из-за этого Тэхён начинает считать, что понял поступок семнадцати наёмников. Они всё равно бы повесились, потому что таков итог их жизней. Разница лишь в том, что их бы повесил Босон. От душевной щедрости до жестокости у него ровно одна безумная эмоция, толкающая его сменить шутовской колпак со звонкими колокольчиками на маску палача.       Тэхён забыл, что старший принц умирает по вине своего брата, чьё поведение весьма непредсказуемо. Однако Босон, приняв корону, прошёл свою судьбоносную точку невозврата, как и семнадцать наёмников. А что Тэхёну думать о себе? Судьбою ли ему велено жить в теле знахаря? Ответ он никогда не узнает, потому что не видит своё будущее, и Чонгук не в состоянии его увидеть. Но есть Юнги, который не является колдуном, жив благодаря Зепару и получил пророчество. Чимин тоже случайно попал на момент, когда Тэхён находился в состоянии предсказания, и услышал, что выйдет замуж.       Телега остановилась, но Тэхён продолжил думать о том, что у свадьбы Чимина и Юнги был определённый срок, потому что её организовал император. Юнги — не частый гость Босона и пришёл в замок только для того, чтобы стать живым доказательством выполнения поручения. Второго такого же задания быть не могло. А вот свадьба навязана Тэхёном. Если бы он не попал в тело знахаря, Юнги и Чимин не стали бы мужьями. За долгое время, пока отряд возвращался в столицу, о свадьбе никто не говорил и не намекал, потому что Юнги находился в отвратительном состоянии. Следовательно, свадьба — аккуратное дополнение в естественном ходе жизни, но не влияющее на него. Если посмотреть на свадьбу со стороны, то её время назначено идеально для того, чтобы не нарушать запланированные бракосочетания тех, для кого это значимое событие в жизни.       — Я тут кое-что понял, — Тэхён поднял взгляд на Юнги, который втирал порошок в спину Чимина. — С нами никогда не произойдёт то, что изменит нашу жизнь, но мы вполне способны стать теми, кто создаст для других людей судьбоносное событие.       — Чего? — Чимин вновь приподнялся на руках и прищурился на Тэхёна, подозревая, что друг додумался до чего-то, что граничит с маразмом.       — Мы останемся на своих местах, пока не появится шанс вклинится в брешь переплетённых судеб людей, чтобы внести перемены в свою обыденность, — Тэхён положил уснувшего ребёнка в таз и сел ближе к Юнги. — Но в то же время мы можем, например, стать причиной того, что кто-то выживет или умрёт. Рождение и смерть — то, чего нельзя избежать. Если человеку суждено выжить, то не важно, кто его спасёт. И если человеку суждено лишиться головы, то не имеет значения, кто её отрубит. В обоих случаях это можем сделать мы или кто-то другой — судьба человека не нарушится.       Чимин не согласился, напомнив, что есть неминуемые встречи, как будущих мужей, так и жертв со своими убийцами. На это, к сожалению или к счастью, никто повлиять не может. Мало того, возможно, появление среди людей демона тоже предначертано судьбой.       — Никто не знает, с какой закономерностью строился мир, — Чимин встал на ноги, намереваясь выполнить обязанности главенствующего омеги, и потянулся к своей рубашке, лежащей на сундуке. — Какой толк думать об этом?       Тэхён с ним не согласился, но спор не затеял, потому что верного мнения не существует. Тэхён уверен, что демон не нарушает баланс жизни и смерти человечества, даже если вынуждает кого-то умереть раньше положенного срока. Если бы он лично пришёл в мир людей и убивал своей безграничной силой, тогда бы чаши весов двух миров покачнулись. Но Зепар заинтересован дольше жить среди людей, поэтому использует силы человека для своих гадких дел. И ведь не прогадал с телом, когда выбрал гамму-колдуна, который имеет ряд преимуществ над обычными людьми.       Покинув телегу, Тэхён передал Сухёна свободным омегам и подошёл к Чонгуку, который искал место, чтобы подняться на гору. Не лучшее время для разговоров, но Тэхён сообщил, что вспомнил путь, по которому всегда шёл знахарь.       — Вон туда! — он указал рукой вправо. — Я отведу тебя и Юнги.       Слыша, что Юнги намерен посетить монастырь, Чонгук взволновался. Ему неспокойно на душе перед возможной встречей с наставником, историей монахов про знахаря и реакции Тэхёна на неё. Теперь оказывается Юнги захотел подняться на гору. Чимин останется в отряде вместо командира, причём руководить установкой шатров ему придётся не в лучшей физической форме. Однако, если Юнги настроен посетить монастырь, даже зная про раны Чимина, значит, необходимо ему позволить встретиться с монахами и колдунами. Да и второго шанса навестить монастырь у него может не подвернуться, поэтому ждать, когда поясница Чимина прекратит болеть, нет времени. Погода тоже торопит подняться и пообщаться с монахами. Туман ранее посещал лес, оставив после себя незначительную сырость, а сейчас погода хмурится, как сварливый омега, и неровен час, как наёмникам придётся покинуть шатры и прятаться в телегах, чтобы переждать ливни.       Чонгук приказал Тэхёну и Юнги готовиться к подъёму на гору, а воинам — разбивать лагерь. Сам он встал в стороне и задумался над разговором со своим наставником, которого не видел много лет. Монахи могут сказать, что старый колдун умер или вовсе никогда не поднимался в их монастырь, однако Чонгук уверен, что выдающийся императорский колдун выберет для последнего пристанища Таэлин — самую высокую гору Кореи. Безусловно, монастырь, в котором живут монахи, не расположен на вершине, но и подниматься к нему для пожилого человека — большая проблема. Для здорового человека путь займёт несколько часов, а старый колдун явно потратил много сил и спускаться обратно к подножию для него очень опасно.       — Я взял два бурдюка, — Юнги подошёл к Чонгуку. — Оружие оставил Чимину. Что-то ещё необходимо?       Чонгук на него оглянулся и заметил невдалеке за его спиной Чимина, который насупился и сверлит взглядом бурдюки. Чимин молчит, понимая, что Юнги по его желанию останется в отряде, но до конца жизни потеряет покой, думая про монастырь. Пусть раз сходит в гости к монахам, задаст свои вопросы и успокоится, а Чимину стало принципиально доказать, что он в одиночку и с больной поясницей легко справится с руководством отряда не хуже Чонгука.       — Я тоже взял пару, — Тэхён показал бурдюки, и Чонгук велел по одному оставить в лагере.       Чем меньше груза тащить на высоту, тем быстрее будет ход. Главная опасность подъёма — рыхлая земля, поэтому тяжесть должна быть минимальная. Неизвестно, как старики и больные люди поднимаются в монастырь, потому что нога способна провалиться в землю или скользнуть вниз, и человек кубарем скатится с горы. В худшем случае он стукнется головой или позвоночником о дерево. В лучшем — упадёт плашмя или навзничь и успеет затормозить ногами или руками.       Впрочем, за секретами подъёма Чонгук обратился к Тэхёну. Знахарь на гору поднимался и опускался минимум два раза в год и не смотрел на погоду, а Чонгук нервничает, потому что небо так и шепчет: готовься к осени. Дожди — не союзники при подъёме на Таэлин и в сражениях. По слякоти телеги еле волочатся, а каждый раз использовать поддон — израсходовать весь запас в первой трети пути.       — Он просто шёл и не заморачивался над препятствиями, — Тэхён пожал плечами. — Давайте попробуем?       Чонгук попросил подождать, пока он всему отряду объяснит, почему важно посетить монахов и колдунов, и тайно прикажет группе Юка охранять Чимина. Несмотря на то, что Чимин — ушлый жук, который выкарабкается из многих сложных ситуаций, его необходимо беречь и освобождать от работы при первой возможности.       