Волчье

      Она злится. Долго и упорно. Все выходные после конференции кипит, как чайник, и не может найти себе место. И в моменте не понимает почему. Почему его молчание, легкая усмешка и совершенно спокойное состояние выводят из себя. Хочется схватить за плечи, встряхнуть, разозлить, в конце концов, лишь бы он не был морем в штиль. Однако сознание аккуратно подкидывает, что этого не стоит делать, и Сакура соглашается.       В понедельник она приходит на работу в мрачном расположении духа, потому что не выспалась, потому что устала злиться и разрушать себя негативными мыслями и эмоциями. Даже жизнерадостная Тен-Тен сторонится её первую половину дня, ждет, пока Сакура отойдет.       И Сакура отходит, ибо понимает: какая-то личность, причем малознакомая, не должна влиять, словно луна на приливы и отливы.       Жизнь идет своим чередом. Дом – работа – дом. День сменяет день. И Харуно даже нравится это, нравится однообразие и тишина. Тишина в личной жизни, на работе и – самое главное – в мыслях. Она больше не слышит шепот, её не тянет в лес. Он будто замер, превратившись в череду посаженных деревьев, каким и должен быть. Даже в новостях ни слова: никто не комментирует найденные трупы, не ищет свидетелей. Полиция тоже отстала от нее, смирившись с вечным ответом «не помню».       Затишье перед бурей.       Трель телефонного звонка отвлекает от изучения карты пациента. Сакура нехотя смотрит на экран, видит звонящего и с ворчанием берет трубку:       – Что? Я работаю.       – И тебе привет. Ты всегда работаешь, отдыхать тоже нужно уметь.       – Не хочу.       – Зато хочешь брюзжать, как старая бабка на пенсии? Хотя ты этим уже занимаешься, – вздыхает Ино.       – Думаю, быть вечно недовольным – это стиль, – слабо смеется Сакура, понимая, что надо сбавить обороты. Окружающие не виноваты в её плохом настроении.       – Тен-тен жаловалась, что ты с начала недели мрачнее тучи ходишь. Хината вообще к тебе подходить боится. А мне ты даже не звонишь, подруга называется.       – Ох уж эти сплетницы. Я что, зверь какой-то? – ворчит Харуно.       – Немного. Скоро полнолуние, тоже выть начнешь, – шутит Яманака, но по молчанию девушки понимает, что шутка не удалась. – Прости.       Тишина затягивается, на фоне слышны звуки больницы, разговоры коллег и громкое дыхание Сакуры. Она знает, что Ино не специально, подруга не в курсе всего, что творится в её душе. Чужая душа – потёмки. Порой Сакуре кажется, что и собственная душа – голая тьма с острыми краями, об которые она постоянно режется. Но всё же спрашивает:       – В смысле тоже?       Ино мнется, не знает, говорить или нет, ей не нравится, куда зашел разговор. Изначально она звонила с другой целью: вытянуть подругу на прогулку, помочь ей развеяться. И сама же открыла двери не туда.       – Ино.       – Да. Ты не слышала? Западный и южный районы в последние дни гудят, говорят, что по ночам воют волки. Одного даже видели, якобы огромный, черный, с красными глазами.       Сакуру трясет, холод снова забирается под одежду и впивается ледяными иголочками, она выдавливает, словно пытается успокоить саму себя:       – Волков с красными глазами не бывает.       – Конечно. Очередные байки, кому-то просто померещилось.       Сакура хочет спросить: «Что, мне тогда тоже померещилось?», но молчит, понимает, что эта ветвь диалога не принесет радости им обеим. Ссориться с подругой совсем не хочется.       – Сакура, – тихо зовет Ино, – я знаю, у тебя завтра выходной, давай встретимся. Пожалуйста.       Девушке её просьба кажется жалкой, а голос – несчастным. Она слышит и чувствует её боль за себя, поэтому соглашается. Тепло маленькими импульсами разливается по телу, разгоняя холод.

