Безупречный

Сколько он себя помнит, Чимин всегда считал себя достаточно справедливым. Может, он не самый хороший человек, но и откровенно плохим себя назвать не может. У него немного сбит моральный компас, и решения, которые ему приходится принимать, порой не самые однозначные, а иногда даже вопиющие для кого-то, кто не знаком со спецификой его работы, но он никогда никому не желал зла умышленно. И, может, он очень сильно устал ратовать за эту самую справедливость. — Стоп! Он скрещивает руки за спиной, глядя на циферблат настенных часов, и гордо задирает нос повыше, краем глаза наблюдая за тем, как безупречный по команде замирает на месте. Они здесь уже больше часа. Чимин сначала пытался считать количество кругов, но где-то через полчаса бросил эту затею. Он окидывает Юнги равнодушным взглядом, не без удовольствия отмечая, что спустя столько кругов по тренировочному залу тот вроде как начал выдыхаться. Во время больничного Хосока за тренировку безупречных решил взяться сам Чонгук, но то, чем занимается Чимин сейчас, — не тренировка. Это наказание, потому что, несмотря на то, что Юнги поступил благородно по отношению к Чимину, решив заступиться, это не значит, что тот забудет, что где-то в собственной комнате от боли в ноге изнывает его другой подопечный. Он долго думал над чужими словами. Над тем, как быстро, а главное точно Юнги сумел разузнать тайны Чимина ещё до того, как он сам себе начал отдавать отчёт в том, что, да, иногда он поступает в угоду личным интересам. С момента появления на этой базе Юнги то и дело пытается сломать и без того хлипкие убеждения внутри Чимина, и, признаться, у него это хорошо получается. Всё было бы проще, если бы Юнги был нормальным. Да, именно нормальным, обычным, заурядным безупречным, которых Чимин повидал немало. Которые попадают к ним напуганными зверьками, которые радуются еде и воде, которым интересно повстречать таких же, как они, и которые в итоге становятся сильными воинами. Юнги был всем этим и при этом не был ничем из этого. Он вёл себя ровно так, как от него ожидают, чтобы сойти за такого же, как и остальные, чтобы усыпить бдительность Чимина. Чтобы он, в конце концов, подумал, что управляет ситуацией. Ничем он не управляет. Возможно, он не был во главе происходящего с самого начала, а может, безупречный дал ему возможность показать себя, но Чимин успешно её проебал. Теперь это не имеет никакого значения, им не удастся вернуться в самое начало по одной простой причине, которая больно жжётся в сознании Чимина каждый раз, когда он думает о том, что делать дальше. Чимин думает, что единственная возможность получить ответы на свои вопросы — это сблизиться с Юнги. Как он там сказал? Ты сам меня попросишь? Что же, он был очень близок к истине. — Вперёд! — говорит он специально тише обычного, и Юнги срывается на бег. За спиной слышится хлопок двери, а после кто-то командует двум солдатам, которых Чимин поставил стоять у входа в зал на всякий случай, повелительное: «Свободны!» Есть только два человека на этой базе, которые могут распоряжаться вот так, и вряд ли сам генерал Ким пожаловал сюда, чтобы посмотреть на страдания безупречного. — Воспитательный момент? — довольно тянет Чонгук, вырастая рядом. Он не без интереса смотрит на то, как Юнги описывает по залу очередной круг, выдерживая темп, а потом переводит взгляд на Чимина, который специально игнорирует любую попытку Юнги зацепить его взгляд. — Кто-то не в духе. Слабо сказано. — Что-то надо? — Чимин решает никак не комментировать чужие слова, а потом бросает безупречному очередное: — Стоп! Юнги замирает где-то у них за спиной. Чонгук поворачивает голову в его сторону, ухмыляясь чему-то своему, и не сдерживает едкого замечания: — Не понимаю, чего ты так бесишься. Такая самоотдача, и только для тебя одного. Я завидую. Вчерашнего разговора как будто и не было. Во всяком случае на людях, как сейчас, безупречный продолжает делать вид, что Чимин — центр его вселенной. Вернулись эти долгие, сосредоточенные взгляды, будто это не Юнги вчера упрекал его в том, что Чимин вынуждает его себя так вести. Он подумал, что, может, физические нагрузки немного собьют его фокус внимания, но даже спустя полтора часа непрерывного бега по залу Юнги реагирует на каждую его команду незамедлительно. Как будто у него в голове чип, который сигнализирует безупречному последующее действие Чимина ещё до того, как он сам его озвучит. Но раздражение по-прежнему кипит в Чимине, теперь это скорее от бессилия и от невозможности что-то исправить. И ещё немного от того, что Чимин очень сильно проникся вчерашними словами. Как только Юнги озвучил всё, что было у него на уме, стало невозможно делать вид, что это всего лишь выдумка. Его поймали, и что-то подсказывает Чимину, что теперь Юнги перестанет быть таким уж обходительным. — Нравится? Забирай, — равнодушно бросает в ответ. — Юнги, вперёд! — Да я бы с удовольствием, — Чонгук отвлекается на то, чтобы посмотреть, как безупречный вновь появляется в поле их зрения, описывая зал по периметру, — только у меня сейчас тренировка. Так что давай ты перенесёшь свои ужасные пытки в другое место. — Ты свободен вечером? — А что? — Чонгук нагло ухмыляется, поигрывая бровями. — Прижало? — Придурок, — он толкает капитана кулаком в плечо, больно, даже не пытаясь контролировать силу, на что тот только