Когда Чонгук ушёл, Тэхён посмотрел вверх, будто способен увидеть вершину горы. Где-то там наверху, в стенах монастыря, осталась тень знахаря, которая ждёт, когда тело к ней придёт, чтобы вновь соприкоснуться с ним стопами. В этой тени — ответы на все вопросы Тэхёна. Она заговорит с ним устами монахов и колдунов, и прозвучит десятком голосов, от которых закружится голова. Среди всей информации Тэхёну необходимо найти ту, которая подскажет, как ему правильнее поступить с телом? Советы Хвана похвальны, но Тэхён далёк от его религии, поэтому прислушается к монахам, десятилетиями служащим богам. Или же колдуны расскажут, есть ли способ безопасно для Тэхёна избавиться от демона.       Голос Чонгука приближался со стороны будущего лагеря, и Юнги с Тэхёном оглянулись. Голос усиливался, напряжение в нём росло, и в конечном итоге Чонгук приказал убрать руки. Наконец, Чонгук показался из-за телеги, а Чимин толкал его в спину и ответно требовал проваливать на все четыре стороны, потому что без лишних нравоучений мозг опух.       — Не сдохни! — Чимин вновь насупился, взглядом провожая Чонгука. — Нанюхался всяких колдунских благовоний во время ритуалов и сейчас, наверное, при подъёме одышка замучает.       Чонгук намеревался сказать пару колких слов, но Тэхён передал ему бурдюк и предложил не тратить силы на скандалы. Чимин много говорит, потому что нервничает, и Тэхён его понимает: ждать возвращения придётся до глубокой ночи. Быть может, вернётся только один человек или двое, а кто-то скатится с горы и свернёт себе шею. Однако Тэхён, когда поворачивался уходить к месту для подъёма, успел заметить в глазах Чимина уверенность в том, что все трое ночью будут спать в шатрах.       «Верит в то, что демону нужны четыре "стены"» — промелькнуло в голове Тэхёна, когда он вёл Чонгука и Юнги к месту старта. Шёл и думал, что Чимин — удивительный человек, способный приглянуться даже демону. И, главное, к нему Зепар подступился только через Юнги во время маленького ритуала на берегу реки. Если бы не связь Юнги и Чимина, демону пришлось бы идти на уловки, чтобы безвредно на корню поменять что-то в упёртой омежьей душе.       Тэхён остановился. Он будто в стену врезался, поэтому резко замер, затем посмотрел вверх на череду деревьев, которую необходимо пройти, и принюхался. Помимо лимонного базилика и табака, он различил запах земли, который исходит от Таэлин. Она всегда ею пахнет из-за верхнего рыхлого слоя почвы, по которому в обуви лучше не идти.       — Ты уверен? — Юнги сначала посмотрел, как Тэхён снимает сандалии, затем поднял взгляд на путь, по которому придётся идти. — В таверне люди говорили, что поднимаются в гору прямой дорогой, а ты обошёл её.       Ворчал, но обувь снимал, как и Чонгук. При этом Юнги тихо себя упрекнул за бубнение, ведь Тэхёну он доверяет и ни капли не подозревает в обмане. Даже если он, воин и пьяница Тэхён, никогда не взбирался на Таэлин, всё равно Юнги ставит свою обувь рядом с его сандалиями и покорно ждёт указаний.       — Сначала иду я, потом — Чонгук, — распределил Тэхён. — Идите строго по моим следам.       Шёл он осторожно, как кошка: погружал ногу в землю, убеждался, что место выдержит вес, и только потом становился. На каждом шагу стопу полностью засыпала земля, которую недавний туман не смог увлажнить. И хотя Тэхёну без разницы, по какой земле скользить, он посчитал, что по сухой доберётся быстрее.       Пока они шли, Тэхён рассказал, что люди поднимаются другой дорогой, потому что чаще всего сопровождают больного человека, поэтому не идут вдоль подножия горы, чтобы не увеличивать путь. Тэхён ведёт Чонгука и Юнги прямиком к главным воротам монастыря.       Насколько он смог вспомнить, монахи любят встречать гостей, ещё больше им нравится что-то им продать, а совсем они рады пополнению в своих рядах. В первом случае — гости приносят подарки. Во-втором — прибыль монастырю. В-третьем — знания, учёбу и новые книги в библиотеки. Новый человек с багажом знаний и навыков приходит в монастырь ради покоя и тишины, и редко кто из них проявляет чистую любовь к богам и клянётся служить им до смерти, а то и после неё. Большинство монахов — люди, наделённые магическим даром, но уставшие от него. Вот и получается, что постепенно монастырь превращается в хранилище тайных знаний, которые привлекают воров.       — Не любят монахи, когда в гостях задерживаются, поэтому не надоедайте им, — предупредил Тэхён, засовывая ногу в тёплую землю, после чего для себя подчеркнул, что время близится к закату.       — Знахарь неделями жил с ними и не надоел, — напомнил Чонгук, пользуясь тем, что Тэхён вспомнил часть чужой жизни.       Тэхён пожал плечами и пробормотал, что говорит лишь то, в чём уверен. Знахарь проводил в монастыре около месяца при каждом визите. Монахи его встречали как родного, считали частью их общей жизни и регулярно писали ему письма, которые доставляли птицы. Однако Тэхён помнит только обрывки жизни знахаря в монастыре, поэтому сам многое не понимает, но, сопоставляя воспоминания со словами Босона, сделал вывод: все таланты знахаря стали для него бременем. В монастыре он душой отдыхал от самого себя. От него не требовали чудес, обучения, выбора, магии. Знахарь делал то, что приносило ему удовольствие — занимался огородом и готовил лекарство.       — И всё же он не стал монахом, — сзади отозвался Чонгук, и Тэхён остановился, чтобы дать всем пять минут для отдыха. — Мой наставник тоже в этом монастыре?       Тэхён, тяжело дыша и держа бурдюк, кивнул, затем понял, что в темноте Чонгук его не видит, и сказал, что старый колдун живёт-поживает и забот не знает. Вот только он ослеп, но знания и навыки не потерял. Тэхён даже рад, что знахарь встретился со своим наставником. Если, опять же, судить по рассказам Босона, удержать подростковую дурь будущего знахаря не смогли ни страх, ни наказания, ни уговоры, ни беседы. Он с жадностью пожирал знания и оттачивал практику во всех направлениях наук и в конечном итоге ощутил тяжесть мастерства. Кто, если не наставник, успокоит страдающие мысли и сердце?       — Это странно, — Чонгук, сидя на земле, мучился в сомнениях. — Имея таланты и способности, знахарь не смог найти себя в магии. Я бы на его месте не сидел в монастыре, а, как Минхо, стремился бы создать что-то уникальное и полезное.       — Ты не на его месте, — заворчал рядом с ним Юнги. — Узнаем о нём больше, и его поступки станут понятны. Без весомой причины человек кардинально не меняет свою жизнь. Уж я-то это точно знаю.       Тэхён с ним согласился, встал на ноги и, придерживая подол халата, продолжил подниматься. Он знал, что чем выше идёт, тем сложнее делать шаг и ночь темнее, а сзади идущие товарищи не видят его следы. Жалоб на путь не поступало, и, к счастью, никто не оступился при подъёме. Тэхён помнил, что где-то высоко, выше монастыря, гора абсолютно голая, дует сильный ветер и открывается безумно красивый вид империи. А здесь, внизу, пахнет землёй, кусты и деревья помогают людям не упасть и удерживают почву. Но главной достопримечательностью Таэлин является монастырь.       К нему мужчины добрались без сил и воды, рухнули под воротами и жадно хватали воздух ртами. Все трое ощущали себя будто в теплице, мечтали о прохладном ветре и поторапливали природу подарить дождь. Сердца стучали громко, словно заявляя о том, что здоровье необходимо беречь, и полученная нагрузка пошла не на пользу. Но радость из-за достижения цели немного украсила тяжёлую ночь.       — Вы там живы? — с башенки спросил монах, и в его голосе прозвучала добрая нотка юмора. — Сейчас спущусь и помогу.       Юнги, лёжа на спине и раскинув руки, смотрел на звёздное небо, слушал стрекот сверчков и думал о том, что сражение даётся легче, чем подъём в монастырь. Если бы не почва, которая усложняет шаг, выносливости бы хватило. В дождь, когда гора сплошь покрыта грязью, и она слоями налипает к ногам, идти намного сложнее, поэтому Юнги подумал, что люди, идущие к монахам в сырую погоду, должно быть, находятся в отчаянье.       — Но мы добрались, — с тяжелым дыханием заговорил Чонгук. — Надеюсь, мы ничего не забыли в лагере?       — Смешно, — Юнги перевернулся и на трясущихся ногах встал на четвереньки. — Главное, что Тэхёна взяли.       