Волчье

      Холод пробирается под кожаную куртку, поддевая ледяными пальцами тонкую кофту и скользя дальше по теплой коже. Та сразу покрывается мурашками, заставляя передернуть плечами и плотнее запахнуть полы куртки. Девушка недовольно морщится и ускоряет шаг. Быстрее. Быстрее дойти до дома, тепла и безопасности.       Никто не просил её идти через западную часть леса, куда не совались даже те смельчаки, любившие ловить в переулках домов и забирать последние деньги. Даже они обходили это место стороной, предпочитая оставаться наверху пищевой цепи где-нибудь в укромном уголке. Здесь же от их бравады остался бы не успевший открыться в немом крике рот.       Она знала, что нормальные люди делают огромный крюк в угоду своей жизни. Пусть опаздывают, пусть это самая короткая дорога с южного района в западный, но и шагу не ступят в этот лес. Но не она. Смелая, безрассудная. Глупая.       Сакура каждый раз задавалась вопросом, почему этот лес не срубят к чертям, чтобы летели щепки, и каждый раз сама же и отвечала – страшно. Не то что ночью, но и днем к этому лесу не подходили. Темные, почти черные, деревья не пропускали солнечный свет, отчего от массива всегда веяло сыростью и замогильным холодом. Говорили, что по ночам, в особенно ясную луну, можно услышать волчий вой. Хотя самих волков никто не видел, из леса они не выходили, поэтому местные власти явной опасности жизни граждан не наблюдали, но и сами лишний раз в сторону этого места не смотрели. Лишь аккуратно рекомендовали близко не подходить и соблюдать осторожность.       А лес оброс легендами, как новой листвой в весеннюю пору. Рассказывали, будто в полнолуние из чащи выходят волки и отправляются в город за кровью, иначе как объяснить бесследную пропажу людей. Люди действительно пропадали, но большую часть из них находили целыми и невредимыми. Поэтому Сакура не верила, байки – не её стезя. А о меньшей части она просто не думала. Кто знает, почему они решили исчезнуть из жизни общества. Только вот без вести пропавших не особо торопились искать в лесу, ссылаясь на то, кто в здравом уме пойдет туда.       У леса вообще была своя политика – неприкасаемая.       Сакура явно была не в своем уме, раз решилась срезать через лес. Себя она успокаивала тем, что еще 15 лишних минут на волчьем холоде просто не протянет.       Осень в этом году выдалась чересчур злой: хватала за кожу колючими иголками, вгоняла в теплую одежду и не выпускала из дома без термоса горячего чая. Страшно было представить, какой выдастся зима, если ноябрь был сродни ледяному январю.       Девушка выдыхает поток теплого воздуха на окоченевшие пальцы, растирает их. Идет быстро, почти бежит, однако внимательно смотрит под ноги, пытаясь разглядеть в этой темени хоть что-то. Зарядки на телефоне хватило ровно до половины пути, поэтому в моменте она даже вскрикнула, оказавшись без источника света, разгонявшего хотя бы часть тьмы вокруг нее.       Сакура дышит, смотрит на ночное небо. Луна яркая, полная. Она милостиво освещает дорогу, хотя бы чуть-чуть, и Сакуре этого достаточно. Еще 10 минут быстрым шагом, и она выйдет из этого злополучного леса и больше никогда в него не вернется.       Влажный холодный воздух тяжело ложится на кожу, заставляя ту остывать еще сильнее. Одежда уже не согревает, и тело теряет свою былую подвижность и гибкость. Харуно чертыхается, когда спотыкается о корень и падает, больно растягиваясь на земле. Обида на происходящее царапает нос, и тот начинает пощипывать, грозясь разразиться небольшой истерикой. Сакура зло вскакивает, тяжело дышит сквозь стиснутые зубы. Сама виновата, нечего сопли распускать.       Коленка отдает колючей болью, ладони саднит, а сердце ухает в груди, отчего закладывает в ушах, и кажется, что вокруг кто-то шепчется. Но в лесу тишина, лишь Сакура являет собой источник шума.       Девушка озирается вокруг и с ужасом понимает, что потеряла направление, в котором двигалась. Тьма мягко окутывает плечи и также мягко давит, пригибает к земле. Земля холодит ступни через подошву кроссовок, напоминая, что Харуно всё еще в лесу. Темном лесу. Страшном лесу.       На небе звезды. Они смотрят с высоты и словно смеются над ней, ярко переливаясь и мигая с безопасного расстояния.       Где-то в глубине вой. Протяжный и холодный. Он запускает стаю мурашек за воротник, и Сакура дрожит. Страх цепкими когтями впивается в тело и не отпускает.       А лес будто оживает: тянет ветром, хрустит ветками, шумит опавшей листвой.       