Совершенное оружие

      Она осыпалась, как осыпается песок в песочных часах. Легче становилось лишь во сне: Шеритт и просыпалась только потому, что не могла не просыпаться. Но мало-помалу дни становились всё короче, а сны — всё длиннее. Ещё чуть-чуть и — сон растянется в вечность...       У неё больше не было времени.       В ней больше не было жизни.       Шеритт предчувствовала, что не увидит, как вылупятся её малыши, потому что могла не дожить до этого. Она и не увидела — но не потому, что не дожила, а потому, что пережила. Обоих.       — Кто ты?       Он равнодушно посмотрел на неё — снизу вверх, хотя и показалось, что сверху вниз. Так смотрел тот, кто разрушил её дом — и её жизнь. Он был таким же... и совсем не таким.       Волосы, упавшие ему на глаза, — она никогда, никогда не забудет их цвет. Красный.       Красные волосы могли бы быть и у её старшего ребёнка — у девочки? Или тоже — у мальчика?..       Шеритт прикрыла глаза.       «...Она видела только его волосы: грязные, слипшиеся у висков — от крови, почему-то искрящейся, похожей на расплавленный металл...       Всё было как в тумане... или правда в тумане? Он расползался по земле, накрывал всё, до чего только мог дотянуться, — даже их двоих. И она была готова развеяться вместе с ним... или с ними, когда придёт время. А пока...       Каждый шаг отдавался болью. Она потратила всё, что у неё было, а он никак, никак не умирал.       Будь у неё чуть больше сил...       Будь у неё чуть больше времени...       Он приподнялся с таким же трудом, с каким она шла к нему — но если она была готова развеяться вместе с туманом, то он... нет.       Шаг.       Ещё шаг.       Он посмотрел на неё — и в то же время как-то сквозь. Губы искривились в усмешке — безрадостной усмешке: над собой, над ней и над смертью, которая нависла над ними обоими.       Она посмотрела на него — прямо в глаза: карие, но... не светлые, как у него, а — тёмные.       Тёмные глаза с красным отливом.       Это... был не он».       И он не боялся её — ни тогда, ни сейчас. Она вообще не чувствовала в нём ни страха, ни даже течения жизни. Как будто кровь, которой он едва не истёк, была не его.       — Ты не человек.       Но и не химера. И всё же... Шеритт не могла отвести глаз от его красных волос.       Он ведь тоже... был чьим-то ребёнком.       — Информация соответствует действительности, — согласился он. Шеритт моргнула — до неё не сразу дошёл смысл его слов.       Не человек и не химера.       — Да что ты... такое? — Она запустила пальцы в волосы — и внезапно поняла, что именно он делал на полу её кухни. Туман и правда стал развеиваться: только не снаружи, а внутри неё. — Ты... хочешь есть?       — Да, — прозвучал вполне человеческий ответ.       Шеритт даже... растерялась.

━▼━━━

      Чхве Хан встал так, чтобы его не было видно, и приоткрыл штору из плотной светонепроницаемой ткани — вот почему в комнате стоял такой полумрак.       Альберу Кроссман, который сидел тут же, в кресле и спиной к окну, оказался прав: защитный купол — стационарное силовое поле, которое накрывало весь город, — так и не убрали. Ничего удивительного: взрыв, сравнявший с землёй эфи... космодром, был слышан даже здесь, почти за сорок километров; а лес, который со всех сторон окружал город, кишел химерами. Так что синий купол был стандартной мерой безопасности. Вот только...       Из города теперь не было выхода.       Чхве Хан отпустил штору.       Дерут Хенитьюз узнал «Чхве Хана», от лица которого с ним переписывался Альберу Кроссман, в лицо, но в этом не было ничего странного: он видел и его личные документы, и прикреплённую к ним голограмму — трёхмерное изображение. Странно было другое: Дерут Хенитьюз никак не отреагировал на то, что он, «Чхве Хан», прилетел не один — ни словом, ни взглядом. Более того, он впустил их с Альберу Кроссманом под защитный купол! Ещё и ночью — ведь пока они не вошли в город, защитный круг не замкнулся...       Но почему? У него не было, просто не могло быть причин доверять им, как у них самих — теперь не было причин доверять ему. И он должен был это понимать.       Что Дерут Хенитьюз знал о Чхве Хане... и об Альберу Кроссмане, у которого даже не потребовал документов? Был ли он тем, кто уничтожил эфилёт, и тем, из-за кого погибла Розалин? Или — нет?       Им двоим ещё предстояло всё это узнать.