Большие деревянные ворота открылись, и к гостям вышел монах, одетый в старые штаны и рубашку. Он факелом осветил лежащих на земле людей и первым делом помог Юнги встать. На вид монаху больше сорока лет, волосы коротко стрижены, а на груди висит амулет для защиты от магии. Непроизвольно Чонгук ощупал свой карман — монета на месте, и медленно встал, после чего подал руку Тэхёну.       — Простите за вторжение! — Тэхён руку помощи принял и едва поднялся, ощущая боль и напряжение в мышцах. — Мы можем подождать утра, если монастырь закрыт.       Монах попросил не говорить глупости и заходить, затем предложил поздний ужин. От еды никто не отказался, а Чонгук ещё попросил наполнить бурдюки водой. К его удивлению, воду он смог набрать во дворе монастыря, где маленьким фонтаном в большом мраморном горшке бил родник. Бурдюки он оставил рядом на земле, чтобы забрать их на обратном пути.       Монастырь поразил масштабами, но восхищение быстро прошло от осознания, что этаж один, а у каждого человека должна быть своя, пусть даже небольшая комната. Учитывая, что умирают монахи реже, чем приходят новые, комнаты, вероятно, раз в год пристраивают к зданию. Факелы, бумажные фонарики, масляные лампы — маленькие огни украсили двор до чарующей атмосферы неизведанного мира, спрятанного от человеческого глаза. Звёзды и луна вовсе очаровали гостей, отчего они на минуту задержались, чтобы ярче запечатлеть в памяти красоту сочетания творений богов и людей.       Тэхён с замиранием сердца смотрел на небо, будто звездочёт, который понимает каждое небесное мерцание. Когда стоишь на Таэлин, создаётся впечатление, что находишься между небом и землёй, сном и явью, жизнью и смертью, людской суетой и спокойствием богом. Тэхён остался бы в монастыре жить, потому что чувствует — он способен познать границу слияния всего противоположного. Он бросил бы изучать себя, попрощался бы с Юнги и пожелал бы ему и Чимину всего самого лучшего, но душа туже стягивает кольцами любовь, показывая, что она дороже самых тайных знаний.       — Проходите, — монах с пониманием отнёсся к оцепеневшим гостям и открытой ладонью указал на вход в монастырь. — Я отведу вас в комнату и приглашу к вам управляющего. Вы же к нему пришли?       — Не уверен, — вышел вперёд Тэхён, решив, что раз из-за него проделан сложный путь, то ему вести беседы. — Дело в том, что я не тот человек, которого вы привыкли видеть в монастыре. Я не знаю, куда делся Ким Тэхён, но, скорее всего, он пропал по вине чернокнижников.       Монах на выдохе сказал тихое «ох», его лицо отразило грусть, которую не смогли поглотить тени ночи и свет огней, и Тэхён извинился за плохие вести. Он, следуя за монахом, быстро объяснил, что очень хочет поговорить с тем человеком, который с знахарем общался по душам.       Монах вошёл в монастырь, прошёл по узкому коридору и повернул направо, после чего остановился возле очередных дверей и отодвинул их в сторону. Они не открываются привычно толчком вперёд или назад, потому что коридор тесный, рассчитан на одного человека, а двое людей смогут разминуться боком. Всё же экономия места — главные хлопоты монахов.       — Присядьте, пожалуйста, — монах указал на ряд подушек для сидения, лежащих возле низкого стола. — Вам скоро принесут еду.       Когда он вышел, Чонгук, Юнги и Тэхён синхронно глубоко вдохнули, наслаждаясь лёгким ароматом гвоздики, который придал маленькой комнате уют. В ней только подушки по обе стороны стола, чаши с огнём, а в них — немного благовоний. Чаши зажгли перед приходом гостей, а значит, кто-то уже хлопочет на кухне, поэтому Чонгук попросил садиться и ждать еду.       С краю сел Юнги, по левую от него руку — Тэхён, а Чонгук, чувствуя стыд за грязь и пот, присел рядом. Когда все трое сели на пятки, ощутили жгучую боль в ногах, мышцы от натяжения заныли, а икры едва не свело судорогой. Тэхён хотел выпрямить ноги и растереть их, но сзади открылась дверь, и монах помог войти в комнату старому и слепому альфе, одетому в хлопковый зелёный халат.       Чонгук забыл про боль, вскочил на ноги и назвал фамилию учителя. Он не двигался с места, понимая, что внезапными прикосновениями напугает слепого человека. Только когда колдун, узнав по голосу и запаху своего ученика, тощими от старости руками жестом подозвал к себе, Чонгук, игнорируя грязь, кинулся в объятия.       Он всю жизнь ненавидел учителей, но сейчас, ощущая дрожь рук на свой спине и слабое тело, неустойчивое без посторонней поддержки, Чонгук почувствовал безмерную благодарность. Наставник потратил на него последние годы, когда он мог взращивать таланты в тех, кто родился с геном колдуна. В эти годы, когда работу усложняют обострение болезней, слабость тела и старость, он не бросил учеников, а отдал им свой остаток человеческих ресурсов. Чонгук рос вечно недовольным учеником и совершал регулярные побеги домой. Тэхён — невероятно сложный ученик, который не чувствовал к учителям уважение. Последние ученики выдались проблемными в период, когда старика боги звали отдохнуть на горе. Но кто, если не мудрый и битый жизнью учитель, способен дать необходимые знания и наставления гамме-колдуну и лишённому свободы выбора маленькому альфе-колдуну? Каждый ученик — дитя наставника, и только сердце старика смогло полюбить двух самых несносных мальчишек. Остальные учителя к выходкам Чонгука привыкли, но Тэхёна так и не признали колдуном, считая, ему им никогда не стать, потому что он игнорирует правила и предупреждения во время работы с магией.       Чонгук обнял осторожно, при этом понимая, что больше не встретится с человеком, который позволил ему стать колдуном. Что от наставника осталось после постоянной отдачи себя ученикам, Чонгук увидел, а тот мог лишь его слышать и чувствовать.       — Совсем вырос, — прошептал старик сквозь слёзы. — Всё же стал колдуном, как бы не угрожал податься в медицину.       — Нечем гордиться, несмотря на то, что называюсь я императорским колдуном, — Чонгук выпустил его из объятий и посмотрел в его побелевшие от болезни глаза, которые в свете огней отливались рыжим цветом.       Эти глаза никогда не зажгутся пламенем предсказания — он несколько лет назад в них навсегда потух.       Монах осторожно подвёл старика на свободную сторону стола и помог сесть на подушку. Когда колдун разместился и подобрал полы длинного халата, монах ушёл, чтобы не мешать гостям общаться.       — Извините, наставник Чонгука, — подал голос Тэхён, чувствуя себя лишним. — Как я могу к вам обращаться? Мне очень надо с вами поговорить.       Старик повернул голову на голос, явно узнав своего ученика, но не задал ни одного вопроса, а сказал, что в стенах монастыря стираются титулы и чины, поэтому называть его можно господин У.       Следом отозвался Юнги, поздоровался и представился. Он догадался, что старик по запаху определил троих собеседников, поэтому себя в комнате не спрятать. У самого же некогда известного наставника юных колдунов давно ослаб личный аромат альфы и в смеси запахов старого тела и болезней стал лишь далёким отголоском молодости.       — Я начну говорить, — робко начал разговор Тэхён, и в комнату два монаха занесли еду. — Если я вас начну утомлять, вы мне обязательно скажите.       Господин У кивнул и слушал внимательно, не перебивал и изредка ждал, когда Тэхён, не выдержав голод, прожуёт лапшу и выпьет бульон. Иногда Чонгук дополнял рассказ некоторыми подробностями, которые касались отряда, а Юнги — своими мыслями, когда история затрагивала его. У изредка кивал, показывая, что слушает всех и не спит. Когда же монахи вернулись забрать пустые миски и оставить чашки с чаем, старик попросил прервать рассказ, пока в комнате не исчезнут посторонние звуки.       Когда же закончилась история путешествия Тэхёна в теле знахаря, господин У тяжело вздохнул и покачал головой, отчего на его голове остаток седых, но длинных волос смешно покачнулся. Есть в сердце старика желание помочь. Жаль ему молодых людей, которым ещё жить и жить, но чёрная магия оказалась им не по силам во время борьбы с ней.       