Мåндитский драйв

Все закончилось тем, что Томас совершенно не романтично заявил, что хочет жрать. Что-то все-таки есть особенное в том, что после шикарного секса вместо того, чтобы быть томными и ласковыми, все валятся смеха. Все-таки, когда много народа, начинается бардак, но Итан первым бы бросил в себя камень, если бы признал, что ему не нравится. Глаза разбегались. Жадно метались от соблазнительно округлых ягодиц Вик, когда та наклонилась, чтобы поднять футболку, до ленивого небрежного жеста, с которым Томас взлохматил волосы сначала себе, потом довольно скалящемуся Дамиано. Итан глубоко прерывисто вздохнул, и Томас ухмыльнулся. — Нет, — сказал он, улавливая на себе взгляд, который определенно нельзя было истолковать иначе. — Даже не думай. Сначала еда, а потом продолжим. Одевайся. И швырнул в него первой попавшейся футболкой. Итан сжал ее в пальцах, перевернул нужной стороной, чувствуя, как внутри все с силой сжимается и перекручивается, как на сушилке мокрое белье, что еще чуть-чуть и из него выльется поток откровений, которые тлели где-то на уровне груди и жгли ребра. Итан наблюдал за тем, как они собираются, успевая касаться друг друга и ласкать глазами, и ему нестерпимо хотелось ляпнуть, какие они замечательные, невыносимые, как мучительно жадно ему хочется сжаться с ними в одну большую теплую кучу на четверых и дышать, дышать, дышать, чувствовать себя на своем месте. И он был на своем месте, когда позже Вик, скалясь, кормила его с рук, и он мягко прикусывал ей пальцы, когда соприкасался под столом коленями с Томасом, когда чувствовал ладонь Дамиано, сжимающую его бедро. От этого всего кружилась голова. И дальше снова был секс, нормальный, на кровати, когда Дамиано залез поверх одеяла с ногами, посмотрел долго и несыто и потянул Итана на себя. — Давай, резче, я не рассыплюсь. — Любишь пожестче? — ухмыльнулся Итан, наваливаясь сверху, оглаживая его руками, будто пытаясь зачерпнуть его всего, как свежую прохладную воду из источника — полными ладонями. — Да. А Томас не умеет нормально доминировать. — Че ты наговариваешь? — возмутился Томас, отрываясь от груди Вик. Они упали совсем рядом так, что можно было протянуть руку и коснуться их, приласкать, вплести пальцы в волосы или провести по взмокшей горячей спине. Дамиано повернул к ним голову и иронично вздернул бровь. — Ага, грубого траха от тебя дождешься только по праздникам. А в остальные дни: ебите меня все, я ленивая задница. Гортанно засмеялась Вик, обнимая Томаса за шею и притягивая к себе, и он фыркнул на Дамиано и мягко провел губами по доверчиво подставленному горлу. — Извращенец, — произнес он, в паузах между словами выцеловывая узоры на коже Вик. — Если мои руки окажутся на чьей-то шее, то только затем, чтобы эту шею сломать. Итан судорожно облизнул губы и поймал взгляд Дамиано тот самый, острый, выжидающий, будто спрашивающий, осмелится или нет. Осмелился. Итан, положив ладонь Дамиано на шею, вжал его в подушку, чувствуя, как подрагивает перехваченное горло, и Дамиано ему это позволил. Как позволил вжаться всем телом, собрать рассыпавшиеся по подушке темные кудри и сжать в горсти, как позволил терзать свой рот до зуда на губах, как позволил раздеть себя, впустить в себя скользкие от смазки пальцы, подрагивая на каждом точном движении. Дамиано хотелось брать до одури долго и выматывающее, но он так извивался под ним, оказался таким диким, что Итана подстегнул азарт, и кровь застучала жаром в голове. Если Томас оказался податливым, гнулся, кайфуя, будто