Мåндитский драйв

Леванте87 зашла в слепой чат.

Леванте87: эй, есть кто живой? Федез: после событий этого месяца — не уверен. Леванте87: у меня выбило витрину. Спасибо! А че не сразу весь магазин? Посреди ночи бабахнуло. Федез: у нас стреляли посреди дня… Мара-Майо: Возле порта еще стреляли. Леванте87: чего им неймется? Сидим под крышей, отстегиваем сколько нужно, а все равно получаем! Федез: Малетти убиты… Леванте87: о, это я знаю! Мой магазин в их районе! Моя крыша, которую я платила, чтобы спокойно жить. Супер просто! Федез: пиздец ( Леванте87: сейчас ни крыши, ни витрины! сейчас, я вообще не знаю, что делать!

АлексМаттсон: зашел в слепой чат. АлексМаттсон: печатает…

* Звонок в дверь застал Итана за уборкой: он так и замер перед зеркальным шкафом с тряпкой в одной руке и моечным средством в другой и покосился в коридор. Когда он посмотрел в глазок, увидел только округлую россыпь зеленых листьев, а когда открыл дверь едва не получил по голове пальмой, которую не удержали в руках. — О, привет! Это тебе! С переездом, — расплылся в улыбке Томас, и кадка с пальмой перекочевала к Итану в руки, и ему пришлось подхватить ее под днище. Длиннющая пальма с пучками листьев на тонкой ножке едва не уперлась в потолок. Вик рядом с Томасом радостно скалилась и держала в руках горшок поменьше, с небольшим зеленым растением без цветов. — Да, это тебе живность, чтобы одиноко не было. Горшок тоже перекочевал к нему, и Вик с Томасом невозмутимо протиснулись в прихожую, по-хозяйски прикрыв за собой дверь. Потом медленно окинули Итана одинаково задумчивым взглядом, и ему захотелось тяжело страдальчески вздохнуть, потому что он представлял, как выглядит. В обнимку с цветами, с невразумительной плюшкой на голове и растянутой футболке, которую было не жалко измазать в пыли и очистителе, он являл собой уютно домашнее зрелище, от которого было либо по-доброму смешно, либо странно. Он определенно не ждал гостей. — Это лимон, — отмерла Вик, указывая на маленькое растение, — Зная тебя, в следующем году, я думаю, можно будет уже собирать урожай. — А это что? — Какая-то пальма, — взлохматил затылок Томас, — Мы ее после рейда забрали. — Чтобы разбавить диваны зеленью? — В сочувствии ко всему живому, — укоризненно протянул Томас, и Итан вздохнул и кивнул им в сторону кухни, сгрузив лимон на комод, а кадку с пальмой на пол — неожиданно она заняла половину коридора, и Итан уже прикинул, какой угол придется под нее освобождать. — Проходите. Чаю? — Давай. Вик уверенно открыла шкаф, безошибочно находя тот самый, где хранилась посуда, и достала кружки, а Томас уже рылся в банках чаем, по запаху находя самый вкусный и душистый. Потом они очень слажено в четыре руки все заварили, разлили по кружкам, ловко ориентируясь на чужой кухне, и даже извлекли из холодильника недоеденный с прошлого раза тортик, а из шкафчика над микроволновкой пачку печенья, как будто точно знали, что все это будет на местах. Итан с задумчивым видом присел за барную стойку, подпер кулаком щеку, наблюдая это безобразие и чувствуя, что услуги радушного хозяина этим двоим совершенно не нужны. Чувство было странное, и Итан покрутил его и так и эдак, еще не понимая, нравится ему или нет, что кто-то чужой пришел в его дом, суетился на кухне, знал, где что лежит. Как будто кто-то близкий. В воздухе поплыл мягкий фруктовый аромат чая, в прозрачном стеклянном чайнике желтела вода и завораживающе плавно крутились темные чаинки, как маленькие рыбки в аквариуме. Еще перед отъездом в Округ этот чайник ему подарили близняшки вместе с чаем в виде цветка, который в воде раскрывался во что-то похожее по виду на хризантему, и в прозрачном стекле это смотрелось волшебно. Этот же чайник чуть не расколотил Томас, когда схватился за горяченное днище, подпрыгнул и пролил на руки немного. К тому времени как они прекратили орать и носиться по кухне — Томас от боли, Вик, видимо, просто за компанию, не зная, куда себя деть, Итан уже вооружился мазью от ожогов. Томас поскуливал и смотрел из-под пушистой длинной челки, когда Итан втирал мазь, а Вик крутилась рядом и мешала. В какой-то момент она усмехнулась и заметила, что осталось ей что-нибудь повредить, чтобы окончательно назвать Итана их ангелом-хранителем.       