забавляется, — договаривался с Хосоком о тренировке сегодня, но сам понимаешь, — он беспомощно разводит руками, — нужно выпустить пар. — Ты взрослый мальчик, Чимин. Пар выпускают не так. Так он тоже попытался, когда запихивал в себя пальцы утром, но толкового из этого ничего не вышло. — Так что? — Планы, — загадочно. — Тоже мне друг, — фыркает Чимин в ответ, поняв, что искать помощи в этом месте ему отныне не у кого. — Юнги, мы закончили. Иди в раздевалку. Чонгук провожает безупречного взглядом, дождавшись, когда тот скроется за дверью в смежное помещение. — Выпусти пар с ним. — Отличная идея, — саркастично. — Барым подсказал? — Барым с утра был у Намджуна. Думаю, он уже в красках рассказал, с кем и как ты выпускаешь пар. Чимин на это только закатывает глаза. Если бы и правда было так, он бы уже давно оправдывался перед генералом. Скорее, просто наябедничал, сказав, что Юнги решил бить морды по его наводке. — Ты такая двуличная сука, — не удерживается Чимин, наблюдая за тем, как капитан довольно щурится на это, — сначала обвиняешь, что сам провоцирую, а теперь и вовсе предлагаешь трахнуться с ним. — Ну я, может, и двуличный, зато симпатичный, — скалится в ответ, радуясь, что получилось в рифму. — А как же «он такой опасный, не вздумай раздвигать перед ним ноги»? — Он вчера едва не убил безупречного, — напоминают ему, — так что я оказался прав. А на счёт второго, — Чонгук внезапно тянется к нему, ласково потрепав по щеке, — на тебя больно смотреть. — Так не смотри, — зло отмахивается Чимин, шлёпнув по чужой ладони. — Ну-ну, — журит Чонгук в неестественно нежной для него манере, — перебесись уже, иначе твой пёс положит здесь половину базы. Так понимаю, по-другому его не успокоить. — Иди нахер, — добродушно бросает Чимин, круто разворачиваясь вокруг своей оси и направляясь в раздевалку. Ещё он не трахался, чтобы успокоить кого-то. Хотя самому бы тоже пригодилось, честно говоря. Если бы губы Юнги вчера не оказались на его шее, таких мыслей у него бы вообще не возникло, он уверен. Но они оказались. Как и руки. И Чимину не хватило. Оказывается, ему в целом не хватало очень многого, только до появления Юнги он об этом не знал. Чимин проходит вдоль шкафчиков, поворачивая сначала налево, а потом — направо, пока не находит Юнги в самом дальнем углу раздевалки. Тот как раз стягивает с себя промокшую насквозь футболку и небрежно бросает ту на пол, а Чимин в этот момент бесцеремонно пялится на его голую спину, гадая, за что ему это. Он ведь всегда был хорошим человеком, так кто решил наказать его таким коварным способом? — Надеюсь, на сегодня у тебя больше не осталось сил, чтобы напасть на кого-то ещё? — буднично интересуется он, привалившись плечом к ближайшему металлическому шкафчику. Безупречный разворачивается к нему лицом, накинув на шею белое полотенце, и меряет в ответ насмешливым взглядом. — Кого-то кроме тебя, ты хотел сказать? — он копирует интонацию Чимина, звучит так же просто и заурядно, будто они обсуждают погоду. — Мне не страшно, можешь не стараться. Юнги цокает, хватается руками за края полотенца, натягивая то, и подкрадывается ближе мелкими шажками, пока не натыкается на вытянутую руку. Чимин упирается ладонью ему в солнечное сплетение, не дав возможности подойти ещё ближе, хотя и видел, что план был именно в этом. С некоторых пор в планах Юнги — минимизировать расстояние между ними, но сегодня Чимин по-прежнему зол на него, чтобы дать этому случиться. Юнги не настаивает, оставшись на почтительном расстоянии, хотя почтительнее всё же было бы Чимину убрать ладонь с его голой груди. — Перенесём нашу встречу на сегодня? — предлагает безупречный. Чимин. Юнги. Наедине. Ужасная идея, о чём он только вчера думал? — У меня планы, — врёт. Из планов у него только убиваться по собственной несостоятельности и, может, подрочить, если получится. — Какие? — Я не обязан отчитываться. — Просишь ответить на свои вопросы, но игнорируешь мои, — замечает Юнги, двинувшись вперёд. Чимин едва удерживает руку на месте, не дав той соскользнуть ниже, потому что не ожидал, что Юнги попытается подойти ближе. Это совсем не похоже на его прежнее поведение. Разительная разница, Чимин не напрасно опасался, что безупречный решит надавить, как только почувствует вседозволенность. — Хочешь ответов? — Как и ты. — Сыграем в игру? — С удовольствием, — ухмыляется Юнги. Да-да, игры ему нравятся. Чимин уже понял. — Хорошо, — соглашается легко. Он знает эту игру. В такую очень любит играть Чонгук. Только в отличие от капитана, который свято верит в целительные свойства секса, у Чимина создаётся впечатление, что вторая сторона преследует совершенно другие цели. Что-то, о чём Чимин пока не догадывается, но сегодня он обязательно узнает. Юнги собой остаётся доволен. Он всё же делает шаг назад, чтобы не волновать Чимина раньше времени, но когда тот уже собирается выйти из-за шкафчиков, чтобы вернуться в лабораторию и позаламывать себе руки, слышится звук открывающейся двери, а после нестройный шум шагов. Чимин моментально ныряет обратно за угол. Ещё не хватало, чтобы кто-то увидел, как он трётся рядом с полуголым безупречным. — Уже слышали? — спрашивает первый голос где-то на противоположной стороне раздевалки. — Вчера этот новенький, как его… Юнги! Точно, Юнги вчера так отмудохал Кайсу, что тому ещё два дня запретили выходить из медблока. Чимин