Ибо я согрешил

      В тот вечер, когда Сатору сидел в церкви рядом с безутешной вдовой, Да-Ын рассказала ему, что всегда знала об изменах своего мужа. Это не стало для неё неожиданностью. Иногда он сам признавался ей в этом, иногда она просто чувствовала это, иногда видела собственными глазами, а иногда он возвращался слишком пьяным и не мог скрыть следов того, что провёл время с удовольствием.       Годжо не смог промолчать и спросил госпожу Чон, почему она не прекратила эти отношения, которые, очевидно, вредили ей. И услышал в ответ то, чего и ожидал. — Я очень любила и люблю его, отец Самуил, — с трудом улыбнувшись, произнесла женщина, не скрывая боли. Её глаза, опухшие от слёз и недосыпа, смотрели на священника с тоской. — Уйти от любимого человека — это как принять смерть, и я не могла найти в себе силы на такой шаг. Да и как я могла оставить его? Бён-Хо был хорошим человеком, который просто запутался. К тому же, я сама виновата. Позор той жене, чей муж не хочет быть с ней. — Не говорите так, Да-Ын, — Годжо не выносил прикосновений к посторонним людям, но госпожа Чон никогда для него таковой не являлась, а потому он крепко обнял вдову, поглаживая её по плечу, стараясь успокоить. — Не вините себя в поступках и ошибках других людей никогда. Ни один человек не может отвечать за слова или действия других людей, насколько близки они бы ни были. — Что бы я без вас делала, отец Самуил, — женщина приобняла священника в ответ и более искренне улыбнулась, расслабленно выдохнув и положив голову на его плечо. — Простите меня за такую просьбу, но можно посидеть так ещё немного? С вами так спокойно и хорошо, что просто не хочется уходить. — Конечно, — Сатору невольно разулыбался. И в который раз он уверился в том, что эта женщина заслуживает только самого лучшего. — Столько, сколько захотите. Можем поговорить или помолчать, как вам будет комфортнее. — Спасибо. Возможно, я не должна так говорить, но сейчас вы самый близкий человек, — госпожа Чон говорила едва слышно. — Который всегда рядом. Я каждый день благодарю Господа за то, что он послал к нам вас. — Ну что вы, Да-Ын, — на всегда бледных щеках священнослужителя появился едва заметный румянец. — Я и сам каждый день благодарю Господа за то, что вы с нами. У меня не поворачивается язык назвать вас просто замечательным человеком, — женщина едва заметно вздрогнула, но Годжо тут же погладил её спину раскрытой ладонью, стараясь успокоить. — Потому что вы ангел. Я очень ценю вас, правда. Вы делаете столько хорошего, вы добрая и бескорыстная, в вас нет ни ненависти, ни злости, вы всепрощающая, и, честно говоря, нам всем стоит равняться на вас и учиться у вас. Если бы в нашем мире было больше таких людей, то всё было бы иначе. — Святой отец, — с явным смущением и краснея, женщина подняла голову и посмотрела в глаза мужчине. — Ну что вы говорите? Вы меня совсем смущаете. — Я говорю только правду, госпожа Чон, — с невинной улыбкой произнёс Сатору и, перейдя на шёпот, добавил: — Каждый день я молюсь, чтобы у вас всё было хорошо. И ещё, прошу прощения за своё неподобающее поведение, но я не могу не сказать вам: вы очень красивая. — Святой отец, — Да-Ын шутливо ударила мужчину открытой ладонью по предплечью, чувствуя, как тепло румянца расползается по её лицу, шее и плечам. — Вы это специально, чтобы окончательно меня смутить! — Конечно, я старался изо всех сил, — с лёгкой улыбкой ответил священник. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я провожу вас до дома? Не хочется отпускать такую очаровательную девушку одну. — Отец Самуил, — произнесла она, не прекращая смущаться от неожиданной похвалы, к которой не привыкла за долгие годы брака. — Конечно, я не против. Как я могу отказать такому красивому и галантному молодому человеку, которому я полностью доверяю? — Да, это я, — едва слышно рассмеялся Годжо, шутливо раскланиваясь. — Не хотите ли ещё немного посидеть? — Если вы не возражаете, — Да-Ын вновь устроилась на плече Сатору, закрыв глаза в полном расслаблении. — Здесь так уютно и спокойно, а с вами так комфортно. Не хочется возвращаться домой, там слишком тихо и одиноко. — Вы можете остаться здесь, — мужчина вновь ласково коснулся плеча вдовы, пытаясь отвлечь её от тяжёлых мыслей. — Оставайтесь сколько угодно, если это хоть немного поможет. — Благодарю вас, святой отец, — произнесла Чон с искренней теплотой. — Вы назвали меня ангелом, но это не так. Тот, на кого действительно стоит равняться, — это вы, отец Самуил. — Если бы, госпожа Да-Ын, если бы…