Сакура пускается в бег, наплевав на ноющую коленку. Выбраться, быстрее выбраться. Она несется вперед, трясущимися руками раздвигая ветки, спотыкаясь и царапаясь обо всё подряд. От быстрого бега уже колет в боку, дыхание рваное, хриплое, а намека на огни города и шум дороги нет. Она не понимает, куда ей двигаться, лишь слышит очередной вой, только ближе.       – Страх порождает черных чертей… Волков нет, мне кажется, – зубы нервно скрежещут, а голос сипит. Сакура останавливается, жмурит глаза, а когда открывает, боковым зрением ловит красный всполох и громкий хруст.       В темноте тяжело что-то разглядеть, но ей мерещится какое-то движение. Она напрягает зрение и видит белое пятно с черными впадинами чуть выше середины. Пятно колышется и по мере приближения приобретает очертания человеческого лица. Это единственная светлая часть, которую способна разглядеть Сакура, потому что всё остальное тело сливается с тьмой леса.       Человек смотрит на нее в упор, холодно, строго. Почему-то Сакура уверенна, что именно так, хотя и не видит выражения лица. Она пятится, слепо трогая рукой пространство за спиной.       – В лесу опасно, – его голос волной ужаса окатывает девушку. Звучит с хрипотцой, будто человек долго кричал, а теперь приходится говорить нормально, – и ты это знаешь.       Сакура знает, но не верит. Байки – не её стезя. Всё это выдумки людей, не знающих, чем себя занять. Людей, любящих пощекотать себе нервы.       Людей.       Сакура смотрит на мужчину внимательно, настороженно. Что он здесь делает? Ни один человек в здравом уме не пойдет в лес ночью. Кроме нее, конечно.       – Вы кто? – выдыхает облачко белого пара, пытаясь рассмотреть его руки, вдруг там нож или что-то еще, чем он может причинить ей вред.       – Выход там, – мужчина вытягивает руку в сторону, игнорируя её вопрос и указывая направление длинным пальцем. На секунду девушке кажется, что она видит острый коготь, но отгоняет мысли, ссылаясь на воображение и темноту. – Иди.       Харуно поворачивает голову, чтобы рассмотреть хоть что-то в той стороне, в какую показывал незнакомец, но не видит ничего.       – А вы?       Ответом ей служит звенящая тишина. Мужчины не оказывается на прежнем месте. Даже лес молчит. Сакура испуганно выдыхает и крупно дрожит. Ноги сами отрываются от земли и несут к выходу. Пусть это будет он.       Спустя несколько минут бега, она видит слабый свет, пробивающийся сквозь стволы и ветки деревьев. Облегчение вырывается нервной улыбкой и учащенным сердцебиением. Когда нога ступает на гравийную дорожку, Сакура по инерции еще бежит какое-то время, а затем останавливается, оглядывается. Из темноты на нее смотрят две красные точки. Сакура моргает, и точки пропадают. Словно на прощание, лес шумит, скрипит толстыми ветками. Кроме глухих ударов в груди, она слышит то ли шорох, то ли шепот – уже не разобрать. Звук сливается, отдаленно напоминая человеческую речь:       – Страх не порождает чертей. Он их питает.       Сакура не верит.

***

      Она озирается, когда идет домой. Озирается, когда идет на работу спустя три дня. Озирается, когда просто гуляет. Её везде преследуют красные глаза и навязчивый шепот, твердящий о том, что чертей надо кормить. Временами «чертей» меняется на «волков», и от этого становится еще страшнее.       Сакура сама становится похожа на чёрта, как в ужасе сообщает Ино, когда они видятся через неделю после той злополучной встречи в лесу. У Харуно синяки под глазами, и страх над головой. Она не думала, что такая пугливая, но последняя неделя сделала свое: Сакура решила, что сошла с ума. Иначе как объяснить голоса в голове и видения.       Ино знает всю историю и верит. Трясет её за плечи и говорит, что байки не врали. Яманака это воодушевляет, всё неизведанное – это тайна, которая будоражит до тех пор, пока не разгадаешь её. Сакура грустит: Ино её не понимает. Однако дает дельный совет: взять пару дней отгула, нормально выспаться и привести себя в порядок, а то и до увольнения недалеко. Девушка кивает, соглашается. Собственный вид и правда пугает больше красных глаз на каждом углу.       – Звони, пиши, не пропадай, – бросает напоследок подруга, крепко обнимает и шепчет, – он больше не придет.       Сакура вздрагивает, но снова кивает и закрывает дверь.       Он больше не придет. Чего она так испугалась? Человека в лесу? Подумаешь, люди гуляют, где хотят, она же сама вон пошла в этот лес ночью. Что вообще он подумал о ней? Вреда не причинил, даже помог выбраться из чащи. Так в чем же дело?       Размышления ни к чему не приводят. Не приводят к полезному, зато аккуратно доставляют в руки очередной паники. Харуно дышит. Глубоко. Чередует носом вдох и ртом выдох. Принимает решение начать пить успокоительное.