Он на них наругался, впервые не сдержавшись (после того, как справился с оторопью, конечно), потому что нельзя гневить судьбу и удачу, тем более с их неспокойным образом жизни, и эти двое вроде прониклись. Больше таких разговоров не было. Несвежий торт с кое-где присохшим кремом и жесткой булочкой по краям все равно был вкусный. Вик предпочла печенье, разломала его на кусочки и теперь старательно выгребала крупные орехи в аккуратную кучку, и Томас невозмутимо за ней доедал, хрустя на всю кухню. В самом начале Итана пытались отблагодарить. Вик пыталась подсунуть деньги или какие-нибудь услуги, и под конец недели после ранения Дамиано, он уже не знал, куда от нее деваться, чтобы она не пыталась ему настойчиво отплатить. Тогда Итан взбесился и очень подробно высказал все его отношения к благодарностям за спасение жизни, и очень серьезно потребовал не заниматься ерундой. Вик тогда поморгала глазами в удивлении, что он вообще способен дать отпор, а потом, когда он удачно сменил жилье на новую квартиру в подконтрольном им районе, они с Томасом начали таскаться к нему в гости с подарками. Отговаривались новосельем. Дарили какую-то глупую мелочь, без которой вполне можно было обойтись: бокалы-креманки то ли для шампанского, то ли для мороженого, две штуки, как будто Итану было с кем их разделить. В первый же вечер, когда Томас и Вик пришли с мороженым, им пришлось есть из одной. Еще дарили полотенца, мягкие и нежные до первой стирки; подарили дуршлаг и гирлянду с мягким желтым цветом, которой тут же оплели его окно; страшную фарфоровую статуэтку в виде котика, которая гордо стояла на тумбочке и не вписывалась в интерьер совершенно; потом колючий плед, бумажные мешки для пылесоса, хотя у него он с водяным фильтром; и теперь вот, пальма и лимон. Вик говорила, что его квартира безликая, но от того способа, которым они решили бороться с безликостью, квартира в итоге станет захламленной. — Ага, — сказал Томас, — Как у нормального среднестатистического человека. С этим пришлось смириться, как с неизбежным злом. Потом они, кстати, докупили еще две креманки. * Дамиано выписали в четверг. Вернее он сам заявил, что у него затекли даже внутренние органы от вечного лежания, а от запахов лекарств уже мутит, и потребовал долечиваться дома. Пауло не был бы Пауло, если бы настаивал на обратном. Он едва сдержался, чтобы не пнуть его к выходу и не сказать «прощайте», как в конторках ритуальных услуг. Дома Дамиано провалялся еще неделю, а потом потребовал деятельности и развлечений и поехал в офис. — Что, не ждали, а я сейчас посмотрю, как у вас без начальства дела делаются! — широко ухмыльнулся он, и все почти синхронно в один голос застонали: наконец-то ты пришел! Спаси нас, верни Вик обратно в бухгалтерию, мы уже не можем под ее руководством! Это кошмар! Руководитель из Вик получился очень требовательный и деспотичный, а еще упорный на грани трудоголизма. Когда она сказала, что после смерти Малетти и очередного передела Округа, который Дамиано прекрасненько проболел, она приняла к себе восьмерых предпринимателей и пяток палаточников, а центральный торговый центр теперь полностью их, у Дамиано полезли на лоб глаза. Причем почти все предприниматели и палаточники пришли сами, и даже с первым взносом и продукцией (довольную Вик угостили сыром), и просили их принять под крыло. Такое в практике Дамиано оказалось впервые, потому что обычно это они первыми приходили в магазинчики на