***

— Вы сегодня очень задумчивы, святой отец, — произнёс Сугуру, неторопливо потягивая чай. — Можно просто по имени, Гето-сан, — сказал Сатору, отвлекшись от созерцания тяжелых капель дождя, стекающих по окнам кафе. — Извините, сложный день. Сначала похороны, где госпоже Чон стало плохо, потом дела в церкви, несчастная женщина осталась там под присмотром отца Михаэля, мы не решились оставлять её наедине с таким большим горем. — Прошу прощения, я не должен был задавать этот вопрос, — Сугуру выглядел искренне виноватым. — Я был так занят работой, что совсем забыл об этом. — Ничего страшного, — священник тут же улыбнулся. — С чего вы вообще должны помнить о похоронах незнакомца? А у вас, значит, Гето-сан, завал на работе? — Не то чтобы завал, — младший улыбнулся в ответ. — Скорее наоборот. Меня вызвали из-за того, что слишком большой объем работы должен был быть, но пока выдали одно задание, с которым я, по словам работодателя, справился гораздо быстрее и качественнее, чем они ожидали. — Значит, вы очень ценный специалист, — Годжо с интересом посмотрел на собеседника. — С удовольствием бы послушал о том, чем вы занимаетесь. — Думаю, что в некотором смысле можно и так сказать, — Сугуру, явно смущаясь, чуть потёр кончик носа. — Просто я умею расставлять приоритеты, разбивать задачи на блоки и работать с ними. Возможно, из-за этого и справляюсь быстрее многих. А в общем и целом моя работа заключается в разработке и улучшении приложений, иногда их локализации для определенных регионов, иногда даже в их полной переработке с нуля, но такое случается крайне редко. — Ого, это очень круто, — протянул священнослужитель. — У вас и в самом деле хорошая работа. А чем занимаетесь в свободное время? — Тут всё проще и банальнее, — Гето прикурил, придвинув к себе пепельницу, стоявшую у края стола. — Утром обязательно пробежка, иногда хожу в спортзал, когда погода не позволяет выдать организму необходимую порцию нагрузки, иногда встречаюсь с друзьями, иногда могу сходить в клуб, выпить, приятно провести время. Ну а вы, Годжо-сан, чем предпочитаете заниматься в свободное время? — Ну, — Сатору поводил трубочкой в своём молочном коктейле, помешивая. — Я в основном почти всё время провожу в церкви, и, если бы не мой замечательный ребёнок, вряд ли бы покидал её пределы без острой на то необходимости. Не то чтобы я был затворником, вовсе нет, но всё же священники отказываются от многих благ этой жизни, посвящая себя полностью служению Господу. — Значит, вы живете по принципу «С глаз долой — из сердца вон»? — Сугуру выгнул одну бровь, стряхнув пепел, с явным интересом разглядывая собеседника. — Какое интересное изречение, надо бы запомнить. — Священнослужитель ненадолго задумался. Никогда такого не слышал. — Так говорят в России, — Гето улыбнулся, всё так же разглядывая мужчину напротив. — Был там по работе около года назад, и так говорил мой коллега. Он расстался тогда с девушкой, которую очень любил. Чтобы лишний раз не тревожить своё сердце, он сменил работу и переехал в другой город. Видимо, он и в самом деле очень любил эту девушку, — Годжо отпил из своего стакана. — Я понял, в чём смысл. И да, я согласен. Когда в твоей жизни нет никаких соблазнов, всё становится проще. — Знаете, святой отец, я ни в коем случае не хочу вас оскорбить, — Сугуру затушил окурок в пепельнице и отодвинул её на край стола. — Но что-то такое похоже на поведение страуса, что при виде опасности прячет голову в песок. — Гето-сан, — священник едва удержал себя от закатывания глаз. — Вы делаете мне больно. — Это мифами, что ли, в которые верят достаточно большое количество людей? — мужчина довольно усмехнулся, пока священник часто согласно кивал. — Да бросьте, Годжо-сан, мы-то с вами знаем, что умные птички в этот момент убегают, а не занимаются всякой ерундой. Я это к тому, что ваши слова в моей голове осели именно так. Вы, как мне показалось, просто отстранились от всего, словно спрятались. Но я не отрицаю того факта, что могу быть не прав. — Не то чтобы не правы, — Сатору устало вздохнул, сложив руки на столе и опустив на них голову. — Я совершил много ошибок, очень серьёзных, мягко говоря, за которые никогда себя не прощу, и я боюсь их повторить. — Это достойно, Годжо-сан, — Сугуру прикурил новую сигарету, замечая, как старший вопросительно приподнял бровь. — Я имею в виду, что не каждый человек готов признать свои ошибки, и лишь десятки, если не единицы, готовы их исправлять. Тем более отказываться от многих благ жизни и идти тем же путем, что вы. Значит, ваш путь священнослужителя — путь искупления? — Нет, совсем нет, — Годжо казалось, что в последнее время в его жизни стало слишком много серьезных разговоров, и всё с появлением этого прекрасного, как раз в его вкусе, мужчины. — Я и не надеюсь на искупление, а лишь на то, что помогу другим их не повторить. — Я вас понял, — Гето затушил окурок в пепельнице и выдохнул последнюю порцию дыма в сторону. — Как насчёт сменить тему разговора, заказать ещё напитков и перекусить? — Грех отказываться от такого предложения, — священник сел ровно, ярко и заразительно улыбнувшись. — Особенно если за ужин платите вы. — Конечно, Годжо-сан, — Сугуру тихо рассмеялся. — Прошу вас, ни в чём себе не отказывайте. — Это вы зря сказали, — программист готов был поклясться, что в этот момент в глазах Сатору заплясали чертята. — Итак, я буду…