покачиваясь на неспешных волнах удовольствия, то Дамиано хотел всего и сразу и быстро. Поэтому Итан накрыл его всем телом, прижал, зафиксировал, так что Дамиано только коротко и гортанно застонал, и, тщательно подготовив, взял, сразу задавая темп. Он держал его за горло, задыхаясь от вседозволенности. Ладонь кололась о щетину, под ней чувствовалось, как судорожно дергается кадык, и иногда Итан срывался и обводил пальцами губы, яркие, расплывшиеся по контору, распахнутые в немых стонах. Можно было это делать: брать Дамиано. Можно было, повернув голову, смотреть, как Томас берет Вик, и ее почти протаскивает по постели вперед от каждого толчка. Можно было, столкнувшись глазами с Томасом, потянуться друг к другу и поцеловаться, сбиваясь с ритма. Можно было всё. И потом, когда все уставшие, сонно расслабленные, свернулись клубком на кровати, Итана все еще не отпустило. Их можно было тасовать по-разному, смешивать комбинации, с каждым было по-особенному хорошо так, что внутри все разливалось жаром и хотелось кричать. Итана стиснули со всех сторон, на ухо сладко выдохнула Вик, а вжавшийся в него Дамиано, которого тоже не до конца отпустило, игриво сжал зубы на его плече. В глазах потемнело от возбуждения, и Итан, повернувшись, отвесил звонкий шлепок ему по заднице. Дамиано вскинулся, ожег глазами, и Итану на секунду показалось, что он сейчас вцепится в него оскаленными зубами уже по-настоящему. — Сделаешь так еще, и я буду драть тебя, пока не потеряешь сознание на моем члене. У Итана враз пересохли губы, и он судорожно облизнул их, на секунду представляя жесткую хватку Дамиано и скользящий внутри него член. — Я не буду так делать, если тебе не нравится. Но вот угроза вышла интересная. Дамиано приподнялся на локте и посмотрел с сомнением. — Правда? — Определенно. — Идите нафиг, кролики, мы уже спим, — пробурчал Томас откуда-то из-под волос Вик, и Дамиано поднялся одним слитным красивым движением. Итан залюбовался на секунду. — Идем, — и Итана потянуло за ним следом, как на поводке. Уже внизу, Дамиано брал Итана, перекинув его через подлокотник дивана, и тот коротко вскрикивал каждый раз, когда рельефная головка так прицельно правильно долбилась в простату, что каждый раз выжигало все мысли. Все кроме одной: почему они не сделали это раньше.

***

Итан неожиданно проснулся первым, балансируя на границе сна и пробуждения, лениво нежась в кровати. Через незашторенное окно проникало солнце и подсвечивало веки красным, а когда Итан открыл их, сразу ударило светом по глазам так, что он со стоном зарылся в подушку и чьи-то приятно пахнущие волосы. Вик. Она сладко спала, приоткрыв рот, и Итан, едва держась, чтобы не провести по ее губам и не разбудить ее, вспоминал, как смотрел на Вик и Томаса, гибких, сплетенных друг с другом, пока занимался Дамиано, а тот ему позволял, стонал так громко и сладко, что мутилось в голове. Дамиано спал на самом краю, на животе, подложив руки под подушку и выставив напоказ голую спину. Сползшее одеяло едва прикрывало ягодицы, на одной из которых ярким спелым цветом наливался след от зубов. Итан прерывисто вздохнул, садясь на постели. Натруженная за ночь задница чувствовалась приятно, и он мог бы поклясться, что ему бы даже не потребовалась сегодня растяжка. Как и Дамиано. Решив никого не будить и бесшумно выбравшись из постели, Итан сделал дела в ванной и ушел на кухню. Там же поймал приступ дежавю: за столом Томас, небритый и лохматый, сооружал на всех нарезки для сендвичей и демонстрировал чудеса