Тэхён рассказал всю правду: он был братом Чонгука, а сейчас — его любовник. Ему казалось, что от волнения сердце выскочит из груди, однако демон, даже слыша каждое правдивое слово и громкое сердцебиение, молчал и никак не реагировал.       — Не найдёшь ты вещи Тэхёна, — заговорил господин У, с горечью в душе принимая новость про то, что один из его учеников умер. — Он всё отдал монастырю. Всё до мелочи, а себе оставил только вещи, в которых пришёл, и то, что лежало в сумке. Не хотел он, чтобы чернокнижники забрали его книги и атрибуты. А книги, которые он лично писал, бесценные.       Господин У рассказал, что, когда он поднялся на Таэлин, вскоре к нему пришёл Тэхён, попросил прощения и мудрый совет. Он изучил науки, магии, написал свои книги и столкнулся с пресыщением. Он знал слишком много, ещё больше ему дала практика, но обучение перестало приносить удовольствие. В конце концов он ощутил одиночество и бессмысленность своего существования.       Монастырь помог ему реализовать себя — предоставил рабочее место для производства лекарства. Но, как подобает гамме, Тэхён захотел большего. К счастью, его жажда творить толкнула его бродить по империи, собирать ингредиенты, готовить лекарства и продавать их аптекам. Поскольку Тэхён получил рекомендации монастыря, лекарства у него покупали. Пусть продавал он дёшево, но ему как отшельнику денег хватало, чтобы не умереть от голода.       — Я уже ослеп, когда он встретил чернокнижников, — вспоминал господин У, стараясь не вдаваться в подробности, которые гостям не принесут пользы. — Про новую религию Тэхён знал многое, а про её противников — нет. В нём с новой силой взыграла жажда знаний, и он отправился в деревню. Да только чернокнижники решили, что он альфа.       Тэхён не собирался становиться частью странной религии, но не мог покинуть деревню, пока не прочитал в ней все книги и не увидел ритуалы. Чернокнижники считали, что Тэхён бестолковый ученик, которому понадобятся годы, чтобы влиться в общину, и не догадывались, что сами сидят в дураках. Сопоставляя полученные в деревне знания с книгами священников, Тэхён в короткие сроки узнал все тайны чернокнижия. Периодически он поднимался на Таэлин, оставлял наставнику записи и вновь уходил в деревню. Господин У просил его остановиться, но в ответ слышал, что если Тэхён останется в монастыре, то накличет на него беду.       — В деревне началась подготовка к важному ритуалу, — тише продолжил говорить господин У, — среди прибывших чернокнижников оказался один юродивый, который сказал, что Тэхён — гамма. Его не выгнали за обман, а наоборот, просили стать лидером. Тэхён сбежал, написал мне письмо, в котором рассказал, что за ним следуют чернокнижники, и он никогда не вернётся на Таэлин, чтобы не приводить их за собой.       — Он хотел вернуться, — сообщил Тэхён. — Я в сумке нашёл письмо, в котором он написал, что будет в монастыре в июле. К сожалению, отправить он не успел.       Старик тяжело вздохнул, затем попросил несколько минут тишины, пока он подумает над тем, как же помочь сразу троим. При этом старик не молчал. Он размышлял вслух, тем самым вынуждая гостей слушать дополнительную информацию. Он выглядел сумасшедшим, который сам с собой ведёт беседу, задаёт вопросы и на них же отвечает, выдвигает предположения и их же отрицает. По словам старика, Чонгук не нуждается в помощи, потому что на нём нет ритуала. Он получает магию через связь с Тэхёном, и эту тонкую связующую нить нельзя обрывать, потому что она свита из двух душ. Остаётся Юнги и Тэхён, но как быть, если помочь старый колдун в состоянии лишь одному?       — Это не моя слабость, — господин У допустил, что гости подумали про его магическую немощь. — Тэхён, когда был вхож к чернокнижникам, как-то забежал ко мне в гости и передал амулет от влияния чернокнижия на случай, если ему придётся выполнять чёрные ритуалы. Вы, — он указал на всех гостей, — демоном между собой связаны, но ритуал я ощущаю лишь на двух из вас, — трясущимся пальцем он указал на Юнги. — Если ты очистишься, принесёшь миру пользу. Ты трудолюбивый альфа, мастер меча и толковый наставник. Ты не умрёшь в одиночестве, потому что с тобой всегда будут твои ученики. Или приходи в монастырь, где тебя всегда примут, — он добродушно улыбнулся беззубым ртом и перевёл палец на Тэхёна: — С демоном или нет, а за твоё добро необходимо платить. Ты не представляешь, какой объём информации и магии на тебя обрушится, если демон тебя покинет. Но это не значит, что ты не достоин амулета. Приходи и надень его. Я хочу сказать, что ты будешь вынужден остаться в монастыре под присмотром всех колдунов! И не выйдешь отсюда, пока не обуздаешь память и магию Тэхёна, — он вновь указал сначала на Юнги, затем — на Тэхёна и продолжил: — Один из вас поможет нам, жителям монастыря, узнать, как создать амулеты от чернокнижия, — он тяжело вздохнул, приготавливаясь к новым хлопотам с магией и предупредил: — Кто из вас решит вернуться, чтобы принять амулет, должен взять с собой вещь, которая его связывает с временем, когда он жил без магического вмешательства.       — Простите, господин У! — Юнги немного повысил голос, так и не услышав в его словах главное. — Значит, с амулетом я смогу жить без магии демона? — он широко раскрыл глаза, будто не желая пропустить кивок старика. — Значит, если я надену амулет, у меня и мужа будут дети?       Вновь наступила тишина, затем старик отрицательно замотал головой и повторил то, что сказал ранее: амулет перекроет поток магии демона в человеке. К сожалению, знахарь никогда не вернётся, потому что это ритуал замещения душ, однако магия прекратит передаваться от Тэхёна к его друзьям по нитям связи.       — Возвращайтесь, — старик махнул рукой, будто выпроваживая гостей. — Утром пусть один из вас вернётся за помощью, но, Юнги, ты должен помнить, что, если за амулетом придёт Тэхён, демон вселится в тебя.       Юнги поблагодарил его, поклонился, хотя тот не увидел, вежливо попрощался и едва пущенной стрелой не выскочил из-за стола. Помедлить пришлось с дверью, которую Юнги сначала толкнул. Когда же он её отодвинул, выбежал в коридор и направился к воротам, в глубине души одновременно проклиная и радуясь, что посетил монастырь.       Плевал Юнги на плен, на издевательства, на стремление умереть, на мольбы спасти, на демона и его магию, на звание его «стены». Даже вся Вселенная превращается в кусок грязи на фоне Чимина, ради которого Юнги поднялся в монастырь. Ему хотелось слышать о том, как создать семью, но старый колдун, как назло, сообщил метод для потери мужа. Мало того, в амулете должна быть хитрость, потому что Юнги, хотя не разбирается в магии, понимает, что без демона он умрёт. Значит, в амулете есть то, что сохранит магию Зепара, а новый её поток заблокирует. По сути, Юнги перестанет быть его марионеткой, но по-прежнему будет жить за счёт его магии.       — От кого ты так бежишь? — монах подошёл к Юнги, подозревая, что преступник скрывается с места преступления, но идущие к воротам Чонгук и Тэхён привлекли к себе внимание громкими приветствиями.       Монах догадался, что Юнги услышал от колдуна что-то плохое для себя и посоветовал не бежать, а выпить и подумать над мудрыми словами старика.       — Не надо ему пить, — Тэхён подошёл к Юнги и улыбнулся, чтобы создать дружелюбную атмосферу. — Он недавно прекратил курить, поэтому не будем проверять, сможет ли он бросить выпивать.       Юнги в его голосе услышал сдержанность. Слова господина У острыми иглами впились в душу, и теперь Тэхёну нужно время, чтобы вырвать их по одной. Юнги последовал его примеру и, пока Чонгук забирал бурдюки возле фонтана, делал глубокие вдохи и медленные выдохи, при этом поражаясь силе магии, которую способен постичь гамма. Он смог создать то, что прекратит распространять демоническую магию и освободит человека от манипуляций демона. Для этого колдун-гамма смог понять самого жителя ада, принцип влияния его магии и узнать её слабые стороны. Неудивительно, что чернокнижники просили его стать их лидером.       