кидает на Юнги укоризненный взгляд. Он не знал, что тому досталось так сильно, да и не планировал интересоваться. Безупречный в ответ только пожимает плечами, мол, не его забота. — Ага, Чимину мало того, что случилось в начале года, нужно было ещё одного психа сюда приволочь, — к разговору присоединяется второй голос. — Не ори так сильно, — подсказывает первый, — не хватало, чтобы Чонгук услышал. Вообще не понимаю его. Нормальный мужик, а выбирает водиться с этой шлюхой. — Так, может, ждёт, что и ему перепадёт, — весело отзывается третий голос. — Да только не дождётся. Чимин сникает на глазах. Он только было собирался указать Юнги на то, что о его абсолютно вопиющем поведении теперь знает вся база, и это бросает тень и на деятельность самого Чимина, но поднимает на него взгляд и видит в чужих глазах горечь. — С чего бы? — хмыкает второй голос непонятливо. — Как с чего? — удивляется третий голос. — Чимин у нас дикарские хуи сосать любит. На обычных парней совсем не смотрит. Нравится, видно, когда ебут до потери сознания. Юнги, который до этого стоял, молча вслушиваясь в чужие бредни, напряжённо ведёт плечами и делает шаг в сторону голосов. Чимин едва успевает перехватить его за локоть, не давая возможности натворить ещё больших бед. — Не надо, — умоляюще шепчет одними губами. Он тянет Юнги обратно на себя, и тот действительно поддаётся, но в следующую секунду небрежно отмахивается от чужих рук так, будто у Чимина вместо них по куску грязи. Он моментально прячет их себе за спину, не ожидав, что это уколет больнее, чем чужие гадкие фантазии. — Откуда знаешь? — интересуется первый голос. — Два года к нему клинья подбиваю. А он смотрит так, будто я — пустое место. — Нашёл к кому лезть, — гогочет третий голос. — У пацана такие связи! И с капитаном дружит, и с генералом договорился, чтобы ту историю по-быстрому замяли. Хорошо сосёт, видимо. Тебе о его заднице только мечтать остаётся! — Какая задница, — блаженно тянет второй голос, — мне хватит и его ротика! Чимин упирается затылком в металлическую дверку шкафчика позади себя и прикрывает глаза. Он, конечно же, знал, что о нём разные сплетни ходят, но ни одна из этих сук никогда бы не посмела сказать ему что-то подобное лично. И второй голос ему знаком достаточно хорошо — это Юнсок, один из солдат в отряде Чонгука. Он действительно какое-то время заглядывался на Чимина, но тому казалось, что он вполне чётко, а главное достаточно вежливо дал понять, что ему неинтересно. Юнсок ходил за ним долго, и в какой-то момент Чимин принял его настырность за искренний интерес. Оказывается, ему нравился не сам Чимин, а его «ротик», как он выразился. Вот поэтому он и не хочет иметь ничего общего с людьми на этой базе. Радует только то, что о нём и Чонгуке никто не знает, потому что это и правда было очень давно. — Так зажми его, — советует третий голос. — Раз ему дикари нравятся, то и такое, наверное, по нраву. — Я нормальный, — отвечает второй голос, а Чимину на эти слова хочется только истерично рассмеяться, — пусть его другие зажимают, ко мне с таким не надо лезть. Этот его новенький, Юнги, видели какой зверь? Уверен, он его в первый день уложил! В раздевалке опять раздаётся довольный, издевательский хохот. Чимину очень сильно хочется спрятаться в один из этих шкафчиков и никогда больше оттуда не вылезать, но он заставляет себя открыть глаза и встретиться взглядом с Юнги. Он всё ещё стоит рядом, но больше не рвётся защищать честь Чимина, как хотел минутами раньше. Вместо этого он просто смотрит в ответ, и у Чимина сейчас нет ни сил, ни желания расшифровывать эту непонятную эмоцию на его лице. Вроде не гнев, но что-то очень напряжённое и неприятное для самого Чимина. Наверное, всё же осуждение, если учитывать, с какой скоростью он сбросил с себя его руки, будто Чимин прокажённый. — Эй! — в помещение врывается четвёртый голос, который Чимин узнаёт с первых секунд и которому так сильно рад сейчас. — Мне долго ждать ваши ленивые туши? Свои бабские сплетни будете обсасывать перед сном, можете даже друг другу, а сейчас быстро в зал! Каждому наряд вне очереди за опоздание, а раз так хорошо языками работаете, то ими будете сегодня вылизывать унитазы! Слышны поспешные шаги, а потом хлопает дверь. Чимин, кажется, начинает дышать только в эту секунду, но как только он решается, что и ему тоже нужно убраться отсюда как можно быстрее, его щеки касается рука безупречного. Подушечкой большого пальца он быстро смахивает солёную дорожку. Чёрт. Чимин даже не заметил. Он тут же срывается с места, не обращая внимание на требовательное «Чимин!» в спину.