бодрости ранним утром. От вида его шеи с ярким, налившимся пятном засоса, пересохло во рту, и Итан едва не поплыл. — О, утра, иди сюда! Обнимать тебя не буду, иначе ты будешь весь в колбасе, а вот поцеловать могу. Итан послушался, и утренний поцелуй вышел с привкусом копченого карбоната и хлеба. Не удержавшись, он провел по засосу пальцами, и Томас с присвистом вздохнул, вскидывая на него взгляд из-под ресниц. Через открытое окно задувал едва прохладный ветерок и волновал белые занавески с нарисованными вишнями. Избавления от набирающей силы жары он не приносил, поэтому Итан закрыл окно, на секунду бросая взгляд на сад, который по-утреннему заливался солнцем и тонул в цвете и сочной зелени. Томас посмотрел на Итана с ленивым хитрым прищуром, откидываясь на спинку стула. — Раз уж ты так удачно пришел, дай мне майонез, он в холодильнике, — и Итан, улыбнувшись одними глазами, ушел к холодильнику. Томас смотрел на него, подперев кулаком щеку, как будто не ожидал, что его просьбу так легко и быстро пойдут исполнять, и Итан почувствовал это: как его пытаются прощупать, найти границы дозволенного, с любопытством проверяют, побегает он или возмутится. Итан, открывая дверцу холодильника, усмехался про себя. И в голове мысли о том, как по-детски это все выглядит, сменялись воспоминаниями о том, как вчера было хорошо. Томас лениво скользнул взглядом по нему и потер шею там, где Итан его касался. Получив свой майонез, от души выдавил на один из сендвичей, смачно прихлопывая его сверху вторым квадратным куском хлеба. — Могу сделать тосты, — предложил Итан, смотря на бутербродную конструкцию с сомнением. — Не надо. Люблю недожаренный хлеб. Как будто тесто ешь. Он задумчиво постучал пальцем по блюду с нарезанным карбонатом, сыром, листами салата и ломтиками помидора, и отложил свой сендвич. — Акция сендвич-конструктор, — сказал он. — С чем тебе сделать? Итан уже собрался отказаться, что сделает все сам, но Томас посмотрел так, будто прочел его мысли и собрался возмущаться, и Итан вздохнул, втайне, внутри обмирая от проявленной заботы. — Давай как тебе, но без майонеза. И хлеб поджарить. Томас хмыкнул и изобразил рвение. Исключительно сидя, так что Итану пришлось жарить свои половинки хлеба в тостере самому. Зато дальше Томас все взял в свои руки. Пока он собирал конструктор, он болтал, коротко усмехаясь уголком рта и на Итана не смотря. — Честно? Никогда бы не подумал, что возьмем кого-то еще. Казалось, какой человек сможет быть с нами тремя? И вот он ты. Как шутка какая-то. — И вот он я, — согласился Итан. — Почему шутка? — Я расскажу тебе случай, — не обращая на него внимания, продолжал Томас, — Когда еще не ужесточили меры по контролю, мы пытались сбежать. Ну, знаешь, мы, мелкие пиздюки, пробираемся на баржу или грузовой и ныкаемся среди ящиков. Романтика пиратская. Разумеется, нас ловили. Как и других. Хотя кто-то умудрялся забиваться в такие щели, что их никто не находил. Джо так сбежала. То ли спряталась, то ли капитану дала, вообще не знаю, но мы потом от нее эмейл получили уже из-за стены. И мы как с цепи сорвались. Штурмовали каждый корабль, каждую фуру. Нас уже за километры узнавали и отгоняли. И вот один раз — да: пробрались, спрятались, и да, был обход. Они всегда обходят и ищут таких зайцев. И тут меня нашли, а Вик и Дамиано нет. Он рассмеялся, растер лицо, совсем забывая, что все руки у него грязные, и вздрогнул, когда Итан стер с его щеки майонезную кляксу. — Я же длинный, — продолжил он странным тоном. — Я вроде