Юнги пошёл к воротам, дождался друзей и, пожелав монахам спокойной жизни, пошёл к склону. Чувствуя отвратительное настроение, которое сковало по рукам и ногам, Юнги захотелось плакать. Выплакаться бы от горя и счастья, для успокоения и снятия напряжения, для демонстрации эмоции и понимания себя. Последнее трудно получалось, даже когда Юнги по полочкам разложил своё отношение к подъёму в монастырь.       Спускаясь, он шёл первым, за ним — Чонгук. Оба молчали, позволяя Тэхёну высказать всё, что он думает по поводу знахаря. Ничего нового он не говорил: был талантлив, умер из-за ненасытности в знаниях.       Юнги больше переживал за себя, причём тревожился из-за того, что на него насильно наденут амулет. Всё потому, что люди любят играть в героев, а Юнги колдуном предсказано принести миру пользу, поэтому его необходимо сохранить для добрых дел. Но Юнги не хочет, чтобы его лишали возможности любить. Из-за того, что господин У не сказал про семейное счастье, если надеть амулет, Юнги впал в горе. А радуется он тому, что его теперь не будет мучить совесть, шепча, что он упустил возможность жить без демона.       — Тэхён, забирай амулет себе, — Юнги, осторожно и не спеша ступая по земле, всматривался в темноту ночи, словно способен увидеть следы. — Он мне сто лет не нужен, — понимая, что выглядит подозрительным, он добавил: — Не вините демона в моих словах, а вспомните меня до плена и знайте, что я так жить не хочу. Если бы я не сблизился с Чимином, я бы, может, согласился побыть подопытной мышью в руках старых колдунов. А сейчас — нет. Я буду несчастен. Я принесу людям пользу, но в ущерб себе.       Тэхён с его мнением согласен, но молчит, потому что один из них должен вернуться в монастырь и надеть амулет. Его нельзя оставлять неиспользованным, чтобы он не терял силу и обменивался энергиями с человеком. Но Юнги противится, потому что оборвать общение с Чимином и Тэхёном для него равносильно остаться одному на необитаемом острове. Вот наденет он амулет и разведётся с Чимином, потому что вернётся к прошлым мыслям, которые не позволяли ему с ним сойтись, а лучший друг для него будто умрёт. Останется только обучать будущих мечников, чтобы через несколько лет они заняли места в таверне для найма. Это не жизнь, а жертва во имя империи.       Самое неприятное то, что Тэхёну амулет тоже не приглянулся. Его устраивает текущая жизнь, и он выступает против резких в ней изменений. Лучше кратковременно терпеть боль из-за инстинктов и изредка чувствовать себя игрушкой демона, чем потратить всю жизнь на изучение магии. Тэхён — не знахарь. Он не получает удовольствие от знаний и не намерен тратить годы на изучение каждой магии, которая хранится в памяти. Тэхён уверен, что не найти столько учителей, чтобы разобраться во всём, чем владел знахарь. Тэхёну больше нравится идея стать колдуном, потому что обучать будет Чонгук, а остальные знания пусть, как раньше, внезапно всплывают в памяти и удивляют результатами.       Однако амулет не должен остаться без дела. Знахарь в него что-то вложил, что блокирует магию чернокнижия. Нельзя исключать, что чернокнижники могут прознать про книги и атрибуты знахаря и попробовать отобрать их у монахов. Им подняться на Таэлин не составит труда, тем более, в их распоряжении странные иллюзии. Если чернокнижники завладеют амулетом, то узнают суть его работы и создадут в своей магии то, против чего не поможет ни одна магическая вещь. Необходимо дать возможность колдунам в монастыре понять принцип работы амулета, чтобы создавать похожие и тем самым защитить людей от влияния чернокнижия. Для этого Юнги или Тэхён должны пожертвовать собой.       Спускаясь всё ниже, Тэхён сильнее нервничал, отчего грубо хватал ветки, чтобы за них держаться и резко их отпускал. Думал он о своём нежелании возвращаться в монастырь, но при этом он не может подставить Юнги. Даже появилась гадкая мысль: пусть амулет мёртвым грузом лежит у монахов. Ни Юнги, ни Тэхён не должны жертвовать счастьем, которое едва обрели. Тэхён только недавно нашёл способ, как ужиться с демоном, а Юнги несколько дней, как доволен любовью и замужеством. Так зачем страдать на горе, делать то, что не хочется, и жить по расписанию?       Когда Тэхён подумал, что можно вдвоём подняться на Таэлин, чтобы поддерживать друг друга, Юнги остановился для отдыха, сел на землю и оглянулся.       — Я знаю, о чём ты думаешь, Чонгук, — он сделал несколько глотков воды и с тяжёлым дыханием продолжил: — Хочешь, чтобы я вернулся в монастырь? Я не пойду.       — Тебе интересно моё мнение? — Чонгук сдержал злость, но её выдало раздражение в голосе. — Его нет. Я столько раз ошибался в поспешном выводе, что до конца жизни запомню последствия. На этот раз решайте сами, а я приму ваш выбор, даже если вы оба останетесь в отряде. Мы можем в деревне поймать чернокнижника и притащить его на Таэлин, чтобы монахи на него амулет повесили.       — Я не пойму твоего учителя, Чонгук, — Тэхёну показалось, что он заметил отблеск звёзд в глазах Чонгука, будто в них мерцает счастье, когда звучит любимый голос. — Как он не боится увидеть меня, пришедшего за амулетом?       Чонгук пожал плечами, показывая, что ответа у него нет. Возможно, наставник настолько стар, что его не страшит демон. Или же в монастыре достаточно колдунов, которые справятся с магией Зепара. В любом случае, если к господину У придёт Тэхён, то не с пустыми руками, а с очень личной вещью. Быть может, не зря Чонгук мешкал с похоронами брата, ведь теперь для кости нашлось применение.       — Мне нечего нести в монастырь, — быстро отозвался Юнги, словно сказал весомую причину, по которой он не наденет амулет.       Тэхён тихо рассмеялся и встал на ноги, после чего за ним повторили остальные и продолжили спуск. Тэхён назвал Юнги врунишкой, который прячет в сундуке кусочек прошлого, пропитанного его страданием. Это то, что Юнги не выбросил, потому что оно напоминает ему о пограничном состоянии, когда любовь к жизни и тяга к смерти сталкиваются в душе и борются за право ею обладать.       Но Юнги, скорее всего, уничтожит вещь, лишь бы остаться с Чимином, а вот бездействие демона Тэхён не может объяснить. Нет ни одной мысли, которая помогла бы выкрутиться из ситуации. В размышлениях мелькнуло предположение, что Зепар передумал оставлять при себе четырёх удобных людей. Тэхён мысленно возмутился, ведь он старается создать демону удобства, пусть даже с корыстью для себя, но в ответ не получает помощь в самый ответственный момент. Однако он подсознательно понимает, что не знает демона настолько хорошо, чтобы делать моментальные выводы. Не исключено, что Зепару всё равно в кого вселиться, ведь он способен влюбить друг в друга любых людей. Да и если Тэхён поднимется на Таэлин и примет амулет, демон уйдёт к Юнги, который продолжит с Чимином работать в отряде Чонгука. Можно сказать, что для Зепара обстановка существенно не поменяется, а необходимые ему проблемы он всегда устроит с помощью окружающих людей.       Последние шаги Юнги, Тэхён и Чонгук делали через силу, падали и порой съезжали по земле. Без нецензурных слов не обошлось, но они звучали сквозь зубы, чтобы среди ночи голосами не привлекать внимания хищников и чернокнижников.       Когда Юнги схватил свои сандалии, ощутил облегчение. Наконец-то путь завершён и обратно на Таэлин он не поднимется. Лучше пойти по пути семнадцати самоубийц, чем возвращаться к прошлой жизни, но с огромной разницей: теперь Юнги знает, что такое жизнь с Чимином и может представить боль от её потери. Расстаться с супругом по своей вине и откровенной дурости он не согласен. Пусть его называют эгоистом или кем-то похуже, а он не согласен спасать людей ценою прощанием с Чимином.       