***

Чимин бродит по коридору, ведущему к казармам, уже час. Вежливо улыбается знакомым лицам, хотя в душе хочется удавиться, когда они смотрят в ответ с интересом и непониманием того, что он здесь забыл. Он немного прижёг это желание парочкой сигарет, но в груди всё ещё ворочается мерзкое ощущение собственной беспомощности, и перед тем как идти к Юнги, он ещё раз обдумывает то, что скажет ему. Он так никогда раньше не делал, но в памяти всё ещё свежа острая обида из-за того, как легко и непринуждённо Юнги отмахнулся от него в раздевалке, и только это подстёгивает его сделать шаг вперёд. И тут же назад. У них будет очень короткий разговор, в котором безупречного просто поставят перед фактом: «Я сдаю свои полномочия». Дверь в комнату Юнги он находит безошибочно. Стучит пару раз, и ему открывают незамедлительно, но без слов. Безупречный пропускает его внутрь, сам жмётся к противоположной стене, между двухярусной кроватью и письменным столом. Места тут мало, эти комнатки созданы чисто для того, чтобы спать в них, и безупречный, понимая это, обживаться не спешит. Над письменным столом висит навесная полка с парочкой книг, которые он стащил из лаборатории, а рядом с дверью стоит напольная вешалка. Сразу становится понятно, что от былого игривого настроения Юнги не осталось ни следа. После того, как Чимин спешно смылся из раздевалки, они больше не виделись, хотя он и знает кое-что интересное — Юнги ходил к Хосоку. Наверное, выпытывал что-то, но у Чимина честно не было желания расспрашивать об этом. — Думаю, нет смысла ходить вокруг да около, — он даже не будет сейчас объяснять, что конкретно значит это выражение, хоть и видит — Юнги не понял. — В воскресенье тебя переселят в казармы. Общий протокол рекомендует сохранить наши встречи по вечерам, но я думаю, что в этом нет необходимости. Ты хорошо справляешься, поэтому я передам твоё дело первому помощнику командира отряда безупречных, Джину. Он будет держать меня в курсе всего происходящего. Юнги сканирует его нечитаемым взглядом. — У тебя есть вопросы? — Один. — Хорошо, слушаю. — Я могу отказаться? От него ещё ни разу не отказывался безупречный, и Чимин готов признать: услышать такое всё же очень больно. — Ты не можешь совсем отказаться от куратора, пока находишься здесь, — он старается говорить ровно, хотя к горлу уже поступает тяжёлый ком. Это несправедливо, что Юнги сейчас наказывает его из-за одних только слухов от каких-то спермотоксикозных идиотов, которым лишь бы сунуть свой член куда-то. — Но если тебе так важно, чтобы твоим куратором был не я, могу попросить Барыма. — Я имею в виду, что не хочу отменять наши встречи, — поправляет себя Юнги. — Я могу от этого отказаться? Чимин в замешательстве. — Мне показалось, что тебе неприятно моё присутствие. — Мне неприятно, что ты ничего не делаешь, чтобы прекратить это. — Что мне сделать? Пойти бить морды, как ты? — Почему они это говорят? Ты сказал, что твой коллега распускает такие слухи о тебе. Я понимаю, когда с его подачи об этом начинают говорить… Можно я не буду называть их «безупречными»? — просит он внезапно. — Это совершенно не так. Чимин коротко кивает. — Когда они говорят — я понимаю, от такого мусора отказывались даже мы. Но это же ваши люди, Чимин. Они не должны быть на твоей стороне? — Да нет здесь «моих», — невесело подытоживает он. Военные не любят безупречных, потому что считают, что те медленно, но верно заберут их работу, а ведь защита человечества — именно их долг. Им сложно смириться с тем, что кто-то может лучше и качественнее выполнять их работу. То, что они работают здесь, не значит, что они разделяют позицию государства по отношению к безупречным, но у них нет иного выбора. Чимин выбирает чужую, ненавистную им сторону, и это логично, что его сторона однажды просто откажется от него, посчитав предателем. В конце концов, он сам спровоцировал это, растрепав не те вещи не тем людям, и, скорее всего, больше никогда не сможет обелить собственную репутацию. Так что ему и правда больше ничего не остаётся, кроме как молча мириться с теми ярлыками, которые уже успели на него навешать. Юнги делает пару шагов навстречу, цепляет его руку своей и тянет на себя, заключая в объятия. Чимин даже не станет отбрыкиваться в этот раз, угодив в тёплый кокон, и только коротко вздыхает, приподнявшись на носочки для того, чтобы уложить подбородок на плечо Юнги. Они уже обнимались, но всякий раз как будто в одностороннем порядке. Это оказывается приятнее, чем Чимин предполагал, особенно когда Юнги не спешит при этом зубоскалить или нашёптывать угрозы на ухо. — Не нужно делать вид, что тебе всё равно, — замечает Юнги спустя пару минут молчания. Он коротко треплет Чимина по макушке — жест, который ему очень нравится ощущением призрачной поддержки, — и крепче жмёт за талию к себе. — Мне действительно всё равно, — глухо. — Ты плакал. Чимин не думает, что это было связано с чужими фантазиями. Но допускает, что причиной стало то, как отреагировал сам Юнги, так быстро заняв чужую позицию. Чимину в какой-то момент показалось, что безупречный понимает его душевные метания, или хотя бы старается понять, раз сам поднял эту тему тогда в грузовике. Его обижает, что Юнги поверил совершенно незнакомым ему людям, хотя искренне полагал, что открывается в достаточной мере для того, чтобы у безупречного не возникало сомнений, что Чимин откровенен с ним. — Я думаю, что тебя это задевает больше, чем меня. И не может понять почему. Казалось бы, что в этом такого. Честь и достоинство Чимина должны волновать безупречного в самую последнюю очередь. Они не друзья и не любовники, с чего бы ему пытаться так яростно доказывать всем обратное? Юнги ничего на это не говорит, но вместо этого делает пару шагов назад, утягивает Чимина за собой, а после и вовсе на свои колени, проследив, чтобы тот не ударился лбом о металлическую перекладину второго яруса кровати. Оказавшись на чужих коленях, Чимин только потерянно вертит головой и на всякий случай сообщает то, что должен был рассказать ещё в самом начале: — На базе действует запрет. — На отношения с кураторами, — подсказывает