умещаюсь, но ноги торчат. Вот меня выволокли, как котенка. Подумал, ладно, хоть остальных не нашли. Ага, они сами вылезли, придурки, и одна, и второй. Итан не сдержал улыбки и подпер кулаком щеку, смотря, как Томас сам фыркает над этой глупостью. Его взгляд вдруг скользнул поверх плеча, и Итан обернувшись, улыбнулся заспанной Вик. Она прижалась к нему со спины и поцеловала щеку. Следом вполз Дамиано, но он сразу схватился за кофе. Томас с сомнение глянул на один из сендвичей, потом на Вик, добавил дополнительный шмат колбасы и протянул ей. — Так вот, — сказал он, — я-то подумал, что хоть они выберутся. Нифига, гребанные мушкетёры. Чуть не убил их. А потом меры ужесточили, и на таких зайцев стали вешать уголовку, и мы перестали больше пытаться. — Это ты о чем? — вник Дамиано, замирая с кружкой совсем рядом так, что еще чуть-чуть и привалится к боку. Итан едва не вздрогнул, когда почувствовал, как загривка касаются чужие пальцы и поглаживают, мягко и невозмутимо массируют кожу. Будто кота гладят между делом. — О нашей буйной и цветущей юности. — А, о том, как трахались как кролики? — криво усмехнулся Дамиано. — Не, о том, как свое место в мире искали. Вернее, нам его показали и велели сидеть. — Хрен там. Томас вдруг оживился. — Расскажи, как мы вляпались в бандитов! — Блин, — простонал Дамиано, выпуская Итана, чтобы утащить с общего блюда сендвич. — Это вообще не интересная история. — Ну, расскажи, — заканючила Вик с набитым ртом, — Итан же не знает. — Да, что рассказывать? Были мелкие зеленые малолетки, творили фигню. И нарвались на банду. Их тогда было как собак нерезаных, все что-то вечно делили. А мы были гонористые и наглые. Так вот, мы когда на них нарвались, и надо было что-то решать, то есть, какой у нас тут статус: мы зарвавшаяся шпана и нас сейчас отдубасят, или мы бригада со всеми вытекающими. Тогда мы с Томасом так охренели! Просто в ступор встали. И тут Вик взяла и все разрулила. Если бы не она, нас бы грохнули. Итан засмеялся, открыто и широко, забывая обо всем, и накрыл лицо ладонью. — Когда все думают, что главный Дамиано, а на самом деле Вик, — произнес он, — Серый кардинал. — Во! — поддержал Томас, указывая в его сторону сендвичем, — Я думаю, это с тех времен и пошло. * Дамиано поджал губы, посмотрел в окно, где Вик и Томас перетаскивали лежаки в тенек, чтобы устроить себе лежбище, но в итоге устроились на одном, плотно переплетаясь конечностями. Они оба уставились в один телефон, и, судя по тому, с каким постоянством они залипали в экран, а потом синхронно ржали, смотрели видео из тиктока. Дамиано закатил глаза, усмехаясь и отпивая кофе. А потом посерьезнел и посмотрел на Итана. — Это все конечно весело вспоминать. Но на самом деле… — Я понимаю. — Нифига, — беззлобно отозвался он, указывая на него кружкой. — Ты здесь не жил. В полной изоляции, когда ты тухнешь в этом каменном гробу. Дамиано сделал паузу, качнулся с пятки на носок в смешных заячьих тапках, а потом сел напротив Итана, продолжая рассказывать, легко и небрежно, как будто забавную историю рассказывал, хотя говорил о серьезных вещах. — Спасибо, хоть купол не сделали, небо видно. Хотя случилась как-то нехорошая история. У них были какие-то неполадки с электричеством на стене. Сверкала эта цветомузыка красиво, конечно. Но мы тогда уже подумали, что сейчас нас накроют крышкой и — бах! И всё. Будет пустая земля. Пригодная для застройки. Район тогда был на нервах. Я всех парней распустил, заперся с Вик и Томом дома, и мы так и сидели втроем, ждали