подконтрольной территории и высказывали свои требования. От слишком долгого пребывания на ногах разнылся бок и потянуло живот, но Дамиано терпеливо слушал, что он пропустил за это время. Лео быстро пересказал свое впечатление о новых подопечных, Томас пообещал скинуть файл с полной информацией, а на рейд Дамиано выехать не дали, потому что для первого дня это перебор, и вообще, Дамиано, кого ты дуришь, я вижу, что ты устал после перерыва, и вообще тебя корежит от боли! Он показал слишком проницательному Лео средний палец и пошел отдыхать в кабинет над клубом. В дверях Дамиано замер, на секунду забывая про ноющий бок и приставучего Лео: в его кабинете хозяйничал Итан, методично раскладывая собранные в стопку на столе папки по полкам шкафа, попутно разгребая всякую ненужную мелочевку, которой у Дамиано было в изобилии. Почему-то первый шаг внутрь сделать было очень сложно. Движения увлеченного Итана оказались четкие, рассчитанные, неожиданно они гипнотизировали. Дамиано задумчиво признал, что гипнотизировали так же, как текущая в ложбинке между скал вода, или горящая, дрожащая свеча, или, как спящая, открыв рот, Вик, или ковыряющийся в своих железках Томас. Он спас ему жизнь, — отстраненно подумалось Дамиано, пока он разглядывал спокойное, сосредоточенное лицо и скользящие по плечам и спине волосы. Эта мысль остановилась перед его глазами, привела в тихое восторженное чувство, отчего по телу разлилось тепло, но бок закололо болью и пришлось машинально за него схватиться. Дамиано шумно выдохнул сквозь зубы, и Итан, услышав, вскинул голову, встрепенулся как сурикат, заметивший приближение хищника.       Спокойные необъятные глаза посмотрели на него, но Дамиано почудилось, что прямо внутрь, насквозь, минуя грудную клетку и останавливаясь на участившемся сердце. — Ты выбросил все что ли? — выдавил Дамиано из себя, чтобы не молчать, смотря на идеальный порядок вокруг. — Нет, все в стеллаже. Дамиано повернулся, куда указали, и уставился на шкаф, расположенный там, где раньше была пустая стена с ободранными обоями. — Я проследил, чтобы во время рейда, Лео смотрел на другую мебель, а не на диваны, — бросился в объяснения Итан, — Шкафы сейчас нужнее, а от диванов уже деваться некуда. Или у тебя были планы на это место? — Нет. Никаких планов, — прокашлялся Дамиано, чуть морщась, когда бок уже привычно потянуло, и, вновь оглядывая свой обновившийся кабинет, наконец-то понял весь восторг Вик. Они взяли не просто бухгалтера на работу — это воплощение порядка, хозяйства и спокойствия в одном лице. Стихия. Он мягко, стараясь не делать резких движений, привалился задницей к чистому разобранному столу, и взглянул на застывшего в ожидании Итана по-другому. Он спас ему жизнь, снова, с каким-то удивлением, подумал Дамиано, — вот это патлатое чудо, послушное, но упрямое, помешанное на порядке, с созвездиями родинок на щеках и такими наивными глазами, которого смутить можно, просто обратившись. — Как дела? — спросил Дамиано, чтобы сказать хоть что-то и не молчать, и Торкио отмер, а в его глазах заметалась мешанина всего. Пока Итан тормозил и явно перебирал в голове все возможные варианты ответа, Дамиано заговорил сам, пока тот и правда не начал перечислять все новости за последние время. Он мог, и это серьезность двояко внушала умиление наравне с легким раздражением. — Хорошо вернуться в строй, — произнес он, похлопывая себя по карманам, чтобы занять руки, но сигарет не было, Вик отобрала, когда врач запретил все вредные привычки, поэтому он просто достал зажигалку, и начал крутить ее в пальцах, — Я смотрю, вы наделали кучу всего. — Вик взяла управление. А я так, на подхвате. Вот кабинетом решил заняться. — Дорвался, — хмыкнул Дамиано. — Давно хотел, — не стал отнекиваться Итан, внезапно подцепив его легкой насмешкой в глазах, и Дамиано под этим проницательным