***

      Успокоительное действительно помогает, потому что Сакура уже неделю не дергается от любого звука. Ходит на работу, встречается с друзьями. Ино больше не касается темы леса, и Сакура по-настоящему выдыхает.       Произошедшее две недели назад кажется сном, несуществующей реальностью, участником которой она не являлась. Она живет обычной жизнью без всяких легенд о волках, убивающих ради крови. Красные точки остались лишь красными точками на черном полотне, а голоса – шумом города. Сакура вообще не должна бояться: она врач. Врачу свойственно быть крепким, сдержанным и логически думающим. В это девушка верит, но во всё остальное – нет.       Ноябрь был злым, декабрь оказался еще злее. Первые дни зимы ударили непривычными морозами с колючим снегом. Люди удивленно округляли глаза и громко шептались, что не к добру это. Сакура закатывала глаза и уходила в другую комнату, лишь бы не слышать очередные байки. Хватило первых.       Харуно запахивает черное пальто, накидывает на голову кашемировый шарф и неприятно ёжится. После той ночи в лесу она стала сильно мерзнуть, и никакая теплая одежда с включенными на всю обогревателями не помогают. Сакура надеется, что это единственная побочка, которую она сможет перетерпеть. Весна всё исправит.       День выдался сложным. С самого утра поступали пациенты с совершенно различными травмами: начиная раной от укуса собаки, заканчивая открытым переломом. Сакура благодарила бога, что не было очень тяжелых больных, иначе смена закончилась бы её смертью.       Первый вздох отдыха она сделала только после десяти вечера, растянувшись на стуле, как на кровати. Хотелось лечь и уснуть. Хината сочувственно предложила поспать в комнате отдыха, ведь завтра всё равно нужно было на работу. Харуно устало покачала головой, ссылаясь на то, что ей надо домой. Хьюга с пониманием дела покивала и ушла восвояси. А Сакура просто хотела домой.       Она идет по знакомым улицам, вдыхая морозный воздух. Он развеивает остатки сна и освежает голову. Небо ясное, хорошо видно звезды и изогнутый серп луны. Сейчас ночная мгла приносит лишь покой, отчего Сакура останавливается, запрокидывает голову и смотрит с упоением, на секунду закрывает глаза и глубоко дышит. В такие уединенные моменты, когда остаешься с природой, словно чувствуешь её дыхание, её жизнь, и самому хочется раствориться в этом величии. Девушка впервые за день улыбается.       Из окна дома доносится голос, ругающий кого-то за грязную посуду и разбросанные носки. Этажом выше раздается плач ребенка.       Реальность.       Сакура снова улыбается.       Ей остается свернуть за угол и пройти несколько метров между домами до своего подъезда. Она не боится городских ночей. А зря.       В подворотне курят два силуэта, распространяя запах дешевых и горьких сигарет. Сакура замирает на секунду, но берет себя в руки и тянет тело вперед. Пройти мимо, просто пройти. Она смотрит в асфальт, краем глаза замечая, что на нее даже не обращают внимание. Мелко выдыхает, сжав в кулаке ремешок сумки. Когда проходит, оставляя их на шаг позади, слышит глухое:       – Девушка, думаю, это ваше.       Она разворачивается на негнущихся ногах и неотрывно смотрит на мужскую руку, а точнее на то, что в ней. Свет луны отражается от серебристой стали, так спокойно и естественно лежащей на ладони. Харуно обреченно думает, что конец года явно не задался, и без задней мысли выдает:       – Не мое.       Силуэты на секунду замирают, а потом гогочут, захлебываясь смехом.       – Смелая какая.       Возможно, Сакура действительно смелая, но второй раз за месяц она больше склоняется к варианту безрассудная.       В голове на удивление пусто, лишь тело реагирует на рефлексах, когда мужская рука хватает её за предплечье и тянет на себя. Харуно локтем другой руки бьет в нос, а после коленом запечатывает первый удар согнувшееся тело. Тело в недоумении и злости рычит, а Сакура рано радуется своей ловкости, потому что второй силуэт ударяет кулаком в скулу, отчего девушку откидывает назад к стене. За эту секунду она раздосадовано успевает подумать, что в кости трещина. Другие мысли не посещают её светлую голову, и Сакура радуется, что там тишина.       Нет, она все-таки глупая.       – Вот же дрянь, – шипит первый мужчина, осторожно трогая нос двумя пальцами. Харуно своим зрением видит явный перелом. Радуется. Про себя. В этот раз ума хватает промолчать.       – И что с ней делать? – второй мужчина поднимает выпавший нож и подходит ближе к сидящей на земле девушке.       – Как что? Преподать хороший урок. Маленькие девочки должны слушаться взрослых, – скалится.       Сакура закатывает глаза. Как оригинально. Почему-то она не боится. Уже нет. Видимо, после леса у нее отшибло всё чувство самосохранения. Тот мужчина с черными, как ночь, глазами вызывал куда больше страха, чем эти двое с ножом. Сакура даже усмехается.       Они злятся, первый рывком поднимает её за грудки и трясет, обдавая горечью сигарет. Харуно морщится, презрительно смотря в мутные глаза, и бросает:       – Да пошли вы, – за что, конечно, получает еще одним кулаком теперь уже в солнечное сплетение. Оседает, перед глазами плывут разноцветные круги. И хрипы, тяжелые хрипы, вырывающиеся из горла. Сначала она не верит, что это её, но когда ловит второй удар туда же, грустно признает, что не может дышать.       – Дорогуша, тебя родители не научили уважать старших?       – Родители научили посылать таких нахуй.       Язык без костей мелет и мелет. Слова острее ножа, но от второго всё же больнее, признается Сакура, чувствуя острие на коже горла. Зеленый шарф – подарок Ино – давно валяется на асфальте, открывая мужчинам тонкую шею с пульсирующей жилкой. Нож впивается прямо туда.       – Думается мне, этот грязный язык нужно отрезать.       Харуно не кричит, она выше этого. Лишь смотрит и думает о том, как ничтожно закончится её жизнь. Лучше бы она осталась в лесу с этим человеком, который напугал её до чертиков, но не причинил и капли боли. Как обманчива бывает внешность.       Лезвие скользит по подбородку, останавливаясь на губах, которые девушка плотно сжимает. Мужчина грубо хватает за щеки, дергая её лицо на себя, при этом не успевая, или даже не думая, убрать нож в сторону. Последний естественно режет. Неглубоко, но больно. Капельки крови набухают и срываются вниз, на его желтые прокуренные пальцы.       – Какая досада, – усмехается он, вытирая испачкавшуюся руку об её белые щеки.       Кровь с молоком.       Сакура ощущает, как подсыхает влага, стягивая кожу.       Азарт в глазах мужчин разгорается сильнее. Животное, почувствовавшее первую кровь, никогда не остановится.       Спусковой крючок.       Первый, инициатор всего действа, трогает её лицо и скалится, скалится. Ему так нравится, что Сакура думает, как бы он не кончил прямо в штаны. Извращенские наклонности она заметила еще в самом начале. Большим пальцем правой руки он проводит по губам, оттягивая вниз и оголяя зубы, а левой рукой зарывается в волосы и сжимает, наклоняя голову назад. Второй приплясывает рядом и тянет руки к её груди в попытке распахнуть пальто.       Сакура смотрит и ничего не чувствует. Возможно, так проще: абстрагироваться от происходящего, чтобы было не больно, не страшно. Она не замечает, как они перестают, как застывают, уставившись куда-то вбок. Но она ощущает суеверный страх, исходящий от них. Так дрожит загнанная лань, когда понимает, что назад пути нет, что перед ней её погибель. И Харуно сама вздрагивает, когда переводит взгляд в сторону.       Свет с главной улицы падает на спину стоящего в подворотне, поэтому Сакура не видит лица. Но этого и не надо. Достаточно чувствовать. Мужчина медленно движется в их сторону. Ветер развевает его длинные черные волосы. Они топорщатся, напоминая ей волка, вздыбившегося в холке. Тихо, но угрожающе.       Держащие её отмирают, вспомнив о своей смелости. Они разжимают пальцы, и Сакура, не поддерживаемая никем, с глухим стоном снова опускается на землю. На её звук мужчина с черными глазами поворачивает голову. Она не видит – она знает, что он хмурится.       В голове шепчутся. Голоса набирают силу, готовые взорваться прямо у нее в мозгу. Раньше они не приносили ей боль, но сейчас скребутся изнутри, пытаясь вырваться наружу. Харуно заваливается набок, ибо уже не может сидеть. Рукой касается лба, висков, ушей в надежде, что звук прекратится, но он только усиливается. Голоса сливаются в один. Этот голос низкий, с хрипотцой, как после долгого крика:       – Волков надо кормить.       Сакура стонет, мысленно умоляя прекратить, и проваливается во тьму леса. Влажный холодный воздух обволакивает плечи, утягивая на дно. Последнее, что она слышит, это недовольное:       – Че те надо? Ты кто такой?       И два глухих звука удара.