конца. Думали, взорвут нас или не взорвут, как в каком-то дерьмовом фильме с социальной повесткой, — Дамиано медленно отхлебнул кофе, раскатывая на языке вкус, и ухмыльнулся почти мирно. — Так что нет. Без обид, но ты не понимаешь. Итан опустил глаза, крутя в пальцах круглое печенье. Когда оно треснуло и раскрошилось, Итан посмотрел удивлено и, собрав крошки подушечкой пальца, запустил их в рот. — Может быть, я не понимаю. Но я теперь здесь, — возразил Итан. — Живу, работаю. Я прижился. — И все равно в тебе нет того же, что и в нас, нет этой надорванной гнильцы. — Если бы я был другим, оказался бы я здесь? — спросил Итан, и Дамиано замолчал на долгую напряженную секунду. Итан не давил и не торопил его: все имеют право на сомнения. Хотя было удивительно представить, как одни вещи, попавшие в нужное время и в нужное состояние могут наоборот отталкивать в совершенно иных обстоятельствах. — Не уверен, — наконец честно усмехнулся Дамиано. — Тогда всё на своих местах. Мы те, кто мы есть, и не имеет значения, насколько долго мы жили вне Округа и в Округе. Завтра стену велят разобрать, и вот мы уже будем не изолированными жителями, а членами общества, и это не изменит нас настолько глобально, чтобы разрушить нашу суть. Итан методично собирал крошки подушечкой пальца. Собрав последнюю, он замер, смотря на свой облепленный палец, и продолжил: — И тогда все в Округе будут либо готовы жить как добропорядочные граждане Италии, либо нет. Но это тогда будет проблемой правоохранительных органов, а не нашей. — Кто это решит разобрать стену? Не смеши, — зло огрызнулся Дамиано. — Все равно, что выпустить хищников из зоопарка. Итан взглянул на него упрямо исподлобья и возразил: — За пределами стены не рай, в котором все парят на крыльях благодати и вкушают амброзию, как ты ошибочно полагаешь. И подонков там хватает. Как здесь — хватает хороших людей. Дамиано неприятно рассмеялся и сощурился. — Многих хороших людей высмотрел, пока бегал по рейдам? — Достаточно, — холодно ответил Итан. — Один из них, кстати, сидит напротив меня и несет чушь. Дамиано хищно раздул ноздри, вскинулся, собираясь сказать что-то едкое, но Итан выбрал подходящий момент, чтобы наконец сунуть палец в рот и доесть крошки, и Дамиано забыл, что хотел. Он замер, увязая взглядом на кольце губ, влажно сомкнувшихся вокруг, и почувствовал, как пересыхает во рту, когда Итан с неприлично вызывающим причмокиванием выпустил палец. — Блядь, — Дамиано отмер и растер ладонями лицо и заявил почти обиженно: — Не буду я с тобой больше спорить! — Почему это? — Играешь нечестно. — Вспомнил о так называемой гнильце, которой ты меня всё время обделяешь, — дернул уголками рта Итан, нарочито невинно хлопая глазами. — Вживаюсь вот, в роль. — Ты скрытный засранец, — с восхищением выдохнул Дамиано. Итан сдержал лукавую улыбку. Вместо этого он поднялся и, неспешно обогнув стол, остановился перед Дамиано, смотря на него сверху вниз, от чего тому пришлось чуть задрать голову. Итан медленно протянул руку и коснулся его подбородка, колючего от утренней щетины, и нежно потянул вверх, заставляя посмотреть в глаза. — Повторю, был бы я другим, меня бы здесь не было. — Не буду я тебя хвалить, — весело оскалился Дамиано, лениво развалившись на стуле, — У тебя для этого Вик есть. И Томас. — А ты для чего? Дамиано прищурил глаз, приподнял ладонь и небрежно лениво сделал ручкой кис-кис. И Итан послушно нагнулся и поцеловал его, с нажимом проводя зудящими подушечками пальцев по жесткой щетине на скуле и шее.