взглядом едва не выронил зажигалку. Он оскалился, дергая щекой. Потом помолчал, отвернувшись, и чувствуя, как горит висок от чужого прицельного взгляда, и, поморщившись, растер грудь. — Курить хочу. Уже давно, с самой больницы, блин. А Вик уперлась: «у тебя режим, у тебя противопоказания». И остальные тоже, предатели. Хоть ты будешь человеком? — он взглянул с вызовом и одновременно с мольбой, а потом отмахнулся, — Нет, не будешь ты человеком. Еще занудствовать будешь. — Буду, — легко согласился Итан, и Дамиано полыхнул глазами, но ничего не смог поделать. — Тьфу, ты! Морализаторство сплошное, обложили со всех сторон. Никакого сочувствия к больному! — А вот сочувствия — сколько угодно. Даже в ассортименте. Их прервал деликатный стук по дверному косяку. Дверь и так была распахнута, и на пороге широко улыбался Йоонас. — Вот кто со мной сигаретами поделится, — с удовольствием усмехнулся Дамиано. — Все расскажу Вик, — упорно стоя на своем, отозвался Итан. — Как можно обойти такого цепного пса, — не смолчал Йоонас и, когда пожал Дамиано руку, протянул ладонь и Итану. Проследив, как тот охотно принял рукопожатие, Дамиано сложил на груди руки, едва не уперевшись локтем в пораненный бок, и сухо уточнил: — Вы знакомы. — Да, сошлись в баре, выпили, — сказал Йоонас. — У тебя половина Округа в корешах, потому что ты со всеми пил. Они посмеялись. Итан бросил короткое и тихое «не буду мешать» и тактично убрался из кабинета, бережно прикрыв дверь. Дамиано дернул щекой, смотря за его вкрадчивыми движениями, а потом, за закрывшейся дверью улавливая отголоски его широких уверенных шагов. — Хороший парень, — пространно выдал в пустоту Йоонас. — Ага, деятельный. — Не загуби, — выпятил полную губу Йоонас, и Дамиано возвел глаза к потолку. Он указал гостю на стул, а сам обошел стол и медленно опустился в кресло, сжав пластиковые подлокотники. — Да. Когда нас зажали, и стало жарко, была у меня мысль, что блин, взял с собой не вояку, а бухгалтера, загубил. Что сейчас вернемся, пересчитаемся, а он словил своей умной патлатой башкой пулю, — внезапно разоткровенничался Дамиано, и Йоонас, слушающий внимательно и участливо, ехидно улыбнулся. — А подставился ты сам! Лузер. Дамиано хохотнул, схватился за бок, когда рану кольнуло, и кисло взглянул на финна. — Пить что-то будешь? Курить? — вдруг засуетился Дамиано, и потер лоб, — Тут на столе была пепельница, пока этот деятельный не добрался до моего кабинета, теперь хрен знает, где что. Но если покопаешься в шкафу, че-нить да найдешь. Йоонас прищурился хитро. — Не, не буду ничего. Тебе нельзя, не буду провоцировать. — Скотина, — кисло фыркнул Дамиано, и припомнил, переводя тему, — Как парни? Йоэль? Йоонас изобразил руками какую-то неопределенную фигню, что, дескать, все хорошо, крутимся, потихоньку и все такое, и Дамиано усмехнулся. — Ты заходи. Йоэль будет рад, у него сейчас качели: то творческий запой, когда с Нико строчит подкасты для эфира, то творческий кризис, и ему хочется либо взять штурмом весь район, либо продать станцию и уйти в тень. От мечтательной улыбки, в которой расплылся Йоонас, стало легко и весело. Дамиано остро ощутил, что и правда давненько не заходил в гости. — Слышал, вас пытались сместить, — припомнил Дамиано последние новости. Йоонас откинулся назад, устроился удобнее, вытянув длинные ноги, и с удовольствием, как истинный ценитель, прикрыл глаза. — Главное слово — пытались. Там было больше понтов и болтовни, чем дела. Все знают, эта часть Италии захвачена Финляндией. Могут воевать, если хотят. — Но не советую, — улыбаясь покачал головой Дамиано, и Йоонас довольно подмигнул. Он похлопал себя по плотному животу, чтобы чем-то занять руки, и Дамиано вдруг припомнил еще одну вещь, — Слушай, хотел кое о чем перетереть. У меня тут начали появляться люди, которые чуть ли не на коленях умоляют взять их