Пробормотав, что уходит спать, Юнги, насколько позволили уставшие ноги, поспешил в шатёр. Поскольку Чонгук за ним не увязался, он сбавил скорость и пошёл в лагерь со стороны ближайшего постового, чтобы сообщить о возвращении в отряд. Да и искать лагерь особо не пришлось, потому что наёмники установили только несколько шатров, а сами разместились возле костров. Они крепко спали, когда Юнги подошёл к постовому и сообщил, что сзади идут Тэхён и Чонгук. Заодно он узнал, что Чимин для себя и Сухёна установил шатёр, как обычно, ближе к телегам.       Юнги по пути к телегам окинул взглядом ночной лагерь и в полумраке смог заметить, что шатёр отца Хвана установлен по соседству с Чимином. Помня про любовь священника, Юнги его поступок не одобрил, но в ревность неприязнь не переросла. Возможно, Хван переживал, что Чимин останется на ночь в одиночестве, поэтому решил поселиться поближе. И хотя охранять Чимина — затея не умнее, чем черпать воду ситом, от Хвана сейчас можно ожидать любую, даже самую неожиданную выходку.       Кто давно работает в отряде, тот заметил, что в течение дня перестали звучать проповеди. Хван помогает омегам ухаживать за ранеными, не отказывает в помощи тем, кто просит, и по-прежнему тщательно следит за чистотой своего тела, однако без необходимости не покидает шатёр. Когда ожидалось нападение чернокнижников, Хван присоединился к наёмникам, вооружился книгой и чётками с крестом, показывая прежнюю верность отряду. Когда же Чонгук принёс на руках Чимина, который не отпускал от себя ребёнка, Хван первым вызвался помочь. К его сожалению, Чонгук передал Чимина Юнги.       Должно быть, в тот момент отец Хван впал в отчаяние. Он сутками молится, а любовь не уходит. Он выгрызает её из сердца, захлебывается в собственной крови, но любовь и есть ритм сердца. Им можно успокоиться, определить тревогу, услышать набат горя или ощутить частоту счастья. Однако для этого должна быть связь между двумя сердцами, чтобы они общались между собой на языке любви. Эта любовь известна Сухёну. Он младенец, не способный понять огромный мир, поэтому ищет слухом мир сердца Чимина, в котором живёт с первой минуты своего рождения. Юнги не вникает в их взаимоотношения, потому что всегда недоумевает, как Чимин по кряхтению ребёнка определяет его потребность. Однако догадывается, что это связано то ли с подсознанием, то ли с инстинктами. В любом случае, в этом есть то, что придаёт любви кристальную чистоту — понимание и доверие.       Хван продолжает грызть своё сердце, а оно от боли воет, вынуждая душу впадать в безумие. Что скрывается за маской всегда спокойного священника, Юнги может представить, потому что совсем недавно сам в мыслях и душе погибал, но внешне это не проявлял. Однако он не переживает за Чимина, который предупреждён о любви Хвана. А раз предупреждён, значит, готов дать отпор.       Юнги вошёл в свой шатёр и, несмотря на ноющие от усталости ноги, ощутил прилив сил. Осматривая кровать, он улыбнулся привычной картине: Чимин спит на своей половине постели, а посередине выложено «гнездо» со спящим Сухёном. Вокруг горит огонь в чашах, отпугивая благовониями насекомых, а атмосфера настолько умиротворённая, что Юнги лишний раз убедился в правильности своего решения. Положив бурдюк и обувь на землю, он подошёл к своему сундуку и открыл его. Перебирая вещи, он искал тёплый халат, в который был одет, когда горела таверна.       — Юнги, ты в порядке? — Чимин, ориентируясь на запах лимонного базилика, повернулся и, как слепой котёнок, носом водил по воздуху, потому что не мог открыть глаза.       — Всё хорошо, — Юнги сосредоточено ищет одежду. — Мы встретились с наставником Чонгука и теперь необходимо избавиться от одной вещи.       Любопытство побороло сон, и Чимин приоткрыл один глаз. Он с трудом смог сесть и попросил рассказать про знахаря и причину, по которой Юнги выбрасывает на землю одежду из сундука.       Юнги не стал обманывать и рассказал правду. Он опасался осуждения со стороны Чимина, но тот принял позицию Чонгука: Юнги и Тэхён сами должны решить вопрос. Ни Чонгук, ни Чимин их не поймут, потому что даже близко не находятся на их месте, а значит, не в состоянии дать дельный совет. Однако Чимин подумал над словами господина У и заметил, что в них нет упоминания о внутреннем состоянии Юнги, если он наденет амулет. Юнги без всяких побрякушек способен стать наставником для юношей. Когда Донхён пройдёт начальное обучение у Чонгука, то возьмёт в руки деревянный меч и пойдёт учиться у Юнги мастерству сражения. Что может придать больше величия мастеру, чем обучение будущего супруга императора? Наверное, ничего, поэтому Чимин подумал, что Юнги принял верную позицию. Однако, если Тэхён тоже не примет амулет, Чимин полностью с ним согласится. Получается, что любое решение — правильное.       Юнги вытащил из кармана халата бумажку и с облегчением вздохнул. Осталось бросить её в огонь, искупаться в реке и лечь спать. Утром вновь выдвигаться в путь, поэтому необходимо действовать быстро, чтобы в пути не уснуть в седле.       — Можно посмотреть? — Чимин в заинтересованности протяжно засопел и взглядом следил за сложенной бумагой в руках Юнги.       Тот посмотрел на неё, вспомнил, как писал каждую строчку, и подумал, что Чимину можно показать. Наверное, то, что Юнги не мог ни сказать, ни написать, Чимин прочтёт между строк и иначе посмотрит на событие, которое предшествовало свадьбе.       Чимин получил разрешение, выхватил бумагу и, подсев ближе к свече, развернул. Улыбка быстро сменилась удивлением при виде зачёркнутых слов и строк, множества исправлений и уточнений. По почерку стало понятно, что писал Юнги, но будто нервничая и в спешке. Чимин читал всё, даже разбирал то, что Юнги зачеркнул, и опять по уши влюбился. Любовь накрыла с головой, словно всегда ждала момента, когда Чимин прочтёт спрятанную записку.       Юнги отдал почитать свои попытки сделать предложение руки и сердца Чимину. В его прошлом состоянии у него не получалось связать двух слов, откопать в себе романтику и красиво сказать слова. Но остались записи, которые всё это время лежали в кармане халата. Бумага пропиталась слезами, потому что Юнги плакал, понимая, что не в состоянии выразить свои чувства единственному омеге, для которого они хранятся в душе. Записка могла бы стать сопроводительной вещью на пути в монастырь и помочь оградить людей от чернокнижия, но Юнги выбрал жизнь с Чимином.       — Я кое-что придумал, — Чимин сложил бумагу и вернул её Юнги, после чего состроил на лице ложное высокомерие. — На каждую годовщину нашей свадьбы предлагай мне выйти за тебя замуж!       Юнги расплылся в улыбке, а в его глазах лучше красивых слов затрепетали чувства любви и благодарности. Он смотрел на Чимина так, словно тот предсказал им светлое будущее. И оно обязательно случится, если оба продолжат его строить. Придумать ежегодную традицию — неплохая идея, которой Юнги загорелся. Он не знает, где годовщина свадьбы застанет их, поэтому предлагать выйти замуж, возможно, придётся посреди боя, в походе или таверне. Юнги придётся постараться, чтобы устроить праздник с творческим подходом и романтикой.       Он бросил бумагу в чашу и смотрел, как огонь пожирает чернила и возможность избавиться от магии демона. Юнги не удивился своему поступку, потому что давно сказал Чонгуку, что является трусом. Он герой только для Чимина и Тэхёна, и ему этого достаточно, потому что много лет назад его стремление обучать их исходило от сердца, он сам хотел совершить этот подвиг. А спасать людей от чернокнижников ценой своего счастья ему не по плечу, потому что он слишком сильно полюбил это чувство. Он любит его больше всего мира, потому что по достоинству его оценил, когда задыхался в тугом корсете из рук смерти. По этой же причине он с пониманием отнесётся, если Тэхён тоже не выберет надеть амулет.       