Юнги, привалившись спиной к стене и спокойно разглядывая в ответ. Чимина коробит слово «отношения». Странно, что безупречный называет это так. — Ты знал? — удивлённо. — Хосок рассказал. Я, кстати, извинился перед ним. Он всё понял. А Чимин вот ничего не понял. — Тогда… что? — он и сам не знает, что хочет спросить этим, потерянно теребя край обычной чёрной футболки. Рабочий день уже подошёл к концу, и он пришёл к Юнги в домашних штанах и футболке. Собирался потом сразу завалиться на кровать и хорошенько пострадать, да только неожиданно оказался на кровати самого безупречного. — Ты реально думал, что после всего, что ты мне сказал, я полезу к тебе против твоей воли? Стыдно признать, но думал. Вернее, сначала не думал, а потом абсолютно точно подумал. — Вчера ты был не очень деликатен. — Там, откуда я родом… Как ты сказал, вы это называете? — Содружество. А вы? — Домом, — он равнодушно жмёт плечами. — В Содружестве было чёткое правило на этот счёт. «Нет» значит «нет», за нарушение убивали. Чимин неуютно ёжится. Он знает, что безупречные славятся своей жестокостью, но никогда не слышал, чтобы это подкреплялось какими-то нормами морали. К тому же, насколько ему известно, у них исключительно простое отношение к сексу. — Поэтому мне непонятно, почему вы терпите это и почему никто ничего с этим не делает. — Если бы мы убивали каждый раз, когда кто-то неправильно посмотрит в нашу сторону, то стали бы… — Как мы? — опережает его Юнги. — Вы замахнулись на то, что вам не под силу. — Безупречные помогают нам уже много лет, — возражает Чимин. — Они помогают себе. Допустим, но это не отменяет тог факт, что у них получился достаточно продуктивный мутуализм. — Тогда что? Предлагаешь наказывать своих же? За то, что кто-то не умеет держать язык за зубами? — Ты очень мил, — внезапно говорит Юнги, — только жалеешь не тех. Хотя мне и правда нравится видеть, как ты пытаешься относиться к нам как к равным. Мы не равные, Чимин. — И кого мне пожалеть? — Себя, — без колебаний отзывается он, но звучит при этом грустно. — У тебя доброе сердце, но ты вряд ли сможешь сохранить эту доброту в себе. — Тебе знакомо сожаление, — замечает Чимин. Ему бы очень хотелось выключить собственный мозг и перестать анализировать каждое брошенное слово, но не получается. Юнги оценивает это, благосклонно кивая. — Ты был на другой базе? Кажется, ты слишком много знаешь о людях. — Я знаю о людях то, что не знаешь даже ты, — задумчиво. — То, что ты бы никогда не узнал, потому что вам выгодно закрывать глаза на неугодное, но так приятно обманываться, думая, что вы владеете ситуацией. Чимин настороженно хмурится. О чём он вообще? — В Содружестве нет никакой радиации. Больше нет. — Хосок был там, — немедленно возражает он. — Они брали пробы. Радиоактивное облако по-прежнему висит над городом. Уровень радиации упал, но недостаточно, чтобы там можно было жить. — Столько лет прошло, а оно всё ещё там, — насмешливо хмыкает Юнги. — Хосок сам анализировал пробы? Нет. Они передаются в лаборатории, которые занимаются последствиями ядерной катастрофы, но данные анализов наверняка где-то есть. Он ведь и сам видел приказ о назначении Содружества красной зоной. — Ты сказал, что люди, которые приезжали к вам, умирали от облучения. — Я соврал, — признаётся беспечно. — Не знал, могу ли тебе доверять. — Теперь думаешь, что можешь? — Я дал тебе много информации о себе, и если за мной ещё не пришли, это значит, что ты её пока никому не передал. Никому, кроме Чонгука и Тэхёна. — Почему за тобой должны прийти? — Ты задаёшь много вопросов, — звучит без укора, но Чимин всё равно вспыхивает от негодования, что не укрывается от глаз Юнги. Тот слегка сдвигается по стене вверх, чтобы сесть поудобнее, и только в этот момент Чимин вспоминает, что он по-прежнему сидит на его коленях. Попытку отодвинуться Юнги пресекает без слов, уложив руки Чимина себе на плечи. — А как же поиграть? Хитрый жук. Чимин прищуривается, пытаясь отыскать на чужом лице хоть кроху вины за то, что безупречный заставляет его сгорать от неловкости, буквально посадив на собственные бёдра, но поддёрнутый слабым интересом взгляд говорит только о том, что Юнги занял выжидательную позицию. Вот он дал Чимину немного пространства для самодеятельности, подтолкнул к действию, но всё же оставил возможность не делать ничего, если он сам не захочет. Чимина такое поведение подкупает. Ему даже начинает нравиться то, что сюда случайным образом никак не зайдёт младший ассистент, в который раз застав их в компрометирующем положении. Вот это он никак не сможет оправдать при случае. — Ладно, — сдаётся он, — спрашивай. — Ты действительно ни с кем не спал? — В целом? — С людьми песков. Зачем ему вообще об этом знать? Чимин бы спросил, но есть вопросы, на которые узнать ответ сейчас гораздо важнее, поэтому он просто качает головой. Он действительно не спал ни с одним безупречным, здесь или за пределами базы. Но слышал об этом много. Чимин даже знаком с парочкой девушек, одна из которых — близкая подруга Суён, которые предпочитать исключительно секс с безупречными. Они — хорошие любовники, насколько ему известно, выносливые и технически подкованные. С девушками. Он как-то пытался выведать у Чонгука, как обстоят дела на этой стороне, но тот всегда ограничивается лишь пространными формулировками. Он в целом не очень