***

      Харуно знала, что от Яманака можно ожидать что угодно, но всё же надеялась на её сострадание и понимание. Сакуре хотелось всего лишь дружеских посиделок, она даже была согласна на бутылочку коньяка под душевные разговоры, но оказалась втянута в опасную авантюру в виде посещения бара. Сакура поняла подвох только когда Ино заехала за ней на такси и повезла в восточную часть города, славившуюся своими питейными заведениями. Выскочить из быстро едущего транспорта стало бы очередной ошибкой и теперь уж точно переломом, поэтому она успокоилась и смирилась со своей участью под цепкими пальцами подруги.       Бар встречает шумом и извивающимися телами. Запах алкоголя больно бьет по обонянию, и Сакура морщится. Ино шустро тащит сквозь толпу, раздвигая ту локтями. Сакуре не приходится чувствовать чужие прикосновения. Её заводят на второй этаж помещения и буквально заталкивают в вип-зону, откуда смотрят шесть пар глаз.       – Вот же черти, – шипит Сакура, но всё-таки растягивает губы в легкой улыбке.       – Сакура-чан! – кричит Наруто и бросается обнимать. Она не против. Тепло смотрит на остальных, пока покачивается в крепких объятиях Узумаки. Кто-то машет ей рукой, а кто-то просто кивает.       – Ино изъела нам мозг своими переживаниями, что не вытащит тебя с работы. Тен-Тен с Хинатой говорили, что сидишь в кабинете как медведь в берлоге зимой, – Шикамару выдыхает струйку дыма и беззлобно усмехается.       – Так зима же, – парирует Сакура и плюхается рядом с Темари, забирающей сигарету из рук парня.       – Сакура просто любит свою работу, не то что вы, бездельники, – смеется Сай, касается лопаток Ино, мягко их поглаживая. Девушка жмурится и расслабляется.       – Я её хотя бы люблю, а кто-то вообще прогуливает. Да, Тен? У тебя же смена сегодня, – щурится Харуно.       – Всё ради тебя, милочка. Твой выход в свет того стоит. Может завтра даже потеплеет, раз сама Сакура Харуно выбралась в люди.       Все смеются. Вип-зона вибрирует от разговоров, шуток и веселья. Кружки наполняются пивом и сменяются напитками покрепче. Жидкость булькает, шипит, ударяется о стенки стекла. Приносит радость и освобождение. Этот шум приятен, он забивается в уши, мешая слышать собственные негативные мысли. Алкоголь находит ключ, давно выброшенный в бушующее море, и открывает дверь в тишину. Тишина обволакивает сознание, обещая, что всё будет хорошо. И Сакура соглашается. Она позволяет унести её, потому что сдерживаться больше бессмысленно, на это нет причин. Сдерживающие цепи лежат в ногах и только мешают, Харуно пинает их и идет вперед.       Сакуре нравится их компания, каждый по-своему уникален, и своей уникальностью разбавляет их вечера. Только, к сожалению, такие встречи становятся большой редкостью. Они взрослеют, обзаводятся семьями, постоянной работой, и времени на то, чтобы дружно пропустить кружку пива, совсем не остается.       Дым от сигарет Шикамару и Темари забивает пространство под потолком, клубится, своими формами напоминая диковинных животных. Харуно не курит, не понимает удовольствия. Кажется, что быть счастливым и полным изнутри можно другим способом, но друзей не отдергивает. Всего лишь отстраняется, когда дым касается лица.       Периодически к ним подключается Сай, но для него это только своеобразная причуда, которой он пользуется в моменты таких встреч или творческой задумчивости. Они с Ино стоят друг друга, оба не от мира сего, оба вращаются в дизайнерских кругах и плавают в море косметики. И даже здесь Сакура просто улыбается, замечая, как парень поправляет выбившуюся прядь волос из высокой прически девушки.       Однако не все такие галантные, как Сай. Наруто порой не знает чувства такта и сдержанности, потому что в очередной раз тормошит и без того смущенную Хинату, предлагая той что-то попробовать. Харуно надеется, что однажды из нераскрывшегося бутона вырастет восхитительный ирис, который покорит сердце этого неуемного блондина.       Тен-тен на первый взгляд такая же неуемная и веселая, живая душа компании. Окружающие думают, что ей не хватает глубины и вдумчивости, но Тен словно море в шторм: наверху бушует, внизу тишина. Она пользуется образом хохотушки, забывая, что внутри у нее целая вселенная. Сакура рада, что Такахаши работает в больнице, врачебное дело поможет ей не потерять свои истинные корни.       Сакура ловит рукой ладонь Ино, мягко сжимает и благодарно улыбается. Харуно не жалеет, что Яманака пригласила её на эту встречу.