***

— Угу, — Мегуми кивнул, лёжа рядом с опекуном на кровати. — То есть всё настолько плохо? — Просто отвратительно, — Сатору тяжело вздохнул и раздраженно хмыкнул. — Я его знаю чуть больше недели, но это не отменяет того факта, что в мою голову лезут прескверные мысли, которых у священника быть не должно. — Подрочи, и станет легче, — Фушигуро пожал плечами, едва сдерживая смех. — Только так, чтобы я не видел, не слышал и даже не догадывался о том, что ты делаешь. Иначе у меня будет психологическая травма, и ты себе этого не простишь. — Ну Мегуми-и, — обиженно протянул Годжо, выпятив губы вперед, а после навалился на подростка, крепко обхватив его руками и ногами, не позволяя ему отстраниться. — Мне нужен совет, а не всякие непристойные предложения, которыми мне по статусу не пристало заниматься! — Это не предложение, дурная голова, это мой совет, — вскрикнул подросток, безуспешно пытаясь вырваться из своеобразных тисков. — Мне вот это всегда помогает! — Сын мой, — голосом отца-настоятеля заговорил старший. — Прилюбодеяние есть грех смертный. Я очень надеюсь на то, что ты никогда таким более заниматься не будешь. — Фу, — Мегуми едва сдерживал громкий смех, показательно закатив глаза. — Я же просил, чтобы ты так не делал. Мы же не на службе, и вообще, разве это не про измены в первую очередь? Сатору громко и довольно рассмеялся, всё так же не выпуская подростка из объятий. — Вот чего ты ржёшь? — продолжил подросток. — Это же, вроде, про секс с замужними женщинами, а я не то что с замужними, я вообще с женщинами не трахаюсь! — Рот тебе с мылом помою, — Годжо закатил глаза. — Но ты, если я верно знаю, пока вообще не трахаешься, если, конечно, вы с Юджи не перешли в горизонтальную поверхность сразу же, пропустив этап зажиманий и взаимолапаний везде, где только можно и не очень, перескочили этап с дрочками и прочими детскими шалостями. — Я говорил, что ты меня раздражаешь? — Фушигуро прикусил нижнюю губу, чувствуя, как щёки огнём горят от проступившего румянца. — Конечно, мой прекрасный ребенок, — священник кивнул, слишком довольно улыбаясь. — Слышу эти греющие душу и сердце слова каждый день. Так что, у вас с Итадори что-то было? — Мы не будем об этом говорить, — Мегуми начал краснеть сильнее. — Я не хочу это обсуждать, тем более с тобой. — Хочу знать всё в подробностях, — подопечный больше не вырывался, и это было хорошим знаком. — Давай, не томи! — Ты и в самом деле хочешь знать, как два подростка дрочили друг другу в соседней комнате? — парень выразительно посмотрел на мужчину, что казалось, что его недовольства и даже, в некотором роде, скептицизма можно было коснуться физически. — Извращенец. — Я семь лет живу монахом, — недовольно поджав губы, Сатору состроил несчастную мордашку. — Считай, что ты подал бездомному на вкусную, свежую, горячую булочку. — Говорю же, идиот, — парень забавно фыркнул, изображая из себя крайне недовольного сложившимися обстоятельствами человека, однако ему и в самом деле хотелось поделиться произошедшим, опекун слишком разбаловал его своим вниманием. — Ладно, я расскажу, только отпусти из этих твоих медвежьих объятий. Ещё пара минут, и я задохнусь, честное слово. — Отпущу только после того, как пообещаешь, что ты не сбежишь, — Годжо шутливо чмокнул парня в щёку. — Ещё раз так сделаешь — уйду в детский дом. — сурово сказал Мегуми, посмотрев на опекуна из-под упавшей на глаза чёлки. — Но если отпустишь сейчас — не сбегу. — Ты так строг к своему шикарному отцу, — священник шутливо захныкал, наконец отпуская парня. — Но я на тебя не злюсь, хотя ты и делаешь мне слишком больно. — Признаться честно, — Фушигуро устроился на кровати поудобнее, почувствовав свободу и гаденько улыбаясь. — Я делаю это намеренно, чтобы ты страдал. — Мелкая пакость, — Сатору довольно улыбнулся. — Горжусь тобой. — Знаю, — немного смущенно сказал Мегуми. — Так вот, о том разе…