Юнги оказался прав — Тэхён отказался расставаться с той жизнью, которая его устраивает. Он не хочет отдавать демона Юнги, и причина не только в любви к Чонгуку, но и в том, что хранят воспоминания. Тело знахаря изменило Тэхёна до неузнаваемости. Разве что близкие друзья находят в нём отголоски воина Тэхёна, а остальные люди пальцем у виска крутят, слыша, что он брат Чонгука. Если Тэхён вспомнит жизнь знахаря, то потеряет в ней себя. Блуждая в чужих воспоминаниях, он перестанет видеть в Чонгуке брата, но будет помнить совместную с ним жизнь, включая секс с ним, поэтому с ума сойдёт из-за неразберихи в голове. Знахарь отличался нездоровой тягой к знаниям, а Тэхён даже сейчас ленится почитать книги про магию или послушать полезную информацию про неё. Безусловно, в монастыре колдуны и монахи сделают всё возможное, чтобы удержать рассудок Тэхёна в здравии, но ведь они никогда не сталкивались со случаем переселения души с одержимостью демоном. Откуда им знать, что эксперимент пройдёт удачно, тем более, амулет никогда не испытывали на практике.       Нет, Тэхён не согласен отдать себя в жертву. Он и так жертва ритуалов чернокнижников, за что намерен мстить. И пусть ему не участвовать в ближайшем сражении, не рубить головы врагам и не орать им в капюшоны про ненависть. Тэхён без драки способен устроить им подлость, и сколько бы лет ни прошло, он будет с наслаждением думать о том, что вскоре против чернокнижия выступит не только отряд Чонгука, но люди из монастыря.       — Тебе нужна помощь? — Чонгук, не выдержав долгого молчания, сел на кровать возле Тэхёна и посмотрел на его лицо в свете огней.       Красивый, как цветок лотоса в лучах летнего заката. Чонгук, глядя на Тэхёна, хочет улыбнуться, насладиться его красотой и обнять, чтобы на минуту погрузиться в упоительное чувство любви. Но сейчас этого делать нельзя, потому что, если обнимет его, не отпустит, а Чонгук обещал позволить ему уйти.       — Да, я вернусь в монастырь, — оживился Тэхён. — Дай мне мою кость.       То, что в этот момент почувствовал Чонгук, ощутили Тэхён и Чимин. Последний вовсе проснулся на груди крепко спящего Юнги и с испугом во взгляде осмотрелся в шатре, словно рядом опасность. Чимину знакомо состояние Чонгука — потеря Тэхёна в деревне чернокнижников. Это чувство горя, из-за которого невозможно дышать, но Чимину тогда повезло выплеснуть эмоции криком, иначе бы ему понадобилась помощь товарища, которую во время сражения не найти.       Тэхён тоже почувствовал боль Чонгука, и ему показалось, что из-за неё похолодела кровь и ушла из вен, а сердце навсегда замерло. Тэхёну посчастливилось узнать, как сильно Чонгук его любит. Тонкая связующая нить не передала боль в полном объёме, но то, что Тэхён ощутил, ассоциировалось с тем, что человеку вскрыли грудную клетку и вырвали сердце.       Необдуманными словами Тэхён едва не убил того, кого обещал беречь, и хоть вернуть время невозможно, ещё не поздно исправить ситуацию.       — Не думай о плохом, — прошептал Тэхён и обнял Чонгука, после чего прижался к нему, чтобы, как в храме Трёх богов, быть максимально близко. — Я вернусь к тебе до того, как отряд отправится в путь. Только ноги болят, поэтому идти буду медленно.       Чонгук его обнял дрожащими руками и крепко к себе прижал. Дыра в душе выпустила холод, который ледяной волной прошёлся по телу и растворился в горячем шёпоте Тэхёна. С каждой секундой Чонгук ощущал, как расслабляются мышцы, звон в ушах стихает, а дышать становится легче. Он смог глубоко вдохнуть и освободить лёгкие от давления оков шока, после чего прижался щекой к Тэхёну.       — Я очень хочу тебе верить, — тихо заговорил Чонгук, подсознательно запоминая пережитый ужас, чтобы он послужил напоминанием о последствиях расставания, если когда-нибудь между Чонгуком и Тэхёном завяжется ссора.       — Вот и верь, — Тэхён немного отстранился, но ладони положил на плечи Чонгука. — Я вернусь через несколько часов и сразу взберусь в телегу, чтобы спать.       В доказательство он его поцеловал, будто поставил печать подтверждения правдивости своих слов. К его удивлению, Чонгук действительно значительно успокоился, встал с кровати и пошёл к сундуку. Тэхён догадался, что после встряски нервной системы необходимо слезами выпустить наружу остатки эмоций, поэтому Чонгук повернулся спиной к огню и тихо плачет. Скорее всего, он даже не замечает, как слёзы текут по его лицу, но периодически они щекочут кожу и их приходится вытирать рукавом рубашки.       — Что ты будешь с ней делать? — тихо спросил Чонгук, и Тэхён только по свёртку в его руках понял, что речь идёт про кость.       — Ты её больше не увидишь, поэтому можешь попрощаться, — Тэхён сделал вид, что не смотрит на него, считая, что раз Чонгук прячет слёзы, то и момент прощания он хочет провести в одиночестве.       Чонгук развернул свёрток, посмотрел на почерневшую кость, от которой до сих пор воняет гарью, и стало стыдно за чувство эмоциональной усталости. Не осталось сил на скорбь, прощание и воспоминания. Кажется, трагедия в деревне превратилась в непосильное бремя для души Чонгука и тянет его к земле, будто погибший брат увлекает за собой в могилу. Надо отпустить его, отойти от него на безопасное расстояние, чтобы жить, и если когда-нибудь думать о нём как о живом, то лишь о его душе в теле знахаря. Вспоминать своего старшего брата-здоровяка Чонгук, к своему стыду, устал. Кажется, он потратил на воспоминания много разных эмоций и попросту в них потерялся, а искать верную среди них нет ни желания, ни сил.       — Возьми, — Чонгук оглянулся на Тэхёна и протянул ему свёрток. — Мне необходимо отдохнуть от самого себя.       Тэхён подошёл к нему, забрал кость, оставляя старую ткань на ладони Чонгука, и повторил, что вернётся, когда отряд будет готов выдвигаться в путь. Говорил уверенно, потому что даже в случае провала плана, он сбежит из монастыря, чтобы присоединиться к воинам для борьбы с чернокнижниками.       — В пророчестве ты видел, что не будешь сражаться, — тихо напомнил Чонгук. — Не потому ли, что останешься в монастыре?       Тэхён задумался, вспомнил видение и отрицательно замотал головой. Он не будет убивать чернокнижников, но точно не покинет отряд. Он не знает, чем займётся, когда наёмники начнут сражение, однако уверен, что ему самому придётся бороться за свою жизнь.       Чонгук пообещал не оставлять Тэхёна в опасности, даже если им суждено остаться на разных концах империи. Да и Тэхён когда-то сказал: никогда ничего не бойся. Чонгук не способен придерживаться этого наставления, потому что для человека страх — естественное чувство. Однако он может не вмешиваться в задумку Тэхёна, пересилить себя и отпустить его, при этом так и не сказав, что из-за волнения не сможет уснуть.       Тэхён поцеловал его в губы, вновь сказал, что скоро придёт спать в телегу и вышел из шатра. При свете луны он посмотрел на единственное, что осталось от его тела, и направился к реке. Несмотря на то, что ноги требовали длительного отдыха, Тэхён загорелся идеей, поэтому откопал в себе выносливость и пообещал организму отдохнуть, когда вернётся из монастыря.       На обгоревшую кость он посмотрел с брезгливостью, будто его вынуждают её обсосать со всех сторон. В душе появилось отвращение и отторжение того, что должно вызывать грусть, печаль или сожаление. Тэхён прислушался к себе, не веря, что вслух готов сказать «фу», «мерзость» и «сожгите это». Он поморщил нос из-за лёгкой тошноты, дошёл до реки и замер, нахмурив брови в размышлении. Он планировал избавиться от того, что может помочь монахам успешно применить к нему амулет, но сейчас столкнулся с радостным событием.       