любит говорить об этом. — Почему за тобой должны прийти? — Тебе уже известно, что я был во главе поселения в Содружестве. Чимин кивает. — Мои люди отличались от тех, кого вы ловите в пустыне. Мы — отдельное общество, как и вы, со своими традициями и законами. Мы принимали к себе тех, кто не хотел больше скитаться в песках, и отпускали тех, кто больше не хотел подчиняться правилам. Вашим людям это не понравилось, они решили, что мы опасны и нас следует контролировать. Контролировать? Бред какой-то. Генерал ведь сам сказал, что они давно знали о поселении безупречных, но решили не вмешиваться. На отлов одного безупречного уходит, конечно, немало времени и ресурсов, но и у них нет столько специалистов, чтобы интегрировать целое поселение. — А гончие? Их тоже не было? Юнги недовольно цокает. Точно, сейчас ведь его очередь задавать вопрос. Но прежде: — Были. Мы сами расчищали путь, чтобы пустить ваших людей к себе. Это была моя первая и последняя ошибка, когда я решил, что вы хотите нам добра. — Но мы хотим! — выпаливает Чимин. — Мы даём вам это всё, еду и воду, одежду и крышу. — Вы даёте это всё тем, кто в этом нуждается, — напоминает Юнги. — Мы не нуждались. Когда в Содружество приехали первые учёные, очень много лет назад, мы приняли их как своих. Они были вымотаны, половину команды здорово потрепали гончие. Мы выходили их, дали одежду и еду. Ты не представляешь, сколько ресурсов там есть, хватит на десятки лет. Потом они уехали. А потом приехали следующие, ещё и ещё, к нам стабильно раз в несколько лун кто-то приезжал. Доезжали не все, но попыток не оставляли. Наше поселение росло, росло и количество визитов. А потом они остались. Чимин слушает, затаив дыхание. — Но не в качестве гостей, — Юнги хмурится на этих словах. Между его бровей пролегла глубокая складка, и он, в попытке отогнать дурные воспоминания, трясёт головой, а потом смотрит на Чимина внезапно так грустно, будто все печали мира сосредоточены сейчас в нём. — Мы не давали на это согласие. Не хотели быть вашими рабами, сколько бы еды или воды вы бы не предложили за это. — И что потом? — шёпотом спрашивает он. Юнги с ответом медлит. А потом переводит тему так резко, что Чимину хочется взвизгнуть. Или взвыть. Может, всё сразу. — Что тебе нравится в нас? Чимин растерянно хлопает глазами, не улавливая суть вопроса. Юнги, кажется, только что рассказывал душещипательную историю из своего прошлого, но уже в следующую секунду игриво выгибает бровь, косясь с любопытством. — Некорректный вопрос. — Мне спросить по-другому? — забавляется он. Нет, пожалуйста. — Я был прав? — ладони ложатся на крепкие бёдра, когда Юнги задаёт второй вопрос. Чимин отстранённо наблюдает за тем, как тонкая ткань штанов сминается под его пальцами, и совсем не представляет, как под этими же пальцами смотрелась бы собственная кожа, упругая, придавленная бескомпромиссной хваткой. — Я ведь сказал, что это запрещено, — напоминает он в попытке достучаться до сознания безупречного. Если Юнги утверждает, что он и правда выше тех, с кем Чимину приходится взаимодействовать на регулярной основе, значит, он войдёт в его положение, ведь так? Не станет добивать и без того последние крупицы самообладания, корчащиеся в муках каждый раз, когда Юнги показывает свою нетерпеливость. — Мне никто из вас ничего не может запретить, — заявляет снисходительно. — Здесь только мы. Можешь делать что хочешь. — Откуда ты знаешь, чего я хочу? Юнги склоняет голову набок, при этом смотрит так, будто и правда не может поверить в то, что Чимин по-прежнему всё отрицает. Он и сам не до конца понимает, сколько ещё таких откровенных предложений сможет вытерпеть в свою сторону, когда предмет его потаённых желаний прямо здесь, на расстоянии одного поцелуя. — Боюсь, если начну перечислять вслух, меня привлекут не только за нападение на своих, но и за доведение куратора до обморока, — Юнги не прекращает веселья, а Чимин сконфуженно лепечет: «Прекрати», отбиваясь от попытки безупречного положить руку на собственную талию. — Так что? Сам ответишь? — Задай другой вопрос, — умоляюще. — Ладно, — соглашаются в ответ подозрительно быстро. Чимин было выдыхает, потому что не может представить вопроса хуже этого, но надеется слишком рано. — Твоя осторожность связана с моей женой? До этого момента не была. И чёрт его дёрнул напомнить Чимину о том, что у безупречного вообще-то была семья. Он усиленно старался не зацикливаться на этом знании, посчитав, что раз Юнги проявляет к нему знаки внимания, значит, он сам уж как-то разберётся или даже уже разобрался со своими предпочтениями. — Что с ней произошло? — он пытается уйти от ответа, но безупречный быстро возвращает его к этой теме, смотрит испытующе и не говорит ничего. — Нет, не связана. Отчасти. Недостаточно сильно, чтобы муки совести начали его терзать. — Уверен? Ориентация — не то, о чём он собирается переживать, уже сидя на чужих коленях. И если бы причиной его осторожности было только мнимое наличие партнёрши в жизни Юнги. — Да. — Она где-то есть, — просто бросает он, а у Чимина от этих слов неприятно холодеют руки. — И всё? — кое-как выдавливает из себя, борясь с желанием не просто отсесть, а отойти, желательно на другой конец базы. Она же ему сына подарила, как он может говорить об этом так просто? — Вижу, ты расстроен, — снисходительно замечают в ответ. — Я понимаю. — Не