***

      Дом манит родной кроватью, мягкой, теплой. Глубокой. Кажется, что у нее нет дна, тело падает вниз бесконечно долго, а наверху смыкаются белые простыни и одеяло. Они погребают заживо, но сейчас это приятное ощущение, потому что Сакура впервые за длительное время чувствует себя легко и свободно. Долгожданная невесомость настигает быстро и самое главное – безболезненно.       Сакура плавает в молоке, оно обволакивает разгоряченную кожу шелковой прохладой, скользит по волосам и скатывается к ногам. Её несет по течению, покачивая, будто мать своего ребенка, на волнах спокойствия. Кокон родных рук умиротворяет, заставляет забыть о переживаниях и заботах. Вокруг безопасность.       Невесомость убаюкивает, шепчет о том, что всё хорошо, тянет еще глубже, крепче сжимая в своих объятиях. Девушка не чувствует подвоха, слепо верит и закрывает глаза. Собственный сон не может навредить. В нем тихо и нет монстров, разрывающих добычу, лишь спокойное молочное течение, защищающее от тьмы извне.       Однако Сакура не видит, как в углах её сна появляются тени, они скользят по краям, не привлекая внимания, аккуратно подступают ближе, выпуская длинные когти. Пространство темнеет, свет не справляется с напором и постепенно тухнет, оставляя лишь ореол тусклой зашиты вокруг тела девушки. Он подпитывается её глупой верой в безопасность и гаснет, когда острый коготь царапает теплую, живую кожу. Сакура вздрагивает, открывает глаза. Кричит. Проваливается в черноту, и та радушно распахивает объятия. Эти объятия как нефть: удушающие, густые, от них не отмыться. А внизу лишь игольчатые лапы елей и сосен, которые даже не смягчают падение.       Звук раздается буквально отовсюду, этот страшный вой забивается в каждую пору, заставляя встать и побежать, не разбирая дороги. И Сакура несется, стирая кожу в кровь до боли, до отчаяния. Оставляет после себя дорожку из капель, алеющих на белом снегу. Темнота ночного леса не скрывает следов, наоборот указывает на беглянку. Вот она, схвати её.       Сзади слышится волчье дыхание, оно ударяется в затылок, поднимая волоски. Затем отступает, перемещается вбок, вперед, чтобы снова оказаться сзади и убить только страхом. Сакура ощущает себя загнанным зверьком, которому нет спасения, зверьком, которого для начала надо напугать, иначе сладость вкушаемой плоти пропадет, впитается в снег, в землю и не достанется острым клыкам.       Застывшей влаги много, она впивается колючими снежинками в ступни и икры, холодит оставшееся тело. Холод достигает макушки, и голова будто отключается. Хочется остановиться, бежать бессмысленно, впереди лишь неизбежная смерть.       Дыхание рваное, оно обжигает горло. Легким больно, они словно горят изнутри, испуская всполохи огня наружу. Облако оранжевого пламени вырывается изо рта, подсвечивая испуганное лицо желтыми отблесками.       Сакуру трясет, она нервно осматривается вокруг, краем глаза ловит вздыбленные тени. Их много, они кружат, сжимая расстояние между собственными телами. Волчьи пасти щелкают, скалятся. Этот оскал похож на улыбку, зловещую улыбку, предвкушающую скорый ужин. Красные провалы вместо глаз напоминают вход в саму преисподнюю. Кровавые вспышки от быстрого бега хищников сливаются в идеально ровный круг, опоясывающий тело девушки. Он сужается, образуя лассо на тонкой талии.       Попалась.       Сакура чувствует, как волчья шерсть касается кожи. Она жесткая, причиняет боль, царапает, больше похожа на маленькие клинки, которые медленно убивают. Но в другую секунду она ловит мягкость, прохладу шелка и сильный толчок в бок чьим-то ледяным мокрым носом. Девушка падает на спину, видит над лицом нависшую морду, только глаза не горят красным, они обычные, черные. Волчьи. Глаза изучают внимательно, на первый взгляд в них безграничное спокойствие, но на дне Сакура видит огненные всполохи и необъятную ненависть.       Волки рядом поскуливают, проявляют нетерпение, мечутся, не понимают, почему их не подпускают к теплому и такому желанному телу. Нависшее над ней животное давит лапой грудь, прижимая к земле. Под девушкой тает снег, холодит кожу, и Сакуре кажется, что она буквально сливается с землей, становится её частью. Частью леса.       Один из волков не выдерживает, срывается с места, раскрывает пасть для укуса, и Харуно кричит, чувствуя, как клыки впиваются в руку и отрывают кусок. Волк рядом с ней даже не рычит, всего лишь злобно скалится, оголяя не менее острые резцы. Первый отступает, поджимая уши.       Сакура плачет. Она понимает это, когда черный зверь превращается в мутное пятно. Чувства несправедливости, неправильности охватывают сердце, прокалывая его болью. Она не должна лежать здесь, в лесу, топить снег пока еще живым телом, быть вкусным ужином для хищников. Отчаяние заставляет действовать, и девушка дергается, бьет кровавой рукой по морде волка, размазывая желанную влагу по шерсти. От неожиданности зверь убирает лапу, отпускает её в иллюзорную свободу на пару секунд и в следующую секунду валит всем телом, до скрежета зубов прижимая к стылой земле. Сакура снова кричит и замолкает, словно зачарованная, когда видит, как загораются красным черные глаза. За мгновение до того, как её шея с хрустом ломается, и голова пружинистым мячиком отлетает в сторону, она видит сожаление в этих глазах, несущих лишь смерть.