Он прошлый стал ему чужим настолько, что стыд за поступки превратился в чужой горький опыт. Держа останки некогда храброго воина, который не ведал меры в похоти и алкоголе, Тэхён ощутил небывалое родство с телом знахаря. Только встретившись с тем, что у него осталось общего с прошлым собой, Тэхён увидел в себе различия. Он не нашёл ни в душе, ни в мыслях сожаления о старой жизни, тоску по ней и желание что-то забрать из неё в настоящее. Всё стало чужим, холодным и покрытым прахом воина Тэхёна. Он наконец-то умер даже в памяти тех, кто ещё способен вспомнить его живым.       — Прощай, — Тэхён взял кость в одну руку и покрутил её со всех сторон, будто палку, неподходящую для рогатки. — Ты не смог спасти ни близкого друга, ни себя. Теперь отдыхай и не мешай людям работать.       Он замахнулся и, глядя на течение реки, бросил в неё кость. Слыша ласкающий слух плеск воды и видя, как в освещённую лунным светом гладь канули останки, Тэхён почувствовал приятную прохладу в душе. Создалось впечатление, что раньше её сдавливал тугой канат, перекрывая поток чувств и эмоций, а сейчас канат оборвался, и душа выпорхнула из заточения. Невероятное чувство свободы и лёгкости, из-за которого Тэхён глубоко вдохнул и улыбнулся. Однако он себе напомнил, что смотреть на реку, которая стала могилой для очередного воина, можно вечность, а монахи ждут того, кто испытает на себе амулет знахаря.       — Что с Чонгуком случилось? — сонный Чимин нашёл Тэхёна возле реки и, когда тот оглянулся, указал рукой в сторону шатров. — Я уверен, что он чуть не сдох. Вы поссорились?       Тэхён отрицательно замотал головой, положил руку ему на плечо и повёл обратно в его шатёр. По пути он рассказал, что произошло недопонимание и, к сожалению, на тему, которая больно ранит пылающее любовью сердце. Однако конфликт решён и, чтобы его полностью завершить, есть задание для Чимина.       Тэхён улыбнулся, а Чимин скривился, потому что не любит встревать в чужую любовь, но в данном случае его душа твердит, что надо, потому что совсем недавно Тэхён выступал посредником в отношениях Чимина и Юнги.       — Тебе придётся рассказать Чонгуку про нашу встречу и то, что случится после неё, — Тэхён остановился возле шатра и, немного помолчав, продолжил: — Желательно рассказать сразу, до того, как ты пойдёшь умываться. Я тебе разрешаю разбудить Чонгука, если он вообще уснёт, — он заметил, как внимательно Чимин его слушает, и немного объяснил: — Ты же знаешь, что ни я, ни Юнги не уйдём жить в монастырь?       Чимин кивнул, затем ладонями примял свои торчащие локоны и сказал, что не винит Юнги и Тэхёна. Любой человек, которого связывает взаимная любовь, будет метаться в сомнениях, и никто не должен влиять на выбор, чтобы избежать в дальнейшем сожалений с обеих сторон. Чимин по себе знает, как важно самостоятельно выбирать свой путь, ведь он сам до слёз и внутренней истерики делал выбор между тем, что правильно, и тем, к чему тянулась душа. До сих пор он не жалеет, что выбрал помощь демона.       Тэхён его поблагодарил за поддержку, и в его глазах заплясали чёртики, которые Чимин в последнее время на дух не переносит, потому что они означают, что в дурную голову влетела шальная мысль. И Чимин лишний раз убедился, что прав, когда Тэхён заговорил шёпотом, объясняя, что господин У просил подумать над предложением тех, кто подвергся ритуалу чернокнижников: Тэхёну отделили душу от тела, переселили её в тело знахаря и подселили в него демона, а Юнги очистили разум и отправили в тёмные углы памяти причину, по которой он должен был умереть. Но Юнги и Тэхён слишком любят свои грешные жизни и чувство любви, и им нравится любить своих партнёров, поэтому они отказываются жертвовать собой во имя борьбы со злом. Однако недавно в шатре Тэхён хорошо подумал и вспомнил, что в отряде есть третий человек с влиянием чернокнижия. Этого человека зачали в ритуале, и под ритуал он рождался. Его отцы — чернокнижники, насквозь пропитанные магией. Ради этого ребёнка убивали и насиловали, он в утробе развивался под чудовищные ритуалы и в его честь воспевали восторженные песни. Так пусть не знающий добра и зла младенец очистится от черни, растёт под присмотром колдунов и монахов, узнает про Трёх богов и изучит их учения. В ребёнке можно взрастить сопротивление злу, а два почти тридцатилетних человека, которые осознанно держатся за демона ради выгоды, изначально бесполезны для борьбы с чернокнижием.       Не успел он договорить, как Чимин мысленно с ним согласился. Он широко улыбнулся тому, что Сухёну выпал уникальный шанс попасть в окружение, которое целиком осознаёт кто он, откуда, кто его родители, и способно увидеть, влияет ли на него чернокнижие. Горожане отнесутся к нему как к любому ребёнку и будут требовать от него того же, что от его сверстников, а с Сухёном так нельзя. Он необычный и история его рождения полна ужасов. Ему месяц от роду, и для него не требуется вещь, которая его связывала бы с переходным периодом в жизни, потому что она у него до сих пор связана с магией.       — Жди меня! — строго приказал Чимин и юркнул в шатёр.       Тэхён надул щёки и шумно выдохнул, в душе радуясь, что Чимин с пониманием отнёсся к плану и в нём не взыграла ревность. Он всегда сможет навестить ребёнка в монастыре, а господину Чхве придётся решать вопрос усыновления с монахами. Так даже лучше, потому что Чимину не предъявят обвинение в похищении ребёнка.       Чимин вынес Сухёна, укутанного в пелёнку, край которой закрепил заколкой, и прошептал, что Юнги крепко спит и не проснулся, когда Чонгук испытал шок.       — У меня появилась ещё одна причина выходить в походы, — честно признался Чимин и передал Сухёна Тэхёну. — Заодно я знаю теперь, где буду проводить отдых. Надеюсь, монахи не против назойливого гостя?       Тэхён осторожно принял ребёнка на руки и услышал множество наставлений, в которых спрятано волнение. Чимин рассказал, что Сухён сытый и чистый, и хотел вручить порошок как приданое, но Тэхён отказался, потому что колдуны в монастыре приготовят собственный. Ему не хотелось тащить лишний груз, но Чимин всучил бурдюк с водой, и Тэхён не смог отказаться. Также он не взял ткань, чтобы привязать к себе ребёнка, потому что на склоне способен поскользнуться на рыхлой земле и упасть ничком или навзничь. Тэхён боится раздавить ребёнка во время его спасения, поэтому он попросил Чимина пожелать Сухёну счастливого пути и идти либо ложиться спать, либо рассказывать Чонгуку, куда и с кем ушёл Тэхён на Таэлин.       Пока Чимин сюсюкался с ребёнком, Тэхён от скуки смотрел на чистое небо, вспоминал вчерашние серые тучи и думал о том, что необходимо набраться терпения для подъёма. Унывать некогда, да и сейчас главное, что Тэхёна никто не сопровождает, а значит, нет причины в пути переживать ещё за кого-то. Всё же ночь продолжается, и гора не освещается факелами, поэтому путь предстоит сложный. С ребёнком на руках Тэхёну не спасти падающего человека, поэтому он оставил Чонгука в неведении про свой план. Однако, когда Чимин ему расскажет, Чонгук с облегчением вздохнет и окончательно поймёт, что вскоре Тэхён прибежит в отряд.       Чимин поцеловал Сухёна в нос, и Тэхён скорчил недовольный вид. Чтобы не слушать слащавые речи, он повернул голову в сторону и заметил вышедшего из шатра отца Хвана. Видимо, благовония прожгли лёгкие священника, поэтому он отвлёкся от молитв, решил убрать полог в сторону и вдохнуть кислород. На Тэхёна он посмотрел с привычным ему спокойствием, а тот для себя отметил, что Хван из шатра создал ловушку: книгами и знаниями заманивает к себе на территорию двух колдунов. Однако Чонгук, узнав информацию про Зепара, удовлетворил своё любопытство и более не интересуется демонологией. А Тэхён ещё не определился со своим будущим. Когда ему казалось, что лучше обучиться колдовству, господин У сообщил, что арсенал знаний знахаря не имеет предела. Получается, что любая магия, которую покорил знахарь, вполне поддастся Тэхёну, но он наделён ленью, поэтому никак не может выбрать. Вот и медлит с приходом к Хвану, и сомневается в том, что ему необходимо забивать голову экзорцизмом, когда есть предложение более сильной магии.
Вперед