━━▼━━

      — Как... тебя зовут?       Кейл поднял голову. Взгляд химеры, Шеритт, блуждавший по кухне — по трещинам на столе, за которым она теперь сидела, по некогда белой лепнине на стенах и высоком потолке, по разбитой посуде на полу, по витающей в воздухе пыли, — остановился на нём.

Вероятный уровень кортизола: низкий.

Вероятный уровень агрессии: крайне низкий.

       — Кейл Хенитьюз. — Поставив на стол чашку с отбитой ручкой, он раскрошил в неё ещё один кусок слипшегося сахара.

Уровень энергии: 10%

      Выбора у него особо не было. Чтобы система не переключила режим, едва только уровень энергии поднялся до пяти процентов, ему пришлось перезаписать «враждебный объект» как «нейтральный». И всё же система, пусть и не пыталась больше перехватить контроль над процессором, фиксировала чуть ли не каждый вдох химеры — и потому Кейл не мог не заметить, как она вздрогнула на его имени и как растерялась — на фамилии.       Кейл глянул на внутренний экран.

Уровень энергии: 11%

      И, подумав, залил сахар водой из-под крана: чем быстрее повысится уровень энергии, тем лучше... Кейлу нужно было вернуться в лес и найти Розалин, пока она не разрядила батарею бластера: без оружия ни сама Розалин, ни даже котята долго не продержатся.       Шеритт, пока он думал, кое-как взяла себя в руки.       — Ты был... на космодроме? — слабо спросила она.       Кейл без стука поставил на стол чашку — и посмотрел на неё. В погасших глазах химеры было больше человеческого, чем... чем могло бы быть — как и в глазах Он и Хона. Может, она родилась человеком, а может, стала им — хотя бы отчасти.       Хотя быть химерой тоже не переставала...       Из-за её плеча выглядывала белая лепнина. Такая же была во всех комнатах и даже коридорах, через которые прошёл Кейл: драконы на ней кружили в облаках или изрыгали пламя, спали, свернувшись в клубок, или сжимали в когтях яйца...       — Да, — нехотя ответил он.       И глянул на шкалу жизнеспособности.

Уровень энергии: 12%

      — Ты... прилетел один? — подобрала слова Шеритт.       Кейл не позволял системе отвечать вместо него — и шкала жизнеспособности уже мигала: каждый такой ответ тянул из него энергию. Но Кейл не мог просто взять, развернуться и уйти — не с таким процентом повреждений. Он уже не сомневался, что химера так просто его не отпустит. Ей что-то было нужно — но что?..       — Нет, — коротко ответил он.       Шеритт помолчала, прежде чем продолжить расспрос — или уже допрос:       — Кто-нибудь ещё выжил?       Кейл чуть не поморщился. Она искала его, чтобы убить, передумала только в последний момент, — но знала ли, что он был не один?..       — Да.       — И он — или они? — сейчас в лесу? — Шеритт посветлела лицом. — Ты увёл меня от них?       Это было... нехорошо. Кейл глянул на внутренний экран:

Уровень энергии: 11%

      Ему не хватит... а может, и хватит.       Кейл сжал за спиной кулак — и...       — Если я помогу тебе, — спросила Шеритт, глядя ему прямо в глаза, — ты — поможешь мне?       ...и моргнул.       Он готов был ко всему: убегать, защищаться, бить первым, уклоняться, стрелять, убивать, но — не умирать и... уж точно не продолжать разговор!       — Я... — сглотнула Шеритт, так и не дождавшись от него ответа. — Я хочу отомстить.       Кейл поднял брови — и, разжав кулак, опустил руку.       — Мы... сейчас находимся в месте, — она обвела рукой кухню, — которое я назвала Белым замком. На картах, если таковые ещё не были утеряны, его помечали как запретную, а иногда — как аномальную зону. — По лицу Кейла пробежала тень. — И здесь очень, очень холодно... А дойти до замка, ровно как и войти в него, не сможет ни одно живое существо — без моего разрешения. Да и я сама... — Её голос дрогнул. — Да и сама скоро не смогу — ни выйти... ни войти сюда. У меня... — рука бессильно легла на стол, — осталось не так много времени...       Кейл скрестил на груди руки.       — Ты же... не человек. — Шеритт пыталась хоть что-то прочесть по его лицу. — И не... такой, как я. — Она вздохнула. — Ты мне не веришь? Я... правда хотела тебя убить — точнее, не тебя, но...       — Я вижу, когда мне лгут, — перебил её Кейл, которому надоело её слушать. Шкала жизнеспособности, конечно же, мигнула перед глазами, но он едва взглянул на неё: и так понятно — уровень энергии упал до девяти процентов.       — Видишь?.. — растерялась Шеритт.       — Да. — Кейл высыпал в чашку остатки сахара.       Энергии ему всё ещё не хватало.

━━━▼━

      Розалин споткнулась — даже не поняла, обо что, — и упала. Её мутило: то ли от бега, то ли от того, что хотелось пить.       Чтобы отдышаться, хоть чуть-чуть, она прижалась щекой к коре — или к корню, торчавшему из земли, — и прикрыла глаза...       Солнце уже взошло — снова.       — С добрым утром.       Розалин, подскочив, увидела перед собой погасший терминал. А, протерев глаза, посмотрела в иллюминатор — солнце, и правда, уже взошло... только в который раз?       — Розалин?       Она обернулась — ну, конечно, раз не ложилась, то и дверь не закрыла... Чхве Хан, прислонившийся спиной к косяку, укоризненно покачал головой. Он не одобрял «ночные бдения» ни Розалин, ни Альберу, у которого, к слову, работы было даже больше... И аргументы вроде тех, что «солнце уже три раза успело взойти», на него не действовали.       — Доброе утро! — заулыбалась она.       Кажется, получилось не очень убедительно: Чхве Хан скрестил на груди руки.       — Будешь кофе?       — Буду! — обрадовалась Розалин: если Чхве Хан предложил кофе — значит, варил его Альберу!       ...И правда: он уже сидел за столом — и его волосы блестели в лучах восходящего (или всё-таки заходящего?) солнца. Розалин склонила голову набок: Альберу давно не возвращал себе такой облик — с тех самых пор, как... как — что?       Розалин провела по лицу рукой. Ей вдруг показалось, что она что-то забыла.       — С добрым утром. — Альберу поднял глаза от планшета.       Розалин, опомнившись от своих мыслей, улыбнулась ему, села рядом и взяла в руки свою чашку. Она так давно не пила кофе! Целую вечность. В лесу-то даже чистой воды нельзя было найти, что уж говорить о кофе...              По лицу Розалин пробежала тень.       В чашке... была вода.       — Тебе надо попить. — Она поймала на себе взгляд Альберу. — И нет, не кофе, — чуть улыбнулся он. — Пей и... просыпайся, Розалин. Ты нужна нам не во сне, а наяву.       ...Розалин, приоткрыв глаза, увидела Хона: он подлез к ней под руку — надо же, она и не почувствовала... С трудом привстав, Розалин погладила его по шёрстке. Сколько она так пролежала — пару минут или пару часов? Щека-то уже онемела от холода...       Но времени приходить в себя у неё не было.       ...Где-то впереди хрустнули ветки — и Он, которая прислушивалась к каждому шороху, приникла к земле.       Розалин, похолодев, пошарила по земле рукой — и только потом вспомнила, что бластера у неё уже не было... вообще ничего не было.       А если это... Чхве Хан? Или Альберу? Розалин потянула себя вверх. Даже если и нет, они ещё смогут убежать, хотя бы попытаться... Она подхватила на руки Хона, а когда ветви раздвинулись — чуть не упала с ним: ноги подломились, и Розалин привалилась спиной к стволу.       Хон спрыгнул в траву — к сестре.       — Кейл? — Розалин прикрыла лицо руками: кажется, она так и не проснулась — или вот-вот проснётся. Потому что он...       Нашёл.       Нашёлся.       Наконец-то.