* Потом была душная невыносимая сиеста, во время которой так потрясающе было валяться всем вместе и есть фрукты, слизывая потекший сок с чужих губ. А потом также неспешно медленно, зная, что всё у них будет и спешить некуда, заниматься любовью. Они возились как подростки, впервые дорвавшиеся до секса, и жадно впитывали близость, дурея от вседозволенности. Вечером пытались смотреть кино, но так и не досмотрели даже до середины. Вик хищно оседлала Итана, как делала всё — с дикой грацией королевы-победительницы, и ему оставалось только сомкнуть руки на ее мягких упругих бедрах. Ноги Вик делали с ним что-то страшное, лишали последних мыслей, оставляя только безудержное желание сжимать их ладонями, насаживая Вик на себя. Она двигалась, скользила вверх-вниз, и ее небольшая грудь качалась от каждого движения, и Итан сжимал ее в ладонях или прижимался губами, чувствуя, как от этого Вик выгибается на его коленях. Они тасовались. Пытались урвать больше. Крутили Итаном как хотели, передавая из рук в руки, и он успевал только подстраиваться под безудержный захватывающий поток чувств, который обрушивался на него лавиной и погребал под собой без возможности выбраться. Выбраться и не хотелось. Хотелось взять от них всё. Поддаться или взять. Зажать их или оказаться самому зажатым между Вик и Томасом, дурея от того, как горячо и влажно она сжимается на его члене, и самому сжаться на члене Томаса. И услышать мучительно томный стон на ухо, когда сзади в Томаса втиснулся Дамиано и качнул бедрами, задавая ритм на всех четверых. Итан жадничал, впитывал каждое мгновение, как будто боялся, что их вдруг у него отберут. Он отчаянно торопился жить, любить, наслаждаться, будто чувствовал, что время на исходе и эти потрясающие тягучие, наполненные солнцем и любовью дни вот-вот закончатся. В конце концов, там за пределами виллы оставался мир, который требовал их присутствия и уже намеривался напомнить о себе. Итан чувствовал, что у него совсем не остается времени.

***

На пятый вечер пребывания в изоляции на вилле, когда накануне Дамиано объявил, что завтра они вернутся к делам, Итан выскользнул из спальни, прикрыв дверь. Томас прокричал ему вдогонку, чтобы он принес еще чипсов, но его голос потонул в хохоте и визге, когда Вик, долго примерявшаяся и обещавшая укусить, сомкнула зубы у него на боку, едва не получив локтем в лоб. Дамиано что-то громко шутил и смеялся, развалившись на подушках. Уходить от них таких не хотелось. Их возня слышалась приглушенным уютным шумом. Итан быстро спустился вниз, забрал из кухни пакет чипсов, и замер на полушаге в прихожей. Старые винтажные часы отбили половину девятого, разносясь гулким сочным боем по полутемной гостиной и прихожей, которую освещал одинокий плафон бра. В блеклый плафон билась муха, и ее тень металась по полу и стене темным рваным клочком. Итан, подумав, отложил шуршащие чипсы на комод, накрытый кружевной салфеткой, и кинул быстрый взгляд наверх. Пустынно. Бой часов затих, их мерное тиканье раздавалось где-то на периферии вместе с долетающими веселыми голосами из комнаты на втором этаже и глухим звуком, с которым упорная раздражающая муха рвалась к свету. Тук-тук, тук-тук, почти методично. Итан спокойно, но быстро распахнул шкаф, достал из кармана своего пальто мобильный телефон. Смахнув шторку блокировки и выключив авиарежим, он по памяти набрал номер и прижал телефон к уху, поднимая глаза, следя за лестницей и вторым этажом. Пока шли гудки, он надеялся, что наверху не хлопнет дверь спальни и ему не придется прятаться. — Рауль слушает, — глухим властным голосом ответила, наконец, трубка. — Это Торкио. Я готов продолжить работу.