думаю, — тихо. — Я плохой, потому что оставил её. У нас была семья, а теперь я даже не уверен, где она находится, и ты считаешь меня плохим из-за этого. Так что я понимаю, Чимин. — Меня напрягает, что ты говоришь об этом так просто, — всё же признаётся. Его ужасает, что этим самым он подтверждает и опасения самого Чимина. Так будет и с ним, если он позволит случиться чему-то между ними. Он знал об этом и так, но слышать словесное доказательство своими подозрениям всё равно тяжело. Напрасно он надеялся на что-то другое, это же безупречный, Чимин знает, чем обычно всё заканчивается. — Она не разделяла моих интересов. И отпустила меня сразу, когда я сказал, что больше так не хочу. Но у нас был ребёнок, поэтому она останется женой, несмотря ни на что, даже если рядом её больше нет. Такие наши правила. — Каких интересов? — Чимин непонимающе хмурится, озвучивая закравшиеся в душу подозрения: — Мужчин? — Людей, — поправляет Юнги, нисколько не смутившись предположением, — меня вырастили с мыслью, что люди — друзья и что их нужно защищать, потому что сами себя они в этом мире защитить не могут. Поэтому я и разрешил им остаться в Содружестве. Думал, что мы хотим добра друг другу, но с каждым днём моя вера в это угасала по мере того, как беспощадно ваши люди относились к моим. Было оружие, были наказания за непослушание, были попытки забрать наших женщин. Наших детей для того, чтобы воспитать их как вас. А когда не помогли моему ребёнку вопреки этим милым сказкам о светлом будущем, о том, как вместе мы построим новый мир, в котором мы были бы только в качестве обслуживающего персонала, я очень сильно разозлился. — Ты здесь, чтобы отомстить? — Я здесь, потому что больше мне некуда было идти. Я убил всех тех, кого когда-то впустил в свой дом, и сам ушёл из него, потому что не мог справиться с чувством вины. Мои люди теперь в безопасности, потому что там нет меня, а я пришёл к тем, кто во мне нуждается и кого я искренне ненавижу, потому что всю жизнь жил с мыслью, что вас нужно защищать. И по итогу выбрал того, кто нуждается в защите здесь больше всех. Чимина. — Эй, Юнги, — Чимин легко касается костяшками пальцев его щеки, пытаясь обратить на себя внимание, потому что последние несколько минут этого монолога Юнги пялился куда-то за его спину немигающим взглядом. Безупречный переводит на него тяжёлый взгляд. — Я подниму руководство на уши. Это — несанкционированная программа, и кто бы этим не занимался — они не имеют на это разрешения. Мы найдём виновных и накажем, а вашим людям дадим всё, что захотите. — Мы хотим, чтобы вы забыли о существовании Содружества, — внезапно холодно говорит он, и Чимин поспешно убирает руку от его лица. — И я рассказал тебе это не потому, что хочу помощи, а потому что ты спросил, кто я. Больше туда никто не сунется, мы перестали помогать гостям бороться с гончими, и, как я уже сказал, помощь извне нам не нужна. Чимин всё же слезает с чужих коленей, и в этот раз ему не препятствуют, но всё равно остаётся сидеть рядом. По-хорошему ему всё же стоит уйти сейчас прямиком в кабинет к генералу и стребовать с того объяснения. Раз они были в курсе наличия поселения там, тогда и знали, что конкретно в нём происходит. А Хосок? Он ведь тоже был там два года назад. Получается, и он знал? Кто ещё в курсе? Чонгук, который ни разу не удивился тому, что Юнги из Содружества? Тэхён, потому что его семья — военные и имеют прямое отношение к этому месту? — Другие безупречные, они в курсе происходящего? — Нет, среди нас тоже есть немало плохих, мы не говорим об этом. — Но они знают, что ты не такой, как они, — догадывается он. — Поэтому к тебе такое отношение. — Ко мне такое отношение, потому что я — лидер. Всегда им был для своих людей. Они выросли на свободе, не привыкли, что я изначально ставлю себя выше них. Чимин озадаченно вздыхает, пытаясь собрать полученные факты в цельную картинку, но получается с трудом. И это при том, что он потратил годы на то, чтобы научиться достраивать логическую цепочку там, где она беспощадно обрывается. Получается, Юнги как он? Тоже выбрал чужую сторону в попытке найти себе место? Но его всё же беспокоит одна маленькая деталь. — Что вас отличает от других? — Останешься со мной? Они говорят это вместе, но от содержания вопроса глаза на лоб ползут только у Чимина. — Где? — тупо переспрашивает он. Юнги окидывает помещение взглядом, будто и правда обдумывает, на каком из трёх метров он сегодня будет спать, но ограничивается насмешливым: — Можешь забрать верхнюю кровать, но я предпочёл бы здесь, — и хлопает ладонью по матрасу рядом с собой. Чимину достался генератор охренительных — или охреневших — идей. Он даже забывает о своём вопросе, тупо пялясь в ответ с выражением вселенского недоумения. — Ты же хочешь, — добивает безупречный безапелляционно. А вот и нет. Ни разу. Нисколечки. Больше всего его поражает то, что будучи таким осведомлённым о желаниях Чимина, Юнги не спешит своими знаниями пользоваться. Он полагает, что если бы на его месте был другой безупречный, ситуация уже давно бы вышла из-под контроля самого Чимина, но сейчас ему даже приятно осознавать, что в утверждениях Юнги чувствуется некая забота, ощущение свободы и выбора. Может, именно поэтому внутри Чимина теплится острое нежелание покидать пределы этой комнаты, пока такая возможность есть. Он и правда чувствует себя легче рядом, без нужды контролировать каждое своё действие и мысль, опасаясь, что они будут восприняты как вызов или, чего хуже, призыв к чему-то. Порой ему так сильно приходится втискивать себя в рамки существующих протоколов, взвешивать каждое своё решение, ведь от этого напрямую зависит исход работы, что под конец дня иногда бывает сложно просто отпустить и вспомнить, где заканчивается его образ высококвалифицированного профессионала и начинается сам Чимин. Тот, который сейчас согласится на эту бездумную авантюру. — Ладно, — на выдохе. — Я останусь. Может, никаких последствий и не будет. Может, они просто получат друг от друга то, что хотят, и мирно разойдутся. Так ведь бывает с огромным количеством людей, разве он хуже? Юнги выглядит исключительно довольным. Уже в следующую секунду он падает головой на подушку, утягивая Чимина за собой. Укладывает того к себе лицом, а сам немного двигается к стеночке, потому что на одноместной кровати разместиться вдвоём не так уж и легко. Чимину очень жарко, потому что в комнате выключен кондиционер. Безупречные привыкли к высоким температурам, и Юнги всегда жалуется, что в лаборатории, как и на остальной базе, ему холодно. Но попросить включить кондиционер Чимин не рискует, потому что безупречный сейчас выглядит таким умиротворённым, кажется, впервые с их знакомства, что Чимин просто рассматривает его в ответ без утайки, теребя край футболки в попытке немного остудить горячую кожу. — Знаешь, что мне нравится в вас? — всё же решает ответить на этот вопрос. Юнги поднимает на него любопытный взгляд. — У вас нет мук совести. — Я надеялся на комплимент, — его губы трогает лёгкая улыбка. Это и есть комплимент, потому что на самом деле Чимин даже завидует в какой-то мере. Глупо, наверное, потому что это вроде как высшая благодать, данная человечеству, — уметь отрефлексировать собственные действия и вынести соответствующий урок, но иногда этой рефлексии становится слишком много. До тошноты. — Мне нравится ваша решительность. — Потому что есть вещи, на которые ты бы не решился? Куча. У Чимина такой груз ответственности на плечах каждый день — за себя, своих подопечных, окружающих, что порой его слишком сильно тянет к земле под этим гнётом. Кажется, у безупречных всё проще. У них есть чёткое распределение на «хорошо» и «плохо», потому что всё, что выгодно им, — хорошо, а всё, что невыгодно остальным, не имеет никакого значения. Он бы тоже так хотел хотя бы разок, чтобы не думать о последствиях. — Моя работа каждый день связана с какими-то решениями, а те в свою очередь связаны с последствиями. — Боишься последствий? — кажется, Юнги чётко улавливает переход от общего обсуждения к тому, что происходит именно между ними. — Не боюсь. Просто не хочу о них думать. — Хочешь, чтобы я решил за тебя? — предлагает. — Пожалуйста, — тихо. Потому что сам он никогда не решится. Юнги привлекает его к себе за шею без раздумий, и это оказывается лучше, чем Чимин мог предположить. Он вновь в чужих объятиях, только теперь они чувствуются болезненной хваткой, когда безупречный подминает его под себя, впиваясь в губы нетерпеливым поцелуем. Дышать становится совсем невыносимо, особенно когда Юнги кладёт широкую ладонь на его горло, слегка сжимая, проталкивает язык глубже в рот, беспрекословно вдавливает в несчастный матрац, и в каждом его движении столько силы и власти, что Чимину хочется застонать уже только от этого. Если Юнги решит взять его прямо сейчас, без подготовки и даже смазки, Чимин вряд ли этому воспротивится, только ноги пошире расставит. Но безупречный не позволяет себе ничего, кроме этого поцелуя, такого сладкого и глубокого, что и этого становится достаточно, чтобы Чимин расплылся под ним мурлыкающей лужей. Он обнимает Юнги в ответ, чувствует перекат мышц, когда проводит ладонями по его спине. Боже, он знает его тело наизусть, касался его много раз, но всегда целомудренно и только сейчас понял, как много упускал, когда Юнги без стеснения демонстрирует прекрасную физическую подготовку, удерживая себя на весу. Он отрывается от чужих губ, руку с шеи перекладывает Чимину на щеку, легко поглаживает порозовевшую от смущения кожу и смотрит внимательно, когда Чимин бегло облизывает собственные губы. — Ты великолепно пахнешь, — говорит Юнги, когда возвращается в исходное положение на боку. Он сам закидывает ногу Чимина себе на бедро, а носом утыкается ему в шею, уже в ставшей привычной манере шумно дышит. — Думаю, я мог бы услышать тебя на расстоянии нескольких сотен метров. — Ты преувеличиваешь, — Чимин хихикает, смущаясь в который раз. — Хочешь проверить? — Вот ещё я в прятки с тобой не играл в пустыне, — фыркает в ответ. — Ты отличаешься от тех людей, которых я знал, — внезапно говорит Юнги, но быстро себя исправляет: — От всех здесь. Да, Чимин — белая ворона, он в курсе. — Я же говорил, что гражданские относятся к вам хорошо. База — не целый мир, но я всё ещё не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы я поднял вопрос о Содружестве перед руководством. Он правда мог бы. У Чимина есть вес, его послушают и, может, даже дадут бывшему городу статус охраняемого объекта. Они пошлют туда вооружённых безупречных, туда никто не сунется без разрешения. — Не стоит, — всё, что говорит Юнги. — Этот вопрос закрыт, и я надеюсь на твоё понимание. Но Чимин не понимает.