к себе, под крышу. Причем не просто люди Малетти. Ко мне начали обращаться с территорий Рауля. Дамиано сощурился, прислоняясь спиной к мягкой спинке кресла, смотря, как Йоонас нарочито небрежно поднимает к потолку бессовестные глаза. — Причем почти все как один говорят, что им «очень советовали», — медленно закончил Дамиано, — Что за дела, Порко? Йоонас виновато улыбнулся и развел руками. — Почему-то нас считают чуть ли не оракулами, — он подавил смешок, — Поэтому да, к нам приходят как к информаторам (провидцам, ага), и мы указываем на Монескин, как на стабильную, надежную крышу. Ты, Дамиано, хорошая крыша, — он улыбнулся и добавил, — Не течет. — И не едет, — огрызнулся Дамиано, и разозлился, чувствуя, что едва сдерживается, чтобы не зарядить кулаком по столу, — Нахрена вы такие советы раздаете направо и налево? У нас с Раулем раздел района, тут не до того, чтобы учитывать пожелания всех. Это вам не ебаная демократия с референдумом. Ты хочешь мне проблем? — Подожди, не хочу я тебе проблем… Йоонас подпрыгнул, когда Дамиано все-таки махнул рукой и сбил со стола стакан с канцеляркой. Карандаши и ручки брызнули по полу, рассыпались с дребезжащим звуком, и Йоонас поднял брови. — Вы мне проблемы создаете, — прошипел Дамиано, чувствуя, как тянет бок. Мясо внутри и зарастающая дырка от пули будто завернулись в узел, и болью прострелило чуть ли не до затылка так, что потемнело в глазах. Дамиано прижал к животу ладонь, — Дальше что? Опять вооруженное столкновение? Его лицо совершенно жутко перекосилось, и Йоонас уставился на него едва ли не с ужасом. — Тихо, тихо, — подскочил он, когда Дамиано выдохся, разваливаясь на кресле, и бросил взгляд на его живот, — Спокойно, тихо, ты не нервничай так, а то рана откроется. Твоя Вик с меня голову снимет. А Раджи и все твои парни сыграют ею в футбол. А твой деятельный Торкио с честным лицом задокументирует, что я изначально без головы и пришел. Дамиано засмеялся, тут же свистяще выдыхая, и прижимая к ране ладонь. Вроде устаканилось, бок ныл, но больше не было той жуткой засасывающей в омут боли. Йоонас, заметив, что его отпускает, с облегчением плюхнулся обратно на стул. — Бля. Поседеешь с тобой. — Ты белобрысый, на тебе не видно будет, — отмахнулся Дамиано, и Йоонас, насупившись, запустил пальцы в кудри, бережно приглаживая шевелюру, — Так что вы мутите? — Мы не мутим. Мы ставку делаем, — рассматривая свои руки, невозмутимо сообщил Йоонас, и Дамиано недоверчиво прищурился. — На нас? — На Монескин. На вас. На тебя, — пожал он плечами, и Дамиано откинулся назад, едва не забывая про бок, и отстраненно скользнул взглядом по кабинету. Незнакомое расположение вещей сбивало с толку так же, как и откровенный разговор Йоонаса. Дамиано мучительно сильно хотелось ему верить, парни из Слепого Канала были нормальными, простыми. Они не хотели власти, не брали крышу, и Дамиано мог бы припомнить много случаев, когда они помогали Монескин действительно делом, ставили надежное плечо. Дамиано растер лицо руками и покачал головой. — Это не реально, Йоонас, — сказал он устало, — Это чудо, что мы еще на плаву. Это я тебе, как другу говорю. У нас нет столько ресурсов, да, даже людей! — чтобы занять весь Округ. — Ну, нас шестеро, — туманно отозвался Йоонас, — а мы держим порт и станцию. Со Слепым Каналом считаются, его слово тоже имеет какой-то вес. Ты зря так думаешь, Дамиано. Тебя поддержат все. Почти десять лет прошло, с тех пор как закрыли Округ, всех уже достал этот бардак. Ты восстанавливаешь школу, детский сад, в твоем районе не стреляют, — с нажимом заметил он и повел бровью, — Твои парни патрулируют подконтрольные улицы и точки. — Иллюзия спокойной жизни, — отворачиваясь, выплюнул Дамиано. — Да! Иллюзия! — радостно подхватил Йоонас, — Всем очень нужна эта иллюзия! Так кажется, что все идет нормально, так спокойнее живется. Потому что, вот я тебе говорю, мы общаемся с людьми, мы такая вот социальная хренотень, мы, блин, голос Округа Б, мы получаем сотни обращений и писем. И я говорю, все это, потому что людей заебал этот бардак. Дамиано смотрел на его излияния упрямо и мрачно, пока тот не выдохся. Думалось плохо и туго, бок тянуло, и Дамиано чувствовал, что зря выполз сегодня в офис, надо было остаться дома или на базе и спокойно доболеть. Хотя где-то внутри, он понимал, что Йоонас говорил правильные вещи. Он тоже это чувствовал — все набесились. Да, всегда останутся торчки, которых волнует только их наркота, и такие как Рауль, у которых Округ — золотая жила. Кому война, а кому мать родная. Но в большинстве своем, Дамиано чувствовал, что Йоонас прав. Они все заебались. * Вик целовала его руки. Медленно, прикрыв глаза, она касалась губами пальцев, жестких костяшек, и прижималась к центру ладони так, что между ребрами у Дамиано что-то мучительно тянуще замирало от нежности каждый раз. Где-то на кухне шарохался Томас и пытался соорудить им завтрак, а тут, в спальне, Вик касалась губами линий на ладони, и Дамиано страшно хотелось возразить, встряхнуть ее, убедить, что все закончилось, что он здесь, но отчего-то все, что он мог, это смотреть, как она изводит себя нежностью.       С каждым поцелуем ее отпускало. Каждый раз, когда мягкие губы, касались его кожи, Дамиано и Вик, вместе, одновременно осознавали, пропускали через себя, что он живой. — Я живой, — прошептал он, — Не надо, пожалуйста, слушай… - Как мы так попались, Дами? Как мы во все это ввязались? — целуя его руки, произнесла Вик, — Это второй раз. Второй раз. — Да, ладно, первый был не такой страшный, даже крови много не натекло, — преувеличенно легкомысленно сказал Дамиано, дергая внезапно зазудевшим плечом, и Вик подняла не него лицо и посмотрела, серьезно заломив брови. — Это даже не первое ранение, — быстро возразил он, — Знаешь, сколько потасовок было еще в школе? А поножовщин? Да, умоляю тебя, не делай так! Так, что я теперь готов сделать, все что скажешь. Он сжал ее в объятиях, утыкаясь носом в светлую, пушащуюся после сна макушку, кривясь, потому что от резкого движения живот немного потянуло. Вик в его руках уютно вздохнула. Томас, замерший в дверях с подносом, окинул взглядом их переплетенную трогательную конструкцию, и молчаливо поставил завтрак им в ноги и включил без звука телевизор, встроенный в шкаф перед кроватью. Показывали новости. — Кончаем сопли и слезы, и начинаем жрать, — сказал он, придержав поднос, когда они расцепились и сели повыше в подушки. Кофе и чай в трех кружках опасно плеснули, но не вылились, криво и разноразмерно нарезанные бутерброды тоже вроде начали массовый переезд с тарелки, но Дамиано поставил пальцы и подпихнул все обратно. Они устроились втроем плечом к плечу и ели медленно и молча. Пятно света, прорываясь сквозь стекло окна, легло им на одеяло и медленно ползло дальше, а от ослепительной солнечной дымки, наполнившей комнату, экран безбожно засвечивался. Вставать и задергивать шторы было лень, и Томас вырубил телевизор совсем. Когда пятно света доползло до голых колен Вик, Томас тряхнул головой и посмотрел на свои руки. — Я, наверное, сейчас не слишком правильную вещь скажу, — медленно начал он, — Знаешь, когда тебя оперировали, я думал, почему именно ты, а не кто-то другой. Лео? Фабрицио? Кто угодно, только не ты. Почему ты, а не они? — Все, перестань, — шепнул Дамиано, притягивая его голову себе на плечо, — Я в порядке. — Вот, когда что-то случается, очень резко всплывают приоритеты, — пробурчала с другого плеча Вик. — А насчет того, как мы в это вляпались, — вдруг задумчиво произнес Томас, — Так мы и соскочить теперь не сможем. Если все бросим, нас прирежут в первой же подворотне. Так что, остается только